Было два часа ночи, когда они впятером направились в сторону Актона в машине Тома. Клара смотрела в окно на темные, почти опустевшие улицы пригорода. Ее все еще пробирала дрожь, хотя Том включил отопление в машине на полную мощность. В атмосфере возрастающего напряжения они слушали, как спутниковая система навигации дурацким женским голосом давала указания, приближая их путешествие к неизвестному концу.
Клара засунула окоченевшие руки в карманы куртки, но почувствовав что-то острое, испуганно вытащила их наружу. Перед отъездом Мак отозвал их с Томом в сторону.
– Думаю, вы должны это взять, – сказал он, и Клара увидела у него в руке два небольших кухонных ножа.
Она отпрянула.
– Нет! Ты сошел с ума? Я не…
Но Мак с мольбой в голосе произнес:
– Мы не знаем, что она сделает, когда мы туда доберемся. Она опасная психопатка. Спрячь его в карман. Пожалуйста, Клара, на всякий случай, о’кей?
Клара посмотрела на Тома и после того, как он, пожав плечами, положил один из ножей себе в карман, нехотя сделала тоже самое.
«Вы у цели», – чинно проинформировала их система навигации, когда они, наконец, повернули на широкую улицу с отдельно стоящими вдоль дороги огромными домами. Клара просматривала номера на входных дверях погруженных в тишину зданий пока они медленно ехали вдоль улицы.
– Номер восемьдесят два должен быть там впереди, на углу, – сказал Том, припарковав машину и заглушив двигатель. Никто не двинулся с места.
Клара подумала, что когда-то этот район считался богатым. В каждом из этих громадных, мрачных домов викторианской эпохи жило по одной семье с прислугой. Теперь же у них был определенно запущенный вид, дома поделили на бесчисленные квартиры или жилые комнаты, с их стен облупилась краска, палисадники заросли – все это создавало ощущение быстротечности и неминуемого упадка. Где-то в конце улицы шумная вечерника была в самом разгаре, пьяные крики смешивались с музыкой, грохочущей из какого-то скрытого от из взора окна. Здесь же все было тихо и спокойно.
– Ну что же, – сказала Клара, нерешительно оглядывая остальных.
Дом под номером восемьдесят два, расположенный в конце улицы, выглядел убого даже по сравнению с остальными, его палисадник был завален мусором, на входной двери виднелось шесть звонков. Где-то близко на улице хлопнула дверь, заставив Клару подскочить, послышался стук шагов по асфальту, сопровождаемый глухим смехом, который быстро потонул в тишине. Пронеслась одинокая машина.
– Давайте проверим сначала запасной выход с другой стороны, – прошептал Том.
Как Зои и говорила, обогнув угол, они увидели небольшую практически пустынную парковку, где стоял потрепанный «рено» и мопед без переднего колеса. Клара кивком показала на запасной выход, рядом с которым была груда переполненных мусорных пакетов.
– Это, должно быть, дверь, которую упоминала Зои, – прошептала она. – Думаете, она действительно ведет в квартиру Ханны? – Клара поежилась при мысли, что они так близко к цели.
Они переглянулись.
– Слушайте, – сказал Мак. – Я думаю, на всякий случай, мне следует остаться здесь, снаружи. Я смогу ее остановить, если она решит бежать этим путем, и при необходимости вызвать полицию…
Том кивнул и посмотрел на Роуз.
– Ты тоже оставайся.
– Ни в коем случае! – ответила она. – Я так далеко зашла. Я хочу ее увидеть, поговорить с ней. Мне нужно это сделать, Том.
Том, казалось, собирался с ней спорить, но в итоге пожал плечами и кивнул.
– Тогда пошли, – сказал он.
Они вчетвером вернулись к главному входу, оставив Мака позади здания. На прощание Клара помахала ему рукой.
Было два сорок ночи. Они помедлили на нижней ступеньке крыльца. Во всем доме не горел свет, окна первого этажа были плотно занавешены. Нервно переглянувшись, они уставились на ряд звонков, под которыми к двери скотчем были прикреплены бумажные таблички с плохо читаемыми надписями, на первой из них черными потекшими чернилами было выведено «Квартира А».
Внезапно Том решительно поднялся по ступенькам и нажал пальцем на звонок квартиры на последнем этаже. Все затаили дыхание. Ответа не последовало, и рука Тома уже зависла над следующей кнопкой, когда домофон затрещал и щелкнул.
– Какого черта еще принесло? – прорычал низкий мужской голос.
– Извини, друг, – сказал Том, – Я думаю, что…
– Отвали или я звоню в полицию.
Послышался щелчок и домофон замолчал.
– Позволь мне. – Клара нажала на следующий звонок, и они замерли в ожидании. Никто не ответил. Потом на звонок под ним. Треск и заспанный женский голос с ямайским акцентом произнес: «Да, алле?» – Извините, – сказала Клара, – боюсь, дверь захлопнулась, а я забыла ключи дома, я живу на первом этаже. Мне очень жаль, но не могли бы вы…
Женщина неодобрительно цокнула языком.
– Твою ж мать.
Дверь зажужжала. Все вошли.
В подъезде они уставились друг на друга с выпученными глазами. Это был кошмар: сильно потертый, покрытый пятнами ковер, на полу кучи брошюрок с рекламой доставки еды и невостребованной почтой, на грязных стенах намалеваны граффити, несвежая краска, проступающая плесень, затхлый кислый запах. И в дальнем конце перепачканная обшарпанная дверь.
– Это, должно быть, она, – прошептал Том.
Клара повернулась к остальным. С трудом сглотнула.
– Действуем, как запланировали? – спросила она. – Встаньте сзади меня так, чтобы вас не было видно. – Все беззвучно кивнули и прижались к стене.
По спине у Клары пробежал холодок, когда она подошла к двери и постучала. Секунды текли в абсолютной тишине. Клара сжала кулак и вновь постучала, на этот раз сильнее. Она напрягла слух и ей показалось, что она слышит шорох изнутри.
– Ханна. – Хриплый звук вырвался из уст Клары. Она прочистила горло и постаралась говорить громче. – Ханна, это Клара.
Было тихо, но Клара ощущала, что Ханна стоит за дверью и прислушивается. Голос Клары задрожал, когда она сказала:
– Я одна. У меня в руке телефон и я могу в любую минуту позвонить в полицию. Я хочу поговорить.
И вдруг Ханна выкрикнула из-за двери:
– Уходи или я прикончу его. Убирайся отсюда ко всем чертям!
Клара с колотящимся сердцем сделала шаг назад. Когда они обсуждали эту ситуацию на кухне Мака, перебирая варианты, как заставить Ханну открыть дверь, план, на котором они в итоге остановились, показался им осуществимым. Но здесь и теперь, в нескольких дюймах от Ханны, он выглядел абсурдным, невыполнимым, как если бы они решили свалить дерево при помощи перочинного ножа. Если у нее сейчас не получится, что будет с Люком? Они, вероятно, тронулись рассудком, раз решили брать на себя такой риск. Она сделала глубокий вдох.
– Ханна, – сказала Клара. Мне все известно. Я знаю, что случилось с твоей мамой. Знаю, как она в действительности погибла.
Вновь тишина. Клара почувствовала, как ком подступил к горлу. И тут Ханна произнесла: «Ты врешь». Но вот оно, Клара была уверена – промелькнула слабая тень сомнения.
– Нет, – сказала она, – я не вру. Впусти. Я увижу Люка и расскажу, что произошло с Надей. Роуз открыла мне правду. Она рассказала, как на самом деле твоя мама погибла в ту ночь. – Клара не слышала ничего, кроме своего учащенного тяжелого дыхания. – Ханна, – повторила она, – открой дверь.
Ничего, только густая невозможная тишина.
– Твоя мама говорила о тебе перед смертью, – произнесла Клара. – Она что-то сказала Роуз, и, думаю, тебе будет это интересно услышать. Впусти меня, Ханна. Я одна. Я только хочу увидеть Люка.
Неожиданно это случилось: послышался щелчок замка. Клара на короткое мгновение прикрыла глаза, а когда открыла увидела перед собой Ханну. Секунду они смотрели друг на друга, а потом Том с силой отодвинул Клару так, что она отлетела, и грубо втолкнул обратно в квартиру Ханну, яростно вскрикнувшую от неожиданности.
– Чертовы суки, – прошипела со злостью Ханна, прежде чем Том схватил ее за горло и ударил головой о стену.
– Где мой брат? – прокричал он. – Где Люк? – Он затащил ее дальше в квартиру, другие зашли за ним следом.
Клара нащупала рукой выключатель, и все пятеро вздрогнули от внезапного холодного яркого света и, беспомощно щурясь, огляделись вокруг. Это была маленькая унылая квартира под стать подъезду, только здесь еще стоял отвратительный запах: едкий сигаретный дым пропитал за несколько десятилетий стены и воздух. Из узкой прихожей можно было попасть в гостиную, крохотную кухню и еще в три комнаты, двери в которые были закрыты.
– Люк? – крикнул Том. – Люк, где ты?
Глухой стук раздался из дальней комнаты, и Клара бросилась к ней.
– Он там, – воскликнула Клара, но когда она попробовала повернуть ручку, оказалось, что дверь заперта. Стук не стихал. Клара повернулась к Ханне. – Открой! Где ключ?
Ханна не пошевелилась, тогда Оливер подошел к двери и навалился на ручку всем своим весом, но она не поддалась. Он посмотрел на Ханну.
– Дай нам ключ, – сказал он.
Ее лицо растянулось в ухмылке.
– Да пошел ты.
– Прекрати, Ханна, – закричал Оливер. – Довольно! Это конец. Открой дверь.
– Нет, это не конец, – ответила она. – Этому никогда не будет конца.
Испустив крик отчаяния, Клара бросилась к другой двери – та была не заперта: девушка включила свет и оказалась в комнате с матрасом на полу, рядом стоял деревянный шкаф, наверху которого она нащупала ключ. Схватив его, Клара вернулась к запертой двери. Трясущимися руками она вставила ключ в замочную скважину, повернула и рывком открыла дверь. Комната была погружена в темноту, Клара щелкнула выключателем и вскрикнула от ужаса. На кровати с кляпом во рту, весь обмотанный толстой изолентой, лежал Люк, его глаза чуть было не вылезли из орбит, когда он испустил отчаянный приглушенный стон.
Клара застыла как вкопанная, и Роуз пробежала мимо нее. Обхватив сына руками, она заголосила: «Ох, мой дорогой, мой дорогой мальчик», следом зашел Оливер, он опустился на колени рядом с Люком и стал разрезать изоленту одним из ножей Мака, а потом тоже обнял сына. Когда Люка освободили от кляпа, он закашлял, сплюнул несколько раз и облегченно выдохнул. Он жутко выглядел: тощий, покрытый синяками, футболка перепачкана кровью, глаза впали, побледневший и осунувшийся, руки изрезаны ножом, раны сочатся. Когда Люк посмотрел мимо своих родителей в сторону Клары и произнес ее имя с облегчением и тоской, она очнулась от оцепенения и подошла к нему, крепко прижала к себе его исхудавшее тело и всё напряжение, все волнения и страхи последних недель ушли, и слезы хлынули большим потоком.
Потом, почувствовав, как он напрягся, Клара проследила за его взглядом и увидела, что он смотрит на стоящую около двери Ханну: Том крепко держал ей руки за спиной, но глаза Ханны блестели и ее почти лихорадило от восторга. Люк неуверенно встал на ноги, злость вызвала в нем прилив энергии, он прошел через всю комнату и встал рядом с Ханной.
– Ты, чертова сука, психопатка, – закричал он с раскрасневшимся от гнева лицом, – ты – долбаная злобная тварь!
Ханна рассмеялась.
– Спокойнее, спокойнее, Люк.
– Я убью тебя. Убью ко всем чертям!
– Ох, боже ты мой, прекрати распускать нюни, – сказала Ханна. – Я тебя кормила, не так ли? Ну, иногда… – Она вздернула брови. – Даже провожала тебя до горшка, когда было совсем невтерпеж.
Клара увидела, как Люк вспыхнул от унижения. И потом она сделала то, что раньше никогда не делала. Она подошла к Ханне и наотмашь ударила ее по лицу так сильно, что звук от пощечины эхом прокатился по комнате, а ее ладонь заныла от боли.
У Ханны перехватило дыхание, в ее глазах на мгновение загорелся злобный огонек, но она быстро пришла в себя, и ее лицо приняло насмешливое выражение.
– Наконец-то хоть у кого-то есть яйца.
Клара посмотрела на нее с отвращением.
– Что теперь? – спросила она. – Отправишься за свои дела в тюрьму. И какой в этом смысл?
– Какой смысл? – переспросила Ханна. – Это. – Она жестом показала в сторону стоявших перед ней Роуз и Оливера – отчаявшихся, сломленных. – Смысл в этом.
– Ты обещала оставить нас в покое, – сказал Оливер. – Мы заплатили тебе не одну тысячу, чтобы ты держалась подальше от Тома, подальше от всех нас. Ты сказала, что на этом все закончится.
– Ну да. Пока я вновь не встретила Люка.
– Где? – спросил Том.
Ханна вызывающе повела плечами.
– Я только вышла из реабилитационного центра – дерьмо собачье, куда меня отправили по решению суда после последнего ареста, – и попрошайничала около станции Лестер-сквер. И тут он появился, как подарок небес. Я сразу его узнала. – Ее лицо озарилось, словно это было одним из лучших воспоминаний. – Я проследила за ним до офиса, потом до дома, и прошлое снова нахлынуло на меня. – Она посмотрела на Оливера. – Что ты сделал, как отдал меня. И вот стою я там с протянутой рукой, уламываю незнакомцев, чтобы как-то сводить концы с концами, и думаю, интересно, как там поживает мой дорогой папочка?
Она помолчала, пристально глядя на Оливера.
– У меня вошло в привычку всюду следовать за ним и я кое-что раскопала. – Она посмотрела на Клару и расхохоталась. – Выяснилось, что милый Люк не такой уж пай-мальчик, не так ли? Выяснилось, что он трахает офисную шлюшку. И я подумала, вау, яблочко от яблони недалеко падает, да? – Она вновь уставилась на Оливера. – Я поняла, он как ты: прикидывается благопристойным честным парнем, а на поверку оказывается отвратительным, мерзким ублюдком. Чертов грязный манипулятор! – Она улыбнулась. – Что отец, что сын.
Воцарилось гробовое молчание. Вся веселость сошла с лица Ханны, не спускающей глаз со своего отца.
– Это меня действительно взбесило, – сказала она спокойно. – Я как будто вернулась в прошлое. И я стала посылать ему сообщения, издеваться над ним, давая понять, что я за ним наблюдаю, что мне известно какой он человек, и через какое-то время я поняла, что могу убить трех зайцев одним выстрелом: воздать Люку по заслугам, получить еще немного деньжат от тебя, папочка, но, самое главное, – она посмотрела на Роуз, и выражение ее лица, ледяная ненависть во взгляде заставили Клару содрогнуться, – самое главное – отплатить тебе, убийца сраная, той же монетой.
Роуз побледнела.
– О чем ты говоришь?
– Я могла оставить тебя в покое на несколько лет, но я никогда не забывала о том, что ты сделала. Ты убила мою маму, забрала ее у меня – так почему бы и мне не забрать что-нибудь у тебя? Почему бы Люку не умереть – это все, чего ты заслуживаешь.
– Ты собиралась его убить, – прошептала Клара, осознание того, что они едва не потеряли Люка, пробрало ее, как прикосновение холодного щупальца.
Прежде, чем Ханна успела ответить, Роуз прокричала:
– Я не имею никакого отношения к смерти твой матери! Она спрыгнула!
– Чушь собачья! – Взгляд Ханны был полон отвращения. – Она бы меня не оставила. Я – все, что у нее было. Ты последней видела ее в живых. Ты убила ее.
Роуз сделала шаг к Ханне.
– Послушай меня! Твоя мать была разгневана, не контролировала себя! Она была серьезно больна, она сама спрыгнула.
– Я тебе не верю.
– Где моя дочь? – безнадежно спросила Роуз. – Ты знаешь, где она, что с ней случилось? Скажи, где Эмили, ради всего святого!
– Она мертва, – последовал торжествующий ответ. – Всё так! Умерла так же, как и моя мама – сброшена пинком под зад в море.
С лица Роуз сошли все краски.
– Нет… – Она покачала головой: – Нет… я тебе не верю. Я знаю, ты лжешь.
Ханна засмеялась.
– Я ей сказала, что встречу ее на скале в Данвиче. Сказала, что хочу пойти туда и вспомнить свою маму. – Она насмешливо улыбнулась. – Она казалась себе такой благородной, когда сопровождала меня туда, стояла рядом с бедной покинутой сестрой, которую раньше не знала, отказавшись от родителей, отправившись в самостоятельное плавание, чтобы кому-то что-то доказать. Господи, ее просто распирало от этого чувства – обыкновенная лицемерная сука! Скажем начистоту: я оказала миру большую услугу. Но, как бы то ни было, теперь ты знаешь. Красиво, правда? – Она посмотрела на Роуз и Оливера. – Ваша дочь и моя мама нашли последнее пристанище в одном и том же месте. Как поэтично, не правда ли?
Роуз с ужасом уставилась на нее.
– Нет, – прошептала она. – Это неправда.
Оливер, который до этого хранил ошеломленное молчание, вдруг закричал:
– Тела не было! Если бы ты говорила правду, ее тело рано или поздно вынесло бы на берег.
Роуз обернулась и посмотрела на него с надеждой.
– Да, – произнесла она. – Правильно. Тела не было. Его бы нашли, так? Тело бы нашли.
Ханна хохотнула.
– Ну, может, на каком-нибудь удаленном пляже и есть маленькая кучка костей Эмили. Черт его знает, да и какая разница?
– Я тебе не верю, – вновь заголосила Роуз. – Ты врешь. Тело бы нашлось. Нашлось бы!
Ханна задумчиво посмотрела на нее.
– Знаешь, она тебя звала. Падая, как только поняла, что умрет. Звала свою мамочку, как маленький ребенок. Роуз, а я… звала свою, когда ты ее убивала? Я тоже?
Лицо Оливера перекосило от ненависти и отчаяния.
– Она спрыгнула. Твоя мама сама спрыгнула. – И он разрыдался, содрогаясь от боли; в это время Том достал телефон и вызвал полицию.