3
Тождество
ДУШ ОНИ НЕ НАШЛИ, зато по пути обнаружилась забегаловка с блинчиками. Бонни набросилась на свою порцию, как голодный зверь, но не съела и половины – похоже, ей и этого было предостаточно. Она с сожалением посмотрела на остатки огромной золотистой стопки на тарелке. Клайд, не сводя взгляда со своей спутницы, проглотил все блинчики до последнего и запил тремя стаканами молока. Бонни очень настойчиво предлагала заплатить за них обоих, и он решил уступить. Если она действительно Бонни Рэй Шелби, денег у нее должно быть предостаточно. Но есть за ее счет Клайду было неприятно. Он тут же почувствовал себя маленьким и слабым – совершенно невероятное ощущение при росте под метр девяносто. Оно напомнило Клайду о временах, когда при виде несправедливости он предпочитал отвернуться и промолчать, чтобы самому лишний раз не попасть под удар. Это ощущение ему не нравилось, поэтому он мысленно пообещал себе, что больше никогда не позволит Бонни платить за еду.
После завтрака они нашли «Волмарт». Бонни металась между полками, хватая все подряд, пока Клайд не сказал ей, что багажник не резиновый. Тогда она посмотрела на содержимое корзины с таким же сожалением, с каким смотрела на недоеденные блинчики, и выложила часть. Впрочем, Бонни все равно вышла из магазина с кучей пакетов: в них были джинсы, футболки, еще одна шапочка и пуховик, белье, на которое Клайд старался не обращать внимания, и еще множество женских штучек, при виде которых он порадовался, что родился мужчиной. Еще она взяла пару спортивных сумок, в которые затолкала покупки, прежде чем забросить их на заднее сиденье. Для девушки, которая меньше двенадцати часов назад пыталась покончить с собой, Бонни вела себя слишком уж весело и беззаботно. Это беспокоило Клайда даже больше, чем то, что за ним, судя по всему, увязалась беглая поп-звезда, которая по необъяснимым причинам полностью ему доверяет.
– Остался последний пункт, – сказала она, глядя на Клайда так, будто не сомневалась, что он ей непременно откажет. Тот в ответ только вздохнул. – Вон там есть салон. – Она показала на торговые ряды напротив «Волмарта», где виднелась вывеска парикмахерской «Быстрые ножницы». – Мне нужно привести в порядок волосы. Не могу же я все время ходить в шапке.
Было уже девять утра. На завтрак и покупки ушло три часа, а до этого они еще два часа ехали.
К тому же Клайд провел за рулем всю ночь. Он уже начинал злиться и думал лишь о том, как бы доехать до ближайшего дешевого отеля и завалиться спать на целых восемь часов. Но, если сейчас немного вздремнуть, станет полегче.
– Ладно. Иди стричься, а я пока часок посплю.
Клайд остановил машину возле салона и заглушил двигатель. На парковке было пусто. Хорошо. Значит, Бонни управится быстро.
– Ты же не уедешь, пока я там? – спросила она, едва коснувшись ручки дверцы.
– Не уеду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Бонни закусила губу, вглядываясь в глаза Клайда, словно пытаясь понять, можно ли ему верить.
– Отдашь мне ключи? – Ее слова прозвучали так тихо, что он сначала даже не поверил, что правильно их расслышал.
А потом едва не рассмеялся. Девчонка-то, оказывается, с характером. Клайд достал ключи из замка зажигания и вложил ей в руку.
– Держи. Иди уже. Я тебя дождусь. Ты купила бензин – считай, заплатила за проезд. Без тебя не уеду.
Бонни благодарно улыбнулась, бросила ключи в сумочку и молча вышла из «Блейзера». Клайд опустил спинку кресла, скрестил руки на груди и почти мгновенно заснул.
Примерно через час его разбудили взволнованные голоса. На тротуаре возле «Быстрых ножниц» собралась группка женщин.
– Бриттани говорит, что она там!
– По-твоему, такая, как она, пришла бы сюда стричься?
– Не знаю, но Бриттани уверена, что не ошиблась!
Подружки прильнули к окнам, пытаясь рассмотреть внутри что-то, чего не было видно через большие стеклянные двери заведения. Спустя секунду на парковке рядом с «Блейзером» остановился белый фургон с логотипом четвертого канала на боку и спутниковой тарелкой на крыше.
– Твою ж мать, – выдохнул Клайд, наконец сообразив, что происходит: это из-за нее, Бонни Рэй, вокруг собралась толпа зевак. В десять утра, всего час пробыв в салоне, она умудрилась собрать вокруг себя толпу. Все, побег накрылся.
Клайд открыл дверь, наклонился, засунул руку под «Блейзер» и пошарил в поисках коробочки с ключами, которую закрепил там на всякий случай. Она нашлась почти сразу. Он завел машину и незаметно отогнал ее от дешевой парикмахерской. Никто из зевак не обратил на него внимания. На секунду Клайд задумался, не лучите ли уехать. Ему не хотелось ввязываться во все это. Но Бонни оставила сумки на заднем сиденье и заплатила за бензин. И потом, он обещал ей, что не уедет.
Клайд стукнул кулаком по рулю, злясь на собственную совесть. Ну и что? Захочет – купит себе еще две сумки тряпок. И он ей на самом деле не нужен. И вообще, она втянет его в неприятности. А Финн Клайд по горло сыт неприятностями, которые свалились на него за последние семь лет. Но ведь он обещал, что не уедет!
Клайд снова выругался, но все же объехал торговые ряды и остановился у въезда в переулок позади павильонов. Здесь еще не было ни зевак, ни телекамер, но он знал, что это ненадолго. Не один Клайд такой умный. Если припарковаться в переулке, его очень быстро запрут фургоны телевизионщиков. К тому же, пока «Блейзер» стоит здесь, он перегораживает поворот. Клайд выскочил из «шевроле» и побежал вдоль рядов, отсчитывая двери, на ходу вычисляя, какая из них ведет в салон. Дверь оказалась закрыта, и он заколотил по ней, выкрикивая:
– Бонни!
Ему открыли почти сразу, как будто кто-то с той стороны ждал стука. Девушка плотного телосложения с волосами, похожими на мех скунса, прижимая к уху телефон, окинула Клайда настороженным взглядом, а потом высунула голову наружу, осматривая улицу за его спиной.
– Вы с Пятого канала? – спросила она, недоверчиво приподняв нарисованные брови. – А где камера? У меня обещали взять интервью для новостей.
Клайд оттолкнул ее и ворвался в салон. Пнув ведро со шваброй, стоявшее на пути, он распахнул еще одну дверь и оказался в большом помещении. Вдоль одной стены стояли раковины и табуретки, вдоль другой – столики с зеркалами и креслами. Бонни сидела лицом к своему отражению. Судя по всему, она была единственной посетительницей. Ее голову теперь украшала шапочка темных, коротко остриженных волос. Увидев в зеркале Клайда, Бонни широко раскрыла глаза в изумлении. Девушка, сушившая ей волосы, беззаботно болтала, перекрикивая гул фена. Не исключено, что обе ничего не знали о толпе, собравшейся на улице. С места, где сидела Бонни, не было видно, что творится за окном.
– Клайд? – едва слышно произнесла она.
Тот в несколько шагов пересек помещение, сорвал с Бонни черный фартук и выдернул ее из кресла.
– Кажется, кто-то обзвонил подружек и рассказал им, что некая известная певица решила постричься, – коротко объяснил Клайд.
Бонни молча схватила сумочку, вытащила несколько купюр и бросила их испуганной, заикающейся парикмахерше, которая все еще сжимала в руке ревущий фен.
– Это не я, – пискнула девушка, пытаясь собрать падающие купюры, но вместо этого раздувая их в разные стороны.
– Выйдем через черный ход. – Клайд схватил Бонни за руку, и они кинулись в подсобку.
Девица-скунс широко раскинула руки, пытаясь преградить им путь.
– Сюда нельзя! Это незаконно! – отчаянно заверещала она, вцепившись в руку Клайда, когда тот уже вырвался на улицу.
Он толкнул Бонни вперед и стряхнул с себя цепкие пальцы, но девица снова попыталась схватить его. Клайд увернулся, резко взмахнув рукой, и услышал звук удара. Поняв, что случайно задел работницу салона, он в ужасе оглянулся. Девица, покачиваясь, отшатнулась, прижимая ладонь к щеке.
– Ты меня ударил! – закричала она.
– Клайд! Бежим! – Бонни потянула его за собой. – Клайд!
Работница парикмахерской наклонилась, чтобы подобрать упавший телефон. Похоже, она не настолько пострадала, чтобы упустить шанс сделать пару снимков или позвонить кому-нибудь еще. Клайд повернулся и побежал вслед за Бонни к началу переулка, где стоял «Блейзер». Как раз в тот момент, когда они запрыгнули на переднее сиденье, из-за угла появился фургон Пятого канала, который так ждала работница салона. Бонни захлопнула дверь и уткнулась лицом в колени, а Клайд надавил на газ, резко свернул направо и полетел по улице.
– Что это за хрень? – прошипел он, не в силах поверить, что существуют новостные каналы, готовые выслеживать кантри-певицу в салонах красоты. Неужели так бывает всегда, стоит Бонни показаться на людях?
– Просто гони не глядя, Клайд! – глухо произнесла она, не поднимая головы от коленей.
Он подчинился, сворачивая на углах так резко, что скрипели тормоза, и выбирая улицы поуже, пока не почувствовал, что его немного укачало. К тому же Клайд понятия не имел, где они сейчас находятся. Бонни уже не прятала лицо, но в ее широко раскрытых глазах застыл испуг. Дрожащими руками она пригладила недавно уложенные волосы. Похоже, Бонни и сама не понимала, что происходит. Клайд был бы рад пообещать, что не даст ее в обиду. Но вместо этого он молча продолжил кружить по лабиринту улиц, пока не выехал обратно на шоссе.
– Прости меня, Клайд. Я должна была это предвидеть, – внезапно сказала Бонни. – Я-то думала, что все хитро провернула. На всякий случай заперла дверь салона, когда вошла. Там замок просто поворачивался. Никто не видел, как я его защелкнула. Подумала, оставлю большие чаевые за то, что лишила их других клиентов. Но я никак не ожидала, что меня узнают. Поверить не могу! Наверное, из-за толстовки. Надо было переодеться.
– Если бы ты не заперла дверь, вся толпа успела бы вломиться в салон. Повезло, что вторая парикмахерша ждала журналистов у задней двери. Ей пообещали интервью. А что, с тобой всегда так, стоит выйти на улицу?
Бонни помотала головой.
– Нет. Не всегда. Не понимаю, с чего все это. Когда меня где-то ждут, конечно, собирается толпа. Или если место совсем уж людное. Но обычно это поклонники, а не телевизионщики. Репортеры за мной бегают только на важных мероприятиях и больших тусовках.
Бонни выпрямилась, опустила солнцезащитный козырек и посмотрела на свое отражение в зеркале, однако почти сразу отвела взгляд и откинула козырек назад. Ее волосы теперь были острижены под мальчика и имели шоколадный оттенок. Короткие неровные пряди в стиле «пикси» обрамляли большие темные глаза. В Бонни уже трудно было узнать девушку, которую Клайд видел в ролике на «Ютубе»: там она скакала по сцене с копной светлых локонов на голове, размахивая одной рукой и сжимая микрофон в другой.
– Кажется, репортеры не успели ничего сфотографировать. Думаю, мы вовремя смылись. Они, может, и не поняли, что это я в «Блейзере», – с надеждой в голосе произнесла Бонни. Она наконец посмотрела на Клайда – впервые с тех пор, как они оторвались от преследователей.
Он встретился с ней взглядом и увидел, как надежда вновь сменилась страхом. Вдруг Бонни услышала вопрос:
– Так что случилось вчера вечером?
∞
– Ты не хочешь меня где-нибудь высадить, Клайд? Я пойму, – произнесла я, внезапно смирившись с дикостью всей этой ситуации. Я нащупала в бабулиной сумке телефон и увидела, что количество пропущенных звонков и сообщений выросло до пугающих масштабов. – Я позвоню Медведю и скажу, где меня искать. Он меня заберет, а ты сможешь спокойно ехать дальше.
– Кто такой Медведь?
– Официально? Мой телохранитель. Неофициально – мой друг.
– Тогда почему ты вчера не уехала с Медведем?
– Он бы меня не пустил. Ты же помнишь, вчера я поддалась унынию и усталости и хотела умереть. А сегодня… сегодня я чувствую, что меня все достало, я очень зла и хочу убить кого-нибудь другого. – Эта фаза мне нравилась намного больше. – Медведь приедет за мной, стоит только позвонить. Но он не поможет мне сбежать. Станет меня отговаривать, постарается подбодрить, как всегда, скажет, что мне просто нужно время…
– Время? Для чего? – снова встрял Клайд, а я опять попыталась ускользнуть от ответа.
– Время лечит любые раны, верно? Так ведь говорят? У нас в Грассли жила старуха, ее называли Энни с Аппалачей. Она всегда повторяла: «Раны-то оно лечит, но пластической операции от него не жди».
– Какие раны, Бонни?
– Ты что, хочешь послушать нытье несчастной поп-звезды?
– Ага. Хочу.
– Хорошо, Клайд, покажу тебе свои раны, но только если ты покажешь свои. Начнем с твоего имени. Честно говоря, я уже привыкла к Клайду, но хотелось бы знать имя, чтобы я потом могла прислать тебе цветы и открытку со словами благодарности. Все же ты меня не бросил в этом проклятом салоне с женщиной-скунсом, хотя у тебя, как я поняла, были вторые ключи и ты мог в любой момент уехать.
Я вытащила ключи, что он дал, из бабулиной сумочки и кинула их Клайду. Он поймал их на лету, почти не глядя, и бросил в пепельницу, которая служила универсальным хранилищем фантиков, монеток и даже крышечек от бутылок.
– Финн. Меня зовут Финн.
– Типа Гек Финн?
– Инфинити. Типа «бесконечность».
– Инфинити?! Родная мама назвала тебя Бесконечность Клайд? – Я была в шоке. Ну точно, мать его ненавидит. Это чуть ли не хуже моего собственного имени.
– Нет. Это отец придумал. Мама выбрала имя для брата, ну а папе пришлось искать для меня, и в кои-то веки мать не стала спорить. Но оба все равно звали меня Финном.
– Так почему Инфинити?
– Я родился восьмого августа. Две восьмерки. Мой отец математик. Решил, что восьмерки – это знак. А цифра восемь похожа на знак бесконечности, так что…
– Bay! А я-то думала, это у нас в семье имена дурацкие! Моего старшего брата зовут Кэш в честь Джонни Кэша, среднего – Хэнк в честь Хэнка Уильямса, а сестру звали Минни в честь единственной и неповторимой Минни Перл.
– А Бонни Рэй откуда?
– Меня назвали в честь обеих бабушек. – В моем голосе невольно зазвенела обида, и я помотала головой, словно могла стряхнуть это чувство. – Бонита и Рэйна. В свидетельстве о рождении и в правах у меня написано «Бонита Рэй Шелби». К счастью, Бонитой меня никто никогда не называл.
– Ну ладно, я рассказал про Финна. Теперь твоя очередь, – потребовал он.
– Как скажешь, Гекльберри, – ответила я с нахальной улыбкой, радуясь, что с таким именем его будет легко дразнить. Может, потому он и представлялся Клайдом. – По знаку зодиака я Рыбы, люблю долгие прогулки на пляже, закаты и романтические ужины.
Клайд вздохнул и покачал головой. Моя ирония его не впечатлила.
– Ты сказала, что твою сестру звали Минни. А теперь ее так не зовут?
Улыбка сползла с моего лица. Слишком трудно было бы ее удержать.
– Она была и всегда будет Минни, но в октябре прошлого года она умерла. – Я пожала плечами, как будто время уже исцелило эту рану и не оставило уродливого шрама, вопреки заверениям старой Энни.
– Понятно. – Клайд не стал говорить слова соболезнования. Он просто уставился на дорогу, и только тогда я заметила, что мы уже вернулись на шоссе. По обе стороны стеной проносились деревья, так что в поле зрения оставались лишь мы сами, дорога за спиной и бегущая вперед бесконечная черная лента шоссе.
– Ты что, по-прежнему готов взять меня с собой? – изумилась я.
– А ты этого хочешь?
Я снова посмотрела на него, пытаясь понять, нет ли в его словах двойного смысла, какого-то подвоха, который я не заметила, сигнала тревоги, призывающего меня свернуть с пути, пока не поздно.
– Финн! – Мне понравилось его имя. Оно казалось одновременно странным и очень подходящим. Это было причудливое имя, которому самое место в сказке про Питера Пэна. Сам же Финн Клайд, широкоплечий, заросший щетиной, немного пугающий, совсем не казался причудливым. И все же его имя удивительным образом сочеталось со всем этим.
– Да? – отозвался он.
– На самом деле я не хочу умирать.
Клайд перевел взгляд с дороги на меня, внимательно всмотрелся в мое лицо, а потом опять уставился вперед.
– Я просто потеряла желание жить, – объяснила я. – Но мне, возможно, удастся его вернуть. Просто нужно сменить обстановку, понять, кто я такая и чего хочу. Поэтому – да, я хочу поехать с тобой.
Финн коротко кивнул, и на несколько минут повисло молчание.
– Твоя сестра… она была старше или младше тебя? – спросил он.
– Младше. На один час.
Финн резко повернулся ко мне. Его лицо выражало шок.
– Что? Мы близняшки, – объяснила я, озадаченная его реакцией.
– Идентичные? – Голос Клайда звучал как-то странно.
– Да. Зеркальные. Слышал про такое?
Финн кивнул, но выражение его лица стало совершенно непроницаемым, и я подумала, что стоит, наверное, объяснить.
– Если мы вставали друг напротив друга, то как будто смотрелись в зеркало. У нас все было в точности противоположно. Видишь родинку у меня на правой щеке? – Я коснулась ее пальцем, и Финн невольно уставился на мое лицо. – У Минни была точь-в-точь такая же, в том же месте, только на левой. Я пишу правой рукой, Минни писала левой. У нас даже пробор на голове был зеркальный. Мы об этом особенно не задумывались, пока в старшей школе не началась биология. В учебнике была целая глава про близнецов. Мы очень удивились, когда узнали, что для нас есть специальное название.
– Зеркальные близнецы, – тихо произнес Финн.
– Ага, – кивнула я. – У всех идентичных близнецов яйцеклетка делится пополам, у зеркальных тоже, но позже, чем обычно. Намного позже. Из правой половинки получается один близнец, из левой – второй. – Я прекрасно помнила, что было написано в учебнике. Я была половинкой. Мы с Минни составляли единое целое. Разве такое забудешь?
– Как она умерла?
Я отвернулась к окну и решила выложить все как есть.
– Минни умерла от лейкемии. Болезнь обнаружили, когда нам было пятнадцать. В какой-то момент она даже поправилась. Наступила ремиссия. А два года назад ей опять стало хуже, вот только вся семья делала вид, что ничего страшного не происходит, чтобы я продолжала петь, ездить на гастроли и зарабатывать деньги. Это была моя обязанность – зарабатывать.
– Тебя не было рядом, когда ее не стало? – Финн говорил тихо, почти трепетно.
– Не было, – ответила я без всякого выражения, глядя в окно и надеясь, что проносящиеся мимо деревья сметут бурю чувств, закипавшую под жесткой коркой слов. – Мне сказали только после похорон. Неделя прошла. Я, видишь ли, была на гастролях. Бабушка не хотела, чтобы я отменила концерты. Речь игла о больших деньгах. Билеты были раскуплены, инвесторы уже вложились. Ясно же, что это намного важнее, чем похороны Минни и мои чувства.
Ярость внезапно вернулась, и я резко втянула воздух ртом, чтобы погасить гнев в груди. Но всем известно: чтобы потушить огонь, нужно лишить его кислорода. Воздух, наполнивший мои легкие, только раздул пламя. Захлебываясь злобой, боясь повернуться, я запоздало зажала рот рукой. Может, у меня из ушей уже повалил дым. Ярость обжигала, и я принялась остервенело крутить ручку на двери «Блейзера», чтобы опустить стекло. Ледяной воздух ворвался в салон, покусывая меня за щеки. Клайд ничего не сказал, не попытался перекричать шум, жалуясь на холод. Я закрыла глаза, представляя, как ветер уносит меня прочь. Но стоило мне высунуть голову в окно, и с меня тут же сорвало шапочку Медведя. Она полетела по шоссе, и я поняла, что потеряла ее окончательно – точно так же, как Минни.
Мне вдруг захотелось выбросить из окна остальные вещи. Похватать все, что попадется под руку, и вышвырнуть из машины. Словно это помогло бы мне освободиться. Примерно так же я себя чувствовала, когда уродовала собственные волосы в гримерке. Но я знала, что этого делать нельзя. Я не могу просто так выкинуть только что купленную одежду. И вещи Финна тем более. Нужно взять себя в руки. Я вцепилась в ручку и начала крутить ее в обратную сторону, следя за сужающимся просветом, вслушиваясь в затихающий рев ветра. Наконец окно закрылось, и шум исчез. Я покосилась на Финна. Тот смотрел прямо вперед и ждал. Я пожала плечами.
– Ба заявила, что скрыла от меня это, потому что Минни в любом случае не вернуть. Так какой смысл мне плакать на похоронах? – Я и сейчас не плакала. – Сказала: мол, мы все понимали, что это произойдет, и успели сто раз попрощаться. Но я-то не попрощалась. Не успела. – Я с гордостью отметила, как спокоен мой голос.
Клайд вел машину, никак не реагируя на мой рассказ, но я чувствовала, что он внимательно слушает, и это заставило меня продолжить.
– Когда мне сказали, я закатила истерику, достойную самой капризной поп-принцессы. Ломала все вокруг, кричала, рыдала, повторяла бабуле, что ненавижу ее и никогда не прощу. И я действительно не простила. Потом я собрала чемодан и поехала домой в Грассли. Бабуля меня не остановила. Она специально дождалась каникул в честь Дня благодарения, когда у меня был перерыв в концертах. Я восемь месяцев не была дома, а когда приехала, не нашла там никого, кроме мамы. Папа ушел от нее, Кэш сидел в тюрьме, Хэнка только что в очередной раз выпустили из наркоизолятора, и он поселился в доме бабули в Нэшвилле. А Минни была в могиле.
Я провела с мамой неделю. Держалась она очень неплохо. Сказала, что папа нашел квартиру в Нэшвилле недалеко от бабулиного дома и наконец исполняет свои мечты. Здорово, а? Полагаю, все это тоже за мой счет. Я с десяти лет обеспечивала семью, но теперь вижу, что я им всем чужая. С братьями я никогда особенно не ладила. Кэш еще ничего, но Хэнк меня всегда пугал. Особенно когда был под наркотой. Его вообще только бабуля терпит. Это потому, что они оба ужасные люди. Я жила ради Минни, ну и родителей, пожалуй.
Я пожала плечами, словно говорила о какой-то не имеющей значения чепухе.
– К концу каникул я снова превратилась в послушную девочку Бонни Рэй и вернулась к гастролям. На Рождество, вместо того чтобы съездить домой, я продолжила работать. И вот вчера вечером тур наконец закончился.
– Значит, твои родители разошлись?
– Ага. – Я прислонилась головой к окну. – Несколько дней назад я узнала, что мама завела бойфренда и тот переехал жить к ней. Полагаю, всем нам пора идти дальше своей дорогой. Вот только… Получается, все, ради чего я трудилась, оказалось фальшивкой. Понимаешь? С деньгами все проще, они могут изменить твою жизнь. Вот только людей не переделаешь. И Минни я спасти не смогла, и семью не сохранила.
– Поэтому ты решила прыгнуть с моста?
– Возможно. Не знаю. Вчера я просто сорвалась. Бабуля устроила мне сюрприз во время одной из песен. Думаю, это и стало последней каплей.
– Что за сюрприз?
– Ба заказала слайд-шоу. Фотографии Минни, наши общие снимки, кадры ее последних дней. И все это показали на экране во время исполнения песни «Ничего не осталось».
Клайд пробормотал ругательство, совсем тихо, но это выражение сочувствия растрогало меня.
– Я не смогла петь.
Да уж, не смогла. Я просто застыла, уставившись на огромный экран. В этот момент у меня не осталось ничего своего. Бабуля все у меня отняла. До последней крохи. Прямо как в песне. А я ей это позволила.
– И что ты сделала? – спросил Клайд.
– Ушла со сцены. За кулисами, как обычно, ждали Медведь с бабулей. Я объяснила, что мне плохо и я больше не могу петь. Все равно концерт почти закончился. Ба решила, что мой поступок придал моменту особую значимость. Сказала, зрители поймут.
Внутри снова стало горячо, и я тяжело задышала. Пришлось замолчать и откинуться на спинку сиденья, чтобы взять себя в руки. Я несколько раз пригладила волосы. Короткие пряди, словно улики, напоминали о том, что осталось рассказать. Немного успокоившись, я продолжила:
– Медведь отвел меня в гримерку, а потом угнел, чтобы решить какие-то вопросы, связанные с безопасностью. Ба, наверное, вышла на сцену, чтобы извиниться за меня. Не знаю, если честно. Я тем временем остригла волосы, натянула толстовку, схватила бабулину сумочку и ушла. И вот я здесь.
– Ты забрала бабулину сумку?
Я рассмеялась. Этот смех, как иголка, проткнул разросшийся вокруг меня пузырь гнева. Мистер Финн Клайд выслушал мою историю, и все, что его волнует, – это украденная сумочка?
– Угу. Пришлось. Моя-то осталась в нашем автобусе. – Я подняла с пола сумочку и начала вытаскивать из нее все. Бабулин телефон, чеки, кошелек, набитый сверкающими кредитками. – Я попала в шоу-бизнес несовершеннолетней, мои деньги всегда находились под контролем бабули. Все мои счета открыты совместно с ней, я так и не забрала у нее доступ.
Я не сомневалась, что она пополняет все эти кредитки с моих счетов. Поэтому я без зазрения совести расплатилась одной из них в «Волмарте» и на заправке.
– Наверное, будет лучше вернуть ей сумку. Что скажешь? – Я снова опустила стекло и вышвырнула этот дорогой дизайнерский аксессуар на дорогу.
Кошелек и наличные, разумеется, остались у меня. И «Тик-так» – оранжевый, самый вкусный.
– Наверное, надо сообщить ей, что со мной все в порядке. Но как же я ей позвоню, если ее телефон у меня? – Я рассмеялась, как будто это был безумно смешной прикол. Бабулин смартфон завибрировал прямо у меня в руках, словно смеясь вместе со мной, и я чуть не уронила его. Что ж, похоже, пора разобраться и с этим.
– Алло-о? – нараспев произнесла я в трубку.
– Бонни Рэй?
– Ба звонит! – сообщила я Клайду, как будто была рада ее слышать.
– Бонни Рэй? С кем ты? Где ты?
– Ой, бабуль, я с Клайдом! Ты же слышала про Бонни и Клайда?
– Бонни Рэй, немедленно ответь, где ты!
– Послушай, бабуль, тур закончился. Я взрослый человек, и у меня сейчас творческий отпуск. Тебе придется отстать от меня на какое-то время. И знаешь что, ба? Ты уволена! – С этими словами я «вернула» ей телефон тем же способом, что и сумку.
