ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
С черного хода
— И что было дальше? — спросила Катя, с интересом слушая мой рассказ.
— Понятно, что председателем оказался тот рыжий, который встретился мне в лесу, — ответил я. — Он мне еще должен был за раскаленную гильзу, которую за шиворот уронил. Побеседовали…
Я мельком глянул на разбитые костяшки пальцев. Хвастаться было особенно нечем — рыжий оказался крепким противником, тренированным, опытным. И по-добру говорить со мной не захотел. В общем, злая у нас вышла стычка. Слишком злая. Я даже пару раз по физиономии схлопотал. Но прав был герой Бодрова в фильме «Брат-2» — с кем правда, тот и сильнее. Когда мне надоела кулачная дуэль, я запустил рыжему в голову хрустальной пепельницей и вырубил его минуты на полторы. Этого было достаточно, чтобы хорошенько связать его проводом от компьютера.
— И что? — Катя хотела поскорее выяснить главное.
— А вот что, — улыбнулся я, аккуратно доставая небольшой сверточек из кармана. — Только осторожно, не рассыпь эту гадость.
В свертке была шкатулка с пятью дозами «вони». С пятью билетами в неизвестное. С пятью отмычками от потайной дверцы в сферу взаимодействия.
— «Вонь»? — принюхалась Катя к едкому запаху, похожему на запах застарелой мочи.
— Она самая.
— И что ты собираешься с ней делать?
— Опробовать.
— Это понятно, — усмехнулась Катя. — Ну а конечная цель в чем?
— Достать Кирилла.
— А дальше?
На самом деле я не очень представлял, как провернуть это дело, но признаваться в этом было неловко. Нет, общий план у меня был, конечно, но в нем оставалось несколько тонких моментов, пока неразрешимых. Например, как проникнуть на Базу, если там и двери-то настежь не открывают? Кроме того, оказаться в сфере взаимодействия без оружия — хуже некуда. Причем оружие должно быть не купленное на рынке за пятьсот долларов, которых у меня все равно сейчас не было, а нечто солидное, чем можно было бы остановить «бродило» или рейдер, окажись они на моем пути. С другой стороны, после взрыва Моста обстановка там должна успокоиться, и «бродилы» по лесу шастать не будут. На это очень хотелось надеяться.
— Не знаю, — вздохнул я. — Но как бы там ни было, я этот порошок намерен употребить. Причем прямо сегодня.
— Один?
— Что? — я никак не ожидал такого вопроса.
— Ты один собираешься туда отправиться?
Я не сразу нашелся с ответом, из-за чего получилась неловкая пауза.
— Вообще-то да. Там надо иметь специальную подготовку.
— А… — протянула Катя, причем таким тоном, от которого мне стало не по себе. — Специальную, говоришь? Ну ладно. Валяй.
— Ты что, обижаешься?
— Нет. Можешь хоть все сожрать за один присест.
— Э… Погоди, Кать!
— Отвали! — она насупилась и скрылась на кухне.
Но что я мог сделать? Точнее, что бы она делала в сфере взаимодействия, когда я сам еще представления не имел, что буду делать? Хотя если так, то какая в данном случае между нами разница.
— Слушай, — донесся с кухни ее голос. — А там трахаться можно? Ну, в сфере взаимодействия? Может, у тебя там свидание?
— Блин, ты нормальная? — я собирался всерьез разозлиться, но тут меня осенило.
Опасности ведь нет никакой! Ни для меня, ни для нее! Ведь если с нами там хоть что-то случится, то здесь мы можем повторить тот же фокус, какой после пробуждения провернули с Ириной. Да в общем-то и оружие нам не нужно, а нашу вылазку можно считать не боевой операцией, а чем-то вроде похода для сбора недостающей информации. Так почему бы и Кате не принять в нем участие?
— Слушай! — я обрадованно окликнул ее. — Ты меня натолкнула на одну замечательную идею!
— Ну? — она с недовольным лицом высунулась из кухни.
— Там ведь с нами ничего не может случиться! Мы же на Ирине отработали меры по обеспечению безопасности!
— Ах вот как? Так это, значит, твоя идея?
Я прикусил язык, поскольку именно она нашла способ спасения, когда я тупо бился в истерике и выключал телефон, чтобы не услышать голос Цуцыка или Ирины.
— Нет, я не это имел в виду.
— А что?
— Ну… Короче, я погорячился. Нет никаких причин, мешающих нам обоим смотаться в сферу взаимодействия.
— Это уже ближе к истине, — Катя улыбнулась. — Что с этой гадостью делать? Нюхать?
— Нет. Грибную дурь нюхают, а это едят. У меня была возможность выяснить все у рыжего досконально.
Конечно, я не знал, как действует «вонь». Представлял со слов рыжего, но ощутить на себе — совсем другое дело. К тому же вонял порошок гадостно, так что организм сопротивлялся любым помыслам о том, что это можно принять внутрь.
— Нас что, сразу вырубит? — поинтересовалась Катя, когда мы уселись на диван с дозами в руках.
— Да. «Вонь» действует как сильное снотворное,
— Не люблю я жрать наркоту…
— Никто не заставляет, — пробурчал я.
— Да, сейчас, — Катя глянула на меня косо. — Погоди-ка… А не получится так, что мы с тобой окажемся в разных местах?
— Не получится. Рыжий сказал, что «вонь» всегда приводит в одно и то же место, не очень далеко от дороги. А по дороге можно выбраться к Базе.
— Ладно. Ну что, поехали?
Вместо ответа я зажмурился и слизнул порошок с бумажки. Почему-то я ожидал прихода, похожего на приход от грибной дури, но сильно ошибся.
Едкий запах моментально забил нос и горло, опустился до желудка, и весь организм от него свело тяжелой болезненной судорогой. Меня бы вывернуло наизнанку, но мышцы и жилы так сильно стянуло, что я выдохнуть не мог, не то что упустить завтрак на пол. Помимо воли из горла вырвался еле слышный хрип, и я ощутил, что меня затягивает вниз чудовищным водоворотом. Ощущение падения было столь сильным, что замерло сердце, но в следующий миг тело содрогнулось от немилосердного удара обо что-то твердое, с оглушительным треском лопнувшее под натиском тела. В полной темноте я, словно снаряд из пушки, прошиб эту преграду и вырвался на оперативный простор. Однако свободный полет тоже продолжался недолго и закончился еще менее приятным ударом. Причем на этот раз я определенно шлепнулся в грязь, ярко ощутив все прелести такого падения.
Некоторое время глаза открывать не хотелось — хватало других ощущений. Ну, перво-наперво ливень, конечно. Он хлестал тяжелыми струями, моментально промочив одежду до нитки. Одежда, кстати, на мне была та же самая, что и дома, — свитер и брюки. Но холодно не было, наоборот, несмотря на избыточную влажность, было очень тепло. Гораздо теплее, чем в другие разы, когда я оказывался в сфере взаимодействия. Даже душно.
Только я об этом подумал, как спохватился, что в кармане лежат сигареты и, если немедленно что-то не предпринять, они неминуемо намокнут и я снова останусь без курева. Пришлось открывать глаза, вскакивать и искать хоть какое-то укрытие. Хотя какое укрытие я мог найти в мире вечного ливня? В общем, о сигаретах можно было забыть — за пару минут размокнут в кашу. Другое дело Катя — я ее не видел, и это меня сильно обеспокоило. Хотя с того места, где я находился, сложно было что-то увидеть. Кругом росли густые кусты, а ветви толстых, вековых, наверное, деревьев спускались так низко, что кроны нависали почти вплотную к кустарнику. Дремучий, в общем, лес. Мрачный.
— Эй! — выкрикнул я, надеясь услышать отклик Кати.
— Ау! — донесся издалека ее голос, приглушенный листвой и шумом дождя.
Однако направление угадать было можно, так что я немедля начал проламываться через кустарник, оставляя ветками зацепки на свитере. Никогда раньше я не видел в мире сна такого густого леса. Также у меня не было ни малейшего представления о том, где может находиться дорога, так что затея с разведкой все больше казалась эфемерной.
— Ау! — снова крикнула Катя.
— Иду, иду!
Я пробирался через кусты и проклинал собственную горячность, поспешность и недальновидность. Конечно, надо было взять у рыжего карту здешних мест, запастись компасом и ножом. А я даже водонепроницаемую коробку для сигарет не прихватил. Шляпа! Совсем расслабила меня гражданская жизнь. Будем теперь тут мыкаться, как слепые щенки, вместо того чтобы проводить разведку.
Я зацепился штаниной за обломок корня и чуть не растянулся. Пришлось присесть, чтобы высвободиться. Однако, опустившись на корточки, я с удивлением обнаружил, что зацепился не за корень, а за железку, проржавленную до дыр, причем форма этой железки не оставляла сомнений в том, что из земли торчит обломок старого сабельного клинка. Не такого клинка, какой бывает у привычных сабель, а тяжелого, изогнутого, вроде монструозных орудий убийства, какие рисуют на обложках к фэнтезийным романам. Но еще больше меня удивила почва. Под ногами оказался не дерн, как я думал сначала, а присыпанные мокрой землей и поросшие мхом плиты из черного камня. В некоторых местах углы плит, приподнятые травой и грибами, так выпирали, что их было хорошо видно.
Ржавый клинок, когда я его потянул на себя, вылез из грунта очень легко. В том месте, где он торчал из земли, каменных плит не было. Это меня удивило еще больше, я примял кусты, осмотрелся и пришел к выводу, что из реальности я вывалился в центр старой, почти сровнявшейся с землей воронки, какие остаются от попадания одиночных плазменных бомб. Заинтересованный этим открытием, я несколько раз копнул грязь обломком ржавой железки и почти сразу наткнулся на не менее ржавый шлем с узким рудиментарным забралом.
Меня прошиб холодный пот — явственно вспомнилось, как во сне я нашел вмерзшего в лед короля Артура примерно в таком же шлеме. В том сне, правда, лед был кругом и мороз, а тут тепло и мокро, но сходство ситуации меня поразило до глубины души. Если честно, то даже напугало. Мои ощущения от реальности сна пошли рябью, на миг затуманив сознание, как было в тот далекий день, когда Хеберсон продемонстрировал фигуры моих друзей, оказавшихся порождением тренажера. То была иллюзия внутри сна. А тут что? Как может обычный сон так точно спроецироваться на сферу взаимодействия? Случайность это или какой-то знак?
Ответа у меня не было, и я громко окликнул Катю.
— У меня тут рыцарь в земле! — сообщил я ей. — Похоже, по нему рейдер бомбой попал лет двести назад.
— Ты лучше сюда иди! — издалека крикнула в ответ Катя. — Здесь этих рыцарей… И вообще тут прикольно.
Разбираемый любопытством, я прибавил шаг. Кустарник по-прежнему был густым, но в расположении деревьев я с удивлением начал замечать некий порядок, словно в стародавние времена здесь потрудился неведомый садовник, а потом парк одичал и разросся.Затем и кустов стало меньше, а черные плиты под ногами теперь виднелись без всяких помех. То ли их никто не старался плотно укладывать, то ли время раздвинуло, но промежутки между черными квадратами были иногда по полметра. Через эти швы пробивалась трава, яркие острошляпые грибы и мелкий колючий кустарник, цветущий розовыми цветами. Была в пейзаже своеобразная диковатая красота. Но какая-то чересчур напряженная, на мой взгляд.
Некоторые плиты шатались, подмытые низвергающимся с неба потоком, так что, когда я на них наступал, из стыков выстреливали фонтанчики воды. Пару раз я не удержался и сбил пинками несколько ярко-красных грибных шапок. Видимость по-прежнему была не ахти какая — метров тридцать, не больше, но мне показалось, что впереди обозначилась массивная серая тень, отличающаяся ровностью контура. По мере приближения контур делался все отчетливее, и в конце концов я понял, что это колоссальное полуразрушенное строение. В его архитектуре было много удивительного, но прежде, чем все здесь рассматривать, я окликнул Катю, уже не сомневаясь, что она где-то рядом.
— Да здесь я, здесь! — отозвалась она из-за угла. Я поспешил на голос и заметил, что одна половина здания стояла на черных плитах, по которым я прибыл сюда, а другая на точно таких же белых, уходящих в туманную даль. Стык черных и белых плит вызвал в уме явственную ассоциацию, но и без нее я уже понял, куда мы с Катей попали.
— Это Шахматный Храм! — воскликнул я. — Катя, слышишь? Помнишь, я тебе говорил?
— Помню, помню, — она выбралась из-за кустов. — Но тут все немного иначе, чем я себе представляла. Я, конечно, понимала, что тут дождь все время, но что так льет… И звуки как в съемочном павильоне. Как будто все не очень настоящее. Но это не декорации.
Она мотнула головой в сторону храма. С точки, где мы теперь стояли, было видно, что строение не черное, как мне показалось вначале, а поделено ровно надвое на белую и черную часть. Сверху до самого низа. Архитектура белой и черной частей почти не различалась между собой — она была массивной, рубленой, кубичной, если так можно сказать. Никаких сводов, никаких куполов и даже цилиндрических башен не было. Здание, по сути, представляло собой огромный, почти правильный куб — его высота лишь процентов на десять была меньше, чем ширина. Основание же было совершенно квадратным.
По большому счету Шахматный Храм был очень похож на Базу, но не было огромных ворот и яркого солнца в небе. Все казалось очень тяжелым, замшелым и старым. Из различий в глаза больше всего бросался размер — Храм был раза в четыре ниже Базы и раза в два меньше площадью в основании. К тому же База была рыжей, а Храм черно-белым. И все же чувствовалась если не рука одного и того же архитектора, то уж некая общая архитектурная традиция — наверняка. Просто База была более поздним творением, уже лишенным некоторых излишеств в виде каменных козырьков на окнах и скульптур по периметру. Она была более рациональной, а потому более примитивной.
Наверное, именно ее примитивизм скрыл от меня нечто важное, что теперь не давало покоя. Я смотрел на Шахматный Храм и судорожно пытался вспомнить, где же я видел эти каменные кубы с крутыми лестницами по бокам. Задрав голову, я попытался подробнее рассмотреть скульптуры, прикрываясь ладонью от хлещущих струй дождя. Оказалось, что из камня вытесаны обнаженные мужские фигуры с немного гипертрофированными, на мой, взгляд эрегированными членами. Каждый из каменных исполинов одной рукой сжимал у основания член, а ладонью другой поддерживал снизу мошонку. При этом выражения лиц у мужчин были такими, словно не члены они в руках сжимали, а грозное оружие, направленное на врага.
— А с белой стороны бабы, — сказала Катя. — Тоже дрочат.
Я хмыкнул.
— А внутри ты была?
— Нет. Там у входа груда скелетов в доспехах. Все пробиты толстыми фарфоровыми иглами.
— Керамзитовыми, — поправил я.
— Почему?
— Так называют. Это иглы от «ежей».
— А… Но я застремалась через них перешагивать.
Катя всегда скатывалась на сленг, когда ощущала себя неуютно или не очень уверенно. Я давно за ней это заметил. Подсознательная защитная реакция скорее всего.
— Я тоже ржавого рыцаря нашел на подходе. А ты далеко от Храма появилась?
— Шлепнулась, — вздохнула она. — Там, метрах в ста, на белой стороне.
— Забавно… — я задумался. — Рыжий ни словом не обмолвился о Шахматном Храме. И в то же время сказал, что все и всегда возникают в одном месте.
— А тебя далеко выкинуло?
— Метрах в ста на черной стороне.
— На мужской, — уточнила Катя, указав пальцем на статуи с торчащими членами. — И Храма оттуда видно не было.
— Я больше половины пути прошел, прежде чем заметил силуэт.
— Это все объясняет, — уверенно заявила она. — От этой «вони» мужиков всегда выбрасывает на мужской стороне, а женщин на белой. Просто рыжий женщин в команду не брал, поэтому в эту сторону ни у кого из них не было надобности ходить. А дорога, значит, в другой стороне.
— Может быть… — ответил я.
Хотя объяснение казалось правдоподобным. Если бы не поиски Кати, я бы и сам не стал бы так сильно углубляться в лес.
— Значит, рыжий и его хлопцы могут ничего и не знать о Храме.
— А кстати, почему он тебя не взял в команду? — задумчиво поинтересовалась Катя, — Ты ведь ему по всем статьям подходишь.
— Возможно, у него другие цели или другие способы их достижения, чем у Кирилла. Кириллу нужны победители, а этому уроду, возможно, просто пушечное мясо. Заглянем внутрь? Может, есть и другой вход, где нет скелетов.
— Поищем, — кивнула она.
Я подумал, что если в Храме есть женская часть, то когда-то, возможно, среди воинов были и женщины. А может, черно-белое разделение имело какой-то иной смысл. Однако теперь я не думал, что Храм и Базу построили нелюди. Иначе откуда бы взяться человеческим фигурам на стенах? Хотя, с другой стороны, фигуры могли установить после постройки.
И тут меня осенило. Я вспомнил, где мне приходилось видеть очень, очень похожую архитектуру! Это были реконструкции храмов в городах древних шумеров. Как-то их особо называли, эти храмы, но я не помнил. Да и неважно это было сейчас.
С другой стороны, мы без труда нашли свободный от скелетов вход. Это был узкий проем в стене, без всяких следов когда-либо имевшейся двери. Внутри гулко гуляло эхо, но дождь сверху не падал, и это было хорошо. На первом этаже оказался огромный зал, пол которого, подобно шахматной доске, неведомые архитекторы выложили черными и белыми плитами с метр в поперечнике. Сквозь них проросли грибы на извилистых ножках, а травы тут совсем не было. Пахло грибами, мокрым камнем и еще чем-то очень знакомым. Так иногда пахнет в Москве в подземных переходах, если рядом есть киоск, в котором продают индийские ритуальные благовония. Это меня удивило.
— Чувствуешь? — спросил я у Кати.
— Запах? Да. Может, мы тут не одни?
— Плохо будет, если нас сразу ухлопают. А «вони» всего три дозы осталось. Да и героин принимать внутривенно без особой необходимости нет желания.
— Почему же сразу ухлопают?
— Потому что война для этого мира так же нормальна, как для людей еда. Тут все ради войны. И нет в этом ничего удивительного, поскольку чужая удача — хороший трофей.
— Да уж… — вздохнула Катя. — Только это воровство. И мне совсем не нравится подобный способ повышения удачливости.
— А есть другие способы?
— Наверняка.
Ничего не найдя на первом этаже, мы поднялись по каменной лестнице выше. Здесь запах курящихся благовоний ощущался сильнее, и я уже не сомневался, что в здании есть кто-то, кроме нас. Безоружному в такой ситуации хуже, чем голому. Но и второй этаж не преподнес нам никаких сюрпризов. Пол здесь тоже был в шахматных клетках. И еще мы нашли статую на подставке. Она изображала слона. Не шахматного, а оседланного боевого слона, на каменной шкуре которого сохранились следы выцветших красок.
Так, поднимаясь этаж за этажом, мы с Катей находили все новые фигуры — где одну, где несколько, а также следы человеческого пребывания. Следы эти были до крайности странными — то детская деревянная лошадка посреди огромного зала, то колесо от дорогого спортивного велосипеда, то пустая коробка от пистонов, какие мы в детстве заряжали в игрушечные пистолеты. На пятом этаже я нашел три круглые батарейки «Сатурн» — совсем стародавней модели, еще в картонных цилиндриках изоляции и с угольными стержнями, какими мы мальчишками рисовали кошек на заборах. Но, несмотря на допотопность модели, батарейки были совсем новыми, не выцветшими и не окислившимися.
На шестом этаже Катя нашла жестяной самосвал с поднимающимся кузовом. Эта игрушка также сохранилась великолепно, но принадлежала очень давнему времени, от которого у меня остались только обрывки воспоминаний. Рядом с грузовиком валялась детская пирамидка из разноцветных деревянных кружков, увенчанная красным деревянным перчиком. Я ее поднял, не удержался. От нее пахло таким давним детством, что у меня невольно сжалось сердце.
— Здесь нет никого с оружием, — уверенно заявила Катя. — Можешь не беспокоиться.
— С чего ты взяла?
— Игрушки не повреждены, — ответила она.
— Не понял. А почему они должны быть повреждены?
— Человек с автоматом обязательно бы пнул хоть одну.
— Ты так думаешь?
— Просто уверена.
Я фыркнул. Такое объяснение казалось мне более чем спорным. Ну зачем пинать игрушки? Кому это в голову придет? Только шум поднимать. Нет, здравомыслящий человек этого делать не будет, хоть с оружием он, хоть с пустыми руками. Я представил, как пробираюсь по этажам, сжав АПС в руке. Нервы, конечно, на пределе. Адреналин и все такое… Умиления детская пирамидка у меня в таком состоянии точно бы не вызвала. Но пинать? Хотя если под ноги попадется…
— Вот зараза! — ругнулся я.
— Что такое? — обернулась Катя, сидя на корточках возле грузовика.
— Игрушки лежат на проходе!
— И что?
— Ты права. Человек с автоматом их точно бы пнул. Ящик бы переступил, а вот это…
— Ну вы и уроды, — вздохнула Катя, поднимаясь. — Себя с автоматом представил?
— Да, — признался я. — Похоже, что эти игрушки тут лежат вместо сигнальных растяжек, чтобы предупредить кого-то, что поднимается человек с оружием.
— Может быть.
Мы двинулись дальше. Чем выше поднимались, тем больше в проходах валялось милых предметов — куклы в белых трусиках, большие пластмассовые жирафы, плюшевые медведи с колокольчиками на ошейниках.
Пирамидку я взял с собой.
Последний этаж, кажется, четырнадцатый, заволокло сизым дымом от курящихся благовоний. Ароматные палочки были воткнуты прямо в расщелины стен, а кусочки смол дымились на бронзовых блюдцах, установленных в центре каждой из белых клеток. Лестница у стены вела на плоскую крышу, в квадратном проеме виднелось небо с плывущими тучами. Оттуда, сверху, доносились странные звуки, словно несколько человек в разных местах ритмично ударяли деревяшкой о деревяшку.
— Там их много, — шепнул я, придерживая Катю за рукав.
— Пусти, — она вырвала руку и начала подниматься по лестнице.
Мне оставалось только плестись за ней, хотя в этом мире ни от кого нельзя ждать ничего хорошего. Но если уж умирать тут, то вместе. Чтобы проснуться одновременно.
Однако никакой толпы на крыше не оказалось. Всю площадь, а крыша была размером с приличную площадь, занимали части непонятного деревянного механизма, приводящегося в движение падающей с неба водой. Она накапливалась в деревянных резервуарах, затем стекала по деревянным желобам, вращала разноразмерные деревянные лопасти, приводившие в движение деревянные рычаги. Некоторые части были соединены веревками. Движение механизма было направлено в даль, где за пеленой ливня скрывалось что-то массивное, я сделал несколько шагов и с огромным удивлением разглядел десяток колоколов самого разного размера, висящих на деревянных рамах у дальнего края крыши. При каждом колоколе был соответствующего размера деревянный молот, и я понял, что цель механизма — взвинтить веревочные скрутки, которые, подобно пружинам, приведут молоты в действие, и те ударят в колокола.
Но еще больше я удивился, увидев под колоколами жилистого парня лет восемнадцати, одетого в рваное рубище. Причем рубище, насколько я мог разглядеть, не было ветхим, а порвано было на ровные полосы специально. Услышав нас, парень обернулся, и рот его растянулся в улыбке. Он не смотрел мне в лицо, и я понял, что его взгляд привлекла пирамидка в моей руке,
— Привет! — первым поздоровался парень. — Идите сюда. Давно тут никого не было.
— Привет, — поздоровалась Катя. — А ты тут живешь?
— Да, — кивнул парень и взялся привязывать к рычагу веревку. — По большей части здесь. Тут для меня сейчас самое место.
— Но это же сон, — сказал я. — Тут нельзя жить.
— Можно, можно, — парень помотал головой. — Для здоровья вредно, конечно, каждый день отраву кушать, но приходится. У всякого рычага есть только один конец, за который тянуть эффективно. Тот, который дальше от точки опоры. И сейчас этот конец здесь, в сфере взаимодействия.
— Почему? — спросила Катя.
— Почему здесь? Потому что там точка опоры. Это просто.
«Сумасшедший, — подумал я. — Нашел где-то „вонь“ и убивает себя тихонько. А мозги уже того». Парень закончил вязать веревку, удовлетворенно оглядел результат и помыл руки в стекающем по раме потоке воды.
— Вот теперь хорошо, — с улыбкой сказал он. — Теперь все готово к приходу моего звонаря. Скоро он соберется с духом и как ударит… Вообще у меня идея собрать в звонари все пять стихий, тогда звон получится лучше всего. Может, не сразу, может быть, постепенно. Здесь запрягу дождь, в другом месте огонь, в третьем землю, в четвертом ветер… Надо найти место, где властвует ветер. Я найду его обязательно. Но тогда, скорее всего, эффективное плечо рычага будет уже не здесь.
— И чего ты этим добьешься? — осторожно поинтересовалась Катя.
— Эффективного звука! — пояснил незнакомец. — Он невозможен без всех стихий.
— Так вот в чем дело! — она обрадовалась, как ребенок. — Ты знаешь, я ведь тоже ищу звук. Хочу составить такой аккорд, в котором будут только те звуки, которые вызывают радость.
— Так не получится.
— Почему?
— Потому что плохих звуков нет. Есть только кривые созвучия, где сумма звуков не гармонична. Не звук надо искать, а аккорд. Видишь, сколько у меня колоколов?
«Дурак дурака видит издалека, — буркнул я про себя. — Стоило ли забираться в сферу взаимодействия с черного хода, чтобы слушать безумный бред?»
— Наверное, ты прав, — задумчиво кивнула Катя. — Как тебя звать?
— Дьякон. Мне так нравится.
— А я Катя. Это Саша.
— Его я знаю, — ответил Дьякон. — Думал, придет или нет. Зачем ты взял пирамидку?
— У меня такая была в детстве, — без всякой охоты ответил я.
— И это для тебя важно?
— Что важно? — психанул я. — Лучше скажи, откуда и что ты обо мне знаешь.
— Я знаю всех, кто бывает в сфере взаимодействия. Колокола.
— Что колокола?
— От них вибрации. Я нашел верный тон. Его и до меня искали, но последние два колокола приволок я. Конечно, мои колокола работают не так хорошо, как движки в Саркофаге, но часть информации с душ я все же снимаю. Имена, какие-то обрывки воспоминаний. Но главное, я отличаю покойников и, в принципе, в будущем смогу их отсечь. Пока не могу, надо еще головой поработать немного.
Когда он сказал о покойниках, Катя вздрогнула, а у меня похолодела спина. Как-то мне сразу стало все равно, с психом мы говорим или нет. У него была информация. Это было важнее душевного состояния Дьякона. Было в его словах и еще кое-что важное.
— Погоди, — привлек я его внимание, — Что значит «приволок»? Как можно притащить что-то в сферу взаимодействия?
— Да очень просто. Из других сфер. Хотя… Ты ведь ничего не знаешь о мире, пойдем вниз, там сухо. Здесь дождь все доделает сам.
Мы спустились под крышу, в черно-белый зал, затянутый ароматным дымом. Пахло сандалом и можжевельником.
— Здесь ночь хоть когда-нибудь бывает? — спросил я у Дьякона.
— Да, — коротко ответил он. — Раз в десять тысяч лет. И длится столько же, как, впрочем, и день. Сейчас, кстати, тут почти полдень.
— Я заметил, солнце в зените.
— Да. Значит, вечереть начнет примерно через пять тысяч лет. А пять тысяч лет назад здесь было утро. Так написано. Идем, я покажу.
Мы с Катей проследовали за парнем через зал, затем через квадратную нишу, спустились по узкой лестнице и оказались в небольшом, по меркам Храма, помещении. Площадь этой комнаты, в которой не потрудились сделать ни одного окна, была около двухсот квадратных метров. На стенах висели медные светильники, коптящие масляным дымом, в очаге жарко полыхали дрова. Мебели не было — вместо столов и стульев, вместо кроватей и шкафов пол устилали плетенные из соломы циновки. Не очень старые, как мне показалось.
— Садитесь, — Дьякон указал на подстилки и сам уселся возле очага, протянув к огню руки,
— Почему здесь такие длинные сутки? — спросил я. — Это другая планета?
— Нет, — парень покачал головой.
С его длинных волос стекали капли воды. С нас тоже текло в три ручья, но лужи не образовывались — вода куда-то уходила через циновки. Сквозь толстые стены без окон снаружи не проникал ни единый звук, слышно было, как щелкает перегретая древесная смола на поленьях.
— Тогда что же?
— Сфера, — просто ответил Дьякон. — Первая сфера от шара реальности. Сфера взаимодействия.
— То есть существуют и другие сферы? — уточнила Катя.
— Да, они как матрешки, одна в другой. В самом центре жесткое неделимое ядро реальности, затем первая оболочка — сфера взаимодействия. Сама твердая из всех сфер и самая медленная. На самом деле реальность, конечно, гораздо медленнее, но там мы не видим общего солнца, поэтому не представляем, насколько длинны на самом деле сутки реальности. Они почти бесконечные. Вообще чем ближе к ядру, тем время течет медленнее. В сфере взаимодействия это легко проверить, заглубляясь под почву…
— Это я знаю, — мне пришлось прервать данное направление теоретического экскурса Дьякона.
— А то, что чем выше поднимаешься, тем сильнее ускоряется время, ты тоже знаешь? — с улыбкой спросил парень.
— Предполагаю, — сдержанно ответил я, ощущая подвох.
— Общая толщина сферы взаимодействия порядка двух с половиной километров, — уточнил Дьякон. — Это определяет толщину здешней реальности. Потолок полета рейдеров, к примеру.
— Интересно… А что им субъективно мешает подняться выше?
— Квантовый беспредел, — хихикнул Дьякон. — Отклонение от привычных мировых констант. Когда «G» большое перестает равняться тому, чему равняется в привычных местах реальности, так просто не полетаешь. Да и электроника сдает. Хотя у мизеров она мало похожа на нашу.
— Мизеры — аборигены или пришлые?
— Смотря кого называть аборигенами. Они тут очень давно, но их цивилизация возникла в реальности, как и наша. Правда, у них совершенно иначе устроено взаимодействие тела с душой, они спят совершенно иначе, так что и способ попадания в сферу взаимодействия у них сильно отличается от нашего. Им нужен физический коридор.
— Мост?
— Ну, что-то вроде того, — с улыбкой ответил Дьякон. — В какой-то мере мост. Не думаю, что для тебя это сейчас жизненно важно.
— А что, по-твоему, важно?
— Покойники, — дьякон сжал губы и наклонился к огню. — Ты же из-за них сейчас здесь.
— Не знаю, — честно признался я. — Мне приснился сон. Там был Северный Олень, и он просил меня…
— Северный Олень? Очень мило. Интересно все интерпретировал твой мозг. Ну ладно. Смысл в том, что раньше покойников не использовали. Вообще.
— Раньше? — насторожилась Катя. — И как давно это вообще?
— А… Вот что тебя интересует? — Дьякон подбросил еще одно полено в огонь. — Тут все написано. Вот здесь.
Он поднялся и поманил Катю в дальний угол, куда почти не проникало зарево от светильников.
— Смотри. Видишь, глиняные таблички?
— Клинопись, — догадалась Катя.
— Да, да. Здесь много таких. В храме. Их не так сложно читать. Не сложнее, чем японский текст.
— Так, значит, сферу взаимодействия открыли ассирийцы?
— Шумеры, — поправил ее Дьякон. — Очень древний народ. Они почти все открыли. Колесо, тригонометрию, календарь… Ну, и сферу взаимодействия тоже,
Они вернулись и снова сели возле огня.
— Вообще-то в сферу взаимодействия можно попасть просто так, как в любую другую сферу, — по тону Дьякона я понял, что он перешел к главному. — Потому что она хоть и самая жесткая, но все же просто одна из сфер нереальности. Каждый из нас путешествует по сферам, когда засыпает. Так устроена энергетическая матрица человека, если угодно — его душа. Хотя ни слово «душа», ни слово «энергетика» мне лично не очень нравятся, потому что не очень отражают суть. На самом деле все состоит из света. Вообще все. И твердое, и мягкое — суть электромагнитные колебания в вакууме. Волны разной длины, разной фазы, взаимодействующие между собой по принципам интерференции. Грубо говоря, свет.
— Стена тоже из света? — усмехнулся я.
— Конечно. Несмотря на название, атом — «неделимый» — делится на множество частиц, те в свою очередь еще на множество, и так дальше, пока частицы не перестанут быть частицами, пока каждая из них не начнет проявлять свойства только волны. Из интерференционной картины этих волн и состоят твердые, жидкие и любые другие предметы, как плотные, которые мы можем ощутить, так и бесплотные, находящиеся за уровнем наших ощущений. Все, что нам дано на уровне ощущений или может быть измерено нашими приборами, можно считать реальностью. Все остальное — за ее пределами. Как сферы, например.
— Но мы ведь сейчас находимся в сфере и ощущаем ее, — задумчиво произнесла Катя.
— Да, но не телом. Тело — слишком грубый инструмент. На самом деле человеческое существо представляет собой примерно равные доли из волн в диапазоне реальности и волн за его пределами.
— Душа и тело, — обозначил я удобные мне термины.
— Пусть так, — кивнул Дьякон. — Хотя «свет» и «плоть» мне кажутся более точными. К тому же в них отсутствует религиозный подтекст, сильно искажающий физическую сущность явлений.
— Ладно, пусть будут плоть и свет, — по большому счету мне было без разницы.
— Да, — Дьякон остался доволен. — Во время сна грубые модуляционные волны человеческого мозга, вроде альфа— и бета-ритмов, входят в определенный резонанс с волновой картиной надреальностного диапазона, из-за за чего часть света приобретает частичную самостоятельность и может перемещаться в тонких сферах. При этом наша световая сущность так же собирает, анализирует и накапливает информацию, как и телесные оболочки мозга. Поэтому чаще всего сны только кажутся бредом, но на самом деле являются переработкой на сознательном уровне той запредельной информации, которую собрала наша световая часть тела во время перемещения через тонкие сферы. И сфера взаимодействия не исключение. Примерно половина людей, живущих сейчас на Земле, хотя бы раз в жизни попадала в сферу взаимодействия во время обычного сна. Как правило, такое случается, когда сон не глубокий и вызван не только естественными причинами, но и сбоем ритмов мозга за счет употребления психотропных препаратов.
— Ничего себе… — удивился я. — Так вот что со мной случилось в клубе! Я нахлестался коктейлей и вырубился. И вдруг очнулся здесь, под дождем. Испугался до последней возможности.
— Испугался потому, что здесь уже бывал, — пояснил Дьякон. — Но если человек ничего не знает о сфере взаимодействия, то он примет происходящее просто за очень реалистичный сон. Однако сфера взаимодействия слишком жестка для нашей световой сердцевины, поэтому сюда люди попадают редко, только когда ритмы мозга очень расстроены. Обычно мы блуждаем во сне среди гораздо более тонких сфер. Причем чем крепче у человека психика, тем устойчивей ритмы, тем в более тонких сферах бродит его световое тело. Информация там настолько призрачна, что с логикой обычного мира практически не сообразуется, поэтому нормальные сны забываются сразу после пробуждения.
А если психика раздерганная, да еще если принять чего-нибудь, то можно прямиком угодить именно сюда. Судя по надписям на табличках, первым в сферу взаимодействия попал шумерский прорицатель, напившись отвара из особых грибов. Судя по легенде, грибы эти отличались тем, что произрастали в пределах трех сфер — реальности, сферы взаимодействия и третьей, чуть более тонкой сферы. На деле так и оказалось. Только в реальности этот гриб почти не найти. Некоторые шумерские племена, представители которых часто бывали в сфере взаимодействия, отождествляли его с плотью Спящего Бога Мардука. Тот прорицатель бродил тут, поражался всему, а потом постепенно понял, что события, происходящие с ним в таких снах, оказывают прямое влияние на удачливость в реальности. Кстати, ливня тогда здесь не было. Он начинается ближе к полудню, когда солнце шпарит и поднимает пары из почвы.
— И до чего же дальше додумался твой прорицатель?
— Он придумал игру. Бросал кости.
— В смысле? — не понял я.
— Обычные игральные кости. Когда игра шла, в реальности дела поднимались в гору. А если кости падали плохо, то все получалось наперекосяк.
— Ну а смысл-то в чем? И так, и так — случайность.
— Смысл был. Дело в том, что, зная исход бросков во сне, прорицатель был готов использовать шанс в реальности. Однако, еще пораскинув умом, как гласят записи, он придумал игру, основанную не на воле случая, а на умениях игрока. Только для новой игры требовался противник, чтобы было с кем состязаться. Прорицатель не стал никого заманивать в сферу взаимодействия обманом, он сообщил о свойствах мира одному торговцу, обучил его новой игре и только после этого дал ему отвар из гриба. Игра была очень похожа на шахматы, но там, кроме привычных фигур и ходов, использовались еще и кости, чтобы определить, какие фигуры могут ходить в данный момент, а какие нет. Кости включали в игру стихии — пехота не может ходить по морю, а конница бесполезна в лесу,
— Вот оно что! — понял я. — Так они здесь не воевали?
— Нет. Несколько тысяч лет в сфере взаимодействия шли бескровные игры за право победителя прожить удачный день в реальности. Был построен этот Храм, где и проходили состязания спящих.
— Получается, что воевать-то и не надо? — сказала Катя. — Любая победа, хоть в игре, хоть в бою, приносит удачу?
— Не совсем, — со вздохом ответил Дьякон. — Победа в шахматной партии давала серьезное преимущество в реальности, очень серьезное. Его можно было бы назвать подавляющим, если бы четыреста лет назад одному человеку не пришло в голову убить здесь другого. По иронии судьбы имя его затерялось. Но, совершив убийство, он поднял собственную удачливость так высоко, что бывшие партнеры по шахматам ему позавидовали,
— Хотели как лучше, а получилось как всегда, — заметил я,
— Да, — Дьякон кивнул и подкинул еще одно полено в огонь, — Сначала были дуэли. Но очень быстро игроки осознали, что платить за удачу жизнью — чересчур. С другой стороны, всегда находились люди, готовые продавать жизнь за деньги. Солдаты. А удача позволяла нанимателю заработать много денег, оплатить услуги солдат и еще извлечь прибыль, тогда Шахматный Храм превратился в базу наемников, и в сфере взаимодействия закипела жизнь. Многие, очень многие предводители побывали здесь и водили в бой войска во сне прежде, чем повести их в реальности. Причем солдат здесь требовалось намного меньше, поскольку не надо было захватывать города, удерживать территории. Нужна была просто победа, Нанимателю она обходилась дешево, а полученная удачливость давала победу в реальности.
— А почему Храм разделен на мужскую и женскую половины? — спросила Катя.
— В те времена, когда здесь не было войн, а были шахматные турниры, в них принимали участие многие женщины. Почему-то они попадали в сферу взаимодействия в точке, лежащей чуть на восток от места появления мужчин. Видимо, у них световая сущность обладает несколько иными свойствами, чем у мужчин. Когда решили строить Храм, возвели его в месте равного удаления от обеих точек, покрасили и оформили соответствующим образом.
— Статуи агрессивно выглядят, — заметил я.
— Ну сюда же соревноваться приходили, а не объясняться в любви. Причем очень часто соревнования происходили именно между разнополыми партнерами. Почему-то такая победа давала гораздо больший запас удачливости, чем когда игроки были одного пола.
— Погоди, — остановил я Дьякона. — То есть поначалу все попадали сюда одинаково, с помощью грибного отвара?
— Да. Потом вместо отвара стали использовать порошок, он дольше хранился. Причем в те времена наниматель не имел перед солдатами ни малейшего преимущества. Да, они воевали за его интересы, сами получая деньги и часть удачи, но любой из солдат мог поднять восстание, убить нанимателя и занять его место, некоторые искали выход из такой ситуации, им хотелось получить полную власть. Окончательную.
— Судя по карьере Кирилла, на этом пути кого-то ждал успех, — недовольно сказала Катя.
— Все произошло случайно. Дело в том, что многие из тех, кто бывал в сфере взаимодействия, читали таблички и знали многосферическое устройство мира. Поэтому к снам они относились не как к бреду, а как особому способу получения информации. Поэтому, когда одному пожилому индейцу из Мексики приснились железные боги, вооруженные молниями, он запомнил это и решил войти с ними в контакт. В этом племени, кстати, издавна существовала техника управления телом во сне. После особых тренировок некоторым индейским колдунам удавалось научиться сознательно управлять передвижениями светового тела по тонким сферам. Скорее всего, Кастанеда, когда писал свои книги, опирался на реальные практики. Как бы там ни было, но индейцу удалось снова увидеть во сне этих богов и договориться с ними. В чем точно состоял уговор, неизвестно, но, судя по всему, индеец объяснил неведомым существам, для чего стоит сражаться в сфере взаимодействия.
— Богами были мизеры?
— Конечно, — кивнул Дьякон. — Индеец хотел нанять их. Но мизеры, найдя способ попасть в сферу взаимодействия через пробитый сквозь реальность тоннель, не стали никому служить, а вступили в схватку с людьми. Их мотив был понятен — у мизеров было столь весомое преимущество в технике и вооружениях, что любая битва приносила им полную и окончательную победу. После этого Шахматный Храм опустел. Сотни лет сюда не ступала нога человека.
— Ясное дело, — усмехнулся я. — Никто не решался выступить против мизеров, рискуя собственной шкурой… Не с мечами же против плазмоганов!
— Да. Но и мизеры оказались в неприятной ситуации. Им стало не с кем сражаться.
— А друг с другом?
— Этого они не умели. Мизеры — одна из немногих разумных рас среди сфер, у которой начисто отсутствует способность убивать себе подобных. Хотя это объяснимо. Они в течение полумиллиона лет вели затяжную войну с другой расой в космосе, поэтому еще и друг друга убивать было бы слишком. А удача в войне была им очень нужна. Тогда они заключили с людьми сделку.
— Ничего себе… — шепнула Катя.
— Да. Мизеры через тонкие сферы вышли на связь с одним человеком и предложили ему другой способ проникновения в сферу взаимодействия. Как бы не напрямую, с помощью грибного порошка, а с черного хода, через тоннель, пробитый мизерами через сферы.
— По Мосту? — удивленно переспросил я.
— Нет. По Мосту не получилось. Наше световое тело все же сильно отличается от множественных световых сущностей мизеров, поэтому человек не может пронизывать плотные сферы, как они. Но мизеры нашли для человека другой способ. Они создали некий Генератор, вибрирующий аккордами сложных частот и размягчающий квантовую границу между сферой взаимодействия и реальностью. В результате световое тело спящего человека могло беспрепятственно проникнуть сюда. Только появлялся человек не возле Шахматного Храма, а там, где сейчас стоит База.
— В чем же заключался договор? — спросила Катя.
— Мизеры предложили этому человеку полную власть. Единолично управляя Генератором мизеров, он мог устанавливать связь с любым спящим воином, втягивать его в сферу взаимодействия и заключать контракт уже здесь. При этом воины знать не знали, как попасть сюда самостоятельно, так что и занять место нанимателя они не могли. Наниматель был для них почти богом. Мизеры взамен получили врага, что было для них очень важно. Им нужно было побеждать здесь, чтобы выигрывать космические битвы в реальности. Но ведь и человеку нужно было иметь шанс на победу, иначе в чем смысл? Поэтому человек и мизеры разработали конвенцию, ограничивающую используемые вооружения с обеих сторон. Так мизеры ограничили мощность своих сканеров таким образом, чтобы они не могли засекать людей через воду, а плазмоганы настроили так, чтобы те не пробивали броню танков российского производства. Людям было запрещено применять термоядерное оружие и ракетно-зенитные комплексы, кроме портативных.
— Этим человеком был Кирилл? — догадался я.
— Нет. Договор был заключен в конце шестидесятых годов двадцатого века. Кирилл как раз родился тогда.
— Как же он умудрился стать нанимателем, если рычаги управления были не у него?
— Обманом, — ответил Дьякон. — Сначала он был просто солдатом, как и ты.
— Что?! — не удержавшись, воскликнул я. — Что ты сказал? Он воевал в сфере взаимодействия?
— Да, успокойся. Он бывший офицер, хоть по нему не скажешь, тоже снайпер, как и ты.
Я вспомнил наш последний разговор с Кириллом на трассе. Как он вскинул к плечу воображаемую винтовку и как хвастался, что он снайпер, а я — ворона.
Вот зараза! Никогда бы не подумал! Очкарик хренов! Пижон…
— Вот зараза… — повторил я вслух. — И как же ему удалось?
— Стечение обстоятельств, — Дьякон развел руками. — В сферу взаимодействия так долго никто не попадал самостоятельно, что даже наниматель не рассматривал эту возможность. Он и не знал, что когда-то существовал Шахматный Храм, турниры и какой-то порошок, помогающий гарантированно проникнуть в нужную сферу сна. Кирилл в те времена состоял в небольшом мобильном отряде, вступавшем в схватки с мизерами недалеко от Моста. Кстати, жил он в Америке, учился на рекламщика в тамошнем вузе. И вот однажды, во время рейда, группа Кирилла, уходя от увязавшихся за ними боевых роботов, наткнулась на Шахматный Храм и на глиняные таблички с надписями. Никто по-шумерски читать не умел, но Кирилл ведь далеко не дурак, он понял, что записи содержат очень важную информацию. Поэтому в реальности он все силы бросил на изучение шумерской письменности, а когда овладел языком в достаточной мере, прорвался к Храму уже намеренно. Так же намеренно в этом броске он избавился от всех напарников, расстреляв их на привале. Один из них после пробуждения описал это в своем дневнике и только потом погиб. В общем-то моя история в сфере взаимодействия начинается как раз с того, что мне в руки попала эта тетрадка. В то время я пытался устроиться в Америке, был программистом. Мы с одним парнем снимали комнату на двоих, так что, когда он погиб от случайной полицейской пули, я прочел его записи и решил докопаться до сути. Вот, докопался…
Он помолчал, глядя на разгорающийся огонь в очаге.
— Значит, Кирилл из записей в Храме узнал рецепт порошка? — спросила Катя.
— Да. Как раз тогда американцы вторглись в Ирак, свергали Саддама. Кирилл напросился в командировку от телекомпании, в которой работал, добрался до указанных в табличках мест и добыл нужный гриб. Остальное было делом нескольких дней.
— И ты знаешь, как он пробрался на Базу, как убил нанимателя, как взял на себя управление Генератором? — меня больше всего интересовало именно это.
— В точности нет. Известно только, что стычка произошла за пределами Базы и представляла собой нечто вроде дуэли на пистолетах. Как в вестернах.
«Ну и дела…» — подумал я, снова вспомнив наш последний разговор с Кириллом.
— В сущности, деятельность Кирилла на Базе ничем не отличалась от деятельности прежнего нанимателя, — продолжил Дьякон. — Пока он не начал привлекать покойников, чтобы сэкономить сначала на обслуживающем персонале, а затем и на бойцах.
— Значит, я верно предполагала, — прошептала Катя. А потом уже громче спросила, обращаясь к Дьякону: — Битвы с участием мертвецов понижают общую удачливость человечества?
— В какой-то мере да, — кивнул Дьякон. — Сила отрицательного воздействия зависит от масштабов явления. А Кирилл все чаще и чаще входит в контакт не с людьми, а со свободными световыми сгустками, оставшимися после смерти людей. Им ведь платить не надо. А воюют они не хуже живых. Ведь, умирая, человек не превращается в ничто. Он распадается на световую и плотную составляющие, причем световой сгусток сохраняет всю память, все мысли и навыки человека. При этом чем более энергичным, чем более крепким и здоровым было тело, тем больше энергии получает сгусток и тем дольше он может существовать после смерти. В тонких сферах есть целые световые города, где живут сохранившиеся световые сущности людей.
— Сохранившиеся? — мне послышалась недосказанность.
— Да. Потому что если световой сгусток получает недостаточно энергии в момент смерти или теряет энергию по другим причинам, то его стабильность нарушается, и он начинает разлагаться. Недостаток энергии не позволяет ему свободно перемещаться через сферы, поэтому его выталкивает в самые тонкие слои, и он томится там в одиночестве, пока не разложится полностью. Это самое страшное, что только может случиться с человеком, — провести двести-триста лет в темном и беззвучном чулане собственного разлагающегося сознания, постоянно ощущая приближение конца обретенной вечности.
Мне стало не по себе.
— Ты хочешь сказать, что если мертвеца убьют в сфере взаимодействия, то его постигнет эта участь? — напрямую спросил я.
— Да, — кивнул Дьякон и поднялся с циновок. — Поэтому я и сделал свое устройство.
Он ткнул пальцем в потолок.
— Колокола? — догадалась Катя.
— Именно. Я долго настраивал их тон и ритм ударов, чтобы войти в противофазу с Генератором и аннулировать его работу, хотя бы настолько, чтобы не дать проникнуть сюда покойникам. На большее рассчитывать было нельзя, поскольку, перекрой я доступ сюда и живым, меня тут же разбомбили бы мизеры. Им ведь нужен враг. Они бы меня подавили. Правда, сейчас это можно. Мост взорван, и мизерам еще долго сюда не пройти. Кириллу это выгодно. Мизеры — трудная мишень, куда проще выбросить на черный рынок грибной порошок под брендом «Вонь» и расстреливать в лесу проникающих сюда мальчишек, которые даже не понимают, что происходит. Поэтому он использовал неконвенционное оружие — термоядерный фугас — для подрыва Моста. На его век отсутствия мизеров теперь хватит. Тут за время после взрыва вообще многое изменилось.
— Ну и дела, — насупился я. — И что именно изменилось?
— К Шахматному Храму Кирилл выдвинул специальные укрепленные кордоны, чтобы не давать мальчишкам разбредаться по лесу. Чтобы можно было расстреливать их почти сразу, не давая очухаться. Причем кордоны примерно наполовину укомплектованы покойниками, а наполовину живыми бойцами. В общем, все плохо.
— Получается, что Храм окружен и отсюда к Базе не прорваться? — насторожился я.
— Точно, — вздохнул Дьякон. — Интересно, как там мой звонарь?
— Погоди! — я остановил его. — Ты ведь так и не объяснил, каким образом протащил в сферу взаимодействия колокола. Мне надо знать!
— Хочешь пронести оружие? — сощурился парень.
— Да.
— Все очень просто. Любой предмет, не только живые существа, имеет, кроме плотной, еще и световую часть. Чем больше труда вложено в какую-то вещь, тем сильнее ее световая сердцевина. Когда вещь уничтожается, ее световая матрица продолжает блуждать между сфер и может быть отслежена человеком во время сна. Надо только знать, что все, что тебе снится, является либо световым каркасом когда-то существовавшего предмета, или отражением каркаса еще существующего, либо интерпретацией получаемой во сне информации.
— То есть чтобы пронести в сферу взаимодействия предмет, надо его уничтожить в реальности?
— Да. Потом необходимо, чтобы он приснился тебе. Во сне следует задать ему направление, то есть представить место в нужной сфере, где ты его найдешь. Это древняя шумерская техника. Все не так сложно, как кажется.
— И что, если я усилием воли во сне отправлю что-то в кусты неподалеку от Храма, я там его и найду?
— Непременно. Матрица предмета не имеет собственной воли, поэтому будет двигаться в точку, указанную твоим сознанием.
— А если предмет был уничтожен давно?
— Не имеет значения, — ответил Дьякон. — Если его энергия сильна, он будет существовать в тонких сферах тысячелетиями.
На крыше негромко ударил первый колокол. Затем еще и еще один.
— Наконец-то, — улыбнулся Дьякон. — Теперь мы в относительной безопасности.
— Не понял? — я встал с пола.
— Колокола настроены таким образом, что размягчают сферу взаимодействия в радиусе примерно двухсот метров от Храма. Теперь снаружи сюда не пройти. Если боец Кирилла попробует сунуться, то проснется.
— А если мертвец? — спросила Катя.
— Отправится в тонкие сферы без повреждений. А пока колокола обеспечивают защитный экран, мне надо настроить другую систему, экранирующую покойников. На это уйдет какое-то время. В любом случае прошу меня извинить.
— Подожди, — я удержал его за растрепанный рукав рубища. — Это ты под видом Северного Оленя вышел со мной на связь?
— Нет. К сожалению, пока не умею. Могу отслеживать потоки информации, но вклиниваться в них не могу.
— Так кто же это был? Кто-то из друзей? Андрей? Он ведь погиб!
— Нет, это не человек. Энергия его света слишком сильна.
— Мизер? — мне стало не по себе.
— Нет, что ты. Мизера я бы сразу определил.
— Так кто же тогда?
— Не знаю, — тихо ответил Дьякон. — Нечто живое, постоянно пребывающее во сне. То есть он всегда находится и в реальности, и во всех сферах сна одновременно. У него на это хватает энергии.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь, кто он? — напрягся я.
— Именно так. Подобные свойства в шумерских текстах приписываются только Спящему Богу Мардуку.
«Час от часу не легче…» — подумал я.
Дьякон поднялся по лестнице и скрылся на крыше. Колокола звонили все громче, к звону присоединялись все новые и новые голоса, сливаясь в вибрирующие волны созвучий.
— Что будем делать? — спросила Катя.
— Не знаю, — честно ответил я. — Представляешь, я винтовку свою упустил.
— Что?
— Ну, ту винтовку, с которой воевал. Она мне приснилась, а я ее никуда не отправил. Жаль.
— Ты же не знал, что это возможно, — пожала плечами Катя.
— Да. После тех событий с американцами, я тебе рассказывал, пришлось от винтовки избавиться. Было жалко, но не мог я ее через границу в Москву перевезти. Так что мы с ребятами взорвали ее. Теперь понятно, почему она не попала к Кириллу! К нему ведь попадает только то оружие, которое уничтожено в бою. А мы винтовку казнили, просто пустили в расход.
— Перестань ныть, — одернула меня Катя. — Я вот думаю, получится у Дьякона его устройство? Что-то не производит он впечатления талантливого музыканта. То, что он хочет сделать со звуком, алгеброй не просчитаешь. Мне кажется, он немного того… — она повертела пальцем у виска, — Но намерения у него добрые. Но ведь надо же, я права оказалась насчет мертвецов.
— Тебя это радует? — усмехнулся я. — А меня вот нет. Андрей воюет здесь, его могут убить. И что тогда станет с его душой? Будет триста лет разлагаться в тонких сферах? Он был мне другом!
— Не горячись…
— Да, черт возьми, я горячусь! До тебя Андрей был мне самым близким человеком. Жрали с ним из одного котелка. Срали в одну яму… И теперь эта сука, Кирилл, может запросто, из жадности, лишить его вечного существования? И я должен не горячиться, сидеть сложа руки?
— Честно говоря, я Андрея не знала, и мне не особенно интересно, с кем ты срал в одну яму, но если в Землю врубится астероид из-за Кирилловой жадности, это будет действительно неприятность.
Я сжал кулаки и умолк. Как бы там ни было, Кирилла следовало остановить. Для этого было много причин, просто каждый из нас выбрал наиболее вескую для себя.
— Надо пройти сквозь кордоны, — уже спокойнее произнес я. — Это самое трудное.
— А на Базу как проникнуть?
— Что-нибудь придумаем. Они ведь открывают ворота, чтобы выпустить новых солдат. Что-нибудь можно придумать. Но вот как кордоны пройти? Если они ждут ребят со стороны Храма, то мы для них будем очень удобными мишенями. Хотя у меня есть одна идея.
— Какая?
— Договориться. Объяснить им, что к чему. Может, они не станут стрелять.
— Рискованно.
— А есть другой выход? В любом случае с нами ничего не случится. Если пальнут, то доза героина выправит ситуацию после пробуждения.
Я взбежал на крышу и окликнул Дьякона, пытающегося поднять на раму очередной колокол.
— Эй! Послушай!
— Что?
— Отсюда тоже нельзя преодолеть твое защитное поле?
— Да. Это узкая полоса, примерно в двухстах метрах от Храма. Если попадешь в нее, сразу проснешься. Они тоже.
— А стрелять сквозь защиту можно?
— Да, запросто. Со всеми вытекающими последствиями.
— Ладно, — я махнул ему на прощание и сбежал по лестнице вниз.
— Погоди! — Дьякон догнал меня. — На кордонах колоколов не слышно. Они для них как бы немного в другой реальности. Поэтому ты сможешь с большой точностью определить, как далеко отойти от Храма без опасности проснуться.
— И как?
— Сначала стихнут самые высокие колокола, и ритм станет рваным. Как услышишь такое — дальше продвигаться нельзя.
— Ясно. Спасибо.
Попрощавшись с Дьяконом, мы направились прочь от Храма, провожаемые звоном колоколов, метров сто прошли шагом, не заботясь о маскировке. Потом пришлось ползти, чтобы не нарваться на выстрел снайпера. Видимость, правда, была очень слабая, но береженого бог бережет. Хрен его знает, какую оптику сейчас напридумывали. Катя с ползаньем и маскировкой справлялась отлично, словно только и делала, что лазила по затопленным лесам. Никак не переставала она меня удивлять.
Когда мы отползли метров на сто шестьдесят от Храма, я краем уха расслышал чей-то задорный хохот. Тоже мне бойцы… Хотя кого опасаться? Пацанов, которые и по полигонам-то не побегали? Понятно…
Дальше продвигаться надо было очень осторожно. Звон колоколов за спиной сделался немного прерывистым, но некоторые из высоких звонов все еще были слышны. Значит, еще немного продвинуться вперед можно. Только метров через двадцать в звоне появились зияющие провалы на высоких частотах.
— Все, — прошептал я. — Дальше нельзя.
— И что делать?
— Попробуем вступить в контакт. Только давай договоримся, что из-за дерева ты высовываться не будешь.
— А ты?
— Я тоже!
— Тогда ладно.
Мы прикрылись толстыми стволами деревьев, гарантированно закрывающими от любых пуль. О гранатах, которыми нас могли закидать, я старался не думать. Хотя лежащего не так просто посечь осколками.
— Эгей! — выкрикнул я изо всех сил. — Там, на кордонах! Слышно меня?
— И кто ты такой? — раздался с той стороны незнакомый мужской голос. — Да тихо вы, хватит ржать! Эй, ты кто, мужик?
— Я не мужик, а капитан Фролов, мать твою! — огрызнулся я. — Тоже, как и вы, дураки, пахал на Кирилла. Потом завязал, что и вам советую.
— Ах, какой умный! — рассмеялся невидимый за деревьями собеседник. — Наверно, начальник агитбригады? Ну покажись, покажись, капитан Фролов.
— Сейчас, — ответил я. — Только шнурки поглажу. Однако, вопреки ожиданиям, вместо ответной колкости я услышал знакомый голос:
— Саша? Эй, отвалите. Это же Саня Фролов. Саня, это Михаил! Мы с тобой подавляли батарею, помнишь?
— Как же не помнить! — выкрикнул я, расплывшись в улыбке.
На недоуменный взгляд Кати я ответил любимым жестом Андрея — показал поднятый вверх большой палец. Затем выбрался из-за дерева и помахал рукой бредущему через кусты Михаилу.
Перекрикиваться через полосу леса шириной в пятнадцать метров было не очень удобно, но другого выхода не было. Несмотря на хлещущие струи дождя, мы с Михаилом неплохо друг друга видели, да и слышали хорошо. Как можно более кратко я обрисовал ему ситуацию, но вопреки ожиданиям моя идея поддержки у него не вызвала.
— Наши тебе не помогут, — отрезал он. — Тут для многих деньги от нанимателя — единственные средства к существованию. Никто против него не пойдет. Да и я, если честно. Насколько я понимаю, мы квиты?
— В каком плане? — хмуро спросил я.
— Ты меня спас, я тебя выручил от ментов. Все долги погашены.
— Получается так, — согласился я без особой охоты.
— Ну и отлично. Знаешь, если астероид с неба свалится, как ты говоришь, мы и мявкнуть не успеем. Все равно, как и не было никого. А медленно умирать от голода в нищете — последнее дело. Если у меня есть выбор, я предпочту астероид на голову. Так что здесь ты поддержки не найдешь, точно тебе говорю. Я бы на твоем месте потихоньку ретировался, не то ребята услышат твои планы и пальнут ненароком.
— Срать я хотел на вашу стрельбу! — в сердцах я плюнул под ноги. — У меня девять жизней, понял? Хрен меня грохнешь в сфере взаимодействия!
— С чего ты так решил? — в голосе Михаила послышалась заинтересованность.
— А с того…
Чтобы его уязвить, я рассказал о героиновой палочке-выручалочке. Хуже не будет — может, еще кого-то удастся спасти.
— А где ты взял грибную дурь? — удивился Михаил. Честно говоря, до меня не сразу дошло, что он сказал.
И я механически так ответил:
— Нигде. А на фиг она мне? Мы ведь не собираемся вести долгих боевых действий.
— Тогда в задницу засунь свою палочку-выручалочку. Героин помог вашей снайперше, потому что во сне вы нюхали грибную дурь. Ее снова затянуло в сон и вернуло в тело. А если дурь не нюхать, то что толку колоть героин? В сферу взаимодействия ведь уже без ведома Кирилла не попадешь. Сдохнешь, как все дохнут.
— Ну мы и лоханулись… — помотала головой Катя. — Вот ить блин… Как-то мы упустили с тобой эту мелочь.
— Так что вали, Саня, отсюда, — сказал Михаил. — Ты и здесь отвоевался. Но если попадешься при попытке изменить здешнее положение вещей, я тебя, не задумываясь, грохну. И любой из тех, кто по ночам прибывает на Базу. Брось свою агитацию, а то пристрелит кто ненароком.
— Ну ладно, бывай, — ответил я и осторожно попятился назад, прикрываясь деревом.
Мысль о том, что нас здесь обоих могут подстрелить, как щенков, сильно прибавила мне трезвости мышления. Получается, что нет у нас никакой палочки-выручалочки!
— Что скажешь? — спросила Катя, когда мы протиснулись на нижний этаж Храма, содрогающийся от гула колоколов.
— А надо? — скривился я. — Похоже, выхода нет. Куда ни кинь, везде клин. И помощи попросить не у кого. До чего же ты была права насчет денег! Смотри, на что люди идут ради них. Тьфу!
— Не плюйся, в Храме все-таки, — пробурчала Катя. — Одно ясно точно — кордоны не пройти.
— Да и сквозь колокольное поле Дьякона тоже не пройти, — кивнул я.
— Значит, надо бы как-то попасть на Базу. Есть варианты?
— Нет. Кирилл мне ясно дал понять, что я уволен. Все мы уволены, кто взрывал Мост.
— Но, может, у тебя есть еще кто-то, кого Кирилл теоретически мог привлечь?
— Из отвоевавшихся? Нет. Хотя…
Я подумал, что, может, быть у Гирина есть бывшие сослуживцы. Это был хоть какой-то выход, так что я ухватился за него, как за спасительную соломинку.
— Что «хотя»? — посмотрела на меня Катя,
— Есть один человек. У него могут быть друзья.
— Уже что-то, — улыбнулась Катя. — Ну, чего нос повесил?
