Япребывала в каком-то странном оцепенении, сидя в лодочном сарае и глядя на Лох-Дерг. Озеро замерзло по краям, на льду сидели утки и время от времени что-то поклевывали, а потом взмывали в небо, видно, от холода забывая про голод. Из носа у меня текло, он совершенно закоченел, и я беспрерывно им шмыгала. Глаза резало от слез. Думаю, они замерзали бы, если бы лились чуть помедленнее. Я не вытирала их, а только изредка слизывала с губ соленые капли. И словно бы ждала чего-то, не в силах остановиться, привыкнув уже к постоянной тревоге, которая не отпускала меня ни во сне, ни наяву. Все, что у меня есть, – это слова, это мои мысли, но на сей раз он ничего не захотел слышать.
Сзади раздались шаги, и сердце у меня упало. Это они, пришли сказать, что нашли его. Или даже арестовать меня – ведь такое возможно? Ведь я не справилась со своей задачей и фактически его подтолкнула? Я отрешенно смотрела на темное, недвижное озеро, на тающий в морозном воздухе пар изо рта. В просвете облаков проблеснуло солнце, и у меня вдруг возникла слабая надежда. Было тихо, я отчетливо слышала шаги – спокойные, неспешные. В них не было ничего, что таило бы страх или угрозу. Кто-то встал позади сарая, затем пошел дальше, и вот уже передо мной возникла знакомая фигура.
Адам сел рядом. Я вытянула руку, не давая ему придвинуться еще ближе. Закусила губу, чтобы не разрыдаться с новой силой, но, поняв, что не справляюсь с собой, отвернулась в сторону.
Он кашлянул, но ничего не сказал. Это было правильно, просто сидеть вот так рядом, ощущать присутствие друг друга – от одного этого уже стало гораздо теплее.
– Прости меня, – произнес он наконец, и хоть ему понадобилось так много времени, чтобы выговорить эти слова, все равно они прозвучали неожиданно.
Я не ответила. Знала, что должна его простить, но не получалось.
– Где ты был?
– Так, пар выпустил. Напугал пару зайцев и заставил оленя обделаться со страху.
Как я ни сдерживалась, а все же хихикнула.
– Ну вот, так-то лучше, – сказал он уже помягче. – Не могу видеть, как ты плачешь.
Он нагнулся ко мне и стер со щеки слезинку. За ней сразу же покатилась другая.
– Ну ладно тебе. – Он сел поближе и обнял меня за плечи.
Я решила, что лучше всего молчать, потому что в горле стоял комок. И положила голову ему на плечо. Он поцеловал меня в макушку.
– Я здесь всегда сам не свой, – сказал он. – Становлюсь дерганый, злобный… ну, ты видела.
Он умолк. Я по-прежнему молчала. Слушать я готова, но помогать ему выговориться – нет.
– И потом, ты же обещала, что никому не скажешь. Это меня взбесило.
– Не скажу о чем? – Я подняла на него глаза.
– О том, что было в прошлое воскресенье.
– Я никому и не говорила.
Он заглянул мне в лицо.
– Кристина, прошу тебя, не ври. Пожалуйста, только не ты. Пусть весь мир мне лжет, но ты не делай этого.
– Я не вру. – Я отодвинулась от него. – И ни за что бы не стала. Я попросила Морин передать Марии, чтобы та не приезжала на похороны, потому что решила, что ей не стоит видеть тебя в таком состоянии.
Он пытался прочитать по моему лицу, не вру ли я.
– Я говорю не об этом.
– Понятно. Однако это то единственное, чего ты пока что не знал. И есть еще одна вещь, которую я должна тебе сказать. А во всем остальном я держу свое слово. И никогда никому не скажу, как мы познакомились.
– И о чем ты должна мне сказать? – нахмурился он.
– Потом.
– Нет, скажи сейчас.
– Адам, кому я, по-твоему, рассказала?
– Морин, – буркнул он.
– Ничего я ей не говорила.
– Она заперла меня в комнате.
Я поморщилась.
– Она запаниковала. Я просила ее за тобой приглядеть. Объяснила, что у тебя личные проблемы, что…
– Господи, Кристина! – Он закричал не так громко, как в прошлый раз, но с той же злостью.
– Это не значит, что я ей все рассказала.
– Ты дала ей понять, что со мной что-то не так.
Тут уж я не сдержалась и взорвалась:
– А ты думаешь, любому, кто тебя хоть немного знает, непонятно, что с тобой что-то не так? Серьезно, Адам, подумай головой. Ты что, честно считаешь, будто никто ничего не замечает? Или что всем наплевать? Мне нужно было уйти, и я боялась оставить тебя одного. Морин обещала за тобой присмотреть. Я не думала, что она тебя запрет!
Это прозвучало комично, и, несмотря на раздражение, я невольно улыбнулась.
– Это не смешно, – сердито бросил он.
– Ну да, – согласилась я, все еще слегка улыбаясь. – Разве самую малость. – И мои губы снова сами расползлись в улыбке.
– Я рад, что ты так думаешь, – фыркнул он и отвернулся.
Немного погодя мне удалось справиться с собой и убрать эту нервическую усмешку.
– Так что ты хотела мне сказать?
– Я ездила сегодня повидать Мэри.
– Мэри Киган?
Я кивнула.
– И сделала ей деловое предложение. От твоего имени. Правильно я понимаю – она ведь была ближайшей помощницей твоего отца, его правой рукой?
Он согласился.
– Я подумала, что ты мог бы стать председателем правления, то есть контроль над компанией будет целиком у тебя, что юридически полностью отвечает пожеланиям твоего деда, а Мэри станет исполнительным директором. Таким образом, она сможет решать все текущие вопросы, но бразды правления останутся в твоих руках, у тебя будет право подписи. И тогда ты сможешь поговорить со своим начальством, чтобы тебя снова взяли в Береговую охрану. Ведь можно же совмещать работу с должностью председателя, правда? Я уверена, они пойдут тебе навстречу.
– То есть я стану председателем правления и сохраню работу.
– Да, как Бэтмен.
Он задумался.
– Ну, не надо рыдать от счастья. – Меня озадачила его реакция. Я решила его проблемы, а в нем все равно происходит какая-то внутренняя борьба. Словно его что-то раздирает. – Ты согласен, что это выход?
– Да, безусловно, спасибо тебе, – неуверенно проговорил он.
Обычно, чем упорнее ты движешься в избранном направлении, не достигая цели, тем яснее становится, что ты на ложном пути. Я начинала думать, что, возможно, я стремлюсь куда-то не туда. Я потратила неделю, пытаясь придумать, как избавить Адама от ненавистной работы, но его опять что-то не устраивает.
– Давай сыграем в одну игру, – предложила я.
– О боже, эти твои игры, – простонал он.
– Что ты делаешь, когда остаешься один и тебя никто не видит? Только без пошлостей, – торопливо добавила я.
– Ну, тогда ничего.
Я засмеялась, радуясь, что мы снова вместе.
– Я в том смысле, что, может, ты разговариваешь сам с собой? Или поешь в душе? Или что-нибудь в таком духе?
– К чему ты клонишь?
– Просто ответь.
– Это жизненно важно?
– Да, это жизненно важно.
– Хорошо, я пою в душе.
Я знала, что он врет.
– Вот я, например, если долго сижу где-нибудь в приемной или типа того, выбираю какой-нибудь цвет и начинаю считать, сколько предметов в комнате этого цвета, потом другой и опять считаю… Какого цвета больше – тот и победил.
Он развернулся и посмотрел мне в лицо:
– И на черта ты это делаешь?
– Да кто его знает, – засмеялась я. – У людей полно странных идей, только они никогда в этом не признаются. А вот еще я иногда провожу языком по зубам и при этом их пересчитываю. Когда заняться нечем, сидишь скучаешь. Уловил?
Он слегка поднял брови.
– Или придумываю, что буду писать в своей книге.
Адам посмотрел на меня с интересом:
– В какой книге?
– В той, которую мне всегда хотелось написать. И которую я когда-нибудь напишу. – Я смутилась, захотелось сжаться в комок. Но я только поставила ноги на скамейку, обхватила коленки и уткнулась в них подбородком. – Или, скорее всего, не напишу. Это просто дурацкая мечта.
– Вовсе не дурацкая. Ты обязательно должна это сделать. Что будешь писать? Эротический роман?
Я расхохоталась.
– Как твоя подружка Ирма? Нет… Книгу из серии «Помоги себе сам». Хотя пока я точно не знаю, о чем именно она будет.
– Ты обязательно должна это сделать, – повторил он твердо. – У тебя прекрасно получится.
Я улыбнулась и зарделась: в его словах была та поддержка, которой я никогда не получала от Барри. И я тут же решила, что непременно попробую.
– Я люблю искать рифмы, – вдруг сказал он.
– А-га! Давай рассказывай. – Я повернулась к нему.
– Стараюсь искать рифмы посложнее, – смущенно пояснил он. – Надо же, поверить не могу, что рассказал тебе об этом. Даже Марии никогда не говорил.
«Один-ноль в мою пользу», – весело подумала я.
– Не кошки – блошки, а длинные слова, например… – он посмотрел вокруг, – суетливый у меня сразу рифмуется с прихотливый.
– Господи, ты такой странный.
– Ну тебя.
Я рассмеялась.
– Да я шучу. Это круто.
– Ничего не круто.
– Брось. Внутренний мир – вообще стремное место.
– Ты это хотела мне сказать?
Я глядела вдаль, на озеро.
– А ты когда-нибудь играл в веришь-не-веришь, когда все пьют по кругу? Мы с сестрами любили так развлекаться: папа за рулем, а мы наклюкиваемся.
– Как он вообще с вами выжил?
– Я думаю, как раз благодаря нам он и выжил. О’кей, ты начинаешь. Веришь ли ты, что я…
– Слушай, это звучит точь-в-точь как те упражнения, которые проделывает Элейн на своих курсах «Как влюбиться без памяти».
– А что, может быть, я и хочу, чтобы ты влюбился.
В его глазах я увидела немой вопрос.
– Влюбился в жизнь, – пояснила я. – Я хочу, чтобы ты полюбил жизнь. Так что давай, – подбодрила я его.
– Ладно. Веришь ли ты, что я никогда… – он ненадолго задумался, – не ел леденцов?
– Что?! – изумилась я. – Это как?
Он усмехнулся.
– Когда мы были маленькие, нам не разрешали есть леденцы, потому что это опасно. Нам постоянно рассказывали: мы можем подавиться, можем сломать зуб, можем подавиться, споткнуться и выбить глаз или толкнуть кого-то, и он выбьет себе глаз. А потом наконец сказали: ладно, можете есть, садитесь за стол и ешьте спокойно, а иначе можете подавиться и умереть. Подумай, кому нужны такие леденцы? Вот я никогда их и не ел. У меня отбили всякое желание. До сих пор не могу видеть, как кто-то ест леденцы.
Я рассмеялась.
– Твоя очередь.
– Веришь ли ты… – Я знала, что хочу сказать, но не была уверена, стоит ли. – В общем, я никогда… не была влюблена.
Он с удивлением смотрел на меня.
– А как же твой муж?
– Я думала, что это была любовь, но теперь начинаю понимать, что ошибалась.
– Почему?
Мы смотрели друг на друга, и я молча произнесла: «Потому что это было совсем не похоже на то, что сейчас». Но вместо этого сказала:
– Не знаю. Как ты думаешь, безответная любовь – это тоже любовь?
– В вопросе содержится ответ, не так ли? – медленно проговорил он.
– Да. Но если она совсем никому не нужна, то, значит, это какое-то неполноценное, ущербное чувство?
Он молчал, я видела, что он на самом деле ищет ответ, и ждала, что же он в итоге скажет, но он просто уронил:
– Да.
Он, конечно, думал о Марии. Зря – я была уверена, что Мария его любила, а Шон был просто ошибкой.
– Кристина, почему мы говорим обо всем этом?
Этого я не знала. Я с трудом могла вспомнить, как мы вообще заговорили об этом. Я честно пыталась его отвлечь, а вместо этого завела речь о том, что тревожило меня.
– Не знаю, – поежилась я. – Пойдем в дом, пока мы окончательно не замерзли.
Раз уж Адам был здесь хозяином, я попросила его показать мне окрестности. Мне хотелось представить себе, как он жил здесь, когда был маленький, а заодно и как бы он мог здесь жить, если бы решил перебраться сюда из Дублина. Еще я хотела понять, отчего ему здесь так неуютно, почему, если верить Адаму, он здесь сам не свой. Адам взял машину, в гараже их было не меньше десятка – и классика, и спорткары. Он сам сел за руль, и мы поехали на кондитерскую фабрику Бэзилов. По дороге он рассказывал о местных достопримечательностях, обращал мое внимание на красивые пейзажи и вспоминал всякие истории из своего детства.
– Недавно я подумал, что хорошо было бы проводить на фабрике экскурсии. Мы могли бы на этом неплохо заработать, – задумчиво сказал он. – Я предложил это отцу, но его это не особенно вдохновило.
– А какие у тебя еще были идеи?
Мэри упоминала, что Адам внес несколько интересных предложений, и меня это заинтриговало. Он производил впечатление человека, которому совсем не интересен семейный бизнес, но здесь я взглянула на ситуацию по-новому и поняла, что проблема заключалась не в отсутствии интереса, а в том, что отец не давал ходу никаким его идеям.
– Например, построить парк развлечений.
– Ого! Как Дисней Уорлд?
– Может, не с таким размахом, но чтобы там обязательно был небольшой зоопарк, ресторан, игровые площадки, в таком духе. Я подумал, что это оживило бы бизнес и графство от этого бы только выиграло. Сейчас так многие делают.
– А что сказал твой отец?
Он помрачнел и ничего не ответил.
Мы подъехали к фабрике. Адам собрался было встать там, где, видимо, всегда парковался его отец, но это место было уже кем-то занято.
– Какого черта?
– А чья эта машина?
– Не имею ни малейшего представления, – сердито ответил он и поставил машину на свободное место. Мы вошли внутрь. У Адама снова сделалось озабоченное лицо, как будто на его плечах лежала неподъемная ноша.
У меня возникло такое впечатление, что сегодняшняя экскурсия по фабрике не состоится: в офисе явно происходило что-то экстраординарное. Встреча топ-менеджеров была в самом разгаре, зал совещаний заполнен до отказа, но Мэри там не было, а заправляла всем какая-то женщина в брючном костюме. Она увидела Адама через стекло, извинилась перед аудиторией и вышла к нам. Все дружно проводили ее взглядами и немедленно принялись о чем-то перешептываться.
– Адам, как мило, что ты решил присоединиться.
– Лавиния, – он был ошарашен, – что ты здесь делаешь?
Они не обнялись и холодно глядели друг на друга.
– Одна птичка напела мне, что папочка умер. Разве ты не слышал?
Он выжидательно смотрел на нее.
– Я руковожу компанией, Адам. А ты как думал, что я делаю? – жестко сказала она.
– Ты живешь в Бостоне. И не можешь руководить компанией.
– Мы решили вернуться. Морис согласился. Он готов сотрудничать со следствием. Но сперва нам надо кое-что согласовать. – Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.
– То есть ты уговорила его взять все на себя, – обвиняющим тоном сказал Адам.
Она мельком посмотрела на меня.
– Это твоя новая девушка или Мария наконец сменила губную помаду?
Он не обратил внимания на ее выпад.
– И все же что происходит, Лавиния?
– Все знают, папа хотел, чтобы компанию возглавила я, вот я ее и возглавила. Я всего лишь выполняю его волю. Ты-то ведь не стал бы, верно?
– Он собирался оставить дело мне.
– Адам, давай обойдемся без драм. Я вернулась, все под контролем, ты можешь уматывать в Дублин и жить своей жизнью. Всем известно, что компания тебя абсолютно не интересует.
Он холодно взглянул на нее.
– А вот здесь ты ошибаешься.
И тут я почувствовала, что направление выбрано, что все стало на свои места и теперь я знаю, к чему надо стремиться.
Мы опять ночевали в одной спальне, я лежала на большой кровати, Адам на диване. Я прислушалась: он дышал глубоко и размеренно. Лежа в темноте, я надеялась, что он будет жить, будет дышать, его сердце будет биться. Мне доставляло физическое наслаждение слышать его дыхание. Я тоже успокоилась, расслабилась, напряжение последних дней отпустило меня. Не знаю, кто из нас заснул первый, но его мерное дыхание словно согревало меня, и впервые за несколько месяцев я легко перешла из мира реальности в мир сновидений.