Миссис Сигсби напомнила Люку старшую сестру его отца. Как и тётя Рода, эта женщина была худой, с едва заметными бёдрами и грудью. Только вокруг рта тёти Роды были морщинки, а её глаза всегда смотрели на него с теплотой. Она любила обниматься. Люк подумал, что от женщины в костюме цвета сливы и туфлях на каблуках, стоящей возле своего стола, не стоит ждать никаких объятий. Можно было рассчитывать на улыбку, но эта улыбка была бы фальшивой. Во взгляде миссис Сигсби он увидел лишь внимательную оценку. И больше ничего.

– Спасибо Хадад. Дальше я сама.

Санитар – как предположил Люк – почтительно кивнул и вышел из офиса.

– Начнём с очевидных вещей, – сказала она. – Мы тут одни. Я провожу около десяти минут наедине с каждым новичком вскоре после их прибытия. Некоторые из них, дезориентированные и злые, пытались напасть на меня. Но я не держу на них зла. Да и с чего бы? Самым старшим новичкам – шестнадцать, а средний возраст – одиннадцать с половиной. Другими словами, все они дети, а дети плохо контролируют свои импульсы даже в лучшие периоды. Я рассматриваю такое агрессивное поведение, как сигнал к обучению… и я учу их. Нужно ли мне учить тебя, Люк?

– Нет, – ответил Люк. Он подумал, не был ли Ники одним из тех, кто пытался отыграться на этой аккуратной маленькой женщине. Возможно, позже он спросит об этом.

– Хорошо. Присаживайся.

Люк сел в кресло перед её столом, наклонившись вперёд и крепко зажав ладони между коленями. Миссис Сигсби села напротив, глядя на Люка взглядом директрисы, которая не потерпит никаких глупостей. Которая сурово за них накажет. Люк ещё не встречал безжалостных взрослых, но сейчас ему показалось, что он столкнулся с одним из них лицом к лицу. Эта мысль была пугающей и сначала он хотел отвергнуть её, как нелепую. Но подавил порыв. Лучше считать, что он просто жил в каком-то своём мирке. Лучше – безопаснее – считать, что она та, за кого он её принял, пока и если она не проявит себя с обратной стороны. Ситуация и так была скверной, вне всяких сомнений. И заниматься самообманом было худшее, что он мог сделать.

– Ты завёл друзей, Люк. Это хорошее, хорошее начало. Во время своего пребывания в Передней Половине ты познакомишься и с другими. Двое из них – мальчик по имени Эйвери Диксон и девочка по имени Хелен Симмс – только что поступили. Сейчас они спят, но ты скоро встретишься с ними, – с Хелен, возможно, ещё до отбоя в десять. А Эйвери может проспать всю ночь. Он довольно юн и наверняка будет дезориентирован, когда проснётся. Надеюсь, ты возьмёшь его под своё крыло, как надеюсь сделает Калиша, Айрис и Джордж. А, может, даже Ники, хотя никто не знает, как он может отреагировать. Думаю, он и сам не знает. Помогая Эйвери адаптироваться в новых условиях, ты сможешь заработать жетоны, которые, как ты уже знаешь, являются основным платёжным средством здесь, в Институте. Всё зависит от тебя, но мы будем приглядывать.

Знаю, подумал Люк. И будете подслушивать. За исключением нескольких мест. Если, конечно, Морин права насчёт их.

– Твои друзья дали тебе определённое количество информации, часть которой правдива, а часть – полная ерунда. То, что я скажу тебе сейчас, – абсолютная правда, так что слушай внимательно. – Она подалась вперёд, положив ладони на стол и сверля его взглядом. – Ты слушаешь, Люк? Потому что, как говорится, я не буду повторять дважды.

– Да.

– Что «да»? – бросила она, хотя её лицо оставалось таким же спокойным.

– Я слушаю. Внимательно.

– Замечательно. Какое-то время ты пробудешь в Передней Половине. Это может быть десять дней, или две недели, или месяц, хотя очень немногие из наших новобранцев остаются там так долго.

– Новобранцы? Хотите сказать, что меня призвали?

Она коротко кивнула.

– Именно это я и хочу сказать. Идёт война и ты был призван, чтобы служить своей стране.

– Почему? Потому что время от времени могу передвинуть стакан или книгу, не прикасаясь к ним? Это глуп…

– Заткни свой рот!

Люк был потрясён этими словами, почти так же, как пощёчиной от руки Тони.

– Когда я говорю, ты слушаешь. И не перебиваешь. Это ясно?

Не доверяя своему голосу, Люк только кивнул.

– Это не гонка вооружений, а гонка умов, и если мы проиграем, последствия будут более чем ужасающими; они будут невообразимыми. Пусть тебе всего лишь двенадцать, но ты солдат в необъявленной войне. Как Калиша и остальные. Нравится ли тебе это? Конечно, нет. Призывникам это никогда не нравится, и порой им нужно объяснять, что их ждут последствия за невыполнение приказов. Полагаю, в этом отношении ты уже получил один урок. Если ты так умён, как сказано в твоём досье, то, вероятно, второй тебе не понадобится. Однако, если это повторится, то ты получишь его. Здесь не твой дом. Здесь не твоя школа. Здесь тебя не заставят мыть посуду, не отправят в кабинет директора и не оставят после уроков. Здесь ты будешь наказан. Ясно?

– Да. – Для хороших мальчиков и девочек – жетоны; для плохих – пощёчины. Или того хуже. Концепция была простой, но пугающей.

– Тебе сделают несколько инъекций. Ты пройдёшь несколько тестов. За твоим эмоциональным и физическим состоянием будет вестись наблюдение. И со временем тебя переведут в Заднюю Половину, где ты будешь служить. Там ты можешь пробыть до шести месяцев, хотя средняя продолжительность активной службы длится всего шесть недель. Затем твоя память будет стёрта и тебя отправят домой к родителям.

– А они живы? Мои родители живы?

Она засмеялась, и на удивление весело.

– Конечно живы. Мы не убийцы, Люк.

– Тогда я хочу поговорить с ними. Дайте мне поговорить с ними, и я сделаю всё, что попросите. – Слова вырвались прежде, чем он понял, настолько опрометчивым было это обещание.

– Нет, Люк. Кажется, между нами всё ещё есть недопонимание. – Она подалась назад. Но ладони остались на столе. – Это не переговоры. Ты и так сделаешь всё, что мы попросим. Поверь мне на слово, и тогда избавишь себя от ненужной боли. Пока ты находишься в Институте, у тебя не будет никаких контактов с внешним миром, включая родителей. Ты будешь подчиняться всем приказам. Ты будешь соблюдать все протоколы. Впрочем, за редким исключением, приказы не покажутся тебе трудными, а протоколы обременительными. Твоё время здесь быстро подойдёт к концу, и когда ты покинешь нас, когда одним прекрасным утром проснёшься в своей спальне, то ни о чём даже не вспомнишь. Печальнее всего – по крайне мере, я так думаю – что ты даже не будешь знать о том, что тебе выпадала великая честь служить своей стране.

– Не понимаю, как это возможно, – сказал Люк. Он скорее говорил самому себе, чем ей, что было ему свойственно, когда что-то – физическая задача, картина Мане, краткосрочные или долгосрочные последствия кредита – полностью занимало его внимание. – Меня многие знают. В школе… коллеги моих родителей… мои друзья… вы не сможете стереть все воспоминания.

Она не рассмеялась, но улыбнулась.

– Думаю, ты бы очень удивился, узнав, что мы можем. Мы закончили. – Он поднялась, обошла вокруг стола и протянула руку. – Было приятно познакомиться с тобой.

Люк тоже встал, но не протянул руку.

– Пожми мою руку, Люк.

Часть его хотела сделать это – старые привычки нелегко побороть, – но он не поднял руки.

– Пожми, а то пожалеешь. Больше повторять не буду.

Он понял, что она не шутит, поэтому сделал, как ему было велено. Хотя она не стала сжимать его ладонь, он мог сказать, что её рука была очень сильной. Она смотрела ему прямо в глаза.

– Мы можем увидеться так сказать в кампусе, но я надеюсь это был твой последний визит в мой офис. Если тебя ещё раз вызовут сюда, наш разговор будет не самым приятным. Ты понял?

– Да.

– Хорошо. Я знаю, что для тебя это тёмный период, но если ты сделаешь так, как тебе говорят, над тобой засветит солнце. Поверь мне. Можешь идти.

Он ушёл, снова чувствуя себя как во сне или Алисой в кроличьей норе. Его дожидался Хадад, который болтал с секретарём миссис Сигсби или её помощником. – Отведу тебя назад в твою комнату. Держись рядом, понял? Никаких пряток среди деревьев.

Они вышли и направились к жилому зданию, а потом Люк остановился, почувствовав головокружение.

– Стойте, – сказал он. – Погодите.

Он согнулся пополам, обхватив руками колени. На мгновение перед его глазами заплясали разноцветные огоньки.

– Собираешься отрубиться? – спросил Хадад. – Или что?

– Нет, – ответил Люк. – Но дайте мне пару секунд.

– Конечно. Тебе сделали укол?

– Да.

Хадад кивнул.

– У некоторых детей так бывает: укол сказывается с запозданием.

Люк думал, он спросит о точках или пятнах, но Хадад просто ждал, насвистывая что-то сквозь зубы и отмахиваясь от назойливых мушек.

Люк подумал о холодных серых глазах миссис Сигсби, и её категорическом отказе объяснить, как такое место может существовать без какой-либо формы... как бы получше выразиться? Серьёзной исполнительности, быть может. Будто она упрашивала его решить математику.

Ему было только двенадцать, и он понимал, что у него скудный жизненный опыт, но в одном он был совершенно уверен: если кто-то говорит «поверь мне», обычно этот человек – лжёт.

– Лучше? Можешь идти, сын мой?

– Да. – Люк выпрямился. – Но я не ваш сын.

Хадад ухмыльнулся, блеснув золотым зубом.

– Пока что – мой. Ты – сын Института, Люк. Расслабься и привыкай к этому.