Вторая половина теста была такой же лёгкой, как и первая, и ему казалось, что он отлично справился с сочинением, уложившись в отведённый объём. Когда он вышел из школы, он увидел красивую рыжеволосую девушку, которая сидела на скамейке одна и плакала. Люку стало интересно, прошла ли она тест, и если да, то насколько плохо: просто не попала в первый набор или ей теперь дорога в местный колледж. Он задумался, каково это иметь ум, которые не знает всех ответов. Он подумал, не подойти ли к ней, чтобы попытаться успокоить. Ему было интересно примет ли она утешения ребёнка, который был умнее её. Она, вероятно, скажет, чтобы он проваливал. А ещё он подумал о том, как двигалась корзина, – это было жутко. Он пришёл к выводу (в виде откровения), что жизнь была одним длинным тестом АОТ, но вместо четырёх или пяти вариантов ответов, их многие десятки. Включая такую хрень, как: «какое-то время» или «может быть, а может и нет».

Ему помахала мама. Он помахал ей в ответ и побежал к машине. Когда он оказался внутри, она спросила, как успехи.

– Сдал, – сказал Люк. Он радостно улыбнулся ей, не переставая думать о рыжеволосой девушке. Слёзы – всегда плохо, но то, как она склонила голову, когда он указал на её ошибку – как бутон в засушливое время года – было ещё хуже.

Он велел себе не думать об этом, но, естественно, думал. «Попробуйте задать себе задачу: не вспоминать о белом медведе, – однажды сказал Фёдор Достоевский, – и увидите, что он, проклятый, будет поминутно припоминаться».

– Мам?

– Что?

– Как думаешь, память это – благословение или проклятие?

Ей не нужно было долго думать; Бог свидетель, ей было что вспомнить.

– Всё вместе.