28
Назавтра мне полегчало, и мы собираемся на вечеринку. Хочу сам сесть за руль. Лав спорит, предлагает вызвать водителя. Но я говорю, что удобнее будет добраться на моей машине. Я, черт возьми, должен контролировать ситуацию. Правда, получается это плохо. Перед выездом оказывается, что Майло едет с нами, так как им с Лав надо наладить связь перед съемками. Будто их и так уже мало связывает, будто не он лишил ее девственности. А теперь еще и расселся сзади рядом с ней, растопырив ноги. А я торчу за рулем, как дурак, как таксист, как прислуга… И каждый раз, когда смотрю в зеркало заднего вида, их колени все ближе.
Рядом со мной впереди Моника. Она в восторге от предстоящего мероприятия. Кто бы мог подумать: ей нравятся стендап-импровизации. Неужели у нее и чувство юмора есть? Она слишком накрашена и слишком накачана для Франклин-Виллидж и театра БНГ, где растрепанные девицы в цветастых легинсах фоткаются с высунутыми языками для своего «Инстаграма». Я не скучаю по той жизни. И будь моя воля, вообще не поехал бы. Спрашиваю Монику, почему она не с Форти.
– У него появились какие-то срочные дела, а мне нужно было подготовиться.
Подготовиться, мать ее! Форти наверняка поехал покупать дурь. Она разбрызгивает себе на лицо какую-то фигню из баллончика. Лав налаживает связь с Майло. В машине воняет косметикой. Все идет наперекосяк. Доктор Ники Анжвин собирает за решеткой свою армию, а я вынужден сопровождать бездельников на вечеринку в память о Хендерсоне. Опускаю стекло, чтобы глотнуть свежего воздуха. Лав немедленно требует закрыть.
– Подожди, – отвечаю я.
Влезает Майло:
– Джо, сзади очень дует.
Еле сдерживаюсь, чтобы не пустить машину под откос.
– Подожди, – повторяю я и судорожно ищу кнопку.
– А мне нормально, – выдает Моника. Ее забыли спросить!
Лав хихикает, как актриса.
– Ну вот, теперь я вся растрепанная… Джо, пожалуйста, закрой окно.
– У тебя отличная прическа, – успокаивает ее Моника, приглаживая собственные идеально прямые волосы. И все трое принимаются обсуждать стрижки.
Когда я наконец закрываю окно, Лав даже меня не благодарит. Она смотрит на Майло.
– Как думаешь, не слишком нарочитая укладка? По-моему, выглядит так, будто я их вытягивала.
– Нет, что ты… А вот она, похоже, вытягивала, – Майло кивает вперед.
– Точно! – подхватывает Моника. – Я сама научилась – по модным журналам. Хочешь, брошу тебе пару ссылок?
Идиоты! Майло заявляет, что хочет составить для каждого персонажа список любимых книг и журналов. Моника вопит, что это чудесная идея. Лав хвалит интересную задумку. А я молчу. Я – пустое место. Безгласный водитель; только фуражки, как у таксиста, не хватает. Майло ловко исключает Монику из общей беседы, переводя разговор на планы по продвижению фильма. Я судорожно пытаюсь придумать, что ей сказать, чтобы втянуть в диалог и прервать наконец затянувшееся молчание, но она моментально утыкается в телефон и начинает с кем-то переписываться. У меня в голове звенящая пустота. Включаю радио. Лав немедленно требует выключить.
– Хорошо, – откликаюсь я. – Без проблем.
– Джо, ты на что-то сердишься?
– Нет.
– Не стоило тебе садиться за руль, – влезает Майло.
– Он сам настоял, – отвечает ему Лав.
– Мне нравится водить.
В зеркале заднего вида отражаются ее глаза. Из-за черной подводки она выглядит чужой.
Майло опускает свою грязную лапу на колено моей девушки.
– Все нормально. Мы справимся? Да, Джо?
Растягиваю губы в широкой ухмылке:
– В точку, Майло!
Мы встаем в пробку, но я сдаваться не намерен. Нравы на дорогах Лос-Анджелеса порой как в столовке старшеклассников. И раз уж я выжил в настоящей школе, справлюсь и с этим, несмотря на то что моя девушка морозит меня и превращается в гламурную голливудскую стерву.
Она обсуждает со своим «партнером», как приятно вернуться в цивилизацию, к ресторанам, торжественным церемониям, стейк-хаузам и выступлениям в БГН и других клубах. Опускаться до такого идиотизма я не собираюсь, но если б у Моники хватило такта, она отложила бы свой гребаный телефон и завела беседу со мной, чтобы развеять нездоровую обстановку в салоне и выдернуть меня из изоляции. И тогда, быть может, Лав приревновала бы и захотела присоединиться к нашей интересной, содержательной, интеллектуально насыщенной оживленной беседе. Так нет, Моника строчит сообщения. Лав шепчется с Майло. Я перебиваю их и говорю, что у меня есть несколько музыкальных подборок из «Кладовки», однако Лав предлагает включить Стива Миллера.
– Почему его? – возражаю я. – Какой-то странный выбор; все равно что требовать в кафе вместо жареной курицы цыпленка-гриль.
Над моей шуткой никто не смеется, а Лав говорит, что ей нравятся цыплята-гриль. И вся эта ситуация напоминает сцену из «2012», когда начинается землетрясение и перед Амандой Пит в полу магазина разверзается огромная трещина. Так и между нами с каждой милей растет дистанция. Теперь понятно, почему в киноиндустрии так высок процент разводов.
Наконец мы добираемся до Франклин-Виллидж. Там все по-прежнему: та же старая заправка, сайентологическая церковь, обшарпанные домики. Когда я сворачиваю налево на Бронсон-авеню и дальше к каньону, Лав надувает губы:
– Куда ты?
– Я хочу припарковаться сам.
– Если у тебя нет денег на парковщика, давай я заплачу.
Майло закусывает губу. Если он опишет эту сцену в каком-нибудь из своих бездарных сценариев, клянусь, я найду и придушу его. Моника не поднимает головы от телефона. Я въезжаю на стоянку – грубо и небрежно, как плебей, каким, по сути, и являюсь. Лав вскрикивает, хватается за Майло, переигрывает. «Аккуратней, пожалуйста!» Я глушу мотор, она выскакивает из машины. Моника сидит.
– Приехали!
– Ой, да? – кудахчет она и запихивает телефон в сумочку.
Лав улыбается мне, как четвероюродному племяннику.
– Ну как? Рад, что повидаешься с друзьями? Или они работают допоздна?
– Они на такие мероприятия не ходят.
Лав равнодушно берет меня за руку.
– Что же ты не сказал? Я могла бы достать пару контрамарок, ну, то есть билетов на стоячие места.
Делаю вид, что чихаю, и убираю руку.
– Можно было и не объяснять. Я из Нью-Йорка.
– О, я в курсе. Как тут забудешь?
Дальше идем молча. К счастью, никто из моих «друзей» не явится. Я убедился в этом заранее через соцсети. Келвина оштрафовали за вождение в нетрезвом виде, и теперь он работает сверхурочно. У Харви Заглотуса диагностировали рак гортани, и он, как может, противостоит ему, «не теряя юмора и иронии». Дез устраивает вечеринку в честь своей собаки Литтл Ди. Дилайла участвует в прямом эфире какого-то никому не известного интернет-шоу типа «Сегодня вечером».
Мы почти на месте. Вдруг Лав дергает меня за рукав:
– Ты на меня злишься?
– Нет.
– Тогда почему так глупо вел себя в машине?
– Как?
– Прекрати. Ты понимаешь, о чем я.
– По-моему, сейчас ты ведешь себя глупо.
– Вот это, я понимаю, взрослый разговор, – вздыхает она. – Слушай, что произошло? Почему ты закрываешься? Бред какой-то! Мне сейчас не до этого.
– Ну и ладно.
– То есть ты хочешь сказать, что все нормально?
Я пожимаю плечами. Из-за угла показывается Форти и машет нам.
– У меня сейчас нет времени, – заявляет Лав.
– Нет времени на меня?
Не ожидал, что все кончится так быстро. Ее подводка напоминает боевой раскрас.
– Джо, так не пойдет.
– О чем ты, черт возьми?
– У меня напряженный период, а ты еще усугубляешь, вместо того чтобы помочь.
– Я усугубляю…
Хочется схватить ее на руки и забросить на плечо как раньше, но я сдерживаюсь, ведь теперь она этого не хочет. Она больше не хочет меня.
– Нам нужно поговорить после шоу.
Это конец. Девушка, которая любит, сказала бы «хочу», а не «нужно». Как я мог надеяться? Легко подобрала меня – легко и бросит.
Отпускаю ее.
– Как знаешь! – Лав пожимает плечами и спешит к брату с Майло обсуждать свой драгоценный фильм.
Меня догоняет Моника.
– Что случилось?
Только этой дуры мне сейчас не хватало!
– Ничего.
Сердце разрывается от боли.
– Отлично. А то я так готовилась к этой вечеринке! В моем агентстве по найму не любят, когда сотрудники надолго отлучаются. Ну, ты понимаешь?
– То есть?
Моника пялится на меня озадаченно.
– Место съемки, – говорит она так, будто я должен знать. – Мы едем туда все вместе. Ты не с нами?
Теперь понятно, о чем Лав нужно было поговорить: она бросает меня и с собой не берет.
Моника закусывает губу.
– Упс! Я думала, ты знаешь… Форти меня еще вчера пригласил. Ты только не заводись. Пойдем лучше веселиться!
Да чтоб они подавились своим весельем! Я не из тех, кого бросают. Жизнь научила меня бить первым. Уйду сам! Пусть Лав остается брошенкой вместе со своими идиотскими теннисными ракетками (взять бы их и разломать в щепки). Мы все лето провели вместе, а ей не хватило совести сказать мне прямо в глаза, что она не берет меня на съемки. Даже не обернулась ни разу, уходя. И новые джинсы слишком обтягивают ее задницу (надеюсь, молочница ей обеспечена).
На вечеринке она появляется с Майло под ручку, приветствует Сета Рогена с супругой. Улыбки, объятия, воздушные поцелуи. На меня не смотрит и не делает знаков, чтобы я подошел. Зато Келвин находит меня сам: у него освободился вечер, и он здесь, обнимает меня и засыпает вопросами. За лето он поправился, и под футболкой с портретом Хендерсона намечается пузо. Вот бы Лав сейчас смотрела на нас и мечтала, чтобы я ее представил… Но нет, одергиваю я себя, это лишь пустые фантазии. Ее друзья богаты и знамениты, до меня ей теперь нет никакого дела. Келвин отпускает скабрезную шуточку про то, что я сорвал куш. Не смешно.
Моника, увязавшаяся за мной, проверяет время на своих смарт-часах. Келвин хватает ее за руку.
– Подарок парня, – хихикает она. – Сама себе никогда такие не купила бы – дорого.
– У тебя есть парень?
Она кивает, однако флиртовать не перестает.
– Увидел их у меня в «Пинтересте» и подарил. Иногда он бывает такой милый…
– А твои часы где, Джо-бро? – Келвин поворачивается ко мне.
– В магазине, – отрезаю я.
Келвин вовсю клеится к Монике. Они болтают про доски для серфинга и про покупки на «И-бэй». Готов спорить, сегодня они переспят. Мир, который я создал, рассыпается у меня на глазах. Келвин уже забивает номер Моники себе в телефон. Надо было сразу поворачиваться и уходить, как только Лав сказала свое «нужно». Сейчас она у входа, смеется над шутками Джеймса Франко, пока Майло обнимается с Джастином Лонгом. Вообще-то это вечер памяти, а не тусовка инфантилов в винтажных футболках, и не междусобойчик нахальных уродов, которым платят за шутки и дают за деньги.
Заходим внутрь. Рядом с Лав мне места нет. Она в зоне для знаменитостей, прямо напротив, вместе с Джеймсом Франко и другими актерами, между Майло и Форти. На белобрысом ублюдке снова та же майка с мороженым из «Фор сиз айс-крим», что была в «Шато Мормон». Наверно, туда он и повел Лав после их первой ночи. Вокруг меня все как одержимые, фоткают и выкладывают снимки знаменитостей в «Инстаграм», «Твиттер» и «Вайн».
– Прочитай и передай! – Моника тычет мне локтем в бок и пихает какую-то бумажку.
Беру. На ней текст песни «Coming Up Easy» Паоло Нутини, шотландского хипстера, трахающего моделей и сочиняющего прикольную музыку.
– Любимая песня Хендерсона, – объясняет Моника. – Будем исполнять хором. Помнишь, он шутил, что, типа, задумывается о карьере певца. Круто придумано, правда?
Чушь! Любимой песней Хендерсона была «Oh What a Night», или «Sherry», или еще какая-нибудь попса из шестидесятых. Все эти люди, делающие вид, что были дружны с Хендерсоном, ни черта о нем не знают! А вот я, пока убивал его, отлично с ним познакомился. Мне хочется объяснить им, что они неправы, что вкусы Хендерсона мало отличались от вкусов пожилых американцев, ездящих на «Бьюиках» и покупающих путевки в Диснейленд. Господи, как я устал от этого города, от показного блеска и постоянного притворства – даже после смерти…
Гасят свет. Вечер памяти начинается – с чего бы вы думали? – с речи Майло; он уже выскакивает на сцену. Моника френдит Келвина в «Фейсбуке». Лав хлопает своему нахальному дефлоратору. Тот машет руками, требуя еще аплодисментов, хотя, учитывая специфику мероприятия, стоило бы вести себя поскромнее. Лав подбадривающе кричит. Это конец. Я не узнаю ее, и нам – совершенно очевидно – не о чем больше говорить. Я не глухой и не слепой. Она хлопает ему – выбирает его. Психологи правы, сравнивая голову человека с черным ящиком. Мне никогда ее не понять, я даже узнаю ее с трудом в ярком макияже и с выпрямленными волосами.
– Приветствую вас, друзья и фанаты! – выкрикивает Майло.
Что за мерзкое слово «фанаты» – почти такое же гнусное, как фолловеры.
– Давайте начнем сегодняшний вечер с песни. Хендерсону это понравилось бы.
Толпа разражается оглушительным визгом и аплодисментами. У меня из ушей сейчас хлынет кровь. Лав преспокойно хохочет над идиотскими шуточками Майло. Моника шепчет, что «Твиттер» бурлит. А мне насрать! Ведь Лав бросит меня, как только закончится этот фарс. Она наигралась мною и просто вышвырнет, как щенка, ботинком под зад. Теперь у нее новое развлечение – фильм. Она стала актрисой. Или всегда ею была… Как Эми. Похоже, приобретя амбиции, я начисто растерял мозги. От одной мысли о сценариях, над которыми я корпел все лето, меня коробит. К черту! К черту все!
Свет меркнет. Шоу начинается. Лав облизывает губы острым язычком, который так и не познал моего фаллоса. Руки сами сжимаются в кулаки. В книге «Общая теория любви» авторы сравнивают хорошие отношения с двумя стульями, стоящими рядом. Мы с Лав теперь сидим друг напротив друга, к тому же она на меня не смотрит, а прижимается к Майло – плечи расслаблены, на лице улыбка. Похоже, ее мечта сбылась: свой фильм, свой режиссер… Зачем ей теперь я? Майло толкает ее локтем и показывает что-то на телефоне.
«Нам нужно поговорить». Нет, Лав, уже не нужно. Ты жмешься к этому белобрысому ублюдку и позволяешь ему лапать себя за бедро. Что ж, пожалуйста. Только без меня!
Лав берет Майло за руку и поет. Я не могу смотреть на это и прячу лицо в ладони. Моника спрашивает, всё ли со мной в порядке.
– Кровь пошла из носа.
– Вот черт! А я говорила Форти, что у него паршивый кокаин… Келвин советует местных дилеров.
Мне слишком плохо, чтобы обсуждать таланты Деза по подгону дури, поэтому я говорю, что выйду на воздух. Моника отвечает:
– Ок. Не парься!
Протискиваюсь сквозь плотную толпу «фанатов», шикающих на меня за то, что я отвлекаю их от действа. Пусть катятся к чертям собачьим! Выбравшись на улицу, пишу Лав:
«Пошла кровь из носа. Буду в кофейне в “Кладовке”. Мне тебя не хватает. Я не понимаю, что произошло».
Приложение показывает, что сообщение доставлено и прочитано, но Лав не отвечает. Впрочем… Чем молчание не ответ? Все кончено.
