24
Пол Саймон уезжает, пока мы разбираем вещи в нашей комнате в главном особняке. С непривычки я теряюсь.
– А где ванная?
– Есть здесь, есть в бунгало. Мне больше всего нравится та, что в Голубом доме.
Французские двери Голубого дома распахнуты; ванная прямо напротив входа. Размером она с небольшую квартирку, и по ней вальяжно расхаживает полосатый кот.
Привыкнуть к такому будет непросто. Из окна видно, как Дотти обнимает Пирса, мать его, Броснана, а толстый пацан ковыряет в носу. Закрываю дверь и сажусь на унитаз. Когда я был ребенком, мать приводила меня в супермаркет и оставляла там на целый день. Просто бросала! Говорила, что будем играть в прятки; я, конечно, не верил, но молчал. Забивался в туалет или проскальзывал наверх, где охранники следили на мониторах, чтобы посетители не воровали, типа как в фильме «Казино», только вместо миллионов – шоколадные батончики. В магазине меня все знали и в полицию не обращались. Одна добрая тетенька даже кормила моей любимой телятиной под пармезаном.
Потом мать возвращалась, влепляла мне пощечину и орала, чтобы я больше не убегал и не терялся. Я обещал быть хорошим мальчиком. А работники магазина смотрели на этот балаган и молчали.
Умываюсь ледяной водой и выхожу. Со всех сторон налетают «помощники»: «Вы чего-то хотите? Вам что-то принести?». Лав, уже переодетая в белоснежный теннисный костюм, отдыхает на террасе у корта. Меня перехватывает Форти и вручает кайпиринью. Майло тоже здесь, трется рядом с моей Лав. Барри Штейн пялится на ее короткую юбку. Скотина!
– Зря волнуешься, – влезает Форти.
– Что такое «Вианно»? – спрашиваю я, не обращая на него внимания, и киваю на Майло в идиотской поношенной футболке.
– Отель «Вианно клаб». Говорю тебе, беспокоиться не о чем!
– Это где? – настаиваю я.
Форти вздыхает:
– Нигде. Лучше скажи, есть ли у тебя идеи для кино, Профессор?
– Нет.
Я не отрываясь смотрю на Майло, на его руки, покрытые светлыми волосками, на его неестественно белые зубы, и чувствую, как внутри меня вызревает, разрастается злоба. Она заслоняет собой все прочие чувства, словно реклама нового бургера в меню «Макдака». Убил бы его… вместо Эми.
– Да ладно, – ухмыляется Форти, похрустывая кубиком льда. – У всех есть идеи. И у тебя должны быть. Какие фильмы ты сейчас смотришь? Что нравится?
– Ничего. Парень, с которым я работаю, признает только канал «Гори в аду».
– Может, сам пишешь?
– Нет.
Жаль, что меня осудят, если я сейчас схвачу Майло за шкирку и утоплю в океане. Придется играть по правилам. Беру себя в руки и говорю Форти, что одна идея у меня все-таки есть: надо взять сцену из «Реальной любви», где Лиам Нисон заявляет своему пасынку: «Нам нужна Кейт и нам нужен Лео».
– А потом, – продолжаю я, прибавляя громкость в надежде, что Лав услышит и отлепится от Майло, – они сидят на диване и смотрят телик, только вместо той сцены из «Титаника» на экране кадры из «Дороги перемен», где Ди Каприо и Уинслет трахаются на кухне.
Форти ржет как ненормальный. Лав даже не оборачивается.
– Гениально! – орет он. – Старик, это надо снять!
Когда он наконец отстает от меня и уходит, чтобы «сделать пару важных звонков», появляется Лав и садится ко мне на колени.
– Тебе весело?
– Конечно, – отвечаю я, и это чистая правда. С Лав на руках мне гораздо спокойнее. Теперь, когда она не флиртует с Майло, я даже могу наслаждаться пейзажем. Воздух в Малибу удивительный, лучше любых фильтров в «Инстаграме»: кожа у всех гладкая и сияющая, черты четкие и объемные.
Интересно, работники «Кладовки» знают про этот райский уголок? Я закрываю глаза и представляю, как они, кипя от пролетарского гнева, штурмуют ворота с криками «К ЧЕРТУ ВАШУ ЛЮБОВЬ – ДАЙТЕ ДЕНЕГ!».
Дотти объявляет, что скоро подадут ужин. Как незаметно пролетело время!
– В Малибу такое не редкость, – говорит Лав. – Мозг отключается.
Форти возвращается и сует мне под нос свой «Айпэд», прямо как Келвин.
– Смотри!
На экране высвечивается логотип «Гори в аду», я тяжело вздыхаю, но Форти уверяет, что будет бомба. После входных титров появляются кадры из «Реальной любви», где Лиам Нисон с пасынком сидят на диване – это моя идея! – и смотрят «Дорогу перемен» – моя!!! – потом экран темнеет и на нем высвечиваются слова, от которых у меня перехватывает дыхание; слова, которые созданы друг для друга, как счастливые молодожены:
«Автор сценария и режиссер – Джо Голдберг».
Лав смеется и хлопает в ладоши. Я обнимаю Форти, жму его руку и искренне благодарю.
– Я тут ни при чем, – отнекивается он. – Это все ты, старина!
– Я ведь ничего не сделал, только высказал идею.
– Фигня! Ты придумал развязку! Начало-то и дурак сочинит, а вот концовку – нет.
Он показывает мой фильм – мой фильм! – Барри Штейну.
Вот она – новая жизнь, уже на пороге! Я чувствую, как во мне зарождаются амбиции. Возможно, Голливуд откроет меня, как Марка Уолберга после «Ночей в стиле буги».
Однако Барри смотрит в «Айпэд» без энтузиазма и в конце говорит лишь: «Прикольно».
Меня разрывает от негодования. В прошлой жизни, в Нью-Йорке я, помнится, был «особенным, ярким». А теперь в Малибу, если верить этому старому похотливому козлу, штампующему затертые, сопливые романтические комедии, я стал «прикольным»!
Вот урод!.. Отворачивается от экрана и больше ни слова не говорит про мой фильм. Потом стряхивает пепел с сигары и предлагает закурить Рею, Майло и Форти, а мне – нет!
Форти обиженно выковыривает из зубов мятные листья и приглаживает волосы. Ему тоже не понравилась реакция Барри.
– А еще у меня есть идея… – начинает он.
Тут Барри говорит, что ему нужно в туалет, Майло – что пора нанести крем от солнца, Лав – что мама просила помочь.
Мы опять остаемся вдвоем.
– Прикольно, мать твою! – говорю я.
– Точно, старина.
Форти, улыбаясь, принимается рассказывать мне о сценарии, над которым сейчас работает. Мне хочется верить в нас – хочется верить в прекрасное будущее… Но идея Форти просто ужасная. Совершенно идиотская. Абсолютно безнадежная. Лав права: никаких перспектив.
Сценарий называется «Третий двойняшка».
– Это не про нас с сестрой, – уточняет он, – а про двоих парней-близнецов, которые настолько похожи, что мать даже сделала им в детстве татуировки на руках, чтобы хоть как-то различать.
Я еле сдерживаюсь. Затея обречена на провал. Форти вообще не умеет рассказывать истории: сначала объясняет, что братья живут в Лос-Анджелесе, они молоды и отчаянны, потом принимается описывать сцену на темной улице в Нью-Йорке.
– И тут – ба-бах! – кричит он, – появляется название – «Третий двойняшка».
Боже милостивый, это только начало. Я попал!.. Лав с Майло, смеясь, направляются к теннисному корту.
– Ты, наверное, имел в виду «тройняшка»? – поправляю я его. – Троих двойняшек не бывает.
– Нет, – Форти мотает головой, – именно «двойняшка», иначе пропадет интрига.
Он снова приглаживает волосы и рассказывает дальше: действие переносится в Вегас, и разбитной «Мальчишник» эволюционирует в скорсезовское «Казино».
– Улавливаешь, старина?
Неудивительно, что при всех знакомствах Форти до сих пор не продал ни одного сценария. Я заглядываю в его записи на «Айфоне». Творческий беспорядок – не обязательно признак гениальности. Иногда это просто беспорядок.
– Вегас? – не выдерживаю я. – Кто-то женится?
Он вскакивает:
– Как?! Ты догадался? Это телепатия! Интуиция!
Орет так, что за километр слышно, и тут же оборачивается, чтобы проверить, смотрит ли Барри Штейн. Тот, конечно, не смотрит. На корте Лав протягивает Майло свою бутылку с водой. Форти продолжает, и в рассказе наконец появляется «третий двойняшка»: он нападает в пустыне на второго двойняшку, который едет в Вегас спасать первого двойняшку… Потом они все вместе едут обратно. А где ключевая сцена?
– Джо, ты только представь, – заливается Форти, – третий двойняшка…
Тройняшка, мать твою, ТРОЙНЯШКА!!!
– …ныряет в бассейн, камера разворачивается вверх, и мы видим вместе с ним небо в огнях – веселая вечеринка, смех, музыка из кассетника…
– Я думал, фильм про наше время.
– Частично! – Форти даже бровью не ведет. – Еще там будут врезки из будущего. И из семидесятых. Это нелинейное повествование, понимаешь?
Лав шепчет что-то Майло на ухо.
– Из бассейна третий двойняшка выходит перерожденным. И дальше начинается страшное. Ты готов?
Дотти звонит в колокольчик. Лав машет мне и, не ожидая меня, заходит в дом вместе с Майло. Я говорю Форти, что нам тоже пора.
– Чувак, – вздыхает он, – меня вырезали.
– Из эпизода?
– Да, родителям я не стал говорить… Мама позвала гостей. Все обрадовались. Ну, подумаешь, посмотрят сериал, решат, что не заметили меня, и продолжат веселиться. Я сходил на прослушивание… Даже хорошо, что не попал. Один мой агент предупреждал: если хочешь стать сценаристом, в кино лучше не играть.
Дотти снова звонит в колокольчик, и Форти обещает ей, что мы отлучимся всего на пару минут – в аптеку. Она предлагает послать помощника, однако Форти отказывается – мол, лекарство новое.
– Только быстро, мальчики, – вздыхает Дотти.
Мы спешим на парковку, беспорядочно заставленную дорогущими машинами. Форти говорит «Эни, бени, рики, таки» и выбирает «Мазерати Спайдер».
– Куда мы едем? – интересуюсь я.
Он заводит двигатель.
– В Мексику, старина. В Мек-си-ку!
И давит на газ.
