22
Сегодня явно не мой день. Дилайла протискивается следом за мной в квартиру, и выставить ее не получится – будет скандал. Настроена она решительно. Говорит, что провела собственное журналистское расследование и теперь намерена расставить все точки над i. Лучше б заедала любовные страдания мороженым, как все нормальные девушки…
– Как же так! – кричит Дилайла, припоминая первое сорвавшееся свидание. – Мы ведь договорились.
– Да, – признаю я смиренно, – это все из-за Келвина.
Она взрывается:
– Ты взрослый мужчина! Тебе не десять лет, чтобы друзьями прикрываться.
– Ты сама спросила. – Я невинно пожимаю плечами.
– Хватит отговорок! Пора уже самому отвечать за свои поступки, Джо. Ты обманул меня! Так не делается!
– Знаю.
– Да? – Дилайла заводится и принимается рассказывать про какое-то приложение, которое она установила себе на телефон и которое поможет ей взять себя в руки и не писать мне больше. Но (тут она делает многозначительную паузу) я ведь сам ее пригласил, а потом слился – значит, что-то произошло.
– Ничего не произошло. Просто передумал.
– Не-е-ет, – тянет она, – ты из Нью-Йорка, а там так не поступают.
– Дилайла, – прошу я, – давай забудем.
Какое там! Она заявляет, что от бармена из «Птиц» узнала про беременность моей бывшей.
– Там все сложно.
– Чушь собачья!
– Дилайла, давай не сейчас.
– А что, куда-то торопишься? Снова пойдешь по «Кладовке» шататься, как зомби?
– Я не шатаюсь, как зомби.
– А Келвин так не считает. Он сам мне сказал.
– Ты же просила не вмешивать сюда Келвина.
– Не уходи от темы!
Она наступает на меня: руки в боки, глаза горят.
– Келвин сказал, вылазка к Хендерсону была твоей инициативой. Я знаю, что ты там был. Вот доказательство!
И сует мне в нос видео на «Ютьюб», где я стою у Хендерсона на кухне. Черт бы побрал этот Интернет!
– Келвин сказал, ты и пяти минут на вечеринке не пробыл. Куда ты так спешил, Джо?
Квартирка у меня маленькая, стены тонкие, все слышно. Пытается загнать меня в клетку? Ха, не на того напала.
– Дилайла, это не круто.
– А поливать меня дерьмом после минета – круто? Ну же, будь мужчиной, объясни, где ты пропадал все это время и почему поперся к Хендерсону, хотя утверждал, что ненавидишь его. Давай! А если не скажешь…
Она останавливается, делает глубокий вдох, опускается на пол и жестом показывает, чтобы я сел рядом. Следую за ней.
– То что?
Потирает руки. Усаживается поудобнее. И явно наслаждается моментом. Это ее конек – интриги, скандалы, расследования.
– Я все знаю! – сообщает она с нескрываемым удовольствием.
Молчу.
– Знаю! – повторяет Дилайла. И мне это не нравится. И она видит, что мне это не нравится. Глаз у нее наметанный. Потирает подбородок, открывает рот…
Чтоб ты сдохла, маленькая любопытная сучка! Еще одно неосторожное слово – и я ускорю этот процесс.
Она делает глубокий вдох и заявляет:
– Ты сидишь на таблетках.
Что, мать твою?!
Я выдыхаю и разжимаю кулаки. А эта идиотка, которая одной ногой уже стояла в могиле, жмется ко мне, хватает за руки и заглядывает в глаза, воображая себя самоотверженной спасительницей, которая поможет мне побороть зависимость. Гладит меня по спине, нахваливает реабилитационные центры и сетует на безумный темп жизни в Эл-Эй.
– Дез рассказал мне про оксикодон. Я сопоставила факты – твои внезапные отлучки, странные прогулки – и обо всем догадалась.
Она винит плохую ауру квартиры: Брит-Брит тоже здесь сторчалась.
– Мы тебя спасем, – заявляет Дилайла, глядя на Кандинского. – Верь мне! Главное, чтобы ты сам захотел.
Я не спорю, только киваю, но от ее помощи отказываюсь.
– Думаю, мне нужно время.
Ха! Как бы не так – она уже вцепилась в меня мертвой хваткой. Деловито похлопывает по ноге и интересуется:
– У тебя есть страховка?
Отвечаю, что да. Дилайла удовлетворенно кивает, заявляет, что у нее созрел план, и уходит – к моему несказанному облегчению! – а через минуту возвращается и кладет передо мной идиотскую настольную игру с фишками и кубиком.
– Иногда полезно вернуться в детство.
Делать нечего: играю и слушаю ее скучные сплетни про знаменитостей и про то, как однажды к ней «подкатывал» Джордж Клуни. Она то и дело пропускает ходы и возвращается назад, и эта безумная игра, кажется, никогда не кончится. А чего я хотел? Сам виноват. Дез в первый же день советовал с ней не связываться. Приставучая репортерша!
Теперь расплачиваюсь за свою самоуверенность: я-то думал, что могу трахнуть ее и выйти сухим из воды, ведь в отличие от местных задротов разбираюсь в девушках и понимаю, что такая, как Дилайла, никогда не полюбит такого, как я. Она – охотница за звездами, золотоискательница. И обтягивающие платья с каблуками носит не ради работы, а потому что Николас Кейдж женился на официантке, и Мэтт Деймон тоже, а Джордж, мать его, Клуни обручился с сексуальной адвокатшей.
Даже если б я познакомился с ее матерью, признался в любви, таскал цветы без повода, предложил съехаться, купил кольца и заговорил о детях – даже тогда у нас ничего не получилось бы. Потому что она продолжила бы таскаться на свою «работу» в блядских платьях и торчать на вечеринках «Золотого глобуса», старясь случайно пролить коктейль на какую-нибудь звезду типа Джеймса Франко (ведь Калиста Флокхарт именно так захомутала Харрисона Форда). И если б удача ей улыбнулась, она бросила бы меня не раздумывая.
Но я ее недооценил. Соскучился по минету, перенервничал из-за Хендерсона, страдал от одиночества – и упустил из виду один очень важный момент: совать нос в чужие дела Дилайла любит даже больше, чем совать в себя звездные члены. Естественно, всей правды обо мне она не знает, но все равно знает слишком много.
– Кстати, мама передает тебе привет. – Она хихикает.
Я бросаю кубик.
– И ей от меня передавай.
Интересно, Лав еще спит, Эми еще не сдохла…
Дилайла проверяет сообщения на телефоне и заявляет, что сегодня вечером ей, возможно, придется пойти на премьеру Эдварда Нортона. Смотрит на меня и ждет, что я стану ее отговаривать. Еще чего!
Помолчав, она переходит в наступление.
– А как ты попал в «Сохо-хауз»?
Я вздрагиваю.
– Что?
– Тебя видела там моя подружка Этель.
– Какая еще Этель?
– Просто подруга. Она знает, кто ты, – видела в «Птицах».
– Дурдом какой-то! – возмущаюсь я.
Дилайла следит за мной. И ее команда, в отличие от моей, справляется с миссией на отлично, как в «Форсаже». Вот сука! Неужели она думает, что сможет силком затащить меня в свою глупую жизнь, чтобы я трахал ее, пока не подвернется какая-нибудь знаменитость?
– Джо, скажи, где ты пропадал все это время? В каком притоне?
– Нет.
– Я должна знать, где ты берешь дурь. Дез – не единственный поставщик, верно? Ведь с ним ты тоже на связь не выходил.
– Дилайла, все совсем не так.
– Тогда с кем ты был?
Молчу и смотрю на Кандинского.
– Джо, я хочу помочь.
Сучка слишком умна. Конечно, следовало бы устранить ее. Но если я сейчас размозжу ей голову, а потом стану искать кислоту, чтобы растворить тело, это привлечет излишнее, совершенно не нужное мне внимание. Родители поднимут шум. Многие вспомнят, что она интересовалась мной. И меня заподозрят. Так что сучке повезло. Единственный способ отделаться от нее – разбить сердце.
Я кладу руку на игровое поле.
– Дилайла, должен тебе признаться: у меня есть другая.
Она сглатывает. Щеки ее краснеют и даже как будто надуваются. Я говорю, что мне очень жаль и что на вечеринке у Хендерсона я был с другой.
– Это она посадила тебя на таблетки? – взвизгивает Дилайла.
Я качаю головой:
– Таблетки не для меня.
– А для кого?
– Для ее матери. У нее рак желудка.
Дилайла принимается сердито складывать игровое поле.
– Прости, – шепчу я.
– Да пофиг, – кидает она и обиженно отворачивается.
Говорю ей, что я мерзавец, а она красавица. Что я еще пожалею. Обнимаю ее и вру, что я подонок и ее не заслуживаю. Что она очень красивая. И умная. И вообще с такими связями и навыками скоро завоюет мир. Говорю, что в нее непременно влюбится кто-то более достойный (тут она даже перестает всхлипывать). И уверяю, что еще настанет день, когда я буду рыдать под дверями ее шикарного дома на холмах, с мраморными полами и прислугой, буду умолять ее вернуться ко мне, но, конечно, получу отказ. Я чувствую, как Дилайла оттаивает от этой откровенной лжи.
– Ладно, – наконец успокаивается она и жмет мою руку. – Только, пожалуйста, не обсуждай меня с Харви, или Дезом, или с другим здешними идиотами, хорошо?
– Конечно!
Отлипнув от меня, Дилайла отправляется в «Поло лаундж» следить за новой жертвой. А я открываю на «Ютьюбе» видео с вечеринки у Хендерсона и читаю комментарии.
Пользователь под ником AA212310 пишет:
«Убийца уже в доме».
Все всполошились:
«Это же самоубийство».
«Ты что-то знаешь?»
«Его убили?»
«А как же оргия?»
Но таинственный AA так больше и не появляется. А я стараюсь не обращать внимание на инициалы. Они расшифровываются как «анонимный алкоголик» и никакого отношения к Амелии Адам не имеют. У Хендерсона миллионы фанатов, и среди них наверняка найдется ненормальный алкаш, пишущий от безделья в Интернете всякую чушь. И еще я стараюсь не думать, что Дилайла станет читать эти идиотские комментарии, сопоставлять и вынюхивать. Я не намерен проваливаться в кроличью нору. Меня никто не поймал. Я на свободе и вне подозрений. Единственная моя провинность перед законом – это нарушение правил перехода улицы.
Вдруг звякает телефон, и я от удивления чуть не роняю его на пол. Сообщение на «Фейсбуке». От Лав!
«Так соскучилась, что полезла сюда тебя искать!.. Еду в Малибу. Обещают жару, и я решила, что будет не по-христиански оставлять тебя в городе. Присоединишься?»
Это чудо! Она будто знала про мое ужасное утро. Будто почувствовала, что больше всего на свете мне сейчас нужен отдых, передышка. Отправляю ответ:
«ДА!»
Тут же прилетает:
«Я под твоими окнами #маньяк_ces_quase».
И следом:
«Французский язык дается мне хуже, чем французские поцелуи хаха».
Пишу:
«Ты совершенство».
И это не лесть.
Достаю сумку и вспоминаю жадные губы Дилайлы и проворный язычок Эми – в Малибу ничего такого мне не светит, зато и мозг никто выносить не станет. Закидываю одежду, белье, ноутбук и представляю, как Харви будет рассказывать новому жильцу, что эта квартира проклята: первая девица сторчалась и съехала, бросив всю мебель, а парень, который поселился следом, подсел на «колеса» и просто исчез. Решаю не жадничать и выкладываю из сумки пару джинсов.
Выхожу на улицу, ищу глазами «Теслу». Вдруг раздается гудок, и Лав машет мне из «Феррари». И улыбается. И ни капли не злится за утренний побег.
– Я понимаю, у тебя своя жизнь, работа. У самой сегодня был аврал: пришлось все утро строчить письма, не поднимая головы. Ты расправился с делами?
– Ага.
– Отлично! Тогда послушай мою новую подборку для «Кладовки». Я составила ее специально для тебя.
Начинается она с джазовой композиции Чарльза Мингуса, и я чувствую себя словно школьник из гетто, который первый раз в жизни едет вместе с классом на природу. Пишу Келвину: «Меня не будет пару дней. Прости, что вел себя как урод. Все из-за Дилайлы, ну, ты меня понимаешь… Я свалю на какое-то время. Если выгорит с “Фургоном-призраком”, обязательно сообщи. Держу за тебя кулачки. На связи».
Если бы мне так написал мой помощник, когда я управлял книжным магазином в Нью-Йорке, я уволил бы его не задумываясь. В Эл-Эй я фактически послал босса на хрен и в ответ получил: «Чувак похоже я сегодня курнул лишка до встречи не пропадай». Все просто!
Лав сворачивает на объездную дорогу и говорит, что придется потерпеть: везде пробки. Как можно любить этот город?
У нее звонит телефон – снова мать. Пока они болтают, я рассматриваю ее фотки на «Фейсбуке»: много пляжных, но ни одной в полный рост; много с коктейлями в руке, но ни одной пьяной.
Думаю, утром я был неправ: сегодня все-таки мой день.
