Книга: Новая Ты
Назад: 12
Дальше: 14

13

Вечеринка затягивается, потому что гости (в основном – начинающие бесперспективные комики-нищеброды, пускающие слюни на успех Хендерсона) никак не отпускают его и не расходятся. Я слышу их болтовню о шмотках «Американ аппарел» и восторги по поводу вечеринки («У меня даже зубы болят от смеха»). Интересно, что с ними со всеми будет. В Эл-Эй не так много особняков, а на телевидении – вакансий.
Торчать в шкафу неудобно. У меня затекла шея. В голове вертится мысль: бросить все и вернуться в Нью-Йорк. Но мне нужно поставить точку. Слова Хендерсона задели меня за живое, и теперь я не успокоюсь, пока не узнаю, почему Эми говорила обо мне такие ужасные вещи. Если уйду сейчас, до конца жизни буду мучиться, гадая, действительно ли я так плох в сексе. К тому же Хендерсон – единственный человек, который знает, где сейчас Эми. Такой шанс упустить нельзя.
Наконец внизу раздается оглушительное «бум» – во всем доме опускаются автоматические жалюзи. Гости разошлись. Слышно, как Хендерсон насыпает себе хлопья в миску, смотрит выступление Сета Майерса, потом запирает двери – вот умница, хороший мальчик! – и поднимается наверх. Ко мне.
Все одинокие мужчины одинаковы: хоть Хендерсон, хоть мистер Муни. Мое сердце колотится. Я замираю и прислушиваюсь, как он готовится ко сну.
К счастью, его вечерний туалет ограничивается чисткой зубов и втиранием дьявольского зелья в драгоценное личико. Потом он возвращается в спальню, открывает бутылку с оксикодоном, высыпает в ладонь снотворное и ксанакс, глотает, запивает. Выключает свет. Дрочит немного и засыпает.
Когда раздается размеренный храп, я открываю дверь. Спасибо, таблетки, – Хендерсон абсолютно неподвижен. Спасибо, голливудские стандарты и салоны эпиляции, – у него на теле ни одного волоска. Стягиваю кабельными хомутами его запястья и – хоть это и унизительно (как я скучаю по своей клетке, где не приходилось опускаться до подобных низостей!) – отдергиваю одеяло и связываю ноги. Прикрываю мягким одеялом и даю пощечину. Ничего. Еще раз. Опять впустую. Снова и снова, пока он не приходит в себя и не начинает орать. Ведет себя как ребенок. Надеваю наушники и терпеливо жду, когда он смирится с обстоятельствами. Играет саундтрек к фильму «Парни из Джерси», совсем не хипстеркий музон. Наушники у Хендерсона шикарные: никаких посторонних звуков. Наблюдаю, как он мечется, словно издыхающая акула.
Когда комик затихает, снимаю наушники и беру его «Айпэд». Спрашиваю пароль. Вместо того, чтобы спокойно ответить, он начинает метаться и стонать:
– Нет, нет, прошу, нет…
Подношу к его лицу разделочный нож от Рейчел Рей. Берет себя в руки.
– Марджи девятнадцать.
– Что за Марджи? – спрашиваю я простодушно.
– Моя жена.
Смотрю на него вроде как с удивлением.
– Бывшая, – поправляется он.
Ввожу пароль. Так, теперь надо написать его домработнице. Спрашиваю номер.
– Что? Зачем? – пытается протестовать он. – Скажи, чего ты хочешь. Все отдам. Только отпусти.
– Я сказал, чего хочу, – номер домработницы.
– Давай я переведу тебе деньги. Продам дом, отдам наличные… – Он всхлипывает, идеальный лоб блестит от пота. – Ну, пожалуйста!
Если не остановить его, он так и будет ныть, предлагая мне золотые горы, поэтому я повторяю:
– Мне не нужны твои деньги. Скажи номер домработницы.
До него наконец доходит.
– Дженнифер. Она есть в контактах.
Нахожу «Дженнифер Уборка», рядом с «Дженнифер Сиськи», «Дженнифер Большие сиськи» и «Дженнифер Без сисек», и пишу: «Джен, завтра у тебя выходной. Тут работа для клининговой службы. Извини, если разбудил».
Ответ прилетает тут же:
«Спасибо!»
С делами покончено. Пришло время повеселиться. Приказываю Хендерсону прекратить ныть. Он умоляет отпустить его, но я непреклонен. Снова начинает орать. Усаживаюсь на его шикарный белый офисный трон.
– Когда она тебе это сказала?
– Отпусти меня, мать твою!
– Когда она тебе это сказала?
– О чем ты? У меня в сейфе пятьдесят кусков – отпусти!
– Я говорю об Эми.
– О ком?
– Об Эми! – срываюсь я. – Хватит дурака валять! Сам рассказывал о ней на гребаном шоу, и сегодня тоже. Не надо делать вид, что ты не понимаешь, о ком я.
Он сглатывает. Кивает.
– Что ты хочешь знать?
– Когда вы познакомились?
Его нижняя губа начинает дрожать.
– Это что… Ты из Сети?
Молча смотрю на него. Как можно быть таким идиотом?
– Нет. Я из реального мира.
Снова орет и вырывается. Я думаю о будущем. Представляю, какая шумиха поднимется в Интернете, когда станет известно о безвременной кончине этого бездарного кумира молодежи. Кто-нибудь сольет информацию о секретной коробке с фотками бывшей жены, и эксперты-психологи примутся вещать про частые депрессивные расстройства у комиков. Общественность будет потрясена тем, что Хендерсон решил покончить с собой на пике карьеры. Чужой суицид настраивает живых на философский лад. Так и слышу, как начнется:
«Это лишний раз доказывает, что деньги не главное».
«Не разведись он, все было бы иначе».
«Слава богу, хоть детей не оставил».
«Как жаль, что не осталось детей».
«Бедная его мать…»
«Надо же: в свой последний вечер он хвастался, что очень счастлив».
Наконец Хендерсон затихает. Тяжело дышит, потеет.
– Чего ты хочешь?
– Я уже сказал. Как ты познакомился с Эми?
– Ты что, ее парень?
– Я хочу знать, как ты познакомился с Эми.
Кивает. На одеяле ни одного пятна от черники. Впрочем, денег у него полно, так что постельного белья тоже наверняка завались. Простыни такие нежные и мягкие, что даже те, которые понравились Эми в Литтл-Комптоне (когда мы еще были вместе), показались бы грубыми.
– Познакомились в «Сохо-хауз».
Представляю, как Эми сидит, закинув ногу на ногу, у барной стойки закрытого частного клуба и улыбается похотливым толстосумам, которые ходят туда, чтобы тусоваться с такими же, как они, богатыми развратниками и снимать девочек. Место для шлюх типа Дилайлы и выскочек типа Хендерсона. Роскошно обставленный бордель.
– Так. И что дальше?
– Она сидела в баре и строила мне глазки. Я подошел и спросил, с какого она года.
– Что?
Он издевается? Втыкаю нож в ручку дорогущего белого кресла.
– Просто на ней была футболка с Питером Старком, а несколько моих знакомых учились на этом курсе.
– Что за Питер Старк?
Он приподнимает брови, будто не знать этого – грех, но тут же спохватывается и говорит заискивающе:
– Продюсерский курс имени Питера Старка в университете Южной Калифорнии.
Похоже, туда Эми тоже метила и футболку специально искала. Хендерсон снова начинает стонать:
– Слушай, возьми лучше пятьдесят кусков.
– Что было дальше?
– Не знаю, – бубнит он. – Что обычно бывает? Я заказал ей десяток коктейлей, попросил телефон, а потом… потом просто вырубился. Домой меня привез водитель.
Ясно, этот алкоголик и половину своей жизни не помнит. Ничего, сейчас ему придется поднапрячься. Мне надо знать все.
– Она поехала с тобой?
– Чувак, – ноет он. – Это вообще не прикольно.
Нет, все-таки я никогда не привыкну к местному сленгу: лежать на кровати связанным по рукам и ногам, с ножом у горла и говорить, что это «не прикольно».
– Она поехала с тобой?
– Что?
– Не прикидывайся дураком, Хендерсон, – ты не на своем шоу. Здесь я задаю вопросы, а ты отвечаешь.
– И потом ты меня отпустишь?
– Да, – киваю я (вот идиот!). – Конечно отпущу. Так да или нет? Она поехала с тобой?
Смотрит в стену.
– Я же говорю, что не помню.
– Хендерсон! – Мне приходится встать. – Вы познакомились в «Сохо-хауз», ты спросил, в каком году она закончила университет. И что? Что было дальше?
– Хорошо, мать твою, я скажу, – огрызается он. – Ниче-го! Ничего не было дальше! Потому что она не моя девушка. Я все выдумал!
– Она была на твоем шоу. Ты помахал ей и крикнул: «Привет, Эми!».
– Чувак, это же телевидение! – Он смеется. – Я помахал фикусу.
Черт бы побрал Голливуд… Тут все ненастоящее!
– То есть вы не вместе?
Фыркает:
– Она даже ни разу мне не написала. Я послал ей фотку своего члена – и тишина. Может, она недотрога. Или лесби. Или шизанутая.
– Тогда какого хрена ты треплешься, что она твоя девушка?
– Потому что это моя работа. Потому что я не могу рассказывать, что сплю со всеми подряд. Потому что публика хочет романтики и отношений. Потому что телевидение, сука, – это не реальная жизнь.
– Ты с ней не спал?
Смеется:
– Я же сказал, она или недотрога, или лесби.
Отшвыриваю кресло. С меня хватит: даже связанный, он кривляется как клоун.
Хендерсон присвистывает:
– Эй-эй, чувак! Мы закончили?
Я сыт по горло этой гребаной Калифорнией – с ее лживыми ублюдками, тошнотворными холмами и сводящим с ума однообразием. Выхожу в ванную. Нет, мать твою, мы еще не закончили! Что-то не сходится… Черника! Я вылетаю обратно.
– Если ты не спал с ней, откуда знаешь про отстойный секс с бывшим?
– Слушай, задолбал уже.
Снова рвется, хрипит, как собака. Своенравная, непослушная собака. Жду.
– Ладно, слушай, – наконец смиряется Хендерсон, – я познакомился в баре с девушкой по имени Эми. Она сказала, что ненавидит мое шоу, от чего у меня даже встал, потому что обычно телки сразу тащат меня в постель.
Приятно слышать (не про стояк, конечно, а про стойкость).
– Она отказалась ехать ко мне и сказала, что не такая. Судя по моему опыту, «не таких» не бывает – надо просто подождать пару дней. Поэтому я взял у нее телефон и послал фотку члена.
Мерзость! Вся ситуация от и до – сплошная мерзость! И особенно его член в телефоне моей девочки.
– И?..
– И ничего.
– Откуда тогда знаешь про чернику?
– Она что-то рассказывала про лучший секс. Не помню. Обычная пьяная болтовня. Сколько раз повторять: я все выдумываю. Не говорить же, что жена бросила меня, потому что я ноль в постели… Это и называется, сука, комедийное выступление. Художественный вымысел. Стендап-импровизация. Ну, пойдем за баксами?
Он реально думает, что мне нужны его деньги!.. Снова ухожу в ванную и включаю воду. Лучший секс! Она сказала «лучший секс» – и все равно сбежала от меня, от любви, от близости. Предпочла болтаться по барам и пить с незнакомцами. «Шарлотта и Чарльз». Черт! Как я не догадался? Я слишком хорош для нее. Мои руки слишком заводили ее, а член слишком манил. И любовь ее была столь велика и сильна, что она просто не выдержала.
Возвращаюсь к Хендерсону. Он снова ожил: стонет и выкручивается.
– Давай уже перейдем к делу.
– Не спеши. Мы не закончили.
– Чувак, бери деньги и отпускай меня, мать твою!
Листаю его контакты: «Эми Торонто», «Эми Пышка», «Эми Кривой нос», «Эми Сиськи», «Эми Задница».
– Которая была первой: Эми Сиськи или Эми Задница? – спрашиваю его.
– Чувак, мне каждый день приходится общаться с толпой народа. Ты бы запомнил? Ты вообще представляешь, что значит быть публичной фигурой?
– Я не представляю. Зато Эми Фитнес, Эми Шато, Эми Мармон и Эми Минет, похоже, неплохо освоили «публичную сферу», и с фигурами у них все в порядке.
– Прекрати! Я никого не принуждаю – все сами напрашиваются.
– И Эми Жирная Задница?
– Она в первую очередь!.. Ну всё, хватит!
– А телефончик у Эми Минет ты записал до того, как она опустилась на колени, или после?
– У меня в штате четыре женщины-сценариста, а спал я только с двумя.
– С кем ты спал: с Эми Губошлепкой или с Эми Автором?
– Это личное, – огрызается он. – Ни с кем. Прекрати!
Но у меня еще много вопросов.
– А Эми Автор-один в курсе, что есть Эми Автор-два?
– Слушай, завязывай и бери деньги. Хватит издеваться.
– Кто лучше отсасывает: Эми Автор-один или Эми Автор-два?
– Не знаю. Они из моего клуба анонимных алкоголиков. Я ходил туда пару раз.
– Полагаю, с Эми Водярой и Эми Текилой ты не там познакомился.
Смешная получилась шутка. А он упорствует:
– Чувак, я не врал этим девушкам. И никого не принуждал. Ну сколько можно… Прекрати!
– К Эми Белладжио ты приземлился после того, как взошел на борт к Эми Американские авиалинии?
– Отвали. Надоел. Всё. Довольно!
– Заткнись, Хендерсон. Это не твое шоу. Или ты еще не понял?
Из наушников доносится вкрадчивый голос Фрэнка Валли. Хендерсон снова орет и бьется. Я ищу Эми Чернику. И нахожу – с болью и обидой. Моя девочка в его телефоне. Между Эми Черепашки ниндзя и Эми Чесотка. Хочу убить ее. Убить Хендерсона. Набираю номер и слышу знакомое «данный номер отключен». Стерва!
Хендерсон покраснел, взмок и остервенел. Угрожает и требует, чтобы я его освободил, а всего минуту назад заискивал и сулил золотые горы. Ну как тут верить людям? Неудивительно, что Эми сбежала именно сюда, в город лжецов.
Ищу в его телефоне переписку с Эми Черникой, еле сдерживаясь, чтобы не отшвырнуть это средоточие мерзости, гадости, низости и порока. Меня возмущает, как бессовестно Хендерсон пользуется своей популярностью. Уверен, даже Джек Николсон никогда не позволял себе такого, и Пол Ньюман не писал: «Приезжай с двумя подружками. Хочу посмотреть, как вы отлижете друг другу». Ужасно. Но ужаснее всего, что его просьбы беспрекословно выполняются. Девушки приезжают. Привозят подружек. И так далее. Гнусно, отвратительно, тошнотворно. Это не Билл Клинтон, пылко влюбленный в стажерку, и не Хью Грант, смущенно клеящий трансвестита на Голливудском бульваре; это один из самых желанных мужчин Америки, бесстыже тешащий свое эго. Трахает всех подряд и даже не трудится потом отвечать на сообщения своих «жертв» о том, какой классный и огромный у него член. Бессердечный нарцисс, которого привлекает лишь новизна. В своем дебильном шоу он высмеивает нашу старую добрую культуру, а потом приходит домой, включает «Парней из Джерси» и перебирает фотки бывшей.
Умоляет дать ему глоток воды… С удовольствием! Выключаю музыку и поднимаюсь с кресла.
– Верь мне, брат, – бормочет он. – Этот город кого угодно сведет с ума. Я помогу тебе. Мы все уладим. Если ты хочешь попробовать себя на телевидении… Если дело в этом – считай, все уже решено.
Хорошо, что я позаботился обо всем заранее. Он пробуждает в женщинах все самое ужасное, и его пятнадцать минут давно истекли. Беру бутылку и заливаю наркотическую воду прямо ему в глотку. Он кашляет и отплевывается. Но пьет. Много. Зрачки сужаются, дыхание замедляется, глаза закатываются. Надеваю ему на голову мешок для мусора. И иду в ванную, чтобы списать названия косметических средств. Всем он запомнится как ведущий идиотского ток-шоу, а мне – как парень, который заставил меня задуматься о состоянии кожи лица. И еще я, конечно, помню, что надо срезать кабельные стяжки.
Когда я заканчиваю дела в ванной, он уже мертв. Произношу заупокойный кадиш – без сожаления и грусти: Хендерсон прилично наследил в этом мире. Хорошо, что ушел рано, а то еще заразил бы ЗППП какую-нибудь подающую надежды звездочку с низкой самооценкой, или обрюзг бы, поистрепался, вылетел к чертям из своего дебильного шоу и скатился на самое дно. А что? Банальная физика: чем выше вскарабкаешься, тем больнее падать.
На первом этаже воняет гуакамоле и пивом. На портрете Джона Белуши висит кусок пиццы. Везде грязь. Ублюдки! Все до одного. Но я, как ни странно, благодарен судьбе за то, что люди – свиньи. Натягиваю перчатки, собираю бокалы со следами губной помады, забытую одежду, лифчик, тарелки со сладостями и отношу все наверх, чтобы судмедэкспертам было над чем поработать. Отпечатков пальцев хватит на классическую голливудскую оргию (с кровавым концом). Надеваю наушники (они теперь мои) и оставляю в комнате играть «Парней из Джерси». Пусть весь мир узнает: дома Хендерсон слушал совсем не то, что навязывал всем на своем шоу. У модного бога было старое сердце. Прихватываю пару новых футболок с бирками и отправляю пустое сообщение с его аккаунта в «Твиттере».
И оно взрывает соцсети. Люди лайкают и пересылают его, хотя это ничто. Пустота. Видимо, она дает простор для чужих проекций. Заумные культурные критики станут детально анализировать эту чушь в модных онлайн-журналах. Парень, который выкладывал в Интернет каждый свой чих, отправил пустой твит за минуту до смерти. Символизм! Его трагическая кончина всколыхнет массы. Так что ему еще повезло. Если рай все-таки существует, он, скорее всего, попадет туда, несмотря на все те гадости, что болтал про меня.
Спускаясь с холма, покупаю и скачиваю на свой «Айфон» «Парней из Джерси». Дорога предстоит длинная, и хорошая музыка мне не помешает. Мы созданы для ходьбы – не для бега, не для великов, не для пеших прогулок. Ходьба – это мыслительный процесс. Она позволяет отточить мысли и переварить эмоции.
Я так и не убил Эми, зато я ее нашел. «Сохо-хауз»! Ну конечно. Мог бы и сам догадаться, что она двинется на запад. Ее тянет запах денег и славы. Она как больное животное, которое само не знает, куда тащится, но остановиться не может. Ничего, я ее остановлю. Скоро. Только приму душ и отдохну немного.
Сворачиваю на Бронсон-авеню. Еще так рано, что на улицах никого, кроме нескольких любителей бега. Тянет зайти в «Кладовку», но я и так постоянно там торчу. Пора что-то менять. Перехожу через дорогу. Впереди уже виднеются «Голливудские лужайки».
Из-за угла выскакивает патрульная машина с мигалками. Резко тормозит. Оттуда выпрыгивает коп и наставляет на меня пушку. Я аккуратно ставлю пакет на тротуар и медленно поднимаю руки.
Поймали!
Назад: 12
Дальше: 14