Коллективное руководство бандой Норд-Сайда закончилось со смертью О’Бэниона. Члены Большой шестерки никогда не были полноценными руководителями группировки.

Макси Эйзен занимался рэкетом в еврейских кварталах, Дэн МакКарти окучивал профсоюзы на своей территории. Попытка Луиса Альтери разобраться с убийцами О’Бэниона привела к повышенному вниманию полиции. После выходки Альтери в конце января 1926 года в баре Friars’ Inn коллеги по бандитской группировке решили, что он приносит много проблем, и отправили в Колорадо на ранчо. Наибольшим весом и компетентностью из трех остальных обладал Хейми Вайс. Склонный к принятию необдуманных решений холерик Друччи и флегматик Глюк Моран не могли составить ему конкуренцию.

Вайс представлял собой сложную смесь интеллекта, здравомыслия, храбрости, безжалостной жестокости и злобного нрава. Если репортеры пытались его сфотографировать, он не шел на контакт, как Капоне, и не прикрывал лицо, как большинство, а просто рычал: «Если фотография появится в газете – ты покойник!» Брат Вайса говорил, за двадцать лет они встретились лишь однажды: «Лет шесть назад Хейми стрелял в меня». Однажды заместитель маршала прервал вечеринку Хейми, пытаясь арестовать его друга за нарушение закона Манна, Вайс выгнал представителя закона прочь, угрожая револьвером. Тогда инспекторы вернулись с подкреплением и конфисковали выпивку, включая шампанское, наручники, оружие и капли для отключки, а Вайс подал в суд на участников облавы, обвинив их в краже шелковых рубашек и носков.

Несмотря на непредсказуемость и относительную молодость (на момент гибели ему исполнилось двадцать восемь лет), Вайс продумывал каждый поступок. Когда один из поставщиков спиртного пожаловался на тяжелую судьбу, Вайс вполне серьезно предложил поменяться местами. Капоне был прав, опасаясь Вайса: лидер Норд-Сайда наступал ему на пятки.

Во второй половине дня 3 августа 1926 года два брата, тринадцати и одиннадцати лет, поили лошадей из цистерны в лесном заповеднике к югу от города. Когда лошади заволновались, мальчики начали шарить в воде палками и обнаружили тело Энтони Куринлона, известного как Томми Росс, водителя Капоне, сменившего погибшего Сильвестра Бартона. Его похитили месяц назад, когда Капоне прятался в связи с делом МакСвиггина. Росса связали проволокой по рукам и ногам, избили и пытали. Затем прострелили голову, к телу привязали камни и бросили в цистерну с водой. «И после этого меня называют бессердечным? – возмущался Капоне. – Росса замучили, пытаясь выяснить мои деловые секреты. Но он ничего не знал о делах». Возможно, Росс действительно многого не знал, но ежедневный распорядок Капоне и установившаяся деловая практика ему были известны. Очень скоро этим воспользовался Вайс.

На Сауз-Сайде наступило спокойствие, О’Доннеллов нейтрализовали, а остальные баламуты – Салтис и МакЭрлайн – находились за решеткой в ожидании судебного процесса по делу об убийствах.

Капоне нанес упреждающий удар. Попытка носила исключительно демонстративный и импровизированный характер, и только личность стрелка, установленная много месяцев спустя, позволила связать дело с Капоне.

Винсент Друччи жил в номере отеля Congress на Сауз Мичиган-авеню, 500. Утром 10 августа Вайс и Друччи позавтракали вдвоем и прогуливались по улице Мичиган. Позднее Друччи утверждал, что при нем было $13 200 для покупки недвижимости. На 9-й улице они свернули к новому зданию Standard Oil, где разместился офис Санитарного управления Чикаго – самой коррумпированной городской кормушки. Там проходила встреча исполнительного директора Санитарного управления Морриса Эллера и главы 20-го городского округа Джона Сбарбаро.

Внезапно на тротуар резко въехал автомобиль. Из его окон по Вайсу и Друччи, стоявших у входа в здание Standard Oil, раздались выстрелы. Вайс бросился бежать, смешавшись с прохожими на оживленном перекрестке. Многие автомобили остановились, водители в ужасе пытались спрятаться за приборными панелями. Друччи нырнул за почтовый ящик, выхватил автомат и открыл ответный огонь. По меньшей мере тридцать пуль попали в бетонную стену зданий, кузова автомобилей и окна. По счастливой случайности, ранен был только случайный прохожий Джеймс Кардан. Пуля попала в ногу.

Когда двое боевиков выпрыгнули из машины и заняли позицию для прицельного выстрела, подоспел полицейский патруль. Водитель рванул с места, оставив боевиков. Вайс и один из брошенных растворились в толпе. Друччи, недолго думая, вскочил в первую попавшуюся машину и, приставив револьвер (разряженный) к голове водителя, К. К. Бассетта, взревел: «Немедленно уезжай отсюда». Полиция окружила машину раньше, чем перепуганный водитель смог выполнить требование.

«Это не имеет никакого отношения к битвам между бандами, – заявил Друччи полиции, – меня просто подставили. Кто-то хотел, чтобы меня арестовали, вот и все». Попался и второй брошенный боевик. Он выбросил револьвер и пытался сбежать с места перестрелки, но был задержан. Боевик сказал, что его зовут Пол Валери, и указал фальшивый адрес проживания. Полиция не имела оснований удерживать Валери, поскольку Друччи утверждал, что никогда не видел этого человека.

Вайс не сомневался, кто несет ответственность за нападение. Он не мог достать Капоне за стальными ставнями Hawthorne, но знал от покойного водителя Томми Росса, когда и где Капоне можно достать. Разместить наблюдателя, готового дать сигнал по телефону, не составляло труда: квартал кишел людьми. Двадцать вторая была главной улицей Сисеро. Ее ширина доходила до сотни футов, а посередине шли трамвайные пути. Рядом с отелем Hawthorne и стоявшей напротив гостиницей Anton находились парикмахерская Анджело Гурди, магазин модной одежды, салон красоты, лавка деликатесов Дуновского и прачечная. В гостинице Anton размещалось игорное заведение Капоне и хоторнский магазин табачных изделий. На востоке квартала располагалась кофейня Hawthorne Restaurant. Капоне часто там обедал.

За неделю до описываемых событий Капоне вернулся из очередной поездки по организации поставок контрабандной выпивки, а в субботу триумфально открыл заново несколько казино, запертых после убийства МакСвиггина.

В 1.15 дня в понедельник 20 сентября Капоне с телохранителем, Фрэнком Рио, обедали за самым безопасным из пятнадцати столиков кофейни Hawthorne. Никто не мог войти в помещение незамеченным. Зал 25 на 50 футов был заполнен посетителями – в парке на юге Сисеро открывался сезон скачек.

Мужчины встревожились, безошибочно определив звук пулеметной очереди, нараставший по мере приближения автомобиля. Машина проехала мимо ресторана, но ничего не произошло.

Капоне в недоумении пошел к выходу, чтобы разобраться в происходящем. Фрэнки быстро понял, в чем дело: не было криков, разбитого стекла, звука пуль, вонзающихся в стены зданий; из автомобиля стреляли холостыми патронами, чтобы привлечь внимание. Он выскочил из-за стола и повалил Капоне на пол. В этот момент открылся настоящий огонь. За первой машиной ехала колонна из десяти автомобилей. Стрельба началась, когда машины достигли гостиницы Anton. Обстрелу подверглись обе гостиницы, магазины и кофейня. У кофейни процессия остановилась. Окна превратились в град осколков. Тарелки, стаканы и чашки, стоявшие на столах и стойках, закружились в бешеном танце, звоне и разрушении. Пули дробовиков аккуратно прошивали стены на уровне груди и поясницы. Капоне, Рио и другие посетители вжались в пол под столами. Их поливал дождь из кусков деревянных панелей, обшивки и потолочной штукатурки. Когда Рио услышал звук холостых патронов, сразу выхватил пистолет. Стрелять он не стал: никто не осмеливался поднять голову или руку в этом огненном шторме.

Из машины вышел человек в рубашке цвета хаки и коричневом комбинезоне, держа в руках автомат Томпсона. Несколько боевиков осуществляли прикрытие с тыла, а стрелок в хаки не торопясь подошел к двери ресторана и, встав на колено, опустошил стопатронный барабан в развороченный зал. Этот заключительный салют занял десять секунд.

Стрелки вернулись к машинам, кто-то трижды просигналил, и кортеж тронулся на восток – в Чикаго, находившийся в двух кварталах.

Как позже подсчитала полиция, боевики выпустили не менее тысячи коротких очередей. Они расстреляли тридцать пять машин, стоявших вдоль улицы, но при этом, как ни удивительно, зацепили лишь четверых случайных прохожих, из них ранения двоих можно было назвать царапинами. Клайд Фримен, конезаводчик из Луизианы, находился в машине с женой Анной и пятилетним Клайдом. Одна пуля задела колено Клайда, две других, порвав пальто, буквально выкинули Клайда-младшего на тротуар. Упав, малыш поцарапал голову. Еще одна попала Анне в руку, не причинив серьезного вреда. К сожалению, осколок лобового стекла попал ей в правый глаз.

Последней жертвой атаки был Луис Барко, утверждавший: «Он единственный одинокий волк-игрок, проживающий в Хоторне». Он был ранен в плечо и шею. Взглянув на Барко, Билл Шумейкер узнал в нем Пола Валери, засветившегося в перестрелке около Standard Oil. Проживание в Хоторне не давало достаточных оснований предположить его связь со стрельбой на улице Мичиган. Находящийся за пределами ресторана Барко видел сцену во всех подробностях, но, поддерживая протокол молчания, отказался назвать кого-либо из участвующих в акции, старательно обходя имена Вайса, Друччи, Морана и одного из лучших стрелков северян Питера Гузенберга.

Капоне извлек из случившегося свою выгоду. «Власти лишний раз убедились, – заявил он репортерам, – у меня нет и никогда не было автоматов. Почему я плачу владельцам припаркованных автомобилей за нанесенный ущерб и стараюсь спасти глаз бедной невинной женщине? Я нанял лучших врачей и оплатил расходы». Действительно, спасение зрения Анны Фриман обошлось Капоне в $5000; он компенсировал ущерб магазину и вообще не жалел денег. Рассуждая цинично, Капоне покупал лояльность общества. Один из его парней сказал: «Большой брат всегда переживал, чтобы пострадавших было как можно меньше».

Ущерб, который перестрелки нанесли Капоне, не ограничивался репарациями. «Это война!» – провозгласила одна газета. Неизбежно последовала очередная волна показных полицейских облав. Двери заведений Капоне, только что возобновивших деятельность, снова закрылись. Капоне нуждался в помощи.

После выхода из тюрьмы Торрио перебрался в Италию. Вскоре ему пришлось сбежать, потому что Муссолини объявил, что будет выставлять гангстеров в клетках на потеху публики. Торрио переехал в Нью-Йорк и вошел в состав старшего руководства криминального мира, помогая коллегам, Лаки Лучано и Мейеру Лански, строить синдикат по чикагскому образцу. Он распределил дела между Нью-Йорком и Флоридой, где приобрел недвижимость. После атаки на кофейню Hawthorne Капоне провел во Флориде с Торрио несколько дней, обдумывая проблему Хейми Вайса.

Торрио, как обычно, призывал к миру. Как говорил позже Капоне: «Сразу после расстрела – а Торрио прекрасно знал, чьих это рук дело, – я поговорил с Вайсом. – Хочешь стать покойником, не дожив до тридцати? Пойми, тебе самому нужно, чтобы мы остались живы. Тогда еще можно было как-то договориться, но Вайс не стал слушать». Капоне также заявил, что: «Готов к миру… на какое-то время. Борьба не принесет пользы ни одной из сторон. Если договоримся, заработаем больше денег, чем сейчас. Хватит всем». Капоне решился на вторую попытку переговоров.

Капоне попросил Тони Ломбардо, президента Unione Siciliana, организовать встречу с Вайсом 4 октября в отеле Sherman. Капоне не планировал присутствовать на встрече, поскольку считал: личная конфронтация между людьми, пытавшимися убить друг друга, не будет способствовать успеху переговоров. Не исключено, что в качестве посредника для мирного урегулирования вопроса пригласили полицейского чиновника. От имени Капоне говорил Ломбардо, благо посыл был несложен: «Если Вайс хочет мира, Капоне готов пойти на разумный компромисс».

Но Вайс все еще не мог смириться с смертью О’Бэниона. Умом он понимал: следует проявить мудрость и пойти на компромисс, но виновники смерти Дини должны быть наказаны. Вайс объявил, что готов к миру, если Капоне одобрит убийство Скализа и Ансельми. Они все еще находились в Джолиете по приговору о непредумышленном убийстве, но договоренности можно было достичь в любом месте. Ломбардо сообщил об этом Капоне. «Я никогда не стану желтой собакой», – отрезал Капоне, после чего Вайс покинул собрание.

Услышав ответ, капитан Джон Стидж лишь ухмыльнулся: «Нет на земле человека, которого бы Капоне не отправил на тот свет, если при этом будут соблюдены его интересы». А начальник полиции Коллинз вообще сомневался в правдоподобности встречи, зная – Вайс скорее убил бы Капоне, чем уступил. В любом случае полицейские не оценили ни разумность Вайса, ни искренность Капоне.

На этот раз Торрио сам приехал в Чикаго, чтобы обсудить с Капоне дальнейшие действия.

Капоне имел план действий на случай непредвиденных обстоятельств. Задолго до прерванных переговоров мужчина, назвавшийся Оскаром Лундином, снял единственную свободную комнату на втором этаже здания по соседству с Шофилдом (здание принадлежало Гарри Стивену Килеру, в нем недавно сменилась управляющая). Помещение было зарезервировано заранее, поэтому во вторник, 5 октября, когда комната освободилась, новый менеджер Анна Ротариу предложила Лундину переехать.

Комната не оправдывала ожидания жильцов. Непритязательная и грязноватая, она включала удобства в виде кровати с запятнанной латунной рамой, скрипучего дубового шкафа для одежды, нескольких стульев, газовой плиты и посудного ящика. Северная стена закрывала входную дверь, но из окна виднелся кусок тротуара и улица между магазином и собором Святого Имени, который находился с другой стороны на перекрестке с Супериа-стрит.

Примерно в то же время симпатичная молодая женщина, назвавшаяся миссис Томас Шульц, арендовала комнату на третьем этаже дома с другой стороны Супериа. Из ее окна был виден черный ход магазина Шофилда.

Лундин и Шульц оплатили аренду заранее, поэтому не привлекали особого внимания. Тем не менее Анна Ротариу вспомнила, что часто видела Лундина, сидящего около окна, потягивающего вино и усыпавшего пол сигаретным пеплом.

Во второй половине дня 11 октября 1926 года отбирался двенадцатый присяжный заседатель по делу об убийстве, совершенном Джо Салтисом и его водителем Фрэнком Левшой Консилом. На следующий день должны были пройти слушания показаний свидетелей, и специально назначенный прокурор Чарльз МакДональд надеялся на осуждение обвиняемых, несмотря на слухи, что Вайс готов потратить $100 000, чтобы купить Салтису оправдательный приговор. Присяжный вспоминал: в тот день Вайс выглядел крайне заинтересованным зрителем во время отбора.

Он и ведущий адвокат защиты, Уильям У. О’Брайен, покинули суд вместе, но поехали в Шофилд в разных машинах. Вайс находился в автомобиле вместе с водителем Сэмом Пеллером и Патриком Мюрреем, мелким бутлегером, играющим роль телохранителя. О’Брайен ехал с Бенджамином Джейкобсом, своим помощником, мелким политиком из 20-го округа Морриса Эллера. Четыре года назад Джейкобса едва не лишили лицензии.

Машины припарковались на Супериа, и пассажиры, выйдя из-за угла, направились в сторону Шофилда. Вайс и Мюррей шагали впереди; чуть отстав, брел О’Брайен; замыкали шествие Пеллер и Джейкобс. Автоматный огонь, перемежающийся с выстрелами из дробовика из окна второго этажа, застали Вайса и Мюррея почти на бордюре тротуара перед цветочным магазином. Мюррей упал замертво – семь пуль попали в голову и тело. Вайсу досталось десять, он умер в больнице Хенротин, не приходя в сознание.

Боевики продолжали обстреливать улицу. Адвокат О’Брайен был четырежды ранен в руку, в бок и район живота (не смертельно). Ему удалось заползти в нишу подвальной лестницы, а затем добраться до кабинета врача, практикующего восемью домами севернее в этом квартале. Пеллер был ранен в живот, а Джейкобс, с простреленной ногой, заковылял к кабинету врача в квартале от места стрельбы. В Джейкобса стреляли, пока он не скрылся за углом собора Святого Имени. Пуля разбила угловой камень собора и переделала цитату из послания апостола Павла филиппийцам, помещенного в Вульгате: «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» – так, что от нее осталось только:

Выполнив работу, боевики побежали вниз по задней лестнице и затерялись на Дирборн-стрит. По пути выбросили через забор автомат со стопатронным барабаном, который упал на крышу собачьей конуры.

В кармане Хейми Вайса полиция нашла $5200 и полный список сформированного состава присяжных по делу Салтиса-Консила. Полиция немедленно обыскала комнату в доме, 740 по Стейт-стрит, откуда велся огонь. В дополнение к расставленным у окна стульям и грязному покрывалу, на полу нашли тридцать пять гильз калибра 45, три пустых винтовочных магазина и серую фетровую шляпу с ярлыком мастерской, расположенной недалеко от Сисеро. В сейфе магазина Шофилда нашли полный список свидетелей обвинения против Салтиса.

Стрелкам из другого окна, отвечающим за черный ход, так и не пришлось применить оружие. Проведя время «на стреме», они просто исчезли. Их отсутствие не замечали в течение недели, пока женщина, проживающая этажом ниже, не обратила внимание на влажное пятно на потолке, очевидно, от протекшего радиатора отопления. Дворник, выломавший дверь, вызвал полицию: на кровати лежала винтовка и четыре полных магазина, у окна стояли стулья, кругом валялись окурки и пустые винные бутылки.

«Не хочу поощрять бизнес подобного рода, – заметил начальник полиции Коллинз, – но мне нравится, когда бандиты убивают друг друга. Это избавляет полицию от дополнительных неприятностей».

Капоне высказался более элегически. «Очень жаль, что Вайс погиб, – сказал он журналистам, собравшимся в отеле Hawthorne, – не имею к этому никакого отношения. Я сам позвонил в детективное бюро, но полицийские сказали, что я не нужен. Зачем мне убивать Вайса?»

«Уж он-то знает зачем», – прорычал начальник детективов Билл Шумейкер, когда репортер пытался указать на возросшую борьбу между гангстерами. У Капоне не было ни малейшего желания реагировать на придирки подобного рода: «Становится смешным, что мне приписывают все убийства. Не успеваю я высунуть голову за дверь без батальона вооруженных охранников, кто-то непременно пытается меня застрелить. Кроме того, постоянно хочет арестовать полиция, как в случае с МакСвиггином. Они чувствуют вседозволенность и вешают на меня все, что вздумается».

Капоне встречался с прессой без галстука, в непринужденной обстановке, это говорило о многом. Он раздавал журналистам сигары (чтобы запомнили) и, конечно, алкоголь (это было негласной традицией общения с журналистами во времена сухого закона).

«Вайс мертв потому, что всегда был упрямым бараном, – говорил Капоне. – Полагаю, вы не смогли бы сказать Хейми неделю назад, что он будет мертв сегодня». Через некоторое время Капоне скорректировал предыдущее заявление, касающееся сожаления о смерти Вайса. По словам Капоне, он жалел, что Вайс был убит именно таким образом, как на бойне. «Не поймите неправильно. Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, что я сожалею о смерти Вайса, – пояснил Капоне. – И он, и остальные члены бывшей банды Дина О’Бэниона, угонщики, боевики, грабители – сделали все, чтобы испортить мне жизнь. И это игра честного человека, с которым можно было иметь дело? У меня есть мальчик, – продолжал Капоне, показывая репортерам фотографию сына. – Я люблю его больше всего на свете. Я люблю его мать, свою мать, сестер и братьев. И как ужасно было, что не удавалось вернуться домой к жене и сыну в течение четырнадцати месяцев.

Я не хочу умирать. Особенно не хочу умирать на улице под автоматной очередью. Вот почему я попросил мира. Попросил этих парней убрать пушки и просто поговорить. У них тоже есть семьи. Большинство из них – сами чьи-то дети. У них есть родители, братья и сестры.

Что же делает людей сумасшедшими, зачем они стремятся оказаться на столе в морге и заставить сердца матерей разорваться от горя? У меня нет ответа. Я пытался понять, но не смог; пытался показать, что можно вести бизнес, не убивая друг друга на улице, как животных. В любом случае конкуренция не должна быть предметом убийства. Но они этого не видят».

«Я читал в газетах, – продолжал Капоне, прекрасно зная, как журналисты обожают ложный пафос, – что мать Хейми Вайса приезжала из Нью-Йорка на похороны. Она замечательная мать. Когда мы работали вместе, я часто спал в его доме и ел за столом. Что мешало Вайсу включить разум и уберечься от гибели?»

Далее Капоне поведал репортерам о мирном предложении Вайсу и его условиях. Да, Капоне хочет мира, но ни остатки банды Хейми, ни другие гангстеры не должны полагать, что он заплатит любую цену: «Я остаюсь в игре и не собираюсь отступать. Пусть пытаются убить меня, если полагают, что смогут. Но каждый раз, когда они захотят мира, я буду готов слушать».

Капоне согласился на пресс-конференцию «в надежде, что люди поймут меня правильно». Капоне смешивал факты и вымысел: «Я игрок и бизнесмен, ничего больше. Никогда в жизни я не ограбил ни одного человека, никого не убивал, не врывался в чужие дома и не взламывал сейфы». Далее Капоне заверил: все разговоры о нем как об убийце – вздор чистой воды, ни одна из специальных коллегий присяжных по делу МакСвиггина не смогла предъявить ему никаких обвинений. Да, полиция задерживала для допроса, но Капоне никогда не судили за убийство и, как следствие, никогда не осуждали. Технически у полиции даже нет протокола допроса! Капоне готов идти к специально назначенному прокурору, к МакДональду или Кроу, к любому, кто захочет взять показания. Он не скрывается. Но… Тут на лице Капоне появилась злобная ухмылка: «Если я расскажу все, что знаю, кое-кто сильно смутится».

Никто не захотел допрашивать Капоне. Начальник полиции Коллинз уныло пояснил, что это пустая трата времени: они пробовали, и результат был одним и тем же. «У Капоне, конечно, есть алиби. Во время стрельбы он находился в Сисеро. Все имеющиеся материалы бесполезны, и допрашивать Капоне, не схватив за руку, не имеет смысла». Сказанное Коллинзом означало: полиция была деморализована, как никогда прежде. Капоне назвали «Мэром округа Крук» (игра слов, основанная на созвучии английских слов «Cook» (рус. округ Кук) и «Crook» (рус. плут, обманщик).

Остатки банды северян были недовольны сложившейся ситуацией. Несчастная престарелая мать Вайса, в свое время подписавшая поручительство за Фрэнка МакЭрлайна, обвиняемого в жестоком убийстве, так и не увидела шикарной похоронной церемонии. В похоронном бюро Сбарбаро собралось всего около двухсот оплакивающих или любопытствующих. Гроб сопровождали бывшие одноклассники Вайса по католической школе Святого Малахии. В качестве почетных гостей выступали Друччи, Моран и Эйзен. На этот раз не было ни представителей власти, ни политиков с громкими именами, хотя плакаты на автомобилях траурного кортежа настоятельно призывали выбрать муниципального судью Джо Сэвиджа (ставленника Кроу) окружным судьей и оставить Морриса Эллера попечителем Санитарного управления района. Церковь оставалась такой же упрямой: Вайс не заслужил мессы и не мог быть похоронен в освященной земле кладбища Кармель.

Список присяжных в кармане Вайса и список свидетелей в его сейфе всколыхнули прессу. «Убийство Вайса приоткрывает завесу над альянсом Салтиса!» – кричали газетные заголовки. Это вряд ли беспокоило Капоне: было хорошо известно, что Салтис и МакЭрлайн уже год выступали против союзника Капоне, Шелдона. МакЭрлайн, главная сила альянса, оказался в тюрьме и отчаянно сопротивлялся экстрадиции в Индиану.

4 мая 1924 года МакЭрлайн в совершенно пьяном виде развлекался в салуне Crown Point вместе с приятелями Джоном О’Рейли и Алексом МакКейбом. В пылу попойки речь зашла о меткости стрельбы, и МакЭрлайн, выбрав случайную цель в дальнем конце бара, уложил Тадеуша С. Фанчера выстрелом в голову. О’Рейли и МакКейба поймали почти сразу. О’Рейли получил пожизненное, а главного свидетеля против МакКейба за день до суда кто-то убил молотком.

МакЭрлайн сбежал из Индианы в Иллинойс и благодаря лояльной политике экстрадиции, проводимой губернатором, не был арестован вплоть до 22 апреля 1926 года, почти через два года после убийства Финчера. МакЭрлайн оставался в тюрьме Иллинойса до августа, когда был экстрадирован в Индиану. За это время произошло так много перемен, что суд штата Индиана его оправдал.

Летом 1926 года убийство совершил сам Джо Салтис. В июле он занялся спокойными и малозаметными поставками алкоголя для Жюля Португейза, одного из помощников Шелдона (его машина была замечена при убийстве О’Бэниона). В следующем месяце, 6 августа, Салтис начал преследовать Миттера Фоли, который также работал на Шелдона и пытался перехватить клиентуру. Выманив Фоли из дома звонком по телефону, Салтис прижал его автомобиль к обочине. Пытаясь убежать, Фоли споткнулся и растянулся на тротуаре. Салтис оседлал лежащего конкурента и выстрелил жертве в грудь. Убийство Фоли видели два свидетеля, которые опознали водителя, Левшу Консила, а также находившихся вместе с ними Джона Оберту, партнера Салтиса и боевика Эдварда Герберта. «На этот раз они попались, – восторженно заявил Джон Стидж. – В первый раз за все время этих пивных убийств у нас появились реальные доказательства».

В октябре, когда пришло время суда над Салтисом-Консилом (Оберта и Герберт были привлечены к судебному разбирательству позже), им потребовалась помощь извне, и Хейми Вайс оказал поддержку в знак союзнических отношений. У специального прокурора Чарльза МакДональда были только два явных очевидца (были еще двое, но их либо подкупили, либо напугали). По слухам, Вайс потратил на разруливание дела около $100 000.

После гибели Вайса Капоне освободился от отвлекающих факторов: МакЭрлайн сидел в тюрьме, Салтис предпочел исчезнуть. Он обратился за советом к Джону Оберте, консультировавшему Макси Айзена, пожалуй, самого мудрого человека в банде Норд-Сайда.

Когда Вайс погиб, Айзен с семьей вернулся из круиза. Он был потрясен скверным состоянием дел. Как авторитетный представитель банды, Айзен договорился о встрече с Тони Ломбардо в субботу, 16 октября. Поручителем выступил Билли Скидмор. Айзен с Ломбардо пришли к соглашению, что войны должны прекратиться. «Давайте сделаем перерыв, – сказал Айзен. – Убивая друг друга, мы даем слишком много поводов для радости полицейским. Копы поднимают нас на смех». Айзен и Ломбардо пришли к выводу о необходимости общей встречи главарей в ближайшее время.

Капоне был счастлив. Мир был важнее расправы над ничтожным дезертиром Салтисом.

Джордж Моран выступал против встречи, но Винсент Друччи переубедил его. Айзен и Ломбардо выработали условия проведения встречи: присутствовать могли только руководители банд, без оружия и телохранителей. Встреча состоялась в среду, 20 октября 1926 года, вероятно, снова в отеле Sherman.

Встречу возглавили Айзен и Ломбардо. С Капоне был верный Джек Гузик; Ральф Шелдон появился один; интересы Норд-Сайда представляли Друччи и Моран. Присутствовали мелкие главари Севера, Северо-востока и Запада. Сутенер Джек Зута с помощником Фрэнком Фостером примкнули к банде Норд-Сайда, Клондайк и Майлс О’Доннеллы больше не доставляли хлопот Капоне. Эд Фогель из Сисеро решительно занял сторону Капоне. Юлий Кауфман (получивший прозвище «Картошка» за сходство с упомянутым овощем) из западной части Чикаго был в близких отношениях с северянами. Билли Скидмор, помимо поручительства занимавшийся игорным бизнесом, и Кристиан Бертшер (известный как Барни), державший придорожные казино на северо-западе, объединились с Зутой.

«Мы делаем большой бизнес, – обратился Капоне к присутствующим. – Эта тяжелая и опасная работа должна быть в стороне от проявлений ненависти. Парень, усердно работающий в деле, хочет спокойно вернуться домой и забыть обо всем. Он не должен бояться подходить к окну или вздрагивать при стуке в дверь».

В коммюнике встречи предусматривалась всеобщая амнистия: больше никаких перестрелок и убийств, все произошедшие инциденты считать закрытыми. Следовало прекратить взаимные оскорбления и слухи, которые часто специально разжигала полиция и пресса.

Главарям банд полагалось разобраться с собственными смутьянами, в действительности наиболее частыми зачинщиками конфликтов. Нападения банд друг на друга прекратить. Все были обязаны строго соблюдать территориальные границы.

Высокое собрание вернулось к раскладу 1923 года. Шелдон занял территорию к северу и востоку от скотных дворов, Салтис – территорию позади. Клондайку и Майлсу О’Доннеллу отходила территория к западу и северу от Сисеро, концессия на улице Рузвельт осталась в их владении. Друччи и Моран получили территорию, некогда принадлежавшую О‘Бэниону: к северу от улицы Мэдисон и к востоку от реки Чикаго. Капоне оставил за собой ближний юг и южный и западный пригороды (через некоторое время он будет рекомендовать клиентам союзников, в частности Марти Гилфойла).

Зута, Скидмор и Бертшер продолжали вести деятельность привычным чередом.

Спайк О’Доннелл потерял главенствующую роль: Капоне позаботился, чтобы он получил то, что заслуживал.

Далее собрание переместилось в Bella Napoli Джо Эспозито. Позднее один из репортеров, по иронии носящий фамилию О’Доннелл, назвал торжественную вечеринку «праздником упырей»: его потрясло безудержное и грубое веселье бывших недругов, переживших вражду. Некий свидетель, не являвшийся бандитом, пересказал журналисту один диалог:

Два дня спустя по улице Мичиган мчалась машина с включенной сиреной. Детективы преследовали машину, за рулем которой находился Боб МакКалоу, известный боевик Торрио-Капоне с 1922 года. Автомобиль удалось остановить на 31-й улице. «Я просто приехал в город побриться, – заявил Боб сержанту Джону Трейси, сияя улыбкой и кивая на лежащую рядом сумку для гольфа. – А потом спешу обратно в Бервин». Полицейские с пристрастием обыскали гангстера, уверенные, что найдут обычный небольшой арсенал. К изумлению, в карманах МакКалоу были только деньги, в сумке – принадлежности для гольфа, а под сиденьями ничего, кроме ворсового покрытия. Оружия не было. Полиция не верила глазам. «Мирный договор в действии! – с самодовольной усмешкой пояснил МакКалоу. – В противном случае я бы не высунулся на улицу безоружным». Раздосадованные полицейские задержали МакКалоу за превышение скорости.

К концу 1926 года в преступном мире Чикаго воцарились мир и спокойствие.

Скализ и Ансельми снова попали под суд; Драггэна и Лейка оправдали по скандальному делу о сговоре с шерифом Хоффманом, выпускавшем их из тюрьмы в любое время, когда хотелось прогуляться на воле. Несмотря на двух свидетелей, присяжные признали Салтиса и Консила невиновными в убийстве Фоли («Я ожидал другого вердикта по представленным доказательствам», – признался судья).

Борьба продолжалась, но миру ничего не угрожало. Словно на последнем вздохе, люди Спайка О’Доннелла вышли за границы подконтрольной территории, в результате были ранены его братья. Больше Спайк не беспокоил ни Капоне, ни союзников.

После Дня благодарения, 28 ноября, ситуация могла измениться. Внезапно пропал Теодор Энтон, приятель Капоне и официальный владелец отелей Anton и Hawthorne. Его тело обнаружили через месяц. Капоне научился так ловко манипулировать прессой, что его первый биограф, репортер Фред Пасли, написал душещипательную историю, как Капоне, потрясенный пропажей Энтона, сидел в кабинете ресторана, рыдая, словно ребенок.

Почему не последовал новый виток войны или индивидуальные репрессии? Шериф Хоффман решил, что причиной исчезновения Энтона был внутренний конфликт. Пошли слухи, что Энтона в пьяной ярости убил Капоне из-за какого-то замечания, воспринятого как оскорбление. Позднее пианист одного заведения Капоне обвинил двух парней патрона в избиении Энтона до смерти. Полиция полагала, хотя и бездоказательно, что гибель Энтона – дело рук молодого Джека МакГурна, восходящей звезды Капоне. Преступление осталось нераскрытым, но можно решительно утверждать: это не был очередной эпизод бандитских войн.

Мир сохранился даже после настоящего столкновения между бандами.

Хиллари Клементс, боевик Ральфа Шелдона, исчез 16 декабря 1926 года. Его брат обратился с просьбой вернуть тело Хиллари к Рождеству, однако тело обнаружили двое детей в яме 30 декабря.

Число гангстерских убийств росло, случилась бойня в День святого Валентина в 1929 году. Но мир сохранялся, бандитские войны закончились. Капоне стал слишком сильным, а остальные – слишком осторожными. Отныне Капоне лично имел дела с людьми, которые бросали ему вызов.

В остальном Капоне оставался, кем был на протяжении довольно долгого времени, – Большим братом.

11 декабря Большой Билл Томпсон объявил, что снова будет баллотироваться на должность мэра. Получив 433 000 подписей в поддержку своей кандидатуры, Томпсон сказал: «Спасибо за поддержку, я умею быть благодарным». Капоне, как и весь остальной криминальный мир Чикаго, был счастлив.

28 декабря 1926 года на смену Эдвину Олсону, чьи полномочия в качестве федерального прокурора истекали 2 января 1927 года, был назначен юрист и распорядитель канцелярского суда по фамилии Джонсон. Джонсон казался простым человеком, занимавшим должность, которая не вызывала особых проблем.

Однако Джонсон к своему имени добавил букву «Q.», его имя выглядело как «George E. Q. Johnson». Он стремился выделиться.

Для Капоне, находящегося на вершине преступного мира, амбиции нового назначенца принесут зловещие последствия.