Глава 10

Каре

– Ну вы что, думаете, я совсем дурочка? – возмутилась Женя. – Я же вижу, что RNG подкручен. Не может быть так, что вам столько раундов подряд идёт карта, а мне нет. Давайте на бумажных.

– Давайте вечером купим, у метро наверняка продаются, – не сдержал улыбки Тульин. – Но, боюсь, результат вас не обрадует.

Женя хмурилась в смарт. Несколько раз она тянула было к нему палец – но передумывала. Таймер они с Тульиным обычно отключали.

Правила покера Женя знала – да и кто их, собственно, не знает; наверняка они любому попадались в книге или сериале. Но в том и прелесть этой игры, что знать её правила – это то же самое, что знать, как ходят фигуры в шахматах.

Хватит только на то, чтобы профессионал разбил тебя в пух и прах.

Тульин не назвал бы себя профессионалом. Он не читал по покеру специальных книг и не помнил даже, когда в последний раз играл; приложение они с Женей вообще скачали прямо из столовой. Но ему нравился принцип контролируемой случайности, нравился психологический аспект и возможность играть не только с числами, но и с нервами оппонента.

В мире победивших нейросетей это работало и на ботах.

Они, кстати, вовсе не были дураками. Трус не всегда играл консервативно, Балбес – хаотично, а Бывалый – разумно; каждую игру троица жонглировала личностями, выбирая новые модели поведения из пула. Конечно, поиграв подольше, можно было научиться распознавать выпавшие характеры по отдельным чертам, но это ведь так и с людьми, верно?

– Рэйз, – сказала наконец Женя и тапнула соответствующую команду.

– Вы сейчас поднимаете только потому, что мы играем на ненастоящие деньги. Не то чтобы я хотел втянуть школьницу в азартную игру, но попробуйте всё-таки представить…

– А вы мне зубы не заговаривайте, – усмотрела Женя в этой реплике хитрость. – Рэйз!

– Колл, – вздохнул Тульин. – Открываемся?

Женя насупленно промолчала. Тапнула.

Как настоящие монетки, очки зажурчали с её счёта на тульинский.

– Ну я же говорю! – закричала она на всю столовую. – Ну не может такого быть!

Тульин ничего не ответил.

Наверное, он ничего не ответил бы, даже если бы она запустила ему смартом в лицо. Обеденный покер был лучшим, что происходило с ним за день. Его даже от BARDO перестало тошнить.

Даже в прямом смысле.

Наверняка дело в том, что ты просто уже и не помнишь, когда в последний раз играл, а, Тульин?

Наверняка только в этом.

Как-то раз Тульин наткнулся на удивительный канал. Несколько раз в сутки на канале этом появлялись новые видео. Названия их состояли из случайного набора цифр, а в кадре разноцветные прямоугольники наползали друг на друга, образуя нечто вроде мондриановских узоров. Таких видео на канале были десятки.

Кроме них там имелось ещё два: одно в самом начале и ещё одно – где-то через тридцать прямоугольных. На первом секунд двадцать показывали снятый на дешёвенький смарт заоконный пейзаж. Второе длилось три секунды и демонстрировало мешанину пятен и движения, будто смарт уронили. Названия обоих тоже были числовыми.

Таинственный канал обрёл в интернете популярность, и целое сообщество зрителей ломали голову над тем, что же это такое. Шпионская шифровка? Арт-проект? Послание инопланетян? Скрытая реклама? Игра в дополненной реальности, приглашающая себя расшифровать?..

Когда Тульин в последний раз интересовался этой историей, истина так и не была установлена. Каждый поклонник канала находил свой ответ, и все оставались довольны. Одни пугались, думая об инопланетянах и шпионах. Другие находили в этом искусстве красоту. Третьи ломали головы над математическими закономерностями.

В реальности же это наверняка был просто сбой какого-нибудь робота, занятого обработкой неких данных – и по ошибке почему-то выливающего их в сеть в таком вот непривычном виде. Данные эти были небось и вовсе не визуальные, так что оценивать прямоугольники следовало не символически, а, например, как способ закодировать числа. Загадкой оставались два человеческих видео, но, вероятнее всего, это была техническая информация со смарта какого-нибудь подсобного рабочего, систему обслуживающего. Может, ему по технике безопасности полагалось снять локацию, где находится станция, или что-нибудь в таком духе.

С огромной вероятностью во всём этом не было смысла. Никто не задумывал цветные прямоугольники, никто не скрывал образы за наборами цифр.

От чего же тогда получали эстетическое удовольствие те, кто на них смотрел?

Мы живём с детской, нелепой слегка иллюзией, будто смысл произведения находится в нём самом. Спрятан буквально физически: тапни файл с книгой – и вот он, смысл, развернётся на экран; всмотрись в пейзаж на фоне сериала – и увидишь, как он шмыгает за спиной главного актёра; докопайся до гармоник трека – и некая особая духовная гармоника вольётся тебе в сердце.

Да только шутка про тысячу обезьян ведь вовсе не шутка. Машины и алгоритмы легко способны производить контент – качественный, бездумный и мёртвый, пока не озарит его наш взгляд. Ведь именно во взгляде смысл, а не в книге; он не факел, что освещает нам путь, но искра, высекаемая, когда кремень сознания проскакивает по огниву некой информации. Не даром созидать, но даром воспринимать отличаемся мы от роботов.

Любой смысл мы вчитываем – и охотно вчитаем его и в текст, написанный машиной, и в набор прямоугольников, возникших по ошибке.

Но что, если сделать шаг дальше и признать, что это так не только с машинами?

Наши мысли ведь не берутся из пустоты. Любая мысль – это лишь компиляция того, что мы слышали и видели за жизнь, и любая оригинальность – не более чем удачное, несколько неожиданное сочетание паттернов, ухваченных нами в разных источниках и лёгших на опыт.

Или не любая?

Женя была эрудированной и толковой – настолько, что это подчас вызывало оторопь. У неё было мнение по любому вопросу, и пусть подчас эти мнения вызывали улыбку, совсем дурацкими их назвать было нельзя – разве что чуток эксцентричными. Но она явно очень много читала и смотрела, осмысляя всё, с чем сталкивается, с разных сторон.

И это было так интересно, что Тульин невольно ловил себя на вопросе: а это правда её мысли – или цветные прямоугольники?

В самом ли деле она всё это думает – или просто повторяет за кем-то, будь то модный видеоблогер или Фёдор Михайлович Достоевский?

Есть в её словах смысл – или Тульин этот смысл вчитывает?

Не заворожил бы его так же бот, раз в несколько часов собирающий по блогам очередные ценные мнения и компилирующий из них сентенции в Женином духе – про жадные корпорации или нечестную сортировку данных алгоритмами?

Да и как вообще понять, мыслит ли в самом деле ближний твой? Солипсизм по природе своей неопровержим – а всё же опровергнуть его хочется мучительно, ведь нет страшнее ада, чем жить в собственной голове.

Пожалуй, только так развенчать его и можно: убедившись, что Женя всё-таки не вундеркинд. Что она, оказывается, не слишком хорошо считает и легко впадает в ошибку подтверждения, запоминая только те случаи, когда ей пришла неудачная карта. Что она живой, настоящий человек; умеет забавно злиться и от этого, сама не замечая, грызёт ногти.

Боты-компиляторы ногти не грызут.

И важнее этой мысли не было ничего на свете.

– Каре, – гордо продемонстрировала Женя. Это был уже другой день – хотя в колее Тульина все дни сливались в один, бронзовый и обеденный за пластиковым столом.

Каре – это так называется её немодная стрижка, подумал Тульин.

– Неплохо, – выказал уважение он. – Но всё-таки вы не совсем правильно играете. Вы давите до конца, только когда у вас очень дорогая комбинация… а в покере важно иногда блефовать. В этом вся тонкость игры.

– Если вы такой умный, то почему такой бедный? – огрызнулась Женя, а потом вдруг задумалась. – Кстати, а правда. У вас же даже аккаунт на «Мармаре» есть, я видела. Зачем вам аккаунт на «Мармаре», если вы хорошо играете в покер?

– В смысле? – не понял Тульин.

– Зарабатывали бы им.

В бумажных картах RNG тоже оказался возмутительно подкручен против Жени, и они в итоге вернулись к смартам – с ботами было веселее. Женя ни разу не предложила пригласить за стол ещё людей, и Тульин был ей за это благодарен.

Осенняя прохлада уже тянулась по воздуху тонкими нитями, похожими на паутину, а поверх футболок накидывали рубашки – а то и куртки. Женя сменила бирюзовый бодлон на полосатый.

Мысль о том, чтобы сменить ритм жизни – тем более так радикально, зарабатывать покером! – изумила Тульина.

– Не знаю, – честно и растерянно ответил он. – Как-то не приходило в голову.

– Вы б подумали. А то вдруг нас закроют? Я имею в виду BARDO. Вряд ли вы захотите остаться с одной «Мармарой».

– Ну, закрыть могут кого угодно когда угодно. Везде соломки не подстелишь.

– Я не теоретически, – Женя нахмурилась и отложила смарт. – У меня такое чувство, будто… будто что-то скоро поменяется.

– С чего бы?

Вопрос выскочил слишком быстро и слишком громко, но никто на них не обернулся. Из BARDO в столовой сидел только один человек, хрупкая бабушка с крашенными в карамель волосами, остальные уже успели вернуться к работе.

Тульин с Женей в последнее время часто задерживались.

– Мне написал один человек. Помните, я говорила, что все мы легко гуглимся? Ну и вот… он хочет с нашей помощью кого-то отыскать.

Женя хмурилась. Тульину почему-то страшно захотелось протянуть руку и погладить её по макушке. Девчонку её лет в конце концов должны завораживать детективные истории – мне написал один человек, хочет кого-то отыскать, – но она говорила так строго, так неподдельно серьёзно, как умеют только по-юношески ответственные люди.

– Сунага и Гамаева… то есть Юлия Николаевна, предупреждали же о таком, – напомнил Тульин. – Вас не предупреждали? Меня – да.

– И меня да. Потому-то, думаю, этот человек и писал мне, а не им. Может, им уже писал раньше, а они отказали. Либо отказали кому-то другому, так что прошёл слух и о том, что официально BARDO ничьими поисками не занимается, даже и пытаться не стоит.

– И в чём же беда? Откажите ему тоже – да и дело с концом.

– Уже отказала. Но вот что подумала… если он пишет нам, значит, в полиции ему не помогли. Так? Значит, у него всё плохо, он уже готов на отчаянные и всякие непроверенные меры. И, следовательно, продолжит пытаться. А не он – так кто-нибудь другой.

– Ну уж, «отчаянные меры». Вы так говорите, будто мы киллеры.

Тульин рассеянным и привычным жестом потёр висок. Посмотрел на Женю сквозь растопыренные пальцы. Хотел промолчать, но неожиданно у него вырвалось:

– Вы вообще знаете, что такое отчаяние?

Женя моргнула. Вид у неё по-прежнему был серьёзный – и даже слегка обиженный тем, что Тульин сбил её с мысли на какие-то абстракции.

Какая же она всё-таки худенькая. Головастый птенец, вывалившийся из гнезда.

– Эмоция, которую человек испытывает, когда ему кажется, что из некой ситуации нет выхода, – ответила она тем не менее.

– Вот именно. «Когда нет выхода»… у нас есть стереотип, будто в отчаянии люди совершают всякие радикальные, решительные шаги. Из книг, из сериалов. А на самом деле – наоборот. Отчаяние парализует. Отупляет. Не подстёгивает, а мешает действовать – ведь зачем что-то делать, когда выхода… – Тульин увидел, что Женя смотрит на него с недоумением, и сбился. – В общем, я думаю, вы зря переживаете. Отказали этому типу – и ладно.

– Я отказала. Другие отказали. А дальше что? Когда-нибудь шумиха всё равно поднимется! Потому что ну нельзя делать то, что делаем мы, с таким видом, будто ничего не происходит и всё это какой-то невинный эксперимент или обычная обработка данных! Да, законы всегда не поспевают за временем, но – невозможно же в самом деле верить, что если мы будем просто работать по-тихому, то нас и не тронут?

Тульин снова потёр висок.

Наверное, его должны были тревожить Женины слова; даже пугать. Но мысли метались по голове тупыми вспугнутыми голубями, и ни одна не залетала туда, где можно было бы её понять. Он слышал только пустое хлопанье крыльев.

Женя подпёрла кулаком щёку:

– С другой же стороны – все эти вложения, все ресурсы… не верю, что начальство BARDO обо всём этом не позаботилось. Так не бывает. Вряд ли они правда думают, что для безопасности достаточно одного неформального инструктажа работникам и никому ни на что не отвечать. И всё это наводит на очевидный вопрос.

– Как ещё они обезопасились? – поддержал беседу Тульин.

– Чем на самом деле занимается ID BARDO, – припечатала Женя.

Тульин не нашёлся, что ответить, – и лишь отстранённо подумал, что каре – это ещё и такой боевой строй.