Глава 27

Тепло и свет

В зимние дни в Лондоне жгут каменный уголь, и над городом стоит смог, видимый за много миль окрест. Он похож на огромную тучу, касающуюся земли.

Луи Симон, француз американского происхождения, посетивший Лондон в 1810 году

В английском доме далеко не в каждой комнате так же тепло, как в той, где принимают гостей. Закон гостеприимства требовал, чтобы хозяева обеспечивали теплый кров как слугам, так и гостям. Вот почему посередине главного зала Хэмптон-Корта, построенного в начале XVI века, как в древние времена, расположен очаг. Нельзя сказать наверняка, разжигали его когда-нибудь или нет, но именно он символизирует «сердце» дома.

До XVII века и в домах знати, и в жилищах простых людей очаг топили дровами. К дровам, особенно если запасать их приходилось самостоятельно, тогда относились очень серьезно. Так же как в случае с водопроводом и канализацией, совершенствуя систему отопления и освещения, люди руководствовались не только чисто практическими соображениями, стараясь сократить затраты. Не менее важную роль часто играли эмоциональные мотивы.

Бытует мнение, что английское выражение by hook or by crook (дословно «ножом или крюком», что значит «всеми правдами и неправдами», «любой ценой») появилось в те времена, когда лендлорд давал простым селянам разрешение заходить в свой лес. Рубить принадлежавшие хозяину деревья им не позволялось, зато можно было собирать хворост, для чего использовали пастуший посох с крюком на конце или кривой нож, похожий на серп. Владельцы, для которых лес служил источником богатства и гордости, относились к нему очень бережно. Одним из величайших бедствий, постигших Англию в XVII веке вследствие гражданской войны, сопровождавшейся мощными социальными потрясениями, стала вырубка лесов, за которыми на протяжении предшествовавших столетий столь тщательно ухаживали.

Потребность отапливать жилище вызвала к жизни одно из, возможно, величайших архитектурных изобретений – дымоход. До появления дымохода в домах тоже топили, мирясь с удушливым дымом и копотью. Лишь в XIII–XIV веках для удаления дыма и создания тяги, поддерживающей огонь, печи и камины стали оборудовать дымоходами.

Именно дымоход положил начало современному типу жилища. Он сделал возможным сооружение зданий в несколько этажей. Кирпичный дымоход становится центральным элементом строительной конструкции, позволяя обогревать сразу несколько этажей: комнаты, не имеющие своего очага, получают тепло от стен дымовой трубы. Соответственно, в доме появляются комнаты разного назначения: в одной готовят пищу, в других спят, в третьей – отдыхают. Это и была гостиная.

Доля расходов на обустройство комнаты для отдыха в семейном бюджете постепенно увеличивалась, стимулируя производство обивочных тканей и драпировок. В первых малых гостиных и личных покоях эпохи правления Тюдоров и Стюартов коврами накрывали столы и буфеты, а пол, чтобы не мерзли ноги, выстилали соломой. В конце XVII века гобелены исчезают со стен, уступая место однотонным занавесям, для каждого помещения – своего цвета. Около 1660 года начинает складываться обычай оформлять комнату в едином стиле, достигающий кульминации в наши дни; примером тому может служить гостиная моей бабушки с красным бархатным гарнитуром мягкой мебели.

Травяная свечка в держателе. Чтобы она давала больше света, ее поджигали с обоих концов.

Еще более уютный и гостеприимный вид придавал комнатам, украшенным драпировками, мягкий свет восковых свечей или самодельных, с фитилем из ситника. В домах бедняков они служили единственным источником света. Губчатый стебель этого болотного злака очищали от верхнего слоя, а затем пропитывали горячим жиром. Получалась длинная и тонкая слегка изогнутая свечка, которую закрепляли в специальном держателе. Такие держатели еще и сегодня можно увидеть на стенах старинных домов. Чтобы свеча давала больше света, ее поджигали сверху и снизу (отсюда пошло английское выражение burning the candle at both ends – «жечь свечу с обоих концов», то есть «прожигать жизнь», «безрассудно растрачивать силы и здоровье»). Свеча сгорала за двадцать минут, и этот отрезок стали использовать в качестве единицы измерения времени. Соседки нередко объединялись: по вечерам собирались по очереди у кого-нибудь дома и при тусклом свете общей свечи занимались шитьем или починкой одежды. Благодаря дешевизне травяные свечи дожили в домах бедняков до XX века.

Еще одним источником света служил огонь очага. Следует отметить, что в старину тусклое освещение воспринималось как норма; мало того, многие вещи люди умудрялись делать в темноте. Так, персонаж романа Элизабет Гаскелл «Крэнфорд» (1851) Мэтти Дженкинс, экономя на свечах, зимой «вязала в темноте у огня». Читать при слабом свете очага трудно, но при поголовной неграмотности сельского населения такой проблемы не возникало: в минуты отдыха крестьяне пели песни или рассказывали друг другу сказки и баллады.

Зажигать сразу много свечей могли себе позволить только богачи. Выражение «игра не стоит свеч» напоминает нам о том, что свеча воспринималась как расчетная единица: жечь свечу означало сжигать деньги. Иногда свечи жгли демонстративно, не считаясь с расходами: например, во время церковных праздников зажигали доставленные из Венеции и Антверпена восковые свечи, чтобы подчеркнуть торжественность церемонии.

В 1731 году сэр Роберт Уолпол принимал в своей резиденции Хоутон в Норфолке герцога Лотарингского. Гости были потрясены: парадный зал и гостиная утопали в свете; в первом горело сто тридцать, во второй – пятьдесят восковых свечей. Приглашенные тихо обсуждали специально запущенный слух о том, что в знак особого уважения к герцогу Уолпол не поскупился и истратил на освещение 15 фунтов стерлингов.

Восковые свечи не чадили, их фитили не нужно было подрезать, поэтому их охотно вставляли в висевшие под потолком люстры.

На свечи существовала фиксированная цена, и при найме человека на работу нередко оговаривали, сколько свечей полагается ему ежедневно. При королевском дворе на каждого слугу выделялось определенное количество дров, пищи и свечей. В дело шли и огарки, вокруг которых в крупных домохозяйствах вспыхивали жаркие споры: собирая и продавая их, слуги неплохо зарабатывали.

Но и правительство по-своему наживалось на потребности людей освещать жилища. В 1709 году был введен налог на восковые свечи – по четыре пенса за фунт. С одной стороны, эта мера вызывала у людей сильное недовольство, с другой – когда к приходу гостей хозяева зажигали, несмотря на налог, свечи, первым это льстило.

У восковых свечей существовал более дешевый заменитель – сальные свечи, изготовляемые из животного жира. Считалось, что по качеству они выше травяных. Лучшие сальные свечи делали наполовину из бараньего, наполовину из коровьего жира, потому что «свечи на основе свиного сала чадят густым черным дымом и издают отвратительный запах». Впрочем, вонь источали и те, и другие, да и выглядели отталкивающе – неприятного коричневого цвета: «При горении от старой сальной свечи исходят мерзкий смрад и удушливый дым». В голодные годы доведенные до отчаяния люди питались сальными свечами – ужасными на вкус, но калорийными.

Мастерство изготовителя состава для свечей высоко ценилось, и в 1390 году свечное дело было занесено в перечень существовавших тогда ремесел. В 1462 году «Почтенной компании изготовителей сальных свечей» была пожалована королевская грамота.

Помимо неприятного запаха, сальные свечи имели еще один недостаток: с них требовалось снимать нагар. Каждые несколько минут фитиль приходилось подрезать, иначе свеча оплывала и начинала чадить. Поэтому свечные щипцы были непременным атрибутом каждой гостиной. Лишь в 1820 году французы изобрели крученый фитиль, который горел без нагара.

Разумеется, в век свечей и каминов были несчастные случаи. Лондонский резчик по дереву Ниемая Уоллингтон из многолюдного прихода Сент-Леонард-Истчип в лондонском Сити несколько раз буквально чудом не сгорел заживо. Как-то раз слуга Уоллингтона Обадия вопреки правилам взял в свою комнату горящую свечу, и та упала, спалив «пол-ярда простыни и постель с тюфяком». Находчивый Обадия разбудил приятеля, служившего в том же доме, и «вдвоем они принялись мочиться на огонь».

Еще одна история произошла на другом конце Лондона, где жила богатая леди Рассел (об этом семействе напоминает название Рассел-сквер). Она сидела и читала у себя в кабинете, когда ее до смерти напугал побежавший по полу «шипящий огонь». Несчастная женщина никак не могла понять, что происходит, пока слуга, смущенно попросив прощения, не признался, что «по ошибке дал ей свечу с пороховым запалом – из тех, что обычно зажигают в праздники для забавы».

Комнаты, освещаемые свечами, старались оформить так, чтобы они выглядели наиболее выигрышно при неярком свете. В гостиных состоятельных людей георгианской эпохи все блестело и переливалось. Пламя свечей отражалось в золотых ободках тарелок, серебре замочных скважин и металлической вышивке камзолов, усиливая эффект сияния. Действительно, придворная дама в платье из ткани с серебряными нитями в свете свечей казалась сверкающей драгоценностью.

Помимо налога на свечи, существовал – и довольно долго – так называемый оконный сбор, метко прозванный в народе налогом на свет и воздух. До 1696 года базовый налог с домохозяйства взимался исходя из количества очагов. Однако, для того чтобы сосчитать, сколько в доме очагов, налоговому инспектору требовалось попасть внутрь, а хозяева, естественно, не спешили его впускать. В 1696 году налог на очаги заменили налогом на окна: отныне чиновнику налоговой службы достаточно было обойти дом снаружи и сосчитать оконные проемы. Первоначально ставка налога составляла два шиллинга с небольшого дома и четыре – с дома, имевшего от десяти до двадцати окон. История оконного сбора помогает раскрыть тайну сохранившихся с георгианского периода домов с заложенными кирпичами окнами. В 1747 году владельцы домов, имевших десять и более окон, должны были платить по шесть пенсов за каждое лишнее окно. В результате в городе, например на Элдер-стрит, в районе Спитлфилдс, появились дома с оконными проемами, заложенными кирпичами. В каждом таком доме оставалось ровно по десять «нормальных» окон. А вот изящная гипотеза о том, что английское выражение daylight robbery – «грабеж средь бела дня» (дословно: «воровство дневного света») своим происхождением обязано налогу на окна, к сожалению, не имеет под собой никаких оснований.

Владелец дома в Спитлфилдсе уменьшил число окон, заложив кирпичом несколько проемов, чтобы не платить повышенного налога.

Налог на окна способствовал пополнению государственной казны, но в домах из-за него стало темнее. «Для здоровья членов общества в жилых домах совершенно необходима надлежащая вентиляция, – негодует в своей книге «Абсурдность и несправедливость налога на окна» (1841) М. Хамберстон. – Налог этот подобен демону темноты, сеющему на своем пути разврат и бедствия». Представление о том, что жить в душных домах опасно для здоровья, подкреплялось верой в учение о миазмах.

Налог на окна вызывал особенное недовольство горожан еще и потому, что собирали его нерегулярно. Когда после нескольких лет необъяснимого перерыва в квартале неожиданно появлялся сборщик налогов, встречали его, мягко говоря, недружелюбно. 1750-е годы были отмечены героической битвой жителя Дан-бита (Шотландия) Уильяма Синклера с местным сборщиком налогов. «Что до мистера Ангуса, налогового сборщика графства Кейтнесс, – пишет он, – я должен честно объяснить, почему повел себя с ним столь нелюбезно. В 1753 году он явился ко мне, осмотрел мои окна и установил, что их 28. Через полгода он явился вновь, провел еще один осмотр и насчитал 31 окно, хотя новых я не прорубал, как не замуровывал и старых. В июне 1754 года он составил документ, из которого следовало, что у меня 47 окон, о чем он уведомил налоговую службу. Я подал жалобу, и с меня взяли налог за 31 окно. Последний раз он пришел и насчитал 34 окна. Я разозлился и поклялся, что отомщу ему». Из-за недоразумений подобного рода в 1851 году налог на окна был отменен.

В конце XVII века дрова начали постепенно заменять углем. Уголь горел дольше и давал больше тепла. Считаясь поначалу роскошью, очень скоро он вошел в широкий обиход, и правительство, естественно, поспешило обложить его налогом. Говорили, что после пожара 1666 года лондонский Сити был отстроен в том числе и на доходы от угольного налога.

В георгианские времена золу из печей и каминов ссыпали в подвалы; дважды в год вызывали городских мусорщиков, которые эти подвалы очищали. На самом деле первоначально мусорщики в основном занимались именно вывозом угольной золы и лишь позже расширили сферу своей деятельности на прочие виды отходов. На сохранившихся до наших дней старинных мусорных ящиках красуется надпись «Горячую золу не бросать».

Чтобы в очаге или камине была хорошая тяга, дымоход требовалось содержать в чистоте. Долгое время эту работу поручали трубочистам, в роли которых выступали худенькие мальчики; после 1855 года, когда детский труд был запрещен, распространение получил более гуманный способ очистки с помощью ерша.

Открытый очаг – не слишком эффективное средство обогрева, потому что бо́льшая часть тепла уходит в трубу. В позднегеоргианскую эпоху систему домашнего отопления революционизировал американец по происхождению граф Румфорд, получивший свой титул от правителя Баварии. Он видоизменил конструкцию традиционного камина, встроив в дымоход дополнительные элементы, что позволило существенно снизить расход топлива. Румфорд ратовал за разумную экономию: «Чтобы вскипятить чайник, часто топлива жгут больше, чем при надлежащем подходе хватило бы для приготовления обеда на пятьдесят человек».

Однако кардинальные преобразования системы отопления произошли в XVIII веке, затронув больницы, тюрьмы и мануфактуры (ткацкое производство требует поддержания высокой температуры, при которой повышается эластичность нитей). В жилищном строительстве центральное водяное отопление в первую очередь появилось в оранжереях и теплицах больших усадеб, где выращивали ананасы и другие теплолюбивые растения. В них устанавливали систему труб, по которым циркулировала горячая вода; бдительные садовники сутки напролет топили печи.

Первые радиаторы водяного отопления (в обиходе – батареи) появились в Британии в 1833 году, и некоторые из них сегодня можно видеть в замке Стратфилд-Сэй в Гемпшире. Правда, изначально они были предназначены исключительно для обогрева коридоров – в комнатах расточительная аристократия продолжала использовать камины, в огромных количествах пожиравшие топливо, но доставлявшие радость владельцам. Действительно, зачем возиться с установкой нового оборудования, если можешь платить горничным, которые каждое утро, пока ты нежишься в постели, выгребают из каминов золу и до блеска надраивают решетки? Сохранилось письмо четырнадцатилетней служанки по имени Гарриет, написанное в 1870-е годы. В нем она с душераздирающими подробностями рассказывает, каково ей приходится осенью, едва наступят холода: «Я работаю не покладая рук. С тех пор как начали топить камины, времени на отдых не остается совсем. По утрам я встаю в половине шестого или в шесть, а ложусь около полуночи. Устаю так, что плакать хочется».

Во время приемов, устраиваемых в Чатсуорт-хаусе в 1920-е годы, в гостиных разжигали пятнадцать каминов, и в каждый требовалось четырежды в день подбрасывать уголь. Лакею приходилось переносить до шестидесяти ведер угля. «Для англичанина комната без камина, – отмечал в 1904 году Герман Мутезиус, – все равно что тело без души. У камина множество признанных достоинств, далеко не последнее место из которых занимает эстетическое удовольствие. Англичанин настолько глубоко убежден в превосходстве камина над прочими видами отопления, что ему и в голову не придет заменить его более эффективной и экономной печью».

Во времена чадящих каминов у горничных имелось множество хитростей для чистки драпировок, ковров и мягкой мебели. Чтобы придать свежий вид гобелену или обоям, автор «Идеального слуги» (1830) рекомендует «сначала сдуть пыль с помощью ручных мехов. Затем нарезать на восемь ломтей черствую булку, взять один ломоть и осторожно протереть им драпировку, начиная с верхней части». Годятся и другие пищевые продукты, в частности для чистки ковров: «Как следует вытрясти ковер, насыпать мелко нарезанный свежий картофель и щеткой равномерно распределить по поверхности ковра. Смести картофель щеткой и оставить ковер просохнуть». Книга для горничных, выпущенная в 1782 году, советует делать то же самое, только вместо картофеля использовать спитой чай. Есть свои приемы и для избавления от пыли: «Книги трогать нельзя, но с них можно смести пыль гусиным пером». Жителям викторианского Лондона приходилось заниматься уборкой жилищ практически беспрерывно. Кое-кто даже затыкал тряпкой замочную скважину, чтобы грязь и пыль с улицы не проникали в дом.

Изразцовый камин XX века. Появление центрального отопления не смогло вытеснить любовь к открытому огню.

Во второй половине XVIII века на смену свечам пришли масляные лампы, от которых копоти в комнатах стало еще больше. «Я бывал в домах, где от чада масляных ламп было не продохнуть», – вспоминал один ливрейный лакей. В больших домах для чистки ламп отводили отдельные помещения. В замке Бивор-Касл, принадлежавшем герцогу Ратленду, усердным слугам приходилось начищать по четыре сотни ламп – шутка ли! Мало кому эта работа могла понравиться. «Про лампы часто забывают, – читаем мы в “Наставлениях ливрейному лакею” за 1825 год, – особенно в домах, где слуги выполняют разные виды работ, и каждый питает надежду, что лампы почистит кто-нибудь другой».

Но вскоре на смену масляным лампам пришли газовые лампы и фонари. Кстати, газ в целях освещения люди использовали начиная с древнейших времен. Не исключено, что в античных греческих и римских храмах вечный огонь поддерживали с помощью газа. В Новое время в Британии газовое освещение раньше всего появилось на фабриках, в приютах и театрах, а частные дома восприняли эту инновацию значительно позже. Применялся каменноугольный газ, получаемый путем возгонки угля в коксовых печах. Сегодня его заменил природный газ, перекачиваемый по подводным трубам из газовых месторождений, и горит он гораздо ярче, чем каменноугольный, исправно служивший людям с конца георгианской эпохи до 1970-х годов. Величайшим новатором в области газового освещения стал шотландский инженер Уильям Мердок, работавший на предприятиях горнодобывающей промышленности Корнуолла. В 1792 году он оснастил системой такого освещения свой дом в Редруте. Но имя Мердока менее известно, чем имя Фредерика Виндзора, публично продемонстрировавшего в 1807 году по случаю дня рождения Георга III чудеса нового вида освещения. Он же стал основателем первой государственной компании по газоснабжению. Виндзор обладал незаурядным даром убеждения и успешно склонял современников отдать предпочтение новшеству, которое многих пугало. Восхищаясь «светящимся воздухом», люди в то же время опасались, что он может взорваться или загореться. Трудно сказать, на каких данных основывался Виндзор, но он уверял потенциальных клиентов, что угольный газ «даже более пригоден для наших легких, чем необходимый для жизни воздух».

В 1812 году компания «Гэс лайт энд коук» открыла в Британии первые газовые заводы. Прокладкой труб занимались водопроводчики – специалисты, обладавшие необходимыми профессиональными навыками. Поэтому в газовой индустрии прижились термины, заимствованные из сферы водоснабжения: «магистраль», «кран», «струя», «напор», «поток». По большей части газ применяли для освещения улиц. В 1813 году установили газовые фонари на Вестминстерском мосту. Всего же количество уличных газовых в Лондоне превысило 60 тысяч. Тысяча шестьсот из них горят по сей день – в Вестминстере и вокруг Сент-Джеймсского и Букингемского дворцов. Их обслуживанием занимаются шесть сотрудников компании «Бритиш гэс» – вместо огромной армии фонарщиков, когда-то с наступлением сумерек обходивших город с длинными факелами в руках.

Мне посчастливилось самостоятельно зажечь газовый фонарь под руководством Фила Баннера, проработавшего в компании «Бритиш гэс» сорок два года. Делается это так: сжимаешь резиновый баллон на нижнем конце шеста, и поток воздуха устремляется вверх, заставляя огонек, горящий на верхнем конце, вспыхнуть ярче; пламя вытягивается, словно язык дракона, и поджигает газ. (Сегодня газовые фонари обычно зажигают автоматически, а не с помощью факелов.) Некогда фонарщиков вроде Фила знали в лицо все обитатели лондонских кварталов. Проститутки приплачивали им, чтобы они «забыли» зажечь фонарь в очередном темном закоулке, где «ночные бабочки» поджидали клиентов. Горожане, которым нужно было рано вставать, просили фонарщика постучать им в дверь на рассвете, когда он выйдет гасить фонари.

К 1840-м годам система газоснабжения была отлажена настолько хорошо, что газ начали проводить и в частные дома. В каждом британском городе с населением свыше 2500 человек появился свой газовый заводик. Гостиные в домах представителей среднего класса освещались газом. Автор статьи, опубликованной в «Домашнем журнале англичанки», рекомендует «устраивать приемы при газовом освещении. Если за окном светло, нужно закрыть ставни и задвинуть шторы», чтобы продемонстрировать гостям красоту светильников.

Газ, стоивший недорого, был рассчитан на массового потребителя, поэтому представители высших классов его не жаловали, предпочитая жечь свечи. Но для беднейших слоев населения он все же оставался недоступным: плату следовало вносить за три месяца вперед, что беднякам было не по карману. В 1890-е годы газовые компании, теснимые конкурентами со стороны производителей электроэнергии, начали устанавливать в домах газовые счетчики. На карикатуре викторианской эпохи изображен отчаявшийся глава семейства, который пытается покончить с собой, сунув голову в газовую печь. Вокруг толпятся испуганные домочадцы, умоляя его отложить самоубийство до вечера, когда вступит в действие дешевый тариф на газ.

Газ обеспечивал более яркое освещение и, как следствие, создавал в гостиной более комфортную обстановку. Однако у него имелась масса недостатков. Утечку газа обычно пытались выявить с помощью зажженной спички, в результате чего нередко случались взрывы и вспыхивали пожары. Кроме того, газовые светильники сжигали много кислорода и сильно коптили. Недаром в те времена в моду вошла аспидистра – одно из немногих комнатных растений, способных выжить в неблагоприятных условиях. Широко известно, что дамы викторианской эпохи имели обыкновение чуть что падать в обморок. Как считается, это происходило из-за того, что они слишком туго шнуровали корсет. Но, помимо этой причины, была и другая – недостаток кислорода в гостиных с газовым освещением. Вот что в 1904 году пишет Герман Мутезиус, отмечая всеобщую нелюбовь к газовому освещению: «Его стараются использовать в коридорах и служебных помещениях, опасаясь оседания копоти на стенах и прочих поверхностях и вреда здоровью в случае утечки газа». (О здоровье слуг, работавших в служебных помещениях, домовладельцы, очевидно, не беспокоились.)

Появление электрического освещения – более чистого, но и более дорогого – открыло перед горожанами возможность выбора. В некоторых домах начали менять газовые трубы на электрическую проводку. Однако стоимость одной лампы накаливания равнялась среднему недельному заработку, не говоря уже об установке собственного генератора. Первопроходцем в освоении электрического освещения стал оружейный магнат Уильям Армстронг, оборудовавший в своем доме в Нортумберленде (Крэгсайд) небольшую гидроэлектростанцию. За океаном, в Нью-Йорке, конкуренцию по части нововведений ему составили миллионеры с Пятой авеню: в 1880-е годы в их домах тоже появились небольшие генераторы. В 1881 году миссис Корнелиус Вандербильт появилась на балу в платье, изображающем электрический свет. Первые пользователи электрического освещения подвергали себя определенному риску. Однажды в доме миссис Вандербильт загорелась электропроводка, и перепуганная хозяйка велела немедленно демонтировать электрооборудование.

Многие годы электрическое освещение не находило широкого применения, потому что каждый генератор вырабатывал электроэнергию с разным напряжением. Иначе говоря, в каждом городе и даже в каждом доме сила тока, подаваемого в сети, была разной. Единых стандартов не существовало, и промышленники не спешили вкладывать средства в производство электрооборудования для массового потребления. Только в 1930-е годы, когда появилась энергетическая компания «Нэшнл грид», электрическое освещение получило широкое распространение.

Еще одним новшеством XX века в освещении гостиной стало повсеместное использование стекла, не виданное со времен строительства Хардвик-холла с его поразительно современными огромными окнами. Архитекторы XX столетия, стремившиеся к стиранию границы между помещением и улицей, боготворили естественный свет. «Пространство современной гостиной не замкнуто стенами, но за счет больших окон, лоджий и застекленных террас сливается с садом и окружающим ландшафтом», – пишет в 1934 году Ф. Р. С. Йорк, – автор обзора последних достижений в области градостроительства. Он рассказывает о «штучных» домах для богатых, возведенных по уникальным проектам, но использованные архитектурные решения в послевоенный период найдут применение при сооружении доступного жилья. Например, дома и коттеджи, которые начиная с 1950-х годов строила возглавляемая Эриком Лайонсом компания СПАН, имели огороженный стенами внутренний двор с садом, отделенным от жилых помещений стеклом, что обеспечивало естественное освещение и в архитектуре того времени звучало новым словом. «Современные интерьеры обязаны открытой планировке не только своим удобством и простотой, но в значительной степени и своим очарованием», – настаивает Йорк, характеризуя стилистику организации жилого пространства в XX веке.

Как ни парадоксально, но современные дома открытой планировки – это своеобразный возврат в Средние века, когда центром жилища являлся просторный многофункциональный зал. Ключевое отличие заключается в числе обитателей: так, сегодня половину всех американских домов населяют семейные пары без детей, еще четверть занимает всего один человек. Эта статистика подводит нас к разговору о кардинальном изменении, в начале XX века перевернувшем весь домашний уклад, – об исчезновении слуг.