Книга: Английский дом. Интимная история
Назад: Часть 3. Интимная история гостиной
Дальше: Глава 27. Тепло и свет

Глава 26

История накопления ненужных вещей

Не стоит держать в своем доме ничего бесполезного или некрасивого.

Уильям Моррис


Викторианская гостиная отличалась от своих предшественниц по трем основным параметрам. Во-первых, в больших викторианских домах снова появилось несколько общих комнат: «утренняя столовая», «малая гостиная», бильярдная, библиотека. Во-вторых, заметно потемнела цветовая гамма гостиной. Светлые яркие краски георгианских интерьеров сменились – не в последнюю очередь из-за того, что модифицировались технологии систем отопления и освещения (об этом мы еще поговорим) – густыми мрачноватыми тонами. Наконец, в викторианских общих комнатах появилось гораздо больше вещей. Кое-какие из них были известны и в прошлом, но теперь возродились в новом виде. Американская романистка Эдит Уортон расшифровывает язык гостиной XIX века, описывая одну из комнат дома в районе Мейфэр. В помещении, представлявшем собой модернизированный аналог вытянутой галереи с фамильными портретами, «стояли столы под бархатными скатертями, по углам висели причудливой формы полки и все свободное пространство занимали фотографии в тяжелых серебряных или сафьяновых рамках, короны – от баронской до герцогской, и даже одна королевская (этой было отведено почетное место на каминной полке)». Собирать фотографии друзей значительно легче, чем заказывать художнику их живописные портреты, поэтому ничего удивительного в том, что подобные вещи быстро накапливались, не было.

В числе предметов, составлявших обстановку викторианской гостиной, попадалось немало довольно вычурных, встречались и такие, что можно было отнести к категории вульгарных. В 1870-е годы реклама мебельного гарнитура для гостиной расхваливала «шесть изящных резных стульев с богатой шелковой обивкой; великолепный стол на массивной колонне с когтистой лапой в основании, с инкрустированной столешницей; большое каминное зеркало в изумительно красивой золоченой раме и две прекрасные рубиновые люстры». Все «богатое», «красивое», «массивное» – в полном соответствии с требованиями времени. Диваны Кедлстона – те самые, с морскими божествами – производили на посетителей сильное впечатление, но не будем забывать, что они стояли в огромном зале, своим великолепием подчеркивая роскошь остального убранства. А вот в викторианских гостиных царила полная эклектика.

Владельцы домов, одержимые гордостью за империю, стремились щегольнуть достижениями британской индустрии. После Всемирной выставки 1851 года многих охватило желание заполнить гостиную вещами из разных уголков земли. Автор книги «Гостиная: убранство и мебель» Люси Орринсмит (1878) учит, что в главной комнате должно стоять нечто более привлекательное, чем ящик для угля, разрисованный видами замка Уорик, и ширма с изображением «аббатства Мелроуз в лунном свете». Владельцам домов, настаивает она, следует для убранства лучших комнат использовать всевозможные диковины, например «персидские изразцы, алжирские цветочные горшки, старинную фламандскую чашку, нанкинский голубой фарфор, исландскую ложку, японский шкафчик, китайский веер и прочие оригинальные и по-своему прекрасные вещи».

В действительности помешательство на вещах началось задолго до XIX века. Еще в конце XVII века у горожан среднего достатка, занимавшихся в основном торговлей, появляется новое увлечение – посещение недавно открывшихся магазинов, что не могло не сказаться на обстановке их жилища. В результате комната, игравшая роль гостиной в домах мелкой и средней буржуазии, вскоре до отказа забивалась ненужными предметами, купленными не для того, чтобы ими пользоваться, а «для красоты», хотя назвать красивыми эти дешевые поделки мало у кого повернулся бы язык. Гостиная превращалась в склад, зато дарила хозяевам ощущение прочности быта.

Семья, не обладавшая богатством Керзонов из Кедлстона, выбирала для отделки гостиной бумажные обои. Этот прекрасный – недорогой и простой в использовании – материал появился в XVII веке. Сначала обои продавали в писчебумажных лавках. Стоили они относительно дешево, поэтому неудивительно, что в 1690– 1820-е годы в Лондоне насчитывалось более пятисот таких лавок и обойных цехов. В 1712 году обои стали настолько популярными, что на них был введен специальный налог. В 1836 году налог отменили, и обойное производство расцвело еще пышнее. В 1901 году посетители выставочного зала компании «Сандерсон» восхищались «обоями такого великолепия и такой красоты, какие невозможно вообразить даже в самых смелых мечтах о мраморных залах».

В то же время обои создавали массу проблем. Во-первых, обойный бизнес – как в части производства, так и в части торговли – привлекал мошенников. Огромный спрос на обои привел к появлению поддельных штампов налоговой инспекции. Поэтому с 1806 года это преступление уже каралось смертной казнью. Во-вторых, некоторые виды обоев несли прямую угрозу здоровью: при их изготовлении использовалась краска на основе мышьяка! Стоило людям выехать на отдых к морю, как у них мгновенно улучшалось самочувствие – еще бы, ведь они переставали дышать ядовитыми испарениями в стенах собственных гостиных.

Недорогие «веселенькие» обои слишком часто выглядели откровенной дешевкой и безвкусицей. В литературе XIX века метафора оклеенной обоями комнаты использовалась для описания ограниченного ханжи, придающего слишком большое значение условностям. В романе Томаса Гарди «Вдали от обезумевшей толпы» такой малосимпатичный персонаж, как сержант Трой, выражает недовольство створными переплетами и темными углами «славного старого дома». Он говорит: «Я считаю, что повсюду надо сделать подъемные окна… и оклеить стены обоями».

Литературовед Джулия Пруитт Браун утверждает, что первый из описанных в литературе «буржуазных интерьеров» (имеются в виду захламленные, с претензией на стиль комнаты, принадлежащие людям, не уверенным в прочности своего социального положения) находился… на необитаемом острове. В романе Даниэля Дефо, изданном в 1719 году, отец искателя приключений Робинзона Крузо внушает сыну, что его место в обществе – «середина» и что честное ремесло обеспечит ему хороший заработок и благополучное существование. После кораблекрушения Крузо оказывается выброшенным на необитаемый остров и ведет себя здесь как типичный буржуа: старательно пересчитывает спасенные из моря запасы и инструменты, обустраивает свою пещеру, защищает свое добро от вторжения зверей, а выходя наружу, непременно берет с собой ружье и зонтик.

У Робинзона Крузо нашлось немало последователей: масса обывателей, лишенных свободы, даруемой богатством и благородным происхождением, видели в забитой вещами душной комнате подтверждение своего социального статуса, отличного от статуса бедняков.

Пристрастие к безудержному приобретательству навсегда заклеймено пером Генри Джеймса: его выдуманная викторианская гостиная задыхалась «от фанфаронских украшений и образчиков доморощенного искусства, от нелепой, оскорбляющей глаз лепнины и гроздьями свисавших драпировок, от безделушек, которые разве что горничным дарить… С коврами и портьерами хозяева не знали никакого удержу: их вел безошибочный инстинкт губить все, к чему бы они ни прикасались…».

В конце XIX века в дизайне интерьеров возникло два новых направления; подобно бурному потоку, они прокатились по загроможденным гостиным, унося из них лишний хлам. Движение искусства и ремесел, как и появившееся чуть позже, в XX веке, движение модернистов, основанное на минимализме фабричного и машинного производства, каждое по-своему явилось реакцией на вещизм.

Одним из первых убеждать современников избавляться от ненужного барахла начал Оскар Уайльд (1844–1900), ездивший по миру со знаменитой лекцией «Прекрасный дом», которую читал в заполненных до отказа залах. Некоторые из его слушателей присоединялись к движению «Искусства и ремесла», объединявшему поклонников искусных мастеров, демонстрирующих благородство и красоту труда. Они выступали за освобождение викторианского дома от показной безликой роскоши, за возвращение к идеалам простоты и подлинности.

Один из почитателей Оскара Уайльда выстроил неподалеку от Вулверхэмптона дом под названием Уайтуикманор, оформив его интерьеры в полном соответствии с идеологией искусств и ремесел. Это был убежденный приверженец трезвого образа жизни и конгрегационалист Теодор Мэндер, сколотивший состояние на производстве лакокрасочных материалов. В 1884 году он присутствовал на выступлении Уайльда в Вулверхэмптоне и записал в том числе сентенцию о том, что в доме «не следует держать ничего бесполезного или некрасивого» (Уайльд позаимствовал эту идею у дизайнера Уильяма Морриса).

Вдохновленный услышанным, лакокрасочный магнат приступил к возведению нового дома, который должен был выглядеть как старинный. Уайтуик был оборудован всеми современными удобствами, хотя на первый взгляд напоминал особняк тюдоровской эпохи. Мэндер нанял архитектора с говорящей фамилией Оулд (англ.: old – «старый»). По замыслу Эдварда Оулда, деревянный фахверк должен был «пережить пошлую эпоху новоделов» и стать источником ностальгических воспоминаний о прекрасной доиндустриальной эре. Для отделки внутреннего убранства Мэндер, как и следовало ожидать, привлек компанию Уильяма Морриса, которая славилась использованием в дизайне интерьера средневековой палитры и мотивов.

Все предметы интерьера, производимые компанией Уильяма Морриса, были выполнены в едином стиле, благодаря чему их можно было заказывать комплектом, а получать – дополнительное удобство – по почте. Теодор Мэндер обставлял свой дом по каталогам. Но, пожалуй, самое забавное в истории Уайтуика – то, что этот дом со всем своим «старинным» рукодельным великолепием стал воплощением мечты промышленника, разбогатевшего на торговле готовыми красками, расходившимися по всему миру.

Рабочему классу вещи, изготовленные вручную участниками Движения искусства и ремесел, были не по карману. Заплатить за них могли только богатые люди, и они платили. Вот что писал об их необъяснимой тяге к несовершенству Торстейн Веблен: «Почвой для преимущественного положения товаров ручной работы является, следовательно, известная грань несовершенства. Эта грань всегда должна быть достаточно невелика, чтобы не обнаружить низкую квалификацию мастера, так как тогда она свидетельствовала бы о низкой стоимости, но и не настолько мала, чтобы наводить на мысль об идеальной точности исполнения, достигаемой лишь машиной, ибо она опять же свидетельствовала бы о низкой стоимости».

Противопоставление кустарного производства и современных технологий живо до сих пор, например в цехах обойной фабрики «Сандерсон» в Лафборо, где еще и сегодня используются оригинальные печатные формы Уильяма Морриса. Для нанесения некоторых рисунков бумагу приходится вручную пропускать через печатный станок до двадцати двух раз. В результате получаются декоративные обои для гостиной – высококачественные, но с наличием незначительных дефектов, а оттого особенно престижные и дорогие. (Я сама пыталась печатать обои, используя оригинальные матрицы Морриса. Раньше я думала, что это легко, но теперь смело могу утверждать: такая работа требует мастерства, которое оттачивается годами.)

Некоторые особенности Движения искусства и ремесел напомнили о себе в XX веке, когда сторонникам минимализма в дизайне интерьера приходилось раскошеливаться на крупные суммы. Согласно канонам 1930-х годов, современный дом должен был представлять собой освобожденное от всего ненужного «место для жилья»: «Дом перестал быть чем-то незыблемым, хранящим, несмотря на смену поколений, один и тот же облик. Сегодня семейные узы, несовместимые с принципом свободы, распались.

И мы требуем простора, избавления от лишней мебели и украшений, которыми перегружены наши комнаты, от вещей, которые держат нас на привязи, от всего этого старья».





Одна из оригинальных печатных форм для изготовления обоев компании Уильяма Морриса.





Однако дома, построенные по экспериментальным проектам с использованием экспериментальных материалов, стоили дорого. Такие уникальные здания, как «Хай энд Оувер» (дословно: «выше и еще выше»), в 1929 году возведенный по проекту архитектора Эмиаса Коннелла близ Амершама, напоминают корабли, плывущие не по морю, а по сельским полям и лугам: белые, полные света и воздуха, они восхищают простотой очертаний. Их интерьеры отличаются строгим лаконизмом, который ценится до сих пор; есть люди, готовые платить дизайнерам только за то, что они помогают им расстаться с ненужными вещами.

Если вам удалось обойти все дизайнерские подводные камни, благополучно избежав обвинения в дурновкусии, вы имеете полное право насладиться наконец удобством своей гостиной. Разумеется, при условии, что в помещении поддерживаются комфортные освещение и температура.

Назад: Часть 3. Интимная история гостиной
Дальше: Глава 27. Тепло и свет