23
Иногда нужно время, чтобы понять – происходит что-то неправильное. Что-то не так. Что-то источает зловоние. Так бывает, когда, вступив в собачье дерьмо, ты, только лишь сев в машину, начинаешь гадать, откуда исходит дурной запах, и внезапно понимаешь, что он исходит от тебя самого. Ты прихватил его с собой.
Подходя к коттеджу, я заметил, что входная дверь слегка приоткрыта. Я точно помнил, что закрыл и запер ее на ключ. Приблизившись, я увидел на дверном проеме сколы и трещины. Дверь взломали. Толкнув ее, я вошел внутрь.
Диванные подушки были сброшены на пол и вспороты ножом, кофейный столик перевернут, а ящики небольшого комода выдвинуты. Ноутбук был разбит вдребезги.
Коттедж явно обыскивали. Я нахмурился. Моему мозгу потребовалось некоторое время, чтобы оценить ситуацию. Затем до меня дошло. Флетч и его сынки, вероятно, действовали по указке Хёрста. Видимо, договариваться он не захотел. Вполне типичный для него подход: если кто-то не дает тебе того, что ты хочешь, то нужно заполучить это любыми средствами.
Вот только я точно знал, что они не нашли того, что искали.
Я устало поплелся наверх. Матрас на моей кровати тоже был вспорот, а одежда выброшена из шкафа и кучей свалена на полу. Я наклонился, чтобы поднять пару рубашек, и по влаге и запаху сразу почувствовал, что на них намеренно помочились.
Я зашел в ванную. Душевая занавеска была сорвана безо всякой на то причины, а бачок унитаза сброшен на пол и разбит. Впрочем, если бы я встретился с ними лицом к лицу, то сказал бы, что устроенный ими беспорядок все равно не смог бы вывести меня из равновесия больше, чем то, с чем мне уже доводилось сталкиваться.
Наконец я заглянул в свободную комнату. Комнату Бена. Увидев выпотрошенный матрас и изрезанный ковер, я почувствовал, как во мне медленно закипает гнев. Я захромал обратно на первый этаж.
Эбби-Глазки и найденная мной под постаментом ангела папка лежали в дровяной печи. Нагнувшись, я вытащил их оттуда. Они были черными от сажи, однако, похоже, сжечь их не пытались. Интересно, почему? Я усадил Эбби-Глазки на кофейный столик, а затем, поразмыслив мгновение, сунул папку в одну из распоротых диванных подушек. Просто машинально. Мне не давала покоя мысль о том, почему парни Флетча их не сожгли. Неужто оттого, что им надоело все уничтожать? Вряд ли. Быть может, им просто не хватило времени?
Или же дело было в чем-то еще? Возможно, кто-то им помешал, не дав закончить начатое?
Внезапно у меня возникло очень неприятное ощущение. С кухни донесся скрип половицы. Я резко выпрямился и обернулся.
– Добрый вечер, Джо.
Я сел на голый, без подушек, диван, а Глория деликатно примостилась в кресле. В дровяной печи шумно потрескивало пламя, и этот звук был отнюдь не таким уютным, как может показаться. В руке, обтянутой черной кожаной перчаткой, Глория держала кочергу.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я.
– Проверяю, все ли у тебя в порядке.
Она рассмеялась, и от звука этого смеха у меня сжался мочевой пузырь.
– Я видела, у тебя сегодня были гости.
– Ты их встретила?
– Когда я приехала, они как раз уходили. Нам не представилось шанса поболтать. – Она осмотрелась. – Мне кажется, они что-то искали. Возможно, именно то, за что, как ты надеялся, твой старый друг выложит кругленькую сумму.
– Они не нашли того, что искали.
– Похоже, ты в этом уверен.
– Да.
– Почему?
– Потому что в доме нет того, что они ищут. Оно не здесь.
Глория задумалась.
– Моя работа научила меня, что лучше располагать всеми фактами.
– Я же сказал тебе…
– Живо рассказывай мне все, на хрен!
Она с силой ударила кочергой по кофейному столику. Эбби-Глазки взлетела в воздух и упала у моих ног. Ее пластмассовое личико треснуло, и косой глаз вылетел из глазницы. Глядя на то, как он уставился на меня с пола, я почувствовал, что по нижней части моей спины начал струиться пот.
– К счастью, – продолжила Глория, – я сама кое-что разузнала. Это было интересно.
Подойдя к печке, она наклонилась и открыла ее.
– Давай-ка отправимся в путешествие в прошлое, на двадцать пять лет назад. Пять школьных друзей. Ты, Стивен Хёрст, Кристофер Мэннинг, Мэри Гибсон и Ник Флетчер. О, и твоя сестра, Энни. Ты никогда мне о ней не рассказывал.
Она засунула кочергу в печь, оставив ее лежать среди дров. Пламя затрещало громче.
– В одну прекрасную ночь, пока ты гулял с друзьями, она пропала. Исчезла прямо из своей кровати. Начались поиски, по всей округе развесили объявления. Все боялись худшего. А затем, через сорок восемь часов, она чудесным образом вернулась, но не смогла или не захотела рассказать о том, что с ней произошло…
– Я не понимаю…
– Дай мне закончить. Казалось бы, счастливый конец. Вот только через два месяца папочка врезался на машине в дерево, убив маленькую Энни и себя, оставив тебя в критическом состоянии. Пока правильно?
Я посмотрел на кочергу. Из огня да в полымя, пронеслась у меня в голове нелепая мысль.
– Как ты и сказала, ты кое-что разузнала, – произнес я.
Встав, Глория принялась расхаживать по комнате.
– О, я кое о чем забыла: через пару недель после возвращения твоей сестры твой школьный друг Кристофер Мэннинг упал с крыши блока английских классов твоей школы. Трагическое совпадение, не правда ли?
– Жизнь полна трагических совпадений.
– Перенесемся обратно в настоящее. Ты возвращаешься в деревню, в которой вырос, планируя с помощью шантажа получить от своего старого школьного друга Стивена Хёрста крупную сумму наличными. Что у тебя на него есть? Что он скрывает?
– У людей вроде Хёрста полно секретов.
– Я начинаю думать, что у тебя тоже, Джо.
– А тебе-то какая разница?
– Дело в том, что ты мне нравишься.
– У тебя очень странный способ это демонстрировать.
– Давай скажем по-другому: ты мне интересен. А людей, которые мне интересны, немного. Начнем с того, что ты – один из самых необычных учителей, которых я встречала. Ты пьяница, игрок. Однако у тебя есть призвание. Ты решил передавать детям знания. Чего это вдруг?
– Отпуска длинные.
– Я думаю, что все дело в произошедшем здесь двадцать пять лет тому назад. Думаю, ты пытаешься что-то в своей жизни исправить.
– Или просто пытаюсь заработать себе на жизнь.
– Дерзость – это слабый защитный механизм. Поверь мне, я это знаю. У людей, которые боятся за свою жизнь, она исчезает первой.
– Это угроза?
– Наоборот. Я бросаю тебе спасательный круг.
Глория подошла ко мне. Я вздрогнул. Наклонившись, она что-то мне протянула. Белую карточку с телефонным номером.
Она сунула ее мне в карман моих джинсов, легонько хлопнув меня по промежности.
– В следующие двадцать четыре часа ты сможешь со мной связаться по этому телефону, если тебе понадобится моя помощь.
– Для чего ты это делаешь?
– Потому что глубоко в душе ты мне небезразличен.
– Это утешает.
– Не принимай близко к сердцу.
Мой взгляд вновь упал на кочергу, которую лизали языки пламени.
– Толстяк теряет терпение, – заявила Глория.
– Я ведь сказал тебе…
– Заткнись.
Пот обильно стекал с моей спины на ягодицы. Желудок сжало. Мне хотелось блевать, мочиться и испражняться одновременно.
– Он дал тебе время. Теперь же он хочет получить свои деньги.
– Он получит их. Для этого я здесь.
– Я знаю, Джо. И если бы дело касалось только меня, проблем бы не было, – она изящно пожала плечами. – Но ему кажется, что ты сбежал. А это не внушает доверия. Толстяк хочет, чтобы ты понял, насколько серьезны его намерения.
– Я понимаю. Правда.
Глория вытащила кочергу из печки. Ее конец раскалился докрасна. Я бросил взгляд на дверь, понимая, впрочем, что Глория схватит меня сзади за шею еще до того, как я успею встать на ноги.
– Прошу…
– Как я и сказала, ты мне небезразличен.
Подойдя ко мне, она присела рядом, выставив кочергу. Я ощущал ее жар даже на расстоянии.
Глория улыбнулась.
– Потому я не трону твою милую мордашку.
Я лежал на диване, приняв четыре таблетки кодеина и допив бутылку бурбона. Моя левая рука была забинтована старым кухонным полотенцем и покоилась на упаковке замороженных рыбных палочек. Боль уже не была невыносимой, а я в любом случае не планировал в ближайшее время выступать с концертом для скрипки.
Моя кожа пылала. Я то приходил в сознание, то вновь проваливался в забытье. Сном это нельзя было назвать. Это была череда странных иллюзорных видений в черно-белых тонах.
В одном из них я вновь был у старой шахты. И я там был не один. На вершине холма стояли Крис и Энни. Над ними нависало небо цвета ртути. Оно излучало неестественный серебристый свет, а на землю лился черный дождь. Невидимый ветер терзал меня своими когтями.
Голова Криса выглядела неправильно. Она была вмятой со стороны затылка. Из его носа и глаз лилась кровь. Энни держала Криса за руку. Я знал, что это была моя Энни. На ее голове виднелся глубокий уродливый шрам. Открыв рот, она сказала мне мягко:
– Я знаю, куда уходят снеговики, Джо. Теперь я это знаю.
Она улыбнулась, и меня охватили ощущения счастья, покоя и умиротворения. Однако затем облака опустились ниже, набухли и из них вместо дождя хлынули черные жуки. Я увидел, как мой друг и моя сестра упали на землю и их начала окутывать масса телец, пока передо мной не остался лишь черный рой, полностью поглотивший Криса и Энни.
Меня спас звук телефонного звонка, а точнее, аккордов «Металлики».
Перевернувшись, я взял телефон здоровой рукой. Брендан. Трясущимся пальцем я нажал на кнопку приема вызова.
– Ты жив? – прохрипел я.
– Вроде да. У тебя дерьмовый голос.
– Спасибо.
– Тебе же нравится моя честность.
– И твоя шикарная задница.
– Здоровая еда и никакой выпивки. Тебе тоже стоит попробовать.
– Я звоню тебе уже несколько дней, – сказал я.
– Зарядку потерял. В чем срочность?
– Просто… хотел убедиться, что ты в порядке.
– Не считая того, что я тоскую по своему любимому пабу, пижон. Когда уже можно будет опять туда ходить?
Я посмотрел на свою забинтованную обожженную руку.
– Пока еще нельзя.
– Етить его в пень.
– Съехать на время из квартиры тоже было бы хорошей идеей.
– Господи Иисусе! Это как-то связано с твоей привычкой одалживаться у всяких неприятных типов?
Я ощутил укол совести. Брендан всегда был добр ко мне – более чем добр. Он позволил мне бесплатно жить у себя. Он никогда не читал мне нотаций по поводу моего пристрастия к азартным играм. Большинство людей давно бы махнули на меня рукой. Но не Брендан. А теперь я вместо благодарности подставляю его под удар.
– У тебя есть где остановиться сегодня ночью?
– Сегодня ночью? Ну, у меня есть сестра. Уверен, ее муж будет просто вне себя от счастья.
– Это ненадолго, обещаю.
– Надеюсь, етить его в пень. – Он вздохнул. – Знаешь, что сказала бы сейчас моя милая старая матушка?
– «У меня садится голос», надеюсь?
– Когда заяц перестает бегать от лисы?
Я застонал.
– Когда?
– Когда слышит охотничий рог.
– В смысле?
– Иногда тебе нужен кто-то покруче, чтобы решить свои проблемы. Кто-то вроде полиции.
– Я и сам их могу решить, ясно?
– Как тогда, украв пожертвования из школьного сейфа?
– Я не взял оттуда ни пенса.
Это было правдой. Но только потому, что Дебби – секретарша со страстью к сумочкам – добралась туда раньше меня. Когда я об этом узнал, мы пришли к соглашению: я никому ничего не говорю, а она возвращает деньги на место. Кроме того, я тихо увольняюсь (мне тогда и так уже вынесли последнее предупреждение за систематические неявки на уроки, недобросовестное исполнение своих обязанностей и в целом за дерьмовое отношение к работе). Ах да, к тому же она остается мне должна.
– Это было совсем другое, – добавил я.
– Помню. Ведь это я носил тебе виноград в больницу, когда ты не смог расплатиться с долгами и кто-то раздробил тебе колено.
– Ты навестил меня всего дважды. И никакого винограда не было.
– Я слал тебе эсэмэски.
– Ты слал мне порно.
– Да кому вообще был нужен этот етитский виноград?
– Слушай, я правда со всем этим разберусь.
– А я разве не упоминал, что у сестры мне придется делить свободную комнату с паршивыми хомяками, которые всю ночь напролет со скрипом носятся в своих колесах?
– Прости.
– Или что у нее есть двое маленьких детей, считающих, что пять утра – это самое время для того, чтобы попрыгать на животе у своего дяди?
– Прости. Мне правда жаль.
– Словами делу не поможешь.
– Мне просто нужно еще несколько дней.
Глубокий страдальческий вздох.
– Хорошо. Но если у тебя не получится со всем разобраться или если ты вляпаешься еще во что похуже…
– Я тебе позвоню.
– Господи Иисусе, нет. Вызывай полицию, придурок. Или команду «А».
