Книга: Похищение Энни Торн
Назад: Пролог
Дальше: 2

1

Никогда не возвращайся. Люди так всегда говорят. Все уже изменилось. Оно не будет таким, каким ты его помнишь. Оставь прошлое в прошлом. Разумеется, легче сказать, чем сделать. Прошлое имеет свойство возвращаться к тебе вновь и вновь. Как блюдо, которое испорчено карри.
Мне не хотелось возвращаться. Правда. Даже перспектива быть съеденным заживо крысами или заняться бальными танцами была для меня более привлекательной. Вот насколько мне не хотелось видеть дыру, в которой я вырос. Но иногда у человека просто нет другого выбора.
Именно по этой причине я ехал сейчас по извилистой трассе, петлявшей среди сельских пейзажей Северного Ноттингемшира, хотя не было еще даже семи утра. Давненько я не видел эту дорогу. По правде говоря, я давненько также не видел, чтобы часы показывали семь утра.
Дорога была практически безлюдной. Меня обогнала лишь пара машин. Водитель одной из них изо всех сил сигналил мне, изображая из себя Льюиса Хэмилтона и явно демонстрируя мне, что я мешаю ему добраться до его дерьмовой работы на несколько минут раньше. Впрочем, я действительно езжу медленно, практически уткнувшись носом в лобовое стекло и сжимая руль так сильно, что мои острые костяшки белеют. Очень медленно.
Я не люблю водить и стараюсь делать это как можно реже. Я хожу пешком или ловлю автобус. Для более дальних путешествий покупаю билет на поезд. К несчастью, через Арнхилл проходит мало автобусных маршрутов, а ближайшая железнодорожная станция расположена в двадцати милях. Остается только поездка на машине. Как я уже сказал, иногда у тебя просто нет выбора.
Посигналив, я свернул с главной дороги и поехал по еще более узким и извилистым проселочным дорогам. Вокруг меня расстилались поля тошнотворного коричневого и грязно-зеленого цветов; среди поваленных берез виднелись стальные сараи, из которых высовывали свои рыла принюхивавшиеся к воздуху свиньи. Шервудский лес, вернее, то, что от него осталось. В наши дни Робин Гуда и Малыша Джона можно встретить только на бездарно нарисованных вывесках придорожных забегаловок. В таких забегаловках обычно заседает веселая братва, способная разве что выбить тебе зуб, если им не понравится то, как ты на них посмотришь.
Не то чтобы это был угрюмый север. Ноттингемшир может показаться севером только тому, кто только-только вырвался из адских объятий кольцевой автомагистрали. Тем не менее эта земля все равно бесцветная, плоская и начисто лишенная той жизни, которую ты ожидаешь увидеть в сельской местности. Как будто некогда испещрявшие этот край шахты выпили из нее все соки.
Я уже давно не видел никаких признаков цивилизации, даже обыкновенного «Макдональдса». И вот наконец слева от меня проплыл покосившийся, выцветший знак «Добро пожаловать в Арнхилл».
Снизу какой-то считавший себя очень остроумным мелкий поганец дописал: «где вас отымеют».
Арнхилл нельзя назвать гостеприимной деревушкой. Это место, производящее угрюмое и кислое впечатление. Оно себе на уме и относится к чужакам с настороженностью. Оно выглядит одновременно прочным и обветшалым. Это деревня, которая хмурится, когда ты сюда приезжаешь, и плюет тебе вслед, когда ты покидаешь ее.
Если не считать пары ферм да старых каменных коттеджей на окраинах, Арнхилл не слишком живописен. Шахта закрылась практически тридцать лет назад, однако ее наследие просматривается до сих пор, подобно рудным жилам в земле. Здесь не увидеть ни соломенных крыш, ни горшков с цветами на стенах. Во дворах висят лишь бельевые веревки и иногда национальный флаг.
Вдоль дороги тянутся ряды приземистых строений из темно-коричневого кирпича, среди которых затерялся невзрачный паб под названием «Бегущий лис». Раньше было еще два – «Арнхилльский герб» и «Бык», – но они давным-давно закрылись. Помню, как я еще подростком приходил в «Лиса», где его владелец-цыган продавал ребятам постарше выпивку. Помню, как, опрокинув однажды три бокала «Укуса змеи», я начал блевать еще до того, как успел добежать до грязного туалета, а возвратившись, увидел, как хозяин спокойно моет пол шваброй, то и дело окуная ее в ведро.
С пабом соседствует специализирующаяся на жареной рыбе с картофелем закусочная под названием «Блуждающий дракон», которая выглядит так, словно ее не коснулись не только прогресс, но даже и обычная свежая краска. Готов поклясться, что и меню в ней тоже старое. Слегка удивило меня лишь отсутствие магазинчика на углу, где мы покупали дешевые ириски, карамель в виде летающих тарелок и жевательные конфеты. На его месте теперь стоит «Сейнсбери Локал». Похоже, прогресс потихоньку подбирается и к Арнхиллу.
Однако, не считая появления маркета, мои худшие опасения оправдались. Больше ничего не изменилось. К несчастью, место осталось точно таким, каким я его помнил.
Я продолжал ехать по главной дороге мимо невзрачной детской площадки и зеленой зоны со скульптурой шахтера в центре. Мемориал жертвам аварии на шахте, произошедшей в 1949 году.
Сразу за центром деревни виднелись ворота расположенной на холме школы или, как ее называют теперь, Арнхилльской академической школы. Ее корпуса были покрыты свежей облицовкой, а обветшавшее здание, в котором ранее располагались классы английского языка и с крыши которого однажды сорвался ребенок, снесли, обустроив на его месте площадку для отдыха. Впрочем, сколько ни посыпай дерьмо блестками, оно все равно останется дерьмом. Уж мне ли этого не знать.
Я заехал на расположенную позади здания служебную парковку и вылез из своего видавшего виды старенького «Гольфа». На парковке было еще две машины – красная «Корса» и старый «Сааб». Школы редко пустуют во время летних каникул. Учителя занимаются составлением планов на следующий год, делают перестановки в классах и следят за ремонтом. А иногда еще проводят собеседования.
Я закрыл машину и зашагал к главному входу, стараясь не хромать. В тот день у меня болела нога. Частично – от езды за рулем, частично – от стресса из-за приезда сюда. У некоторых людей бывают мигрени. У меня болит моя треклятая нога. По правде говоря, мне следовало бы ходить с палочкой. Но я ее ненавижу. Из-за нее я чувствую себя инвалидом. Люди смотрят на меня с жалостью. А я не терплю, когда меня жалеют. На жалость право имеют лишь те, кто ее заслуживает.
Слегка морщась, я поднялся по лестнице к парадному входу. Блестящая табличка над ним гласила: «Учиться не ленись. Превозмогать себя учись. Всегда к идеалу стремись».
Как вдохновляюще! Вот только мне почему-то вспомнилась точка зрения Гомера Симпсона: «Дети, вы попытались сделать это, вы очень старались, но все равно потерпели неудачу… Вывод: никогда не старайтесь».
Я нажал на кнопку интеркома. Он затрещал, и, наклонившись к микрофону, я произнес:
– Я здесь, чтобы увидеться с мистером Прайсом.
Снова треск. Пронзительный звук помех. Жужжание двери. Потерев ухо, я толкнул ее и вошел внутрь.
Первое, на что я обратил внимание, был запах. У разных школ он разный. Современные академические школы пахнут средствами для дезинфекции и мытья стекол. Платные школы пахнут мелом, деревянными полами и деньгами. Арнхилльская академическая школа пахла черствыми бургерами, туалетом и гормонами.
– Здравствуйте!
Строгого вида женщина в очках с короткими седыми волосами глядела на меня из-за стеклянной стойки вестибюля.
Мисс Грейсон? Да нет, быть того не может. Она уже, конечно, на пенсии. И именно тогда я заметил большую коричневую бородавку у нее на подбородке, из которой все так же торчал жесткий черный волосок. О господи! Это и правда она. Сколько же ей было тогда, много лет назад, когда она казалась мне такой же древней, как и треклятые динозавры? Всего сорок? Столько, сколько мне сейчас.
– Я здесь, чтобы увидеться с мистером Прайсом, – повторил я. – Это Джо… Мистер Торн.
Я ждал, что она меня узнает, но этого не случилось. Впрочем, прошло уже много времени. Она с тех пор повидала множество учеников, входивших в эти двери, а я уже не был тем тощим ребенком в форме на размер больше, бегущим через вестибюль и отчаянно надеявшимся, что она не заметит и не отчитает меня за незаправленную рубашку или за не позволявшиеся уставом школы кеды.
Впрочем, мисс Грейсон совсем не была злой. Я часто видел слабых и застенчивых детей в ее маленьком кабинете, где она клеила пластыри на их ободранные коленки, когда школьной медсестры не было на месте, поила их сиропом, пока они ждали учителя, или помогала им с заданиями – в общем, делала все, чтобы уберечь их от издевательств в школьном дворе. Ее кабинет был чем-то вроде маленького убежища.
Однако я по-прежнему боялся ее до ужаса.
По-прежнему, осознал я. Она вздохнула, давая мне понять, что я трачу ее и свое время, а также время школы, и сняла телефонную трубку. Я задумался, почему она все еще здесь. Мисс Грейсон – не учительница. Впрочем, я почему-то не был удивлен. Ребенком я никогда не мог представить мисс Грейсон за пределами школы. Она была неотъемлемой частью школы. Казалось, мисс Грейсон находилась во всех местах одновременно.
– Мистер Прайс? – прокаркала она. – Здесь мистер Торн. Он хочет увидеться с вами. Ладно. Хорошо. Прекрасно.
Мисс Грейсон положила трубку.
– Он уже идет.
– Отлично. Спасибо.
Она отвернулась к своему компьютеру, давая понять, что больше меня не задерживает. Даже чая или кофе не предложила, хотя каждая моя нервная клетка сейчас требовала дозы кофеина. Я умостился на пластиковом стуле, стараясь не выглядеть как прогульщик в ожидании директора. У меня задрожало колено, и я обхватил его ладонями, украдкой массируя сустав пальцами.
В окно было видно несколько подростков без формы, бездельничавших у школьных ворот. Они потягивали «Ред Булл» и смеялись над чем-то, глядя в свои смартфоны. Меня охватило чувство дежавю. Мне вновь было пятнадцать, я шатался у тех же ворот, потягивая «Панда-колу» и… Над чем мы тогда хихикали, до появления смартфонов? Думаю, над альбомом «Смэш Хитс» и украденными у взрослых порножурналами.
Я отвернулся и посмотрел на свои ботинки. Слегка изношенная кожа. Нужно было натереть их. И мне действительно был нужен кофе. Я уже почти сдался и был готов попросить себе треклятую чашечку, когда услышал скрип туфель по вымытому до блеска линолеуму. Двойная дверь в главный коридор распахнулась.
– Джозеф Торн?
Я встал. Гарри Прайс был именно таким, каким я ожидал его увидеть, и все же чего-то в нем не хватало. Это был изможденного вида худой мужчина за пятьдесят в бесформенном костюме и туфлях без шнурков. Его жидкие седые волосы были зачесаны назад, а лицо выглядело так, словно он все время ждал дурных вестей. От него веяло усталой покорностью, словно паршивым гелем после бритья.
Он улыбнулся кривой улыбкой, продемонстрировав пожелтевшие от частого курения зубы, вид которых напомнил мне, что в последний раз я курил еще в Манчестере. Вместе со страстной жаждой кофеина это едва не заставило меня заскрипеть зубами.
Однако я сдержался и вместо этого протянул руку для рукопожатия, постаравшись изобразить на лице приятную улыбку.
– Рад встрече.
Он окинул меня коротким оценивающим взглядом. На пару дюймов выше, чем он. Гладко выбрит. Хороший костюм, обошедшийся мне в приличную сумму в те дни, когда еще был новым. Темные, хотя уже и начинающие седеть, волосы. Темные глаза с довольно заметной сетью сосудов. Люди говорят, что у меня честное лицо. Лучшее подтверждение тому, как мало люди меня знают.
Гарри схватил мою руку и крепко пожал ее.
– Прошу в мой кабинет.
Я поправил висевший у меня за спиной рюкзак и, стараясь не хромать, последовал за Гарри в его офис. Шоу начинается.
* * *
– Рекомендательное письмо от вашего предыдущего директора просто безупречно.
Ну разумеется. Я ведь сам его писал.
– Благодарю.
– По правде говоря, все в вашем послужном списке выглядит впечатляюще.
Что ж, выдумывать всякую бредятину – это одна из моих специальностей.
– Однако…
Вот оно!
– Вы уже довольно давно не работали, больше двенадцати месяцев.
Я взял чашку слабенького кофе с молоком, которую мисс Грейсон наконец-то со звоном поставила передо мной на стол. Я сделал небольшой глоток, стараясь не поморщиться.
– Да. Ну, это было мое решение. Я решил, что мне нужен годичный отпуск. Я проработал учителем пятнадцать лет. Мне нужно было время, чтоб собраться с мыслями. Подумать о своем будущем. Решить, куда я хочу двигаться дальше.
– А не могли бы вы рассказать, чем занимались во время своего годичного отпуска? В вашем резюме говорится об этом слишком лаконично.
– Репетиторство. Общественная работа. Некоторое время я преподавал за рубежом.
– Правда? А где?
– Ботсвана.
Ботсвана? С чего такая чертовщина вообще пришла мне в голову? Думаю, я даже не смог бы найти ее на треклятой карте.
– Весьма похвально.
И изобретательно.
– В этом не было особого альтруизма. Там погода лучше.
Мы оба рассмеялись.
– А теперь вы вернулись, чтобы работать учителем на полную ставку?
– Я готов к следующему этапу своей карьеры, да.
– Тогда перейдем к моему следующему вопросу. Почему вы хотите работать в Арнхилльской академической школе? Если судить по вашему резюме, я бы сказал, что вы предпочитаете школы другого типа.
Если судить по моему резюме, то мне, вероятно, следовало бы выдать Нобелевскую премию мира.
– Ну, – начал я, – я местный. Я вырос в Арнхилле. Полагаю, мне хотелось бы отплатить чем-то своей родной деревне.
Гарри явно стало неуютно. Он начал перебирать бумаги у себя на столе.
– Вам известно, при каких обстоятельствах освободилось это место?
– Да, я читал новости.
– И что вы об этом думаете?
– Ужасная трагедия. Но одна трагедия не может поставить крест на целой школе.
– Рад, что вы так думаете.
Рад, что попрактиковался.
– Однако я понимаю, что вы, должно быть, по-прежнему очень расстроены.
– Миссис Мортон была учительницей, которую все любили.
– Не сомневаюсь.
– А Бен… Ну, он был учеником, вселявшим большие надежды.
Я почувствовал, что у меня немного сжало горло. Я приучил себя быть стойким. Но на какое-то мгновение я ощутил всплеск эмоций. Жизнь, полная надежд. Впрочем, как и любая другая. Надежд. Но не гарантий. Нам нравится считать, что в нашем будущем все устроено, в то время как в реальности это будущее является лишь обещанием. Жизнь может прерваться в любую минуту без всякого предупреждения и возмещения за пережитые неудобства. Ее не волнует, как далеко ты зашел. Она может закончиться, даже если ты только-только вышел на сцену.
Как у Бена. Как у моей сестры.
Я осознал, что Гарри все еще говорит.
– Разумеется, это щекотливая ситуация. Возникли вопросы. Как школа могла не заметить, что в ней работает психически неуравновешенная учительница? Могла ли она представлять угрозу для учеников?
– Понимаю.
Я понимал, что Гарри больше волновала его должность директора, чем бедный убитый Бенджамин Мортон, чье лицо превратил в кашу человек, который должен был его защищать.
– Я имею в виду, что должен выбирать человека на эту должность с осторожностью. Родители должны быть спокойны.
– Несомненно. И я пойму, если у вас есть лучшая кандидатура…
– Я этого не говорил.
Значит, нет. Кто бы сомневался. А я и в самом деле хороший учитель (ну, в целом). По правде говоря, Арнхилльская академическая школа – это та еще дыра. С плохой успеваемостью у учеников. Со скверной репутацией. И ему это известно. Найти приличного учителя, который захотел бы работать здесь, сложнее, чем найти медведя, который бы не гадил в лесу. Особенно в сложившихся обстоятельствах.
Я решил нажать.
– Не возражаете, если я буду говорить честно?
Всегда разумно произнести такую фразу, если у тебя нет намерения быть честным.
– Я знаю, что у Арнхилльской академической школы есть проблемы. Именно поэтому я хочу здесь работать. Я не ищу легких путей. Мне нужен вызов. Я знаю этих детей, поскольку когда-то сам был одним из них. Я знаю деревню. Мне в точности известно, с кем и с чем мне предстоит столкнуться. И меня это не страшит. По правде говоря, думаю, что вы убедитесь: в этом мире существует очень мало вещей, способных меня напугать.
Я был уверен, что он уже от меня никуда не денется. Я очень хорош во всем, что касается собеседований. Знаю, что люди хотят услышать. И, что самое важное, умею определить, когда человек в отчаянии.
Гарри откинулся на спинку стула.
– Что ж, полагаю, мне больше не о чем вас спрашивать.
– Хорошо. Было приятно…
– Ах да, всего один вопрос.
Ой, да ладно…
Он улыбнулся.
– Когда вы готовы начать?
Назад: Пролог
Дальше: 2