Книга: Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1
Назад: Женщина с закутанным лицом
Дальше: Примечания

Загадка Шоскомбской усадьбы

Шерлок Холмс долгое время склонялся над микроскопом. Затем он выпрямился и с торжествующим видом оглянулся на меня.
– Это клей, Ватсон, – сказал он. – Без сомнения – клей. Взгляните-ка на все, что в поле зрения на предметном стекле.
Я склонился над прибором и установил фокус для своего зрения.
– Эти волоски – нитки из суконной куртки. Серые массы неправильной формы – пыль. Налево клеточки эпидермы – верхнего слоя кожи. А коричневые шарики посредине – без сомнения, клей.
– Ну, что ж, – ответил я, смеясь. – Я заранее полагаюсь на ваши слова. А разве что-нибудь следует из всего этого?
– Да, это очень тонкая улика, – ответил он. – Вы, может быть, помните, что тогда, в Сент-Панкрасе, рядом с мертвым полицейским найдена была кепка. Обвиняемый отрицает, что она принадлежит ему. Но он рамочник, а при этой работе всегда употребляется клей.
– Вы взялись за это дело?
– Нет, мой друг Мэривель из Скотланд-Ярда просил меня поинтересоваться этой историей. Они, кажется, поняли значение микроскопа с тех пор, как я нашел фальшивомонетчика по цинковым и медным опилкам, которые оказались в шве на его манжетах. – Холмс нетерпеливо взглянул на свои часы. – Я поджидаю одного нового клиента, но он запаздывает. Между прочим, Ватсон, вы что-нибудь смыслите в скачках?
– Мне бы следовало знать толк. За эту науку я расплачиваюсь половиной своей инвалидной пенсии.

 

 

– Тогда вы будете моим «карманным путеводителем на скачках». Что вы скажете про сэра Роберта Норбертона? Знакомо вам это имя?
– Да, конечно. Он живет в старой Шоскомбской усадьбе. Я это знаю хорошо, потому что одно лето жил в тех местах. Норбертон однажды едва не попал в ваше поле зрения.
– Как так?
– Да когда он избил кнутом и чуть не убил Сэма Брювера, известного ростовщика с Керзон-стрит.
– А, это интересно! Он часто проделывает такие штуки?
– Да, его все называют опасным человеком. Он один из самых отчаянных наездников в Англии. Про таких людей, как он, говорят, что они пережили свой век. Ему бы жить в дни Регентства. Он кулачный боец, атлет, по уши увлечен скачками, любитель красивых женщин, и ему уже нет возврата со скользкого пути.
– Великолепно, Ватсон! Вы дали отличный портрет. Мне кажется, что я знаю этого человека. Можете вы мне что-нибудь рассказать про старую Шоскомбскую усадьбу?
– Только то, что она стоит в центре Шоскомбского парка, и что там находится знаменитый Шоскомбский конный завод, где тренируют лошадей для скачек.
– А главный инструктор там, – сказал Холмс, – Джон Мазон. Не удивляйтесь моей осведомленности, Ватсон. Вот письмо от него. Но поговори еще о Шоскомбе. Мне кажется, что я напал на богатую жилу.
– Могу вам еще рассказать про шоскомбских болонок, – продолжал я. – Про них можно услышать на каждой собачьей выставке. Самая замечательная порода в Англии. Это гордость самой хозяйки старой Шоскомбской усадьбы.
– Вероятно, жены сэра Роберта Норбертона?
– Сэр Роберт никогда не был женат. Это, конечно, к лучшему, принимая во внимание его наклонности. Он живет со своей сестрой – вдовой, леди Беатрисой Фольдер.
– Вы хотите сказать, что она живет с ним?
– Нет-нет. Усадьба принадлежала ее умершему мужу, сэру Джемсу. Норбертон не имеет на нее никаких прав. Это только пожизненное владение и переходит после ее смерти к брату ее мужа. Пока же она пользуется ежегодно доходами.
– И, вероятно, братец Роберт тратит эти доходы?
– Это, должно быть, так и есть. Он просто какой-то бешеный человек и устраивает ей, вероятно, очень беспокойную жизнь. Но я слышал, что она все же любит его. Однако, что же случилось в Шоскомбе?
– Вот это-то я и хочу узнать… А вот, надеюсь, и человек, который может нам все рассказать.
Дверь открылась, и молодой слуга ввел высокого, гладко выбритого человека. Выражение лица его было суровое и властное, какое бывает у людей, которым приходится укрощать буйных мальчишек или лошадей. И тех, и других было достаточно в ведении мистера Джона Мазона, и это оказалось ему по плечу. Он поклонился с холодным спокойствием и сел на стул, на который ему указал мистер Холмс.
– Вы получили мое письмо, мистер Холмс?
– Да, но оно мне ничего не объяснило.
– Это для меня слишком важное дело, чтобы я мог излагать подробности на бумаге. И слишком сложное. Я могу это сделать только лицом к лицу.
– Мы в вашем распоряжении.
– Прежде всего, мистер Холмс, я должен сказать вам, что мой хозяин, как мне кажется, сошел с ума.
Холмс поднял брови.
– Почему же вы это думаете? – спросил он.
– Знаете, сэр, если человек делает одну странную вещь, потом еще другую – это можно чем-нибудь объяснить. Но невольно начинаешь задумываться, когда странно все, что он делает. Я думаю, что ему завертели голову шоскомбский Принц и Дерби.
– У вас в работе жеребец?
– Лучший в Англии, мистер Холмс. Я-то уж знаю в этом толк. Я буду откровенен с вами, мистер Холмс, потому что знаю, что вы человек чести, и все, что я скажу, не уйдет дальше этой комнаты. Сэру Роберту необходимо взять на Дерби приз. Он по горло в долгах, и это для него последний случай выпутаться. Он поставит на эту лошадь все, что смог достать, а это кругленькая сумма. Он только об этой лошади и думает. Вся его жизнь зависит от нее. Если Принц изменит, – он пропал.
– Мне это кажется очень безнадежной игрой. Но в чем же выражаются странности вашего хозяина?
– Да вам стоит только взглянуть на него. Я думаю, что он и ночей-то не спит. Он постоянно в конюшне. Глаза его бегают. Всей этой истории было слишком много для его нервов. А потом его поведение с леди Беатрисой!
– А что же в этом странного?
– Они всегда были лучшими друзьями. У них были одни и те же вкусы, и она любила лошадей не меньше, чем он. Она каждый день в определенный час ездила смотреть на них и больше всех любила Принца. А он всегда поднимал уши, когда слышал скрип колес по песку, и подбегал каждое утро к экипажу, чтобы получить кусок сахару. Но теперь всему этому пришел конец.
– Почему же?
– Да она точно потеряла всякий интерес к лошадям. Уже целую неделю, проезжая мимо конюшен, даже ни разу не сказала «С добрым утром».
– Вы думаете, что между ними произошла ссора?
– Да, и притом какая-то дикая ссора, которая озлобила их. Разве он бы иначе отдал ее болонку, которую она любила, как своего ребенка?.. Он отдал собаку несколько дней тому назад старому Бернсу, который содержит в Крэндоле «Зеленого дракона». Это в трех милях от нас.
– Да, это действительно кажется странным.
– Конечно, при ее слабом сердце и водянке нельзя было ожидать, что она будет его всюду сопровождать. Но зато он каждый вечер проводил в ее комнате два часа. Он, конечно, должен был делать для нее все, что мог, потому что она была для него редким другом. Но теперь и этому пришел конец. Он больше уже не ходит к ней. И она этим очень огорчается. Она задумчива, сердится и пьет, мистер Холмс, пьет как рыба.
– Она пила и раньше, до этой ссоры?
– Да, по стаканчику выпивала, но теперь пьет по бутылке в вечер. Так говорил мне Стефенс, их дворецкий. Все переменилось, мистер Холмс, точно все у нас пошло прахом. И вот еще: что делает хозяин по ночам в склепе старой часовни? И что это за человек встречается с ним там?
Холмс потирал руки.
– Продолжайте, мистер Мазон. Ваш рассказ становится все интереснее.
– Сам дворецкий видел, как хозяин ходил туда ночью. Было двенадцать часов, и шел дождь. На следующий день вечером я не ложился спать, и хозяин опять ушел. Мы со Стефенсом пошли за ним следом. Это было нелегко, потому что нам плохо бы пришлось, если бы он нас увидал. Он ужасный человек, когда рассердится, пускает в ход кулаки и никого знать не хочет. Поэтому-то мы и не решались подходить близко, но все-таки хорошо видели его. Он шел в склеп, а в этом склепе нечисто, сэр. Мы видели, что его там поджидал какой-то человек.
– Что это за склеп?
– Да, в парке, сэр… Там стоит старая полуразрушенная часовня. Она такая старая, что никто не может сказать, когда она построена. А под часовней склеп, сэр, про который ходит у нас плохая слава. Днем там темно, сыро и пусто, и мало найдется людей в наших местах, которые решатся пойти туда ночью. Но хозяин не боится. Он никогда в жизни ничего не боялся. Но что он там делает по ночам?..
– Подождите немножко, – сказал Холмс. – Вы говорите, что там бывает еще один человек? Это, вероятно, один из ваших конюхов или кто-нибудь из домашних. Вам только нужно проследить, кто это, и потом расспросить его.
– Нет, этот человек мне совершенно незнаком.
– Почему вы так уверенно говорите?
– Потому что я видел его, мистер Холмс. Это было в позапрошлую ночь. Сэр Роберт возвращался назад и прошел мимо меня и Стефенса. Мы, как кролики, прятались в кустах, потому что в ту ночь слегка светила луна. Но мы услышали, как тот, другой, шел позади. Его мы не боялись, и когда сэр Роберт ушел, притворились, что просто прогуливаемся при луне, и с самым невинным видом налетели на него. «Эй, приятель, кто вы такой?» – говорю я. Он, думается мне, не слышал, как мы подошли, и оглянулся на нас с таким лицом, точно увидел самого дьявола, вышедшего из ада. Он закричал и побежал так скоро, как только мог бежать в темноте. А бегать он умеет! Это я признаю. Он исчез в одну минуту, и мы так и не узнали, кто он был.
– Но вы хорошо его разглядели при лунном свете?
– Да. Я бы отделал эту желтую рожу, если бы опять увидел ее. Подлая собака, надо правду сказать. Но что у него может быть общего с сэром Робертом?
Холмс погрузился в думы и молчал. Потом спросил:
– С кем проводит время леди Беатриса Фольдер?
– С ней всегда ее горничная, Карри Иване. Она у нее уже пять лет.
– И, конечно, предана ей?
– Она предана, – ответил он, – только я не скажу, кому.
– А! – произнес Холмс. – Я не могу заниматься сплетнями, как мальчишка. Я прекрасно понимаю вас, мистер Мазон. Положение, конечно, вполне ясно. Из описаний доктора Ватсона я могу заключить, что ни одна женщина не в безопасности возле сэра Роберта. Вы не думаете, что тут и кроется причина ссоры сестры и брата?
– Да, ведь, скандал-то этот стал известен давно.
– Но она могла не замечать этого раньше. Допустим, что она узнала неожиданно. Она хочет отделаться от этой женщины. Брат ей не позволяет. Калека со слабым сердцем, не владеющая ногами, не имеет возможности заставить покоряться своей воле. Ненавистная горничная по-прежнему связана с ней. Леди Беатриса сердится, не желая разговаривать, начинает пить. Сэр Роберт в злобе отнимает у нее ее болонку. Не в связи ли все это одно с другим?
– Да, может быть это и так.
– Но как все это совместить с ночными посещениями старого склепа? Это не имеет ничего общего с нашими предположениями.
– Да. И есть еще обстоятельство, которое не сходится с нашими предположениями. Зачем нужно сэру Робертсу выкапывать мертвое тело?
Холмс выпрямился резким движением.
– Мы узнали это только вчера, после того как я написал вам. Сэр Роберт уехал вчера в Лондон, и мы со Стефенсом отправились к склепу. Там все было в порядке, только в одном углу были части трупа.
– Вы, конечно, сообщили в полицию?
Наш посетитель угрюмо усмехнулся.
– Знаете, сэр, я не думаю, чтобы полиции это было интересно. Это всего только была голова мумии и какие-то кости. Им, может быть, тысяча лет. Но их там раньше не было. В этом мы оба со Стефенсом можем поклясться. Кости были сложены в угол и прикрыты доской, но этот угол был всегда пустой.
– Что же вы сделали с этими костями?
– Да мы их просто оставили там.
– Это было умно. Вы говорите, что сэр Роберт уехал вчера? Он уже вернулся?
– Мы ожидаем его сегодня.
– Когда отдал сэр Роберт собаку своей сестры?
– Сегодня как раз неделя. Собака выла за старой водокачкой, а сэр Роберт был в это утро не в духе. Он схватил ее, и я думал, что он ее убьет. Потом он отдал ее жокею Санди Бэну и сказал, чтобы он отнес ее старому Бернсу в «Зеленый дракон», потому что не хочет ее больше видеть.
Холмс сидел некоторое время молча, погруженный в думы. Он зажег свою самую старую и прокуренную трубку.
– Я еще не могу себе уяснить, что же вы хотите, чтобы я предпринял в этом случае, мистер Мазон, – сказал он, наконец. – Вы не можете точнее выразить ваше желание?
– Может быть, вот это выразит его точнее, – сказал наш посетитель.
Он вынул из кармана бумагу, развернул ее и показал нам обуглившийся кусок кости.
Холмс стал с интересом рассматривать его.
– Где вы это нашли?
– Под комнатой леди Беатрисы помещается печь центрального отопления. Ее не топили некоторое время, но сэр Роберт стал жаловаться на холод и пожелал, чтобы ее снова растопили. Печью заведует Гарвей, один из моих молодцов. Сегодня утром он принес мне эту кость. Он нашел ее, когда выгребал золу. Кость показалась ему подозрительной.
– И мне тоже, – сказал Холмс. – А вы что скажете, Ватсон?
Кость вся почернела, но не потеряла своей анатомической формы.
– Это часть берцовой кости, – сказал я.
– Совершенно верно. – Холмс стал очень серьезен. – В какое время дня присматривает ваш молодец за печью?
– Он растапливает ее каждый вечер и потом уходит.
– Так что кто-нибудь мог войти туда ночью и потом выйти?
– Да, сэр.
– Туда можно войти снаружи?
– Снаружи есть одна дверь. Есть и другая, она открывается на лестницу, которая ведет в коридор. А в коридоре – комната леди Беатрисы.
Холмс задумался.
– Вы говорите, что сэр Роберт не был сегодня ночью дома?
– Да, сэр.
– Так, значит, если кто-то и сжигал кости, то не он?
– Совершенно верно, сэр.
– Как называется эта гостиница, про которую вы говорили?
– «Зеленый дракон».
– В этой части Беркшира хорошая рыбная ловля?
На лице честного берейтора отразилось недоумение. Он подумал, что в его полную треволнений жизнь вошел еще один сумасшедший.
– Да, сэр, я слышал, что в реке водится форель, а в Хольском озере щука.
– Этого вполне достаточно. Мы с Ватсоном замечательные рыболовы, не правда ли, Ватсон? Вы можете искать нас в «Зеленом драконе». Мы будем там, вероятно, сегодня же вечером. Мне не нужно вам говорить, мистер Мазон, что мы не хотим вас там видеть. Но письмо дойдет до вас, и нет сомнения, что я найду вас, если вы мне понадобитесь. Когда мы углубимся в это дело, я сообщу вам свое мнение.
Вот почему я и Холмс в ясный майский вечер сидели одни в купе и ехали на маленькую станцию Шоскомб. На сетке над нашими головами были нагромождены в невероятном количестве корзинки и разного вида удочки.
От станции Шоскомб мы скоро доехали до старой гостиницы. Хозяин ее Джошуа Бернс сам оказался спортсменом и с увлечением принял участие в наших планах ловли рыбы, водившейся в этих местах.
– Что бы вы сказали про Хольское озеро? Не половить ли нам там щук? – сказал Холмс.
Хозяин гостиницы нахмурился.
– Это не годится, сэр. Вы могли бы сами попасть в озеро прежде, чем опомнились бы.
– Как это так?
– Да ведь сэр Роберт никого не подпускает близко к своим конюшням. Он сейчас же погонится за вами. Да, сэр Роберт не стесняется.
– Я слышал, что в Дерби принимает участие его лошадь?
– Да. Это отличный жеребец. А вы сами-то, – он задумчиво посмотрел на нас, – пожалуй, скачками и не интересуетесь?
– Нет, мы просто усталые лондонские жители, которым необходимо подышать чудным воздухом Беркшира.
– Что же, для этого вы нашли подходящее место. Воздуху тут сколько угодно. Только помните, что я вам говорил про сэра Роберта. Он из тех, что сначала бьет, а потом разговаривает. Держитесь подальше от парка.
– Не беспокойтесь, мистер Бернс. Мы, конечно, будем осторожны. Между прочим, какая замечательно красивая болонка скулит у вас в зале.
– Да, она очень красивая. Это настоящая шоскомбская порода. В Англии нет лучше ее.
– Я сам любитель собак, – сказал Холмс. – Если это не нескромный вопрос, сколько может стоить такая собака?
– Дороже, чем я мог бы заплатить, сэр. Эту собаку мне подарил сам сэр Роберт. Вот почему я и должен держать ее на привязи. Она мигом бы умчалась домой, если бы я дал ей свободу.
– Мы заполучили кое-какие карты в руки, – сказал Холмс, когда хозяин гостиницы вышел. – Наша игра не из легких, но через день или два положение, думаю, может выясниться. Между прочим, я слышал, что сэр Роберт все еще в Лондоне. Может быть, еще этой ночью нам удастся войти в священные места без риска подвергнуться нападению. Есть два или три пункта, в которых я желал бы убедиться.
– Вы уже составили себе известное представление, Холмс?
– Только одно, Ватсон. С неделю тому назад случилось нечто такое, что пробило большую брешь в жизни Шоскомба. Но что это такое? Пока мы можем только догадываться, основываясь на странных и путанных данных. Но они нам помогут. Безнадежны только бесцветные дела… Давайте, вспомним все, что мы знаем. Брат уже не навещает свою любимую больную сестру. Он отдает ее собаку. Ее собаку, Ватсон! Это вам ничего не говорит?
– Только то, что у брата злобный характер.
– Да, может быть, это и так. Или… Можно допустить и другое. Но продолжим обзор с того времени, как ссора, – если тут имеет место ссора, – началась. Леди Беатриса не выходит из своей комнаты, меняет свои привычки. Ее видят только, когда она выезжает на прогулки со своей горничной; она не останавливается у конюшен, чтобы поздороваться с любимой лошадью, начинает пить. Этим кончается все, что мы знаем.
– Остается еще история со склепом.
– Это другая часть дела. Тут есть две части, и прошу их не смешивать. Часть А, касающаяся леди Беатрисы, отзывается чем-то жутким, правда?
– Я тут ничего не понимаю.
– Теперь возьмем часть Б, касающуюся сэра Роберта. Он так желает выиграть Дерби, что положительно сходить с ума. Он – в руках кредиторов. Его имущество в любой момент могут продать с молотка, и конюшни могут забрать за долги. Он – смелый и отчаянный человек. Средства к жизни ему дает сестра. Ее горничная – покорное орудие в его руках. Пока что, мы, кажется, идем по верному пути?
– Склеп?
– Ах, да, склеп. Допустим, Ватсон, – это просто сумасшедшее предположение, гипотеза, допущенная для обсуждения дела, – допустим, что сэр Робертс покончил со своей сестрой.
– Дорогой мой Холмс, это совершенно недопустимо.
– Очень может быть, Ватсон. Сэр Роберт из приличного круга. Но бывает, что среди орлов случайно находишь стервятника. Давайте же остановимся на минуту на этом предположении. Он не может бежать из этих мест, пока не получит денег денег, а деньги ему принесет только выигрыш на скачках его Принца. Поэтому ему пока приходится оставаться здесь. Ему нужно как-нибудь скрыть труп своей жертвы и найти ей заместительницу, которая бы играла ее роль. Имея сообщницу в лице горничной, это не трудно. Труп женщины могли перенести в склеп, куда редко заглядывали люди, и затем понемногу сжигать в печи. От этого остались бы такие следы, как кость, которую мы уже видели. Что вы на это скажете, Ватсон?
– Да, все это возможно, если допустить основное чудовищное предположение.
– Мне кажется, что мы можем сделать завтра один опыт, который отчасти осветит все это дело. Но пока нам необходимо выдержать роли, и я предлагаю пригласить нашего хозяина на стаканчик его собственного вина. Поговорим о плотве и угрях. Это, кажется, прямая дорога к сердцу нашего хозяина. За беседой мы можем случайно узнать какую-нибудь полезную нам местную сплетню.
Утром Холмс обнаружил, что у нас нет приманок для щуки, и это заставило нас отказаться на этот день от ловли. Часов в одиннадцать мы отправились на прогулку, и Холмс получил разрешение взять с собой черную болонку.
Мы пришли к высоким воротам парка с парящими над ними геральдическими грифами.
– Мистер Бернс сказал мне, – объяснил Холмс, – что леди Беатриса проезжает здесь каждое утро. Экипаж должен задерживаться здесь, пока ворота раскрываются. Когда экипаж будет проезжать через ворота, и прежде чем он поедет быстрее, я хочу, чтобы вы, Ватсон, обратились с каким-нибудь вопросом к кучеру. На меня не обращайте внимания, я встану за этим кустом и увижу то, что мне надо.
Нам пришлось недолго ждать. Четверть часа спустя мы увидели вдали большую открытую коляску. Ее везли две великолепные серые лошади. Холмс присел за кустом вместе со своей собакой. Я стоял на дороге, беспечно помахивая тросточкой. Выбежал сторож и раскрыл ворота.
Экипаж ехал теперь шагом, и я мог хорошо разглядеть седоков. Слева сидела очень румяная молодая женщина с льняными волосами и дерзкими глазами. Справа от нее – пожилая особа с круглой спиной, с головой; закутанной в какие-то шали. Было ясно, что это больная старуха. Когда экипаж доехал до меня, я поднял руку повелительным жестом. Кучер остановил лошадей, и я спросил дома ли сэр Роберт.
В ту же минуту Холмс вышел из-за кустов и выпустил собаку. Она с радостным лаем бросилась к коляске и прыгнула на подножку. И в то же мгновение ее радостное приветствие перешло в злобу, и она стала рвать черную юбку старухи.
– Поезжай! Поезжай! – крикнул резкий голос. Кучер хлестнул лошадей, и мы остались одни на дороге.
– Ну, Ватсон, это вышло удачно, – сказал Холмс, надевая на взволнованную собаку ошейник. – Она подумала, что это ее хозяйка, оказалось же, что это кто-то чужой. Собаки не ошибаются.
– Но, ведь, это был мужской голос, – воскликнул я.
– Совершенно верно! Мы приобрели еще одну карту, Ватсон. Но играть нужно все-таки с большой осторожностью.
У моего спутника, очевидно, не было на этот день никаких планов, и мы, действительно, отправились на рыбную ловлю. В результате мы ели за ужином форель, которую сами поймали.
Только после ужина Холмс снова стал действовать. Мы снова очутились на дороге, которая вела к воротам парка. У ворот нас ждала высокая темная фигура, которая оказалась мистером Мазоном, нашим лондонским знакомым.
– Добрый вечер, господа, – сказал он. – Я получил ваше письмо, мистер Холмс. Сэр Роберт еще не вернулся, но я слышал, что его ждут сегодня ночью.
– Как далеко от дома этот склеп?
– С добрую четверть мили.
– Тогда, мне кажется, мы можем не считаться с его приездом.
– Я не могу себе этого позволить, мистер Холмс. Он в первую же минуту после приезда захочет узнать от меня все последние новости про Принца.
– Понимаю! В таком случае, мы должны работать без вас, мистер Мазон. Вы можете показать нам склеп и потом уходите.
Ночь была совершенно темная и безлунная, когда Мазон по лужайкам повел нас к склепу. Мы вошли через обвалившийся вход, и наш проводник, спотыкаясь о груды камней, прошел до угла строения, где крутая лесенка вела в склеп. Он зажег спичку и осветил место печали. Старые стены из грубо обтесанных камней были полуразрушены, в воздухе стоял тяжелый запах. Ряд гробов – некоторые из свинца, другие каменные – высился с одной стороны до самого сводчатого потолка, терявшегося в тени над нашими головами. Холмс зажег свой фонарь, и желтая полоска осветила мрачную картину. Лучи света отражались от крышек гробов, из которых многие были украшены грифами и коронами старого рода, несшего свою гордость даже к вратам смерти.
– Вы говорили о каких-то костях, мистер Мазон. Можете вы их показать, прежде чем уйдете
– Они в этом углу.
Берейтор прошел по склепу и остановился в недоумении. Мы осветили угол.
– Костей больше нет, – сказал он.
– Я так и знал, – усмехнулся Холмс. – Пепел от них, вероятно, и сейчас еще можно найти в печи, которая уже поглотила часть костей.
– Но кому нужно сжигать кости человека, умершего тысячу лет тому назад? – спросил Джон Мазон.
– Вот мы и пришли сюда, чтобы узнать это, – сказал Холмс. – Придется, может быть, долго искать, и нам не нужно терять времени. Я думаю, что к утру вопрос этот будет разрешен.
Когда Джон Мазон покинул нас, Холмс принялся тщательно осматривать гробы. Он начал с очень древнего, оказавшегося гробом саксонца, и через длинный ряд всяких Гуго и Одо дошел до сэра Вильяма и сэра Дэниса Фольдеров, относившихся уже к восемнадцатому столетию. Прошло не меньше часа, пока Холмс добрался до свинцового гроба, стоймя поставленного у входа в склеп. Я услыхал довольное восклицание и убедился по торопливым, но уверенным движениям Холмса, что тот достиг цели. Он старательно рассматривал через увеличительное стекло края тяжелой крышки. Потом вынул из кармана долото и поднял им всю крышку, которая придерживалась только несколькими железными скрепами. Раздался режущий ухо звук, когда крышка подалась, но она еще только отчасти открыла содержимое гроба, когда нас неожиданно прервали.
Кто-то ходил в часовне над нашими головами. Это были твердые торопливые шаги человека, пришедшего с определенной целью и хорошо знавшего место, по которому он шел. На лестнице появился свет, и минуту спустя человек, несший этот свет, вырисовался под готическим сводом, как в рамке. Он был огромного роста и производил страшное впечатление. Большой конюшенный фонарь, который он держал в руках, освещал снизу суровое лицо с большими усами и злыми глазами. Глаза эти ощупали каждый уголок склепа и, наконец, зловещим взглядом уставились на меня и моего спутника.
– Кто вы, черт побери?! – грозно раскатился его голос. – Что вы делаете в моих владениях?!
Холмс не отвечал, и человек сделал несколько шагов вперед, подняв свою массивную палку.
– Слышите вы меня?! – крикнул он. – Кто вы? Что вы здесь делаете?
Он замахнулся палкой. Холмс не отшатнулся, а пошел ему навстречу.
– Я тоже хочу вам задать вопрос, сэр Роберт, – сказал он внушительным тоном. – Что это такое? И почему это здесь?
Он повернулся и резким движением открыл гроб за своей спиной. В свете фонаря я увидел труп, завернутый с ног до головы в простыню. Черты лица этого трупа были ужасны. Это было лицо ведьмы со сходившимся носом и подбородком. Мутные глаза пристально смотрели с этого бесцветного и разрушавшегося лица.
Баронет с криком отскочил назад и оперся о каменный саркофаг.
– Как вы узнали про это? – воскликнул он, а затем вызывающе спросил: – И какое вам, собственно, до этого дело?
– Мое имя Шерлок Холмс, – сказал мой спутник. – Может быть, оно вам знакомо. Во всяком случае, мое дело, как и всякого честного гражданина, защищать закон. Мне кажется, что вам придется за многое ответить.
Глаза сэра Роберта засверкали злобой, но спокойный голос Холмса и его холодные уверенные манеры возымели свое действие.
– Клянусь вам, мистер Холмс, – сказал он, – тут все в порядке. Сознаюсь, что этот гроб говорит против меня, но я не мог иначе поступить.
– Я был бы счастлив поверить вам, но боюсь, что вам придется дать объяснения полиции.
Сэр Роберт пожал широкими плечами.
– Что же делать, если это нужно. Пойдемте в дом, и вы сами увидите, как обстоят дела.
Четверть часа спустя мы сидели в комнате старого дома, где хранилась коллекция оружия. Комната была уютно обставлена. Сэр Роберт ненадолго вышел. Когда он вернулся, с ним было еще двое: цветущая молодая женщина, которую мы видели в экипаже, и маленький человек с крысиной мордочкой и неприятными лисьими движениями. Оба были в полном недоумении. Очевидно, баронет не успел им еще рассказать, какой оборот приняли дела.
– Вот, – сказал сэр Роберт, указывая рукой, – миссис и мистер Норлетт. Миссис Норлетт, под девичьей фамилией Ивенс, служила пять лет горничной у моей сестры. Я привел их, потому что чувствую, что мне лучше всего рассказать вам всю правду, и что только эти два человека могут подтвердить то, что я скажу.
– Нужно ли это, сэр Роберт? Подумали вы, что вы делаете? – воскликнула женщина.
– Что касается меня, то я снимаю с себя всякую ответственность, – заявил ее муж.
Сэр Роберт с презрением взглянул на него.
– Я беру всю ответственность на себя, – сказал он. – Теперь, мистер Холмс, выслушайте точный отчет об этом деле. Вы, конечно, далеко забрались в мои дела, иначе я не встретил бы вас там, где вы были. Поэтому вы, вероятно, знаете, что я тренирую для Дерби вороную лошадь, и что все для меня зависит от ее успеха. Все будет хорошо, если я выиграю. Если я проиграю… Но я не решаюсь об этом даже думать.
– Я уясняю себе положение, – сказал Холмс.
– Я в полной зависимости от моей сестры, леди Беатрисы. Но всем очень хорошо известно, что она владеет своими поместьями только пожизненно. Я же весь в лапах у кредиторов. Я всегда знал, что если моя сестра умрет, мои кредиторы налетят сюда, как стая ястребов. Они захватят тогда все: мои конюшни, лошадей! И что ж, мистер Холмс, моя сестра действительно умерла неделю назад.
– И вы никому не сообщили об этом?
– Что же мне было делать? Мне грозило полнейшее разорение. Но все могло еще устроиться, если бы я мог отодвинуть события на три недели. Муж ее горничной, вот этот человек, актер. Нам пришло в голову… мне пришло в голову, что он мог бы на такой короткий срок взять на себя роль моей сестры. Нужно было только ежедневно показываться в экипаже, ведь в комнату ее не входил никто, кроме ее горничной. Все это было не трудно устроить. Сестра моя умерла от водянки, которой страдала давно.
– Это определит следствие.
– Ее доктор удостоверит, что у нее уже несколько месяцев были угрожающие симптомы.
– Ну, и что же вы сделали?
– Труп не мог здесь оставаться. В первую же ночь Норлетт и я вынесли его в старую водокачку, которая теперь совсем заброшена. Но за нами побежала ее любимая болонка, и она все время выла у дверей. Я понял, что нужно найти для собаки место поспокойнее. Я отделался от собаки, и мы унесли труп в склеп под часовней. Мы ничем не оскорбляли трупа, мистер Холмс, и я не чувствую себя виноватым перед умершей сестрой.
– Ваше поведение кажется мне непростительным, сэр Роберт.
Баронет нетерпеливо мотнул головой.
– Легко проповедовать, – сказал он. – Может быть, вы оба думали бы иначе, если бы были на моем месте. Разве человек может видеть, как все его планы рушатся в последнюю минуту и не делать попыток спасти их? Мне казалось, что это не будет недостойным ее местом успокоения, если мы временно положим ее в один из гробов предков ее мужа. Мы открыли такой гроб, вынули содержимое и положили ее в него. Это вы и видели. Старые кости, вынутые нами, мы, конечно, не могли бросить в склепе. Норлетт и я взяли их, и он ночью спустился и сжег их в печи. Вот моя история, мистер Холмс, хоть я и сам не понимаю, как случилось, что мне пришлось рассказать ее вам.
Холмс сидел некоторое время молча, углубившись в свои думы.
– В вашем рассказе есть одно темное пятнышко, – сказал он, наконец. – Ваша игра на скачках – и поэтому ваши надежды на будущее – не потерпели бы ущерба от того, что кредиторы забрали бы ваше имущество.
– Так ведь лошадь была бы частью этого имущества. А что им до моей игры? Они, вероятно, совсем бы не пустили лошадь на ипподром. Мой главный кредитор, к несчастью, мой смертельный враг – большой негодяй, Сэм Брювер, которого мне однажды пришлось избить кнутом. Неужели вы думаете, что он захотел бы меня спасти?
– Что ж, сэр Роберт, – сказал Холмс, вставая. – Об этом деле надо, конечно, сообщить в полицию. Моим долгом было осветить все факты, и теперь я принужден дело передать законной власти. Не мне, конечно, судить о нравственности вашего поступка. Уже скоро полночь, Ватсон, и я думаю, что нам пора отправляться назад в наше скромное пристанище.
* * *
Все уже знают теперь, что этот странный случай кончился для сэра Роберта лучше, чем заслуживали его поступки. Принц выиграл Дерби, владелец его получил восемьдесят тысяч фунтов, и кредиторы молчали до конца скачек. Им было уплачено полностью, и сэр Роберт имел еще достаточно средств, чтобы устроить свою жизнь. И полиция, и следователь снисходительно отнеслись к этому делу, и сэру Роберту был только сделан выговор за то, что он вовремя не заявил о смерти сестры. Счастливый владелец Принца вышел невредимым из этого странного дела, и темные стороны его жизни давно затушеваны уважением, которое обычно внушает старость.

notes

Назад: Женщина с закутанным лицом
Дальше: Примечания