* * *
— Вот, брат, такие твари меня и захватили. Не сами, конечно — тролли пленных не берут, они для этого слишком тупые…
Они сидели на стволе поваленной пальмы. Вокруг негры и матросы — собирали разбросанные ящики, длинными жердями пытались убрать с дороги ствол сейбы. Шагоход остывал рядом. Кривошеин, изрядно намучившись, поднял покалеченную машину — коленный шарнир правой опоры получил повреждение, и оставалось молиться, чтобы как-нибудь добраться до места назначения, базы в глубине острова.
Груссе, осмотрев поверженного тролля, притих, трезво оценив свои шансы на победу над таким противником. Юбер обошёл вокруг туши, с отвращением сплюнул и присел рядом с Николаем и Кривошеиным. За время путешествия он немного выучил русский язык.
— Я после Парижа ногу полгода почти лечил — что-то там раздробилось в ступне, пришлось ходить с палкой. Мне и предложили выучиться водить маршьёр. Я поначалу отказывался, опасался, что не смогу, но это оказалось не так уж трудно. Тут главное — сохранять равновесие, а для этого надо научиться чувствовать маршьёр как продолжение собственного тела. Ты бы знал, сколько раз я падал вместе с машиной, пока не приспособился…
Кривошеин даже причмокнул — видно было, что воспоминания доставляют ему удовольствие.
— Так вот. Расчищали мы площадки под строительство в джунглях, верстах в пятнадцати от Солейвиля — геологи нашли там что-то ценное, и на городском Совете решено было заложить там шахтёрский посёлок. Поставили временный лагерь, разметили делянки, принялись корчевать лес. А на следующий день на нас напали люди Тэйлора. И ладно бы, только люди — с ними были три тролля, а ведь мы в Солейвиле понятия о них не имели! Ну, наши перепугались, оружие побросали, один я успел забраться в маршьёр, благо, он стоял с прогретым котлом. Картечницы у меня, ясное дело, не было, зачем она на лесорубной машине? Отбивался дисковой пилой и клешнёй-погрузчиком. И неплохо отбивался — одного пилой чуть на надвое развалил, но оставшиеся два повалили маршьёр и принялись топтать. Меня чуть в лепёшку не раздавили — хорошо, погонщик заметил, что я жив, унял чёртову тварь. Из рубки меня выковыряли, доставили к Тэйлору. Тот, как узнал, что я военный инженер, да ещё и русский — стал уговаривать перейти к нему на службу. Ну, я и послал его по известному адресу. Тэйлор разозлился, стал грозить: повесит, мол, или в шахтах сгноит — у них, возле Диксиленда алмазный прииск… Я — ни в какую, тогда он меня, и правда, под землю законопатил: поработаешь, мол одумаешься! Очень ему почему-то хотелось русского к себе заполучить…
Кривошеин достал из кармана кисет и стал набивать костяную носогрейку.
— Шахты эти — место гиблое: обвалы, улитки-кровососы, стеклянные аспиды, гадостные создания, вроде тонюсеньких полупрозрачных змеек. Они проникают в отверстия тела и откладывают там личинки, которые затем пожирают человека изнутри. Газы, опять же ядовитые в пластах, вода гнилая, а кормят так, чтоб только-только с голоду не подохнуть. Работают там негры-невольники, которых Тэйлору доставляли его дружки через остров Ноубл — так в первый же месяц из дюжины пятеро загибаются! Вот Тэйлор, чтобы добро зазря не переводить, и велел делать из нечастных «кротов». Это твари такие вроде троллей, но раза в два поменьше, и без погонщиков, а вместо пальцев — когти здоровенные, как у землеройки. Их, как и троллей, создаёт Моро в своей лаборатории, из невольников.
— А ещё — людей-гекконов. — добавил Николай. — Мы так ваших «спайдеров» прозвали.
— Да, и их тоже. Так вот, когда Тэйлору надоело ждать, он велел отправить меня вместе с неграми, на переделку. Ну, я теряться не стал: подговорил негров, из числа тех, кого отобрали в подопытные кролики, и устроил бунт!
— Как у Пушкина, бессмысленный и беспощадный?
— Точно! «Бессмысленный» — потому что долго держаться мы не могли, из оружия были только топоры, кирки да полдюжины «Винчестеров». Но мы и не собирались держаться: захватили апертьёр и сбежали из Диксиленда сюда. Апертьёр и прочую технику взорвали к свиньям — потому, значит, и «беспощадный». А чего щадить-то? Я самолично поджёг шнур, прежде чем лезть в пакость эту лиловую. Охрана не ожидала нападения, их одолели легко, а потом…
Николай ошарашено уставился на собеседника.
— Погоди, так вы взорвали апертьёр? А тот, что был на острове — он-то хоть цел?
— А куда он денется? Только я его вырубил, как только мы оказались на земле — не хватало ещё, чтобы тэйлоровы молодчики явились сюда за нами следом! Нам и с Моро и его охранниками забот хватало. Они засели на южном побережье острова и досаждают нам вылазками. Хорошо хоть захватили этого красавца, а то уж и не знаю, как отбивались бы…
Николай посмотрел на покалеченный шагоход. Тот стоял, слегка покосившись на покалеченную опору; с правой стороны рубки, там, где раньше был закреплён «Гатлинг», свисали железные лохмотья.
— Слушай, я вот чего не понимаю: зачем вы вообще здесь остались? Что мешало уйти в Солейвиль? Апертьёр-то у вас теперь есть…
Кривошеин возмущенно крякнул.
— Как у тебя просто: «в Солейвиль!» А настройки где взять? Тыкаться наугад — благодарю покорно, есть более простые способы покончить с собой!
Как хотелось сказать, что яйцо-ключ со всеми необходимыми настройками лежит у него сумке! А заодно — припомнить и настроечный код: «Лямбда», «эпсилон», «фи», «эта», «ро», «омикрон». Николай повторял его, как «Отче наш», всю дорогу из Парижа в Санкт-Петербург, так и не решившись доверить бумаге.
— …и потом, если уходить отсюда — апертьёр придётся взрывать, не оставлять же такой подарочек скотине Моро! И тогда ни одного не останется — ни на Земле, ни в Солейвиле, вообще нигде. А значит, те, кто останется на той стороне, лишатся надежды на возвращение!
— И люди Саразена останутся наедине с Тэйлором и его троллями. — кивнул Николай. — То-то он порадовался бы…
— Вот именно! Потом я обнаружил здесь, на базе записи об экспедиции, отправленной на Тибет, прикинул сроки — и выяснил, что они вот-вот вернутся. И тогда можно будет отбить «слёзы асуров»!
— А как же мы? — возмутился Юбер. — Мсье не верилль, что ми… как это по рюсский… добывайт, да?
— Ну почему не верил? — пожал плечами Кривошеин. Верил, надеялся даже. Но вам пришлось бы возвращаться в Россию, строить новый апертьёр — а это ещё год-полтора, не меньше. А тэйлоровым молодчикам хватит месяца, чтобы добраться до острова Ноубл. Я и рассудил: если они через два месяца не объявятся, значит, вы их там, на Тибете, перебили и завладели ларцом. А уж если объявятся…
— Но… пардон муа, мсье, они нон объявиллься?
Инженер глянул на него с недоумением.
— Почему же? Ах да, я ведь не успел вам рассказать… объявились они, как миленькие, объявились! От пленных мы узнали, что пять дней назад к острову подошла шхуна с посланцами Тэйлора. Мы уже подумывали, как бы её захватить, чтобы сбежать с этого проклятого острова, а тут и вы подоспели. Не сомневайтесь: здесь «слёзы асуров», здесь!
Николай подскочил, как ужаленный:
— Что же мы тут, так вас разэдак, рассиживаемся? — негодующе завопил он. — Не успел он, ятить твою в душу… Где там, японский городовой, Стригу… мичман Москвин через семь гробов его…? Пущай расшевелит своих архаровцев — заснули они там, вперехлёст их к нехорошей маме? Дерево с дороги — и то убрать не могут! Устроили, понимаешь, пикник… Не прохлаждаться надо, а кумекать, как отбивать этот клятый ларец!
ГЛАВА IX
Из записок Николая Ильинского
«…итак, доктор Моро. Не знаю, пересказал ли кто-нибудь реальные события Герберту Уэллсу, подобно тому, как Лори-Груссе поделился сюжетом с Жюлем Верном — или мэтр британской фантастики наткнулся на газетную заметку, покончившую с карьерой Моро в библиотеке? Не удивлюсь, если злодей держит вырезку с этой статьёй в кабинете, на почётном месте — натурам жестоким и одарённым нередко свойственно извращённое тщеславие.
Так что же произошло? Собственно, начало в точности повторяет сюжет книги: некий журналист под видом лаборанта проник в лабораторию доктора Моро, о которой давно ходили нехорошие слухи, имея намерение провести расследование. Удача ему благоволит — удалось собрать материалы для сенсационного разоблачения, когда в дело вмешивается Его Величество Случай. Из лаборатории сбежала собака с ободранной шкурой, вся искалеченная; возмущённые обыватели обратились в полицию, а изображения несчастного создания появились в разделе происшествий местной газеты, причём в тот самый день, когда в свет вышла статья-расследование!
Это был далеко не первый случай, когда английское общество протестовало против чересчур жестоких методов учёных-исследователей. К тому же, у Моро с его несносным характером нашлось немало врагов, и они не преминули воспользоваться удобным случаем, чтобы покончить с оппонентом. Моро лишился лаборатории, почётного членства в Королевском медицинском обществе и принужден был покинуть Англию.
Где и как он познакомился с вербовщиками Тэйлора — неизвестно. Моро присоединился к обитателям Диксиленда уже после того, как пути южанина и Саразена разошлись. Тэйлор по достоинству оценил таланты своего нового сподвижника и предоставил ему возможность для научной работы. И не прогадал: Моро, увлёкшийся изучением „мускульных полипов“, вскоре предложил новый, и весьма оригинальный способ их применения.
Идея превратить негров-невольников в покорные, во всём зависящие от владельца живые машины пришлась Тэйлору по душе. На постройку лаборатории и закупки в Англии и Германии новейшего научного оборудования он выделил огромные средства. Моро со своей стороны, поставил условие: лаборатория разместится не в Диксиленде, а на Земле, на острове Ноубл. Тэйлор не возражал — ему всё равно приходилось держать на острове солидную охрану и техников для обслуживания установки-апертьёра.
Итак, лаборатория заработала. Моро провёл множество экспериментов по сживлению живых тканей под действием гальванизма, химических растворов, и иных факторов. Наилучшие результаты дало использование препарата, выделенного из желёз „мускульного полипа“ — используя его, Моро создал три вида монстров: троллей, „кротов“ для работы в алмазных шахтах, и людей-гекконов, выведенных специально для экспедиции на Тибет.
Пока Тэйлор бесперебойно снабжал Моро невольниками, всё шло, как по маслу. Но вскоре случаи похищения бывших рабов привлекли внимание, были расследованы, и за людьми Тэйлора началась охота. Одну из его шхун арестовали, и лишь случайно властям не стали известны координаты острова. Это стало для Тэйлора грозным предупреждением, и он всерьёз занялся безопасностью острова. Предполагалось, что незваных гостей встретят боевые шагоходы и тролли. А для защиты морских подступов нужно было сторожевое судно — и не какой-нибудь вооружённый пароход, а что-нибудь посерьёзнее.
Известно, что Британия охотно строит военные суда всем, кто готов за них платить. Даже Россия, отношения с которой портятся год от года, размещает на британских верфях заказы для своего военного флота. А вот к частным лицам, тем более, имеющим подмоченную репутацию, судостроители не столь лояльны. Тэйлор не смог бы заказать в Англии даже паршивую канонерку, не имей он к тому времени налаженных связей в правительстве республики Перу.
Даже российское мздоимство, давно ставшее притчей во языцех, меркнет перед алчностью чиновников любой страны к югу от Рио-Гранде. В результате махинаций Тэйлора в Британии для перуанского военного флота был заказан новейший броненосец береговой обороны. Заказ закономерно вызвал серьёзное беспокойство у южного соседа, Чили, отношения с которым портились с день ото дня.
Чилийские стратеги тревожились напрасно. Сданный заказчику точно в срок, новенький корабль отправился к месту приписки, имея на борту перегонную команду, набранную в доках Ливерпуля из всякого сброда. Но до Лимы он не дошёл — посреди Атлантики состоялась встреча с барком, с которого броненосец принял новую команду целиком из ветеранов флота Конфедерации. С этого момента судно получило название „Албемарл“ — в честь броненосного тарана южан, отличившегося в сражении в устье Роанока.
Исчезновение перуанского броненосца, разумеется, не осталось незамеченным. Солидные издания писали о допущенных при проектировании ошибках, о ненадёжности капитана и повальном пьянстве наёмной команды. Бульварные листки взахлёб обсуждали версии захвата судна чилийскими секретными агентами, взрыва, устроенного с помощью динамитной бомбы, заложенной в угольные ямы, и даже гибели броненосца в результате встречи с морским чудовищем. Но версии остались версиями — броненосец так и не объявился, бесследно растворившись в океанских просторах. В Лиме объявили трёхдневный траур по сгинувшей гордости перуанского военного флота, а банковские счета нескольких высокопоставленных чиновников и флотских офицеров пополнились солидными суммами в полновесных английских фунтах.
Остаётся благодарить Бога за то, что „Албемарл“ ещё не добрался до острова Ноубл — окажись броненосец здесь, наши планы пошли бы псу под хвост. „Витязь“ — отличный корабль с храбрым и умелым экипажем, но в бою с таким противником у них нет ни единого шанса.
Но вернёмся к доктору Моро. Нехватка „человеческого материала“ вынудила его отправить на остров Ноубл партию чернокожих рабов из алмазных копей Диксиленда. А вместе с ними — русского пленника, угодившего на подземную каторгу исключительно по собственной несговорчивости. Но кто же мог предположить, что упрямец сумеет подбить негров на полновесный мятеж? Ведь их ценили именно за тупую покорность — те же американские индейцы, обращённые в рабство, бунтовали, отказывались работать, предпочитая быть забитыми до смерти.
Но даже кролик, если загнать его в угол, может броситься на преследователя — так и безропотные негры, узнав, что участь их ждёт, решились на восстание. Во главе с Кривошеиным бунтовщики захватили апертьёр и бежали на Землю. А оказавшись на „другой стороне“, — перебили охрану и, не имея возможность покинуть остров, засели в оборону.
Моро устроил свою лабораторию вдали от основной базы, на южной оконечности острова, в системе скальных гротов, превращённых в каземат. Охраняют её боевые тролли и тэйлоровские наёмники — серьёзная сила, располагая которой он рассчитывал без особого труда покончить с бунтовщиками. К тому же он очень вовремя получил подкрепление в виде команды шхуны, доставившей на остров „Слёзы асуров“. Но не тут-то было: на базе, кроме ящиков с запчастями и полуразобранных шагоходов, нашлись боеготовые машины, и этот подарок судьбы помог мятежникам отбить одну за другой две ожесточённые атаки.
И не просто отбить, а нанести неприятелю чувствительный урон: во время одного из штурмов Кривошеину удалось уничтожить тролля. Второго он прикончил на моих глазах, на лесной тропе. Оставались ещё три или четыре боевых монстра — и если мы хотим вернуть „ларец асуров“ с ними придётся как-нибудь разобраться…»
* * *
В замкнутом помещении шагоход казался куда больше своих реальных размеров — верхушка рубки упиралась в потолок, а ноги-опоры перегораживали половину помещения.
— Берьегись, мсье Николя!
Из шарниров вырвались струйки пара, пронзительное шипение заглушило деловитый шум цеха. Николай попятился от бронированного монстра — кто знает, что ещё выкинет Юбер, не вполне ещё освоивший новую для себя технику?
Шипение превратилось в тонкий свист и смолкло. Юбер махнул матросам, и те засуетились возле правой опоры, присоединяя трубы, по которым подавалась питательной жидкость.
— Оу, мсье Николя! — канадец заметил Николая, стоящего возле машины в обществе Кривошеина. — Всьё есть пошшти готофф! Я продувилль… так есть верно на рюсский?
— «Продувал». — поправил Кривошеин. — Сколько надо времени, чтобы закончить и со второй опорой?
— Не говорилль так бистро, мсье, я есть плёхо понимайт. И этот чьёртофф амбрэ — так не можно работайт!
Марлевая повязка на лице канадца не скрывала гримасы отвращения.
Предметом его недовольства был не запах прокисшего мясного бульона и застоявшейся помойки — непременный спутник механизмов, снабжённых «мускульными полипами». Из угла цеха, где стояли два недействующих шагохода, тянуло приторно-тошнотворным смрадом разлагающейся плоти. Незадолго до появления бунтовщиков рабов техники угнездили на стальном каркасе машин личинки, из которых должны были вырасти псевдомускулы. Но после их бегства мятежа следить за процессом выращивания стало некому, лишённые питания полипы погибли — и теперь их останки отравляли атмосферу цеха трупными миазмами.
Кривошеин развёл руками.
— А что я-то могу сделать? У самого от вони глаза слезятся!
— Глаза — это от скипидара. — сообщил Николай. Чтобы хоть как-то дышать в отравленной атмосфере цеха, он приказал использовать марлевыми повязки с паклей, пропитанной скипидаром.
— Пакость он, ваш скипидар! — буркнул Курбатов, возившийся рядом с цепной талью. — И пакля пакость, в носу от её мусорно и чихотно!
Николай поморщился — казак всё чаще позволял себе спорить, демонстрируя, что он с начальством накоротке. Впрочем, сейчас-то он прав…
— Юбер верно говорит, так дальше работать нельзя. Давно надо было избавиться от этой гнили!
— Я пытался заставить негров убрать мертвечину. — стал оправдываться Кривошеин. — Ну не желают они приближаться к шагоходам, хоть ты тресни!
— Вы, друг мой, неправильно взялись за дело. — коварно улыбнулся Николай. — А ну, иди сюда, голубчик…
Курбатов отпустил таль и с опаской приблизился к начальнику. Приторный тон не обещал забывшему о субординации казаку ничего хорошего.
— Возьми-ка, любезный, кондуктора, двух матросиков да дюжину негров, и заставь их выскрести те гробы повапленные дочиста!
Казак опешил:
— Так смердит, вашбродь, спасу нет! А тут ещё скипидар…
— Ничего, потерпите. Как закончите — сожгите падаль на заднем дворе. И смотри, пожар тут не устрой!
Курбатов понял, что отвертеться не получится. Он тяжко вздохнул и направился к матросам, прикидывая на ходу как бы половчее спихнуть на них самую неприятную часть работы. И не схлопотать, ненароком, по роже — кондуктор с «Витязя», медведеподобный дядя, вполне мог и не подчиниться новоявленному, да ещё и сухопутному начальству…
Юбер кивнул и скрылся в люке. Он вместе с машинистами с «Витязя» готовил к бою обе исправные машины, благо пилотов теперь хватало — Груссе, осмотрев шагоход, объявил, что после нескольких часов тренировки справится с незнакомой техникой, что бы там не говорил cher ami Алексис.
Николай огляделся. В цеху царила американская промышленная целесообразность: участки для сборки шагоходов оснащены передвижными стапелями и прикреплёнными к потолку цепными подъемниками-талями. Отдельно, за перегородкой — оцинкованные, со стеклянными крышками, ванны, где раньше хранились личинки «мускульных полипов». Рядом баки с питательной жижей и паровой насос, соединённый с коленчатыми медными трубами, по которым смесь подавалась к растущим «полипам». Под потолком раздаётся негромкий гул: в жестяной трубе воздуходувки вращаются лопасти вентилятора, вытягивающие из цеха угольную гарь и смрад. Увы, он не мог справиться с вонью разлагающихся «полипов» не справлялась даже такая техника.
Николай пересчитал ящики, которыми был забит складской участок — детали паровиков, шарниры, насосы, броневые листы. Здесь в разобранном виде хранилось не меньше трёх десятков боевых машин — серьёзная сила, если, конечно, привести их в рабочее состояние…
Матрос, занявший место Курбатова налёг на таль. Забренчала цепь, массивная чушка «Гатлинга» медленно поползла вверх. Второй матрос, стоявший на рубке шагохода, замахал руками, указывая, куда опустить груз.
Николай изучил надписи на ящике из-под картечницы. «Waffen und Munitionsfabriken», готический шрифт… любопытно!
— Сделалль… как это сказайт… боши, герман! — пояснил Юбер. Он вылез из шагохода и стоял рядом, вытирая руки промасленной тряпкой. — Америкен лайсенс — «Пратт энд Уиттни», Ист-Харфорд, стейт Коннектикут.
— Странно… пробормотал Николай. — А я-то думал, тут всё британское — и паровики и броневые листы и вооружение.
— Американская система, друг мой, американская! — подошедший Кривошеин похлопал приятеля по плечу. — У англичан собственная гордость — чтобы они, да покупали лицензии на новейшие системы оружия у вчерашней колонии? «Гатлинги» выпускают только в САСШ, да ещё в Германии, по лицензии. А вообще-то ты прав: мистер Тэйлор предпочитает иметь дело с британскими поставщиками.
Николай пнул носком сапога пустой ящик от «Гатлинга».
— Подозреваю, что дело тут не только в его предпочтениях. Тэйлор сражался на стороне южан, почти все его люди — ветераны, служившие под началом генералов Борегара и Джексона «Каменная Стена». Чёрт возьми, он и город свой назвал «Диксиленд»! Вот я и думаю — а не замыслил ли Тэйлор реванш? Денег у него несчитано — их приносят алмазы, которые он продаёт через крупную амстердамскую фирму. Вполне мог сговориться с британцами, Лондон обожает подковёрные игры… Взять хоть историю с броненосцем для Перу — что-то мне не верится, что судостроители не знали, для кого он на самом деле предназначался…
Кривошеин усмехнулся.
— Англичанка гадит? Как же, слыхали…
— И правильно слыхали! Если Тэйлор в обмен на поддержку согласится поставлять Англии боевые шагоходы — представляете, чем это может обернуться и для САСШ и России? Пара сотен таких машин сделают непобедимой любую армию. И вот что ещё: у маршьёра, на котором мы выбирались из Парижа, было приспособление, мечущее жидкий огонь. А здесь почему нет ничего подобного?
— Как же, помню…. — закивал Кривошеин. — Удачная была конструкция: нефть с какими-то примесями подавалась из бака под давлением пара в особый штуцер и выбрасывалась наружу в виде огненной струи ярдов на пятьдесят — страшное оружие в ближнем бою и очень пригодилось бы против троллей. Но на шагоходах Тэйлора вместо огнемёта стоит довольно странная штуковина: стеклянный бак с цинковыми и графитовыми пластинами, провода и непонятное устройство из стекла, проволочных катушек и медных стержней.
Николай в раздумье потеребил подбородок.
— Фарфор, графит, катушки… Наводит на мысль о гальванических устройствах. Возможно, какое-то новое оружие, наподобие «лучей смерти»?
Кривошеин озадаченно посмотрел на собеседника.
_ Лучи смерти? Никогда не слышал… Но насчёт оружия ты, пожалуй, прав: ничем иным это быть просто не может. Вот что: пока Груссе заканчивает ремонт, не прояснить ли нам эту загадку? Один из наших пленных техник, всё руки не доходили его допросить…
— И вы молчали? — возмутился Николай. — Руки у них не дошли! Что ж такое творится, господа хорошие? Второй раз уже: сначала о «слезах асуров» не удосужились вспомнить, а теперь вот это! А вдруг вашему пленнику известно что-нибудь о лаборатории? А ну, тащите его сюда, и поживее!
ГЛАВА X
— …у Тадеуша Лоу я проработал недолго. Старый польский сквалыга был жаден сверх всякой меры, а я ему не мальчишка, чтобы вкалывать за гроши! Очень скоро мы поругались, я получил расчёт, хотел податься домой, но передумал — нас, на Юге тогда были не рады тем, кто воевал на другой стороне. Тогда я перебрался в Неваду, хотел попытать счастья на приисках. Но не повезло — погорел на акциях серебряных рудников — в Карсон-Сити ими торговали вразнос, как горячими пирожками — и без гроша в кармане отправился в Калифорнию. Там-то я и встретил тех проходимцев…
Когда двое дюжих негров приволокли пленного техника, Юбер с криком «Майки, дружище!» кинулся к нему обниматься — и замер, в недоумении увидев связанные руки. Из дальнейших объяснений выяснилось, что это — ирландец Майкл О'Фланниган, старый приятель Юбера, бывший паровозный механик из Кентукки. Они вместе служили в воздухоплавательном парке северян под началом Тадеуша Лоу. И когда тот покинул военную службу, О'Фланниган последовал за патроном, но по природной живости характера на месте не усидел — пустился на поиски приключений. И в результате оказался на борту шхуны, идущей к острову Ноубл.
— …я надеялся устроиться на обогатительную фабрику — в Неваде и Калифорнии они плодились, как грибы после дождя. Платят хорошо, уважение, и руки погреть можно, если не зевать… Вакансия подвернулась быстро — двое парней закупали паровые насосы для рудника «Гулд и Карри», и им нужен был толковый механик. Ну, мы договорились, подписали контракт и пошли в салун, спрыснуть сделку. А наутро я проснулся на том чёртовом корыте! Ну, мне объяснили, что если буду вести себя тихо — получу, всё, что оговорено в контракте и даже сверх того. А вздумаю качать права — сильно пожалею.
— Вас, значит, зашанхаили? — оживился Москвин. Беседа шла по-английски, который мичман, как и любой морской офицер, отлично понимал. — Мы год назад в Рио подобрали матросика со «Светланы». Когда фрегат стоял в Макао, он, осёл, напился в портовом кабаке до свинячьих чертей в компании молодцов с американского китобойца, и в результате два года провёл в кабале. Так бы и сгинул на чужбине, если бы его судно не оказалось однажды в одном порту с нашим «Витязем». А уж как он слезами умывался, когда на палубу ступил…
Похоже, юноше ещё не приелась ещё романтика дальних странствий и Южных морей. Петербуржский знакомец Николая, гардемарин из Морского корпуса, нередко цитировал непристойный стишок об излишне восторженном взгляде на профессию моряка. Помнится, там было что-то про бумажки из-под конфет…
— Да, сэр, зашанхаили, как последнего остолопа! — недовольно буркнул О'Фланниган. Офицерский мундир собеседника внушал ему уважение. — А что я мог? Шхуна полна чокнутых дикси, и мне оставалось только молиться, чтобы они не прознали, что я служил под знамёнами старины Ю-Эс.Тогда меня живо вздёрнули бы на рее, или того хуже: забили бы в колодки и в трюм, к неграм. Их там сидело не меньше сотни и, слава Богу, я не знал, какая участь им уготована, иначе сам бы удавился. Или за борт выкинулся бы. Вы не поверите, господа, что делают с несчастными черномазыми на этом поганом острове!
— Поверим. — сказал Николай. — Очень даже поверим. Но вы уж простите, мистер, воспоминания придётся отложить. А сейчас — не расскажете, для чего служит вот это?
И показал на стеклянный бак, снятый с шагохода.
— Это, сэр, лайтнинг-пушка, новое изобретение доктора Моро. А бак — он для особых слизней, которые вырабатывают животный гальванизм. Стреляет эта штука молниями, способными, как говорят, с полусотни ярдов поджарить человека, как баранью отбивную. Я сам, правда, не видел, но другие…
— Гальванические слизни? — перебил механика Кривошеин. — Так это же, наверное, громобои! Знаю, как же!
Николай в недоумении обернулся к товарищу.
— Что ещё за «громобои»?
— Это такая пакостная дрянь, которая обитает в джунглях вокруг Солейвиля. Французы называют их «туннѐрами», по-нашему «громобои». Они похожи на слизняков — здоровенных, размером с ладонь. Живут роями, как мураши или пчёлы, и к тому же, плотоядные. Туннѐры, то есть громобои расползаются по окрестностям гнезда и закапываются в землю. И, стоит забрести на их территорию какому-нибудь зверю — начинают жалить его со всех сторон гальваническими разрядами. Жертва мечется, пытается спастись, но лишь попадает под новые разряды! А когда она погибает — громобои сползаются и пожирают останки, одни кости белые остаются, как на муравейнике! Они и тетракраба насмерть зажалить могут, и человека. Я знаю о двух случаях: одного сумели вытащить и откачать, а другой так и помер.
Николая передёрнуло — он живо представил, каково приходится несчастным, принимающим такую страшную смерть.
— Похоже, у вас там что ни живое создание — то какая-нибудь пакость: тетракрабы, слизняки эти гальванические, стеклянные аспиды… И занесла Саразена нелёгкая в такое гиблое место!
— Нет, брат, тут ты не прав. На Земле тоже хватает опасных тварей — в джунглях или, скажем, в тайге. Просто развитие жизни пошло там иным путём, и в результате появились совсем других существа. Нам они незнакомы, а потому кажутся пугающими и отвратительными. Но на самом деле, это такие же плоды дарвиновой эволюции, как львы или крокодилы.
— Ну, может и так. Сейчас нам вот о чём надо думать. — Николай кивнул на детали лайтнинг-пушки. — Значит, Моро использует слизняков в своём оружии?
— Да, он научился как-то выкачивать из них электричество. Такая штука опасна даже для маршьёра: достаточно мощный разряд поджарит мускулы-полипы, а не поджарит — так вызовет непроизвольные сокращения, и машина не сможет двигаться. Помните гимназические опыты с гальванизацией лягушачьих лапок? Тут будет нечто подобное, только в масштабах побольше. Экипажу тоже не поздоровится, а уж незащищенного человека такая рукотворная молния и вовсе обратит в горстку пепла!
Николай щёлкнул ногтем по стеклянному баку.
— Знать бы, какие ещё сюрпризы он нам приготовил? Тролли, люди-гекконы, электрические пушки… Господь наделил этого человека пытливым умом и настоящим талантом, а он растрачивает свой бесценный дар на всякие мерзости!
* * *
Из записок Николая Ильинского.
Несмотря на сумасшедший цейтнот, я сумел найти немного времени и на дневник. Если мы потерпим неудачу, это запись может стать последней, а значит, стоит донести до потомков всю глубину нашего замысла…
Шучу, разумеется. Нам сейчас только и осталось, что шутить, поскольку мы — канадец Юбер Бондиль, монах Цэрэн, казак Курбатов и ваш покорный слуга — собираемся сунуть голову в пасть льва. А как ещё назвать дерзкое, на гране авантюры, вторжение в подземную крепость Моро?
Иного выхода у нас нет. Орудия «Витязя» — серьёзная сила, но что могут сделать их снаряды каземату, укрытому в толще скалы? Тем более, что разрушать его нельзя, поскольку где-то там спрятан ларец со «слезами асуров». Значит — придётся лезть туда тишком да ползком, уповая единственно на благосклонность продажной девки Фортуны…
Мичман Москвин тоже просился с нами, но судьба к нему жестока: юноше предстоит возглавить десантную партию с приданными для усиления боевыми шагоходами. Негров-повстанцев решено использовать только в качестве носильщиков. Я подумывал отобрать у них винтовки, но Кривошеин отсоветовал: после своего чудесного освобождения бедняги держатся за оружие, как утопающий за спасательный круг.
А всё же, сердце у меня не на месте: боюсь, ничего, кроме бестолковщины от таких союзников ждать не приходится. Ну да ладно, дотянут до позиции пушку, и на том спасибо. А патроны я им выдавать запретил, чтобы друг друга ненароком не постреляли.
Это, впрочем, не относится к чернокожему здоровяку, пятому члену нашего ударного отряда. Он-то оружием владеет превосходно: успел повоевать за северян, участвовал в стычках с индейцами. Его нам рекомендовал Кривошеин: «Возьми его, с собой, Андреич. Ящики таскать он откажется, считает ниже своего достоинства. А вам сгодится: силён, как Геркулес и стрелок тоже неплохой. „Геркулесом“ я его и называю, памятуя о „Пятнадцатилетнем капитане“.»
Цэрэн из всего оружия взял посох из железного дерева — тот самый, с которым с которым он не расстаётся от самого Ладхака. Я спорить не стал: желает лезть в подземелье с одним дрекольем — пусть лезет. А сложит он там свою бритую башку, или уцелеет — это уж как Будда распорядится. Хотя, как по мне, хороший револьвер лишним не бывает.
Я назвал пятерых участников вылазки? Есть ещё один, без которого она, скорее всего, не состоялась бы. О'Фланниган, приятель Юбера, клянётся, что знает способ проникнуть в подземелья Моро незаметно. Надеюсь, не врёт, ведь прямой штурм каземата будет стоить нам слишком большой крови…
Впрочем, я ему верю. У ирландца, вроде бы, есть личный мотив ненавидеть Моро. За месяц до нашего появления на острове Ноубл, из Диксиленда доставили новую партию «человеческого материала». И кроме негров-невольников в ней было несколько солейвильцев, пленных, взятых во время одной из вылазок. И в их числе — женщина, лет двадцати пяти, француженка, как и большинство обитателей Солейвиля.
По заведённому порядку, очередную партию «сырья» две недели выдерживали в карантине — Моро опасался, что несчастные могут занести в лабораторию какую-нибудь заразу, — и лишь потом отправляли на «переработку». Во время этой отсидки О'Фланниган и познакомился с Мари — так звали пленницу. Её муж был в числе защитников Парижской Коммуны, погиб на баррикаде, и бедняжка бежала в Солейвиль в последний день боёв. Я даже мог с ней встретиться — тогда, на фабричном дворе…
Не знаю, как ирландец сблизился с француженкой. Возможно, несчастная разглядела в нём человека, втайне ненавидящего её мучителей? Или шанс на спасение? О'Фланниган хотел её спасти, даже сумел украсть шлюпку, на которой можно было бы покинуть остров. И не успел: за день до намеченного побега всех пленников отправили в лабораторию. О том, что ждало там Мари, он боялся даже думать.
Но я отвлёкся. Мы планируем нанести сразу несколько ударов. Отряд под командованием мичмана Москвина займёт позицию на опушке леса и атакует при поддержке шагоходов и орудия. А там и «Витязь» скажет своё веское слово — его пушки поддержат высадку десанта со шлюпок для захвата пристани и лодок. Одновременно с другой стороны в посёлок войдёт отряд Москвина.
Вряд ли защитники сумеют выстоять, и даже тролли им не помогут — с артиллерией не поспоришь. Но это лишь отчасти облегчит нашу задачу — если, конечно, Моро отвлечёт охрану каземата для отражения атаки. И неизвестно, какие смертоносные сюрпризы приготовлены внутри для незваных гостей…
Осталась сущая малость: дописать эти строки, запечатать дневник в пакет и отправить вместе с прочими бумагами Назимову с просьбой вскрыть в случае моей гибели. Если наша безумная затея выгорит — я получу бумаги назад в целости и сохранности.
Ну, вот, кажется, и всё. Гичка с «Витязя» ждёт на берегу, шагоходы скрежещут сочленениями, мичман Москвин весь в мыле, раздаёт приказы. Матросики с шутками и прибаутками понукают негров, разбирающих снарядные ящики. Курбатов мается у двери, баюкая свою «Мартини-Генри», Цэрэн, как всегда, невозмутим — присел в тенёчке и медитирует, будто не лезть ему в полное опасностей подземелье.
Засвистали боцманские дудки — моряки и здесь, на острове, не намерены отказываться от привычных порядков. Шагоходы один за другим двинулись к выходу со двора, негры по команде кондуктора, налегли на лафет.
Пора и нам. Я никогда не отличался религиозностью, несмотря на старания родителей. Но сейчас, когда предстоит столкнуться с чем-то по-настоящему дьявольским, в голову приходит одно:
«Господь да поможет правому!»
ГЛАВА XI
Курбатов, крякнул, поддел ломом плоский замшелый камень и отвалил его в сторону. Под камнем оказалась заржавленная решётка. О'Фланниган наклонился и подёргал толстые, в палец, прутья.
— Это здесь. Только лаз узкий, не всякий протиснется…
И покосился на Геркулеса, шириной плеч не уступавшего шифорньеру. Негр в ответ улыбнулся во все тридцать два зуба.
— Это единственная шахта, или есть другие? — спросил Николай.
— Эта — самая большая. Она ведёт в центральный зал лаборатории.
Колодец вентиляционного тоннеля выходил на вершину скалы, недрах которой прятался каземат-лабораторию. Скала, чудовищная глыба чёрного базальта, возвышалась над морем футов на пятьсот, и с её верхотуры открывался великолепный вид на бухту, прикрытую длинным узким мысом, на океанскую даль за брекватером и замерший посреди бухты «Витязь» — чёрный силуэт с белыми мачтами лазурном покрывале.
Николай навёл бинокль на дальнюю кромку леса. Где-то там, под кронами пальм и вековых сейб прячутся матросы мичмана Москвина и шагоходы. Дальше, в густом кустарнике замаскирована четырёхдюймовка, её выстрел будет сигналом к началу общего штурма. Но им надо начинать раньше — прямо сейчас…
Раздался пронзительный скрежет — Курбатов поддел решётку ломом и приподнял. Николай ждал, что из темноты пахнёт затхлой, ледяной сыростью. Но ошибся: оттуда тянуло теплым воздухом с запахом угольной гари и машинного масла. К этому букету примешивался ещё один запах, хорошо знакомый — осточертевшая вонь питательной смеси.
Подошёл Юбер. С плеча у него свисал моток тонкого сизалевого каната.
— Ну что, мсье Николя, будем тянуть жребий, или есть добровольцы? Если никто не желает первым — я готов.
— Ещё чего! — буркнул ирландец. — Я и полезу. Там дальше решётки, вы с ними не справитесь, а я — в два счёта, сам же их и ставил. Здесь не очень глубоко: вертикальный ствол футов пятнадцать, потом наклон, можно ползти на четвереньках. Только берегите колени, стены как наждак…
По вентиляционной шахте пришлось ползти на ощупь. О'Фланниган предостерегал не зря: стены щетинились острыми каменными выступами, безжалостно раздирающими сукно и человеческую кожу. Хуже всех пришлось здоровяку-Геркулесу, который с трудом протискивался в тоннель, раздирая рубаху и в кровь рассаживая спину и плечи. И темнота, хоть глаз выколи, лишь тяжёлое дыхание ползущего впереди казака, и проклятия Юбера, то и дело тыкающегося физиономией в ботинки Николая.
О'Фланниган был прав: ствол главного вентиляционного канала в нескольких местах был перекрыт прочными железными решётками. Сейчас ирландец, судя по доносившемуся до Николая побрякиванию и скрипу, возился с очередным препятствием.
— Слышь, вашбродь, верёвка нужна!
Николай вжался спиной в стену, кое-как извернулся, отцепил от пояса моток каната и пропихнул вперёд. Ожидание затянулось — минуты текли вязко, как жидкая смола, а они всё не двигались.
Возня впереди стала громче, потом её заглушил протяжный скрип.
— Курбатов, что он там делает?
— А пёс его знает, вашбродь! Велел держать верёвку. Кажись, колодец вниз пошёл…
— Оhh shit..!
Ноги казака дёрнулись, к английским проклятиям добавилась матерная брань. До слуха Николая донёсся глухой удар, как от падения тяжёлого тела.
— Что там у него, Курбатов?
— Мабуть, сорвался! Ничо, там не глыбоко, не убьётся…
Тоннель впереди осветился, но свет исходил не от лампы О'Фланнигана, а снизу, будто из ведущего вниз отверстия. Курбатов снова закопошился, в физиономию Николаю ткнулся кончик каната.
— Вашбродь, он зовёт. Просуньте верёвку задним — пущай держат крепко, штоб мне ненароком не сверзиться. Как спущусь — подёргаю, тогда уж и вы…
Центральный зал каземата оказался просторным, футов ста в поперечнике, залом со сферическим потолком и гладкими, будто оплавленными стенами. Миллионы лет назад в массе кипящей лавы образовался огромный пузырь раскалённого газа, а когда огненная каша остыла и затвердела — в базальте возникла эта полость.
О'Фланниган без труда вскрыл запор и начал спускаться по канату, но не удержался — сорвался, грохнулся на каменный пол и расшиб ногу. За ним последовали остальные. Цэрэну, шедшему последним, пришлось прыгать — решётка, раскуроченная ирландцем, висела на одной петле, привязать канат было некуда.
Николай, спустившись с потолка, принялся оглядываться по сторонам. Стальные балки, соединённые мощными заклёпками, поддерживали свод, сходясь в центре, подобно спицам гигантского зонтика. С балок свисали стеклянные шары размером с небольшой арбуз, а в промежутках, на высоте в три человеческих роста зияли квадратные вентиляционные отдушины — через одну из них отряд сюда и проник.
Зал-лабораторию загромождали незнакомые машины и приборы — при слабом свете ручного фонаря удалось определить назначение лишь некоторых. По периметру зала стояли вертикально баки из зелёного, мутного до непрозрачности стекла. Те, что поменьше, едва достигали семи футов в высоту, другие превосходили их размерами чуть ли не втрое. Баки походили то ли на стоячие камни древних менгиров, то ли на содержимое египетских гробниц — Николай решил называть их «саркофагами».
Внутри «саркофагов» что-то ритмично пульсировало и медленно колебалось. По полу змеились гуттаперчевые и металлические шланги, ведущие к занимавшему всю середину зала сооружению из стеклянных колб, медных цилиндров и труб, украшенных гроздьями манометров и штурвалами запорных вентилей. От сооружения по залу распространялась осточертевшая вонь питательной смеси — такая густая, что её, казалось, можно резать ножом. Николай положил ладонь на бок ближайшего бака: металл был тёплым, почти горячим, и дрожал, будто в глубине бился тяжкий механический пульс.
По стенам заметались отсветы, заколыхались тени. Его спутники зажгли фонари и разбрелись по залу. Они заглядывали за шкафы с оборудованием, выдвигали ящики лабораторных столов, приникали к стеклу «саркофагов», силясь различить что-нибудь в зеленоватой мути. Впрочем, любопытство не заставило забыть об опасности — оружие все держали наготове, и только Цэрэн расхаживал со своим посохом, будто не находился в самом сердце владений злодея Моро.
Надо было торопиться. Но как выбираться из зала, было решительно непонятно: ни двери, ни раздвижной решётки, ни люка в полу, решительно ничего! О'Фланниган разводил руками — выход должен быть, но где он? Николай уже подумывал о том, чтобы скомандовать возвращаться тем же путём, когда за дело взялся Юбер.
Изучив стеклянную, с медными уголками, панель, усеянную лампочками и разнообразными электрическими приспособлениями, канадец передвинул ползунок на катушке из медной проволоки и, чуть помедлив, дёрнул рубильник. Раздался треск, посыпались искры, под потолком вспыхнули ослепительно-белым светом стеклянные шары. Одновременно загорелись вмонтированные в «саркофаги» тусклые лампы, подсвечивая их содержимое.
Даже Николай, хорошо знакомый с электрическими светильниками, не удержался от удивлённого возгласа — что уж говорить о его спутниках? Свече накаливания профессора Яблочкова появится только через два года, да и может ли её тускло светящаяся нить сравниться с этим ослепительным сиянием?
Понадобилось не меньше минуты, чтобы глаза привыкли к освещению. Тьма уползла в узкие закоулки между шкафами с приборами и «саркофагами», стали различимы значки и надписи на приборах и дверцах шкафчиков. Но разбирать их было некому — все взгляды были прикованы к «саркофагам».
После вскрытия человека-геккона в Лаханг-Лхунбо Николай полагал, что теперь-то уж ему нипочём любое, самое неаппетитное зрелище. Но, увидев то, что скрывалось за толстым стеклом, он с трудом сдержал рвотный позыв.
Его спутники оказались не такими стойкими. Юбера вывернуло на пол, ирландец успел зажать ладонью рот и нырнул за ближайший шкаф, и оттуда тотчас донеслись самые недвусмысленные звуки.
Курбатов, заглянув в «саркофаг», сплюнул и выдал похабную тираду, в деталях описывающую грязные привычки матушки Моро. Геркулес с удивлением взирал на своих белых спутников — негр явно не понимал, чем вызвано столь странное поведение. Что до Цэрэна, то монах взирал на содержимое баков с интересом натуралиста, изучающего препарированную лягушку.
В жидкости плавали… нет, назвать это людьми не поворачивался язык. Чудовищные бугры мышц, лишённые кожи, утыканные проводами и трубкам, на лицах — маски с рубчатыми шлангами. Из клапанов сочатся цепочки пузырьков — узники «саркофагов» живут, дышат…
— Значит, вот как он выращивает своих монстров… — Юбер сумел наконец, справиться с собой и осторожно, мелкими шажками, приблизился к «саркофагу». — Mon Dieu, это же сущая преисподняя! Посмотрите, мсье Николя — с несчастных сняли кожу, чтобы эта дрянь могла прирасти к телу!
Видимо, некоторые из жертв бесчеловечных экспериментов Моро находились в своей прозрачной тюрьме недолго — на лишённой кожных покровов плоти только-только начали разрастаться узловатые жгуты «мускульных полипов». К ним тянулись вживлённые прямо в мясо пульсирующие трубки — другими концами они были присоединены к медным штуцерам в стенках «саркофагов». Трубки пульсировали — видимо, по ним поступала к растущим псевдомускулам питательная смесь.
Юбер уже листал лабораторный журнал.
— Здесь написано, что им заменили сердца на бычьи — чтобы дополнительные мышцы могли в будущем получать достаточное количество крови. Но как Моро сумел срастить ткани животных с человеческими? До сих пор такое никому не удавалось…
— Это всё вонючая жижа. — влез в разговор О'Фланниган. Ирландец уже выбрался из-за приборного шкафа и яростно вытирал губы рукавом. От него на несколько шагов несло блевотиной.
— Парни говорили: с ней доктор может хоть жабе куриную голову приживить. А ещё она при ранах здорово помогает. Я как-то распорол ногу до кости — так приложил компресс, за два дня всё зажило и даже не загноилось!
Теперь Николай понял, почему «саркофаги» имеют разные размеры. В тех, что поменьше, высотой в полтора человеческих роста, росли «кроты», будущие шахтёры Диксиленда. Те, что побольше, содержали живые заготовки людей-гекконов, а в огромных, упирающихся в свод зала, баках вызревали боевые тролли.
— Сюда, мсье! — в голосе Юбера звучал неприкрытый страх. — это же… да вот, сами смотрите!
В мутной жидкости висело, оплетённое трубками-катетерами женское тело. Несчастную поместили в «саркофаг» недавно — мышечные волокна не успели покрыть оголённую плоть, да и сердце, бившееся во вскрытой, подобно ужасному цветку, грудной клетке, было человеческим.
И — глаза! Они взирали на людей из «саркофага», и ни толстое стекло, ни мутная жижа не мешали почувствовать наполнявшие их обречённость и жуткую, нечеловеческую боль.
— Мари! Черти б меня забрали, это же Мари!
Ирландец кинулся к «саркофагу», вцепился в кремальеру — запор не поддавался. Тогда он попытался опрокинуть бак в надежде, что при падении стекло разобьётся, но тот даже не шелохнулся. В отчаянии ирландец замолотил по стеклу кулаками, и женщина отозвалась — конвульсивно дёрнулась и подалась навстречу. Её пальцы, некогда тонкие, музыкальные, а теперь изуродованные полипом, потянулись к маске, силясь сорвать её с лица. А может, это только показалось из-за колебания жидкости в «саркофаге»?
— Её уже не спасти, Майки. — Юбер положил ладонь ирландцу на плечо. — Даже если ты вытащишь Мари оттуда, как снять с неё эту пакость? По сути, она уже мертва…
— Не верю! — взвыл О'Фланниган. — Ты в глаза ей посмотри — она же в сознании, всё понимает и чувствует!
— Тем хуже, дружище. Если ты прав, то… что она может чувствовать, кроме страха, отчаяния и боли?
— Она мучается! — в отчаянии заорал ирландец. — Я не допущу, чтобы она страдала в этой адской купели!
О'Фланниган рванул из-за пояса «кольт». Грохнуло — раз, другой — и в стекле возникли аккуратные круглые дырочки. Пули пробили грудь Мари, она дёрнулась, забилась, и неподвижно повисла в баке. Жидкость вокруг раны медленно окрашивалось багровой мутью. На несколько мгновений в лаборатории повисла тишина, раздался треск, стекло покрылось сеткой трещин и лопнуло, рассыпавшись на тысячи осколков. Водопадом хлынула смрадная жидкость, обмякшее тело, ставшее похожим на выпотрошенную, ощипанную курицу, повисло на краю бака. О'Фланниган закусил губу, приставил ствол к голове того, что было его подругой, и нажал на спуск.
Выстрел, подобно вспышке детонатора, вызвал взрыв ярости. Юбер, вопя что-то неразборчивое, стрелял из «Смит-Вессона» по ближайшему баку; Курбатов, выпалив из «Мартини-Генри», колотил по простреленному стеклу прикладом, пока оно не лопнуло, окатив казака с ног до головы содержимым бака. Геркулес бесновался, швыряя в баки всё, попадалось под руку: стулья, ящики, приборы. Николай метался между спутниками, пытаясь остановить это безумие, оскальзывался в залившей пол жидкости, спотыкался о мягкие, словно вылепленные из теста, тела, вывалившиеся из разбитых «саркофагов».
Звуки — стрельбу, треск, гневные вопли — перекрыл скрежет и пронзительное шипение сжатого воздуха. Целая секция стены между двумя балками дрогнула и поползла вбок, и в высоченном, в три человеческих роста, проёме возникла огромная уродливая фигура.
ГЛАВА XII
Тролль обвёл взглядом зал — для этого ему пришлось поворачиваться всем телом, на манер кабана с его сросшимися шейными позвонками — и шагнул вперёд.
Рука Николая нырнула к кобуре. Рукоять, шедевр оружейного искусства, сама легла в ладонь. Выстрел — раз, другой, ещё и ещё… Бесполезно — тварь даже не покачнулась.
Истраченные патроны он не считал — в любом случае, перезарядиться не успеть. Троллю нужно секунда-полторы, чтобы добраться до людей, и тогда…
Сбоку, сзади гремели выстрелы, но роговая чешуя и толстенные плиты мускулов держали пули не хуже носорожьей шкуры. Чудовищное создание утробно взревело, раскинуло лапищи с кривыми, жуткого вида, когтями, и ринулось вперёд.
Николая спас другой тролль — точнее, недорощенная туша монстра, вывалившаяся из расколотого «саркофага». Атакующая тварь не сумела с ходу преодолеть гору осклизлой плоти, и притормозила. Этого мгновения хватило, чтобы справиться с приступом паники и поймать в прорезь прицела человеческое лицо, едва видное в складках мышечных складках.
«Люгер» трижды дёрнулся в руке. Николай предусмотрительно снарядил магазины патронами с пулями «дум-дум» — эффект от их попадания с дистанции в несколько футов был ужасающим. Во все стороны полетели кровавые брызги, на месте чернокожей физиономии расцвела кровавая роза. Тролль замер, будто его ударили в грудь паровым молотом, взвизгнул, жалобно, как собачонка, которой наступили на хвост, и медленно завалился на спину.
* * *
— Ну, вашбродь, ну молодца, эдакую страхолюдину укокошили! Ежели бы не вы — передавил бы он нас, как курей, как Бог свят, передавил бы!
Николай, обессиленный, сидел на опрокинутом шкафу, прихлёбывая из фляжки, предусмотрительно поданной Курбатовым. Ноги его не держали.
— Выходит, мы с тобой сравняли счёт. Помнишь того, в монастыре?
— А то как же! — расплылся в ухмылке казак. — Его, лярву, тоже пули не брали. Ну да ножик — он вернее будет…
Подошли Юбер с О'Фланниганом. Ирландец выглядел совершенно подавленным. Он вытащил из-за пояса револьвер и принялся заряжать, но даже эта нехитрая операция никак ему не давалась. Тусклые жёлтые цилиндрики падали на пол, он подбирал их, пытался втиснуть в каморы барабана и снова ронял и подбирал, старательно избегая смотреть туда, где в луже питательной смеси лежало, прикрытое какой-то тряпкой, изуродованное тело Мари. Юбер сделал попытку отобрать у приятеля револьвер, чтобы зарядить самому, но тот лишь злобно выругался и оттолкнул его руку.
Николай нахмурился: если так пойдёт и дальше, то на успехе их вылазки можно ставить крест. О'Фланниган в таком состоянии не боец, Юбер тоже вот-вот раскиснет. Геркулес — и тот пригорюнился, затравленно озирается по сторонам. Один Курбатов бодр, весел и готов, как предписано воинским уставом, нести службу.
Кстати, а где Цэрэн? Николай завертел головой — и обнаружил монаха в проходе, из которого появился тролль. Цэрэн стоял неподвижно, и его спина под шафрановой уттара санга, казалось, излучала спокойствие и уверенность.
«Хоть за него можно не волноваться…»
— Майкл, где, вы говорите, может быть сам Моро?
— А? — О'Фланниган оставил револьвер в покое. — Покои Моро и его личная лаборатория ниже. Лестница дальше, по этому коридору.
Николай вернул казаку фляжку и встал.
— Ну ладно, отдохнули, и будет. Кстати, господа, вы заметили, что этот тролль куда меньше, того, что был на тропе?
Он небрежно пнул носком сапога поверженного монстра и покосился на ирландца.
— Повезло, что нет картечницы — «Гатлинг» бы нас в салат покрошил…
На спине чудовища действительно не было паланкина, но Николая волновало не это — требовалось срочно отвлечь ирландца от горьких мыслей, и неважно, под каким предлогом.
К его радости, тот ответил.
— Эти, которые помельче — для защиты каземата. А когти у них, как у рабочих «кротов» — чтобы разгребать завалы, когда вход в каземат будет взорван.
— Да его кто ж может его взорвать? — опешил Николай. Такого заявления он не ожидал.
— Сам Моро, кто же ещё! В свод главного тоннеля заложены три сотни фунтов динамита — завал будет такой, что его и за месяц не пробить. Тогда-то полутролли и пригодятся.
— Что же вы раньше молчали?
— А если бы сказал — вы что, не полезли бы сюда?
— Пошли бы, конечно, но…
— То-то, что «но». К тому же я точно ничего не знал — мало ли что люди спьяну болтают? А как увидел этого, с когтями, сразу понял: всё правда! Нет у нас с вами другого пути, мистер. Вам ларец нужен, а мне — рассчитаться за Мари. А сейчас пора уходить, пока новые твари не набежали!
— Пожалуй, вы правы. Юбер, вы с Герку… с нашим чернокожим другом останетесь здесь. Будете прикрывать тылы, а заодно, прикиньте, как добраться до вентиляционной отдушины в потолке — вдруг придётся отступать тем же путём?
— Эй, мсье Николя! — встревожился канадец. — Вы что, бросаете нас, на съедение? Нет, воля ваша, а я отказываюсь!
— А-атставить пререкания, солдат! — рявкнул Николай, подражая фельдфебелю гатчинской воздухоплавательной роты, некогда без устали гонявшему вольноопределяющегося Ильинского по плацу. — Испа-алнять, коли велено, а то в рыло!
Юбер в изумлении уставился на собеседника — и расхохотался, сообразив, что тот шутит. На свой, сугубо русский манер.
— Вообще-то в армии Потомака он числился сержантом. — заметил О'Фланниган. — Его даже к офицерскому чину представляли, да только он не дождался, вышел в отставку. А мог бы сейчас в майорах ходить!
— Вот и замечательно! — Николай покровительственно хлопнул Юбера по плечу. — Произвожу вас в унтер-офицеры! Принимайте фортецию под своё начало, задача: держать оборону до нашего возвращения, и путь сюда хоть чёрт с рогами заявится!
— Вы, мсье, не слишком-то командуйте! — отсмеявшись, ответил канадец. — Тоже мне, генерал Грант! А мы, и правда, залезем-ка обратно в вентиляцию. Если неприятель сюда заявится — нас сразу не разглядят, а сами будут видны сверху, как на ладони. Стреляй, не хочу!
* * *
Коридор, изгибаясь, тянулся вглубь. В стылой, подвальной тишине шаги звуки шагов разносились далеко, гулко отражаясь от стен. Отсветы редких электрических шаров играли на укреплённых под потолком вентиляционных коробах и трубах, отражаясь в оплавленном базальте.
— Как полагаете, мсье, почему здесь никого нет? Я думал, придётся пробиваться с боем…
Юбер был прав — после нападения полутролля им не попадалось даже следов живых существ. И, как ни вслушивался Николай, ни единый звук не выдавал чьего-то присутствия.
— Надо полагать, вся охрана у главного входа, на случай прорыва.
— А техники, лаборанты? Прислуга, в конце концов? Кто-то же должен был мыть здесь полы, вытирать пыль, наконец? Видите, как чисто в коридорах?
— Видимо, Моро мобилизовал всех до единого. — отозвался Ббер. — Майки говорил — каземате хранятся запасы оружия, целый арсенал. Винтовки, револьверы, даже «Гатлинг» на колёсном лафете!
О'Фланниган кивнул, подтверждая сказанное.
— Что ж, нам это только на руку. Хорошо бы застать Моро врасплох: если его апартаменты расположены ниже зала-лаборатории, есть шанс, что пальбы он не услышал.
— Согласен, мсье. Иначе он бросил бы на нас все силы. Ну, Майки, где твоя лестница? Мы уже не меньше четверти мили прошагали, не меньше — а ничего пока не видать…
Лестница нашлась за ближайшим поворотом. Спустившись по ней, отряд оказался в небольшом зале, из которого вели в противоположные стороны два прохода. Из правого, перекрытого прочной решёткой, ощутимо тянуло теплым воздухом, пахнущим горячим железом, машинным маслом и угольной гарью.
— Машинные залы. — пояснил ирландец. — Паровики, динамо и компрессоры — часть механизмов приводится в действие сжатым воздухом. Даже пневматическая почта есть.
Николай кивнул, вспомнив медные трубы под потолком.
— Здесь собраны все достижения современной науки и техники! — с энтузиазмом воскликнул Юбер. — Гальванические светильники, машины на сжатом воздухе, а приборов сколько, любой университет позавидует!
— Чему же удивляться? — невесело усмехнулся Николай. — Тэйлор, насколько мне известно, скупал патенты по всей Европе. Впрочем, и сам он немало выдумал, прямо тебе профессор Шульце из «Пятисот милли…»
И едва успел прикусить язык. Не стоило лишний подкидывать спутникам пищу для размышлений. А то ведь одна оговорка, другая, третья — глядишь, кто-то и задумается…
За проходом открылся недлинный коридор, упиравшийся в стальную дверь, лишённую ручек и замочных скважин. Сбоку в стене имелась панель с запорным колесом и четырьмя прорезями-шкалами, снабжёнными рычажками и делениями. Возле делений стояли цифры — ноль, единица, двойка, и так далее, до девятки.
О'Фланниган попытался провернуть колесо, но оно даже не дрогнуло.
— Этого я и боялся. Запорный механизм с секретным шифром. И что теперь делать? Здесь же миллион комбинаций!
— Гораздо меньше, сагиб, всего десять тысяч. Это просто: надо перемножить число «десять» на себя четыре раза.
Ирландец в изумлении уставились на Цэрэна.
— А тебе-то откуда знать, бритоголовый?
— Сагиб полагает, что таблицу умножения придумали в Европе? Тогда я вас разочарую: десятичная система счёта была известна в великих городах Ракхига́рхи и Хара́ппа около пяти тысяч лет назад.
Юбер потрепал приятеля по плечу.
— Лучше не спорь, Майки. Индусы изобрели математику, когда наши с тобой предки бегали с дубинами и жили в пещерах. К тому же, наш тибетский спутник прав: четыре по десять — это ровным счётом десять тысяч комбинаций, не больше и не меньше.
Ирландец, раздосадованный тем, что его уличили с невежестве, упрямо мотнул головой.
— Десять тысяч, миллион — какая разница? Пока перепробуем, пройдёт месяц, а то и больше. Может, получится снять щиток и добраться до запорного вентиля…
Монах, не слушая его, извлёк из складок хламиды странный предмет — два отшлифованных в виде двояковыпуклых линз прозрачных камня, синий и ярко-красный. Бронзовые оправы «линз» соединялись подвижными стержнями и винтами.
Это же микроскоп, догадался Николай. Но что он собирается разглядывать?
Цэрэн будто прочёл его мысли:
— Возле делений, соответствующих нужным положениям рычажков, металл поцарапан несколько сильнее. Глаз этого не различит, а вот с помощью камней небесного мастера Твишара всё будет видно.
Видимо, камни-линзы обладали какими-то особыми свойствами: крошечные, почти невидимые царапинки на гладком металле стали ясно различимы, словно детали фотографии, подретушированные китайской тушью.
Неведомый «небесный мастер» знал своё дело: Цэрэн определил нужную комбинацию с первой попытки. На этот раз колесо провернулось легко, раздалось пронзительное шипение и дверь — броневая плита, сделавшая бы честь банковскому хранилищу или орудийной башне броненосца — поползла в стену.
— Я же говорил! — обрадовался ирландец. — Открыв вентиль, мы подали давление воздуха в цилиндры, толкающие ригели замка.
За плитой оказался ещё один коридор. Светящихся шаров здесь уже не было и Николай, подняв перед собой фонарь, первым двинулся вперёд.
Через сотню футов ход закончился возле низкой железной арки. За ней фонарь высветил кусок каменного пола, а дальше тонуло во мраке обширное помещение. Оттуда доносился сильный запах — но не сгоревшего угля, и не кислая вонь питательной смеси, но грозовой свежести. Николай невольно вздрогнул — так пахло возле работающего апертьёра.
Он стиснул рукоять «люгера» и шагнул под арку. Следом скользнул Курбатов с «Мартини-Генри» наперевес. Тьма отступила на несколько шагов, стал виден низкий потолок и ряд стеклянных шкафов вдоль противоположной стены.
— Добро пожаловать, джентльмены! Приветствую вас в моей скромной обители!
Высокий, худощавый человек, одетый в белый халат, стоял шагах в десяти, возле панели, усеянной переключателями и циферблатами. В правой руке он держал короткую медную трубку, направив её на незваных гостей. От трубки к большому стеклянному сосуду, стоящему рядом на лабораторном столе, тянулся толстый провод. В полутьме сосуд чуть светился пульсирующим голубоватым светом.
Левой рукой незнакомец дотянулся свободной рукой до панели. Щелчок, под потолком ярко вспыхнули электрические шары. Гости непроизвольно зажмурились — и вздрогнули от громкого лязга за спиной. Стальная плита, упавшая, подобно ножу гильотины, из прорези в арке, преградила вход в коридор, отрезав их от товарищей.
— Ах ты ж, паскудина..!
Курбатов, щурясь от яркого света, вскинул к плечу винтовку. Но выстрелить не успел — сухо, рассыпчато треснуло, поперёк комнаты ширкнули ветвящиеся молнии и ударили в казака. Он окутался сетью змеящихся разрядов, конвульсивно изогнулся и с хрипом повалился на спину.
Николая выстрел едва зацепил, но и этого хватило с лихвой. Мышцы свело жестокой судорогой, он покатился по полу, словно в эпилептическом припадке. Фонарь с «люгером» полетели в разные стороны, и последним, что он услышал, проваливаясь в беспамятство, был негромкий, рассыпчатый смешок.
* * *
— Ну что, очнулись?
«…как же больно! Мышцы ломит, по всему телу — миллионы крошечных игл. Похоже, крепко приложило электричеством… …электричеством? Ах да, трубка, стреляющая молниями…»
— Притворяться бессмысленно: я врач и вижу, что вы уже пришли в сознание.
«…и как же мучительно просто разлепить глаза! Низкий потолок, медные трубы, жгуты проводов в гуттаперчевой изоляции. Проклятие, тело как чужое…»
— А вот вставать не рекомендую, я держу вас на прицеле!
«…если нельзя вставать — хоть повернутся на голос…»
— Можете говорить? Тогда первый вопрос: что Российской империи надо на моём острове?
«…высокий, худощавый, седой как лунь, лет шестидесяти — шестидесяти пяти. Рот прямой, тонкие губы, острый подбородок. На глазах — плотно прилегающие очки с затемнёнными стёклами…»
— Советую отвечать, иначе придётся причинить вам боль.
— Агх… не при… кх… вык разс… х-хх… разгов… арр… ивать с незнакх… кхом…
«…улыбнулся? Если считать улыбкой чуть дёрнувшиеся вверх уголки губ…»
— Да, вы правы, я забыл о вежливости. Аластер Моро, доктор медицины к вашим услугам.
«…иголки в языке и губах никуда не делись, но слова уже выговариваются…»
— Вы бы весьма… кх… услужили мне, если засу… кх-х… нете эту электри…хх… лектрисскую хрень себе в афе… кхх… дрон…
«…аж затрясся! Крепко его проняло…»
— Русский! Варварская орда, нация пьяниц и разбойников! Вечно вы всё оскверняете, крадёте, рушите! Вот и сюда добрались, чтобы похитить мои творения?
«…да он же псих! Жаль, глаз не видно под затемнёнными стёклами. Но губы искажены злобой, в уголке рта блестит в свете электрических шаров ниточка слюны…»
— Или вас прислал Тэйлор? Я давно понял, что он завидует мощи моего разума! Признавайтесь, это его затея?
«…точно, буйнопомешанный! Но Тэйлора ненавидит и, надо полагать, не без взаимности. Ну и нравы в здешнем гадючнике…»
— По… агх… позвольте хотя бы сес-сть…
— Ладно, садитесь. Только без глупостей, стреляю без предупреждения!
«…а ведь может: трубка в руках ходит ходуном, того гляди случайно надавит на спуск…»
— Если хотите — привалитесь спиной к ножке стола, так будет проще беседовать.
«…как же не хочется извиваться перед ним на полу, словно раздавленный червяк! А что делать, если каждое движение порождает волну судорог?.. …перевалиться на левый бок, подтянуть ноги к груди… а что это впилось в предплечье?»
— Судороги ещё ощущаются? Ничего, это нормально после электрического удара. Потерпите немного, скоро пройдёт.
«…осёл! Длинноухий глупый осёл! „Ремингтон Райдер“ под ремешком браслета — подарок Юбера, оружие последнего шанса. Сам же упражнялся в быстром выхватывании…»
— Итак, я жду ответа. И вот вам совет: не испытываете моего терпения, если не хотите… впрочем, неважно. Отвечайте!
«…а поди, выхвати, когда пальцы, как чужие! Встать на четвереньки, неуклюже, с третьей попытки — пусть позлорадствует, упырь. Ладонь в рукав, рукоять, рычажок взвода, оттянуть… стоп, нельзя, услышит щелчок! Откашляться..?»
— Кх… кхе — кхе… Если не сек… кхе… если не секрет — что у вас за оружие?
— О, вы уже способны проявлять любопытство? Похвально, похвально… Это лайтнинг-ружьё, уменьшенный вариант лайтнинг-пушек, стоящих на шагающих машинах — думаю, вы успели с ними познакомиться. При максимальной мощности оно способно…
Для своих лет у Моро оказалась отличная реакция. Николая спасло лишь то, что, выдёргивая «Райдер» из рукава, он не удержал равновесие и повалился на бок. Лиловый жгут прошёл в дюйме над головой, снова пахнуло грозовой свежестью, волосы встали дыбом, кожу закололи миллионы иголочек. Моро, оскалившись, направил своё оружие Николаю в лицо и…
Даже в спокойной обстановке попасть из коротышки-«Райдера» в цель с десяти шагов — это надо суметь. Пуля тридцать восьмого калибра, предназначенная злодею, ушла на полфута левее и угодила в бак, соединённый с лайтнинг-ружьём. Брызнули осколки стекла, свечение угасло, на каменный пол хлынула жидкость вперемешку с какими-то плотными сгустками.
«…электрические слизни? Как их называл Кривошеин — громобои?»
Моро с исказившимся от страха лицом отпрянул — но поскользнулся в луже и, не удержавшись на ногах, рухнул прямо на слизней. Из двух или трёх с треском вылетели голубые искры, и это стало сигналом для остальных. Маленькие злые молнии вонзались в несчастного, он вопил, катался по полу, давя слизней, а те в ответ стегали его электрическими разрядами.
Отчаянным усилием Моро поднялся на ноги. Отвратительные твари облепили лицо, присосались к рукам и продолжали жалить жертву. Пошатываясь, он сделал несколько шагов и рухнул спиной на стоящую у стены приборную панель. Тело Моро скрутили конвульсии, изо рта хлынула пена, глаза вылезли из орбит, скрюченные пальцы скребли по панели, цепляя рычажки и переключатели. Николай сделал попытку встать, кинуться на помощь, но не смог — тело отказалось подчиняться.
Что-то громко треснуло, из-под панели, на которой бился в предсмертной агонии Моро, посыпались искры. Пол под Николаем дрогнул, мгновение спустя до его слуха докатился тяжёлый грохот. Удар повторился, ещё и ещё. Стены заходили ходуном, уставленные приборами полки срывались с креплений и с дребезгом валились на пол, стеклянные шары под потолком лопались один за другим. А грохот нарастал, будто в толще скалы ворочалось, стремясь вырваться на свободу, подземное чудовище. С оглушительным треском лопнул, рассыпав оранжевые искры, последний шар, и лабораторию затопил мрак.
ГЛАВА XIII
Николай со стоном привалился к стене. Любое движение отзывалось в истерзанных судорогами мышцах нестерпимой болью. Голова кружилась, в глазах плавали красные и чёрные круги, и приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы не свалиться с табурета.
— Мсье Юбер, гляньте, как там Курбатов? Очнулся?
Канадец развёл руками.
— Ваш Планше пока ещё в беспамятстве. Но, вроде, дышит и сердце бьётся. Цэрэн клянётся, что скоро придёт в себя.
Курбатову досталось основательно: пучок молний, задевший Николая лишь вскользь, пришёлся ему в грудь. Сейчас казак возлежал на сооружённом из лабораторного стола топчане и время от времени негромко хрипел. Возле него хлопотал Цэрэн, недурно разбиравшийся в медицине — разумеется, в своей, тибетской.
Третьему участнику стычки повезло значительно меньше. Тело доктора Моро почти скрылось под слоем облепивших его электрических слизней. Кроме бака, разбитого пулей «Райдера», в лаборатории оказалось ещё несколько таких же ёмкостей, и ни одна не пережила подземных толчков. Их отвратительная начинка рассыпалась по полу, и теперь по лаборатории приходилось ходить с опаской, чтобы не наступить на одну из электрических гадин.
— Как полагаете, мсье, что нас тряхануло? Я чуть не обмочился со страху, когда затрещал потолок, и камни посыпались. Выскочили из зала — и к вам!
Канадец с Геркулесом присоединились к соратникам спустя несколько минут после обвала. Совместными усилиями им удалось приподнять на пару футов «нож гильотины» и по одному протиснуться в лабораторию.
Николай взглянул на потолок. По каменному своду разбегались трещины, где-то в недрах скалы то и дело раздавался протяжный скрип.
— Похоже, наш ирландский друг не ошибся. Каземат был заминирован, и Моро, упав на панель, случайно замкнул цепь электрического запала. А может, всему виной слизни-громобои — их разряды могли вызвать импульс в цепи.
— А вы не допускаете, что он мог нарочно устроить взрыв?
Николай вспомнил руки Моро, беспорядочно шарящие по панели.
— Вряд ли. Хотя Моро был бы рад похоронить нас вместе с собой и с плодами своих трудов. Для него нестерпима была мысль о том, что кто-то присвоит его славу.
— Какая там слава… — уныло отозвался канадец. — Выбраться бы наружу, и на том спасибо…
— Об этом потом будем думать потом. Сейчас главное — ларец. Надо стены простучать, что ли…
— А то мы не простукивали! — возмутился Юбер. — По третьему разу уже пошли.
Николай огляделся. Темноту в лаборатории разгоняли ручные фонари. Геркулес и О'Фланниган шарили по углам, стучали прикладами винтовок по стенам, заглядывали за шкафы, подсвечивая себе ручными керосиновыми фонарями. Ирландец с натугой отодвинул от стены железный стеллаж и завозился в узкой щели — до слуха Николая донеслись приглушённые ирландские проклятия. Спустя пару минут О'Фланниган вылез из-за стеллажа и сокрушённо развёл руками.
— Продолжайте искать! Наверняка ларец где-то тут. И осторожнее, ради бога — здесь всё готово обвалиться от громкого чиха…
Тайник нашёл Цэрэн, за приборным щитком, вмонтированным в стену. В узкой нише, вырубленной в базальте, стопками лежали лабораторные журналы, пачки фотографий, папки с документами и чертежами. Юбер, наскоро пролистав взятую наугад папку, заявил, что перед ними — архив исследований Моро. Тут же нашлись два мешка из просмолённой парусины с плотно затягивающимися горловинами. Но не было главного — ларца со «слезами асуров». Николай трижды обшарил все уголки зала, схлопотав попутно несколько электрических укусов от слизней, но всё тщетно. Ларца нигде не было.
Приходилось признавать поражение и искать выход — тот самый потайной лаз, о котором упоминал О'Фланниган. Оставаться дальше в полуразрушенном каземате было рискованно, и не только из-за угрозы новых обрушений. Вентиляционные каналы, ведущие в машинный зал, закупорило обвалами, топки котлов, не получающие воздуха, гасли одна за другой. Но тлеющий в них уголь продолжал выделять угарный газ, двуокись углерода и бог знает ещё какую пакость. Пройдёт всего несколько часов, и воздух в каземате станет непригодным для дыхания.
Архив Моро решено было взять с собой. Бумаги этого талантливого, хотя и безнравственного учёного, наверняка содержали массу ценных научных сведений. А может, просто не хотелось возвращаться, несолоно хлебавши?
По коридорам шли цепочкой, прислушиваясь к доносящимся со всех сторон трескам и скрипам. На всякий случай, Николай велел разрядить оружие — любой выстрел мог вызвать новые обрушения.
О'Фланниган снова напросился идти первым. Следом за ним Геркулес волок повисшего на его плече Курбатова. Казак пришёл в себя, но у него едва хватало сил перебирать ногами и невнятно, вполголоса материться. За ними Николай и Юбер несли мешками с бумагами, а замыкал маленький караван Цэрэн.
Минуты текли, вязкие, как смола. Воздух становился всё тяжелее, приходилось прилагать усилия, чтобы сделать очередной вдох. Язычки пламени в фонарях уже потускнели, указывая на недостаток кислорода. Голова разламывалась, сердце колотилось, как сумасшедшее, в ушах в ушах ни на секунду не умолкал раздражающий, комариный звон.
Они обшаривали коридор за коридором, комнату за комнатой — и всё впустую. Не раз дорогу преграждали свежие завалы или намертво заклиненные стальные двери и решётки, с которыми не мог справиться даже поднаторевший в ремесле взломщика ирландец.
Больше всего Николай боялся, что спасительный выход скрывается за одним из таких препятствий. И упрямо заставлял спутников искать обходные пути, раз за разом убеждаясь: и этот коридор никуда не ведёт. Тогда они возвращались к развилке, чтобы начать поиски снова. При этом порядок движения менялся: ирландец становился замыкающим, а впереди шёл Цэрэн. Монах не зажигал свой фонарь, постукивая на ходу посохом по камню, словно слепой, нащупывающий дорогу своей тросточкой.
Эти повторяющиеся попытки, от которых на человека накатывало свинцовое ощущение бессмысленности усилий, и привели к тому, что они забыли об осторожности. И возле развилки, к которой отряд вернулся, обшарив очередной, двадцатый или тридцатый по счёту тупик, их ждала засада.
События развивались слишком стремительно для мозга, угнетённого безнадёжностью, свинцовой усталостью и недостатком кислорода. Секунду назад — тусклые огоньки коптилок, шорох камешков, сыплющихся из растрескавшегося потолка, да звуки шагов — и внезапно электрический луч в глаза, лязг передёргиваемых затворов и грозный окрик: «Стой! Бросай оружие!»
В узком коридоре, где с трудом могли разминуться двое, любая пуля гарантированно нашла бы цель. Юбер, увидав направленные в лицо стволы, закричал: «Не стреляйте!» и уронил свой «спенсер». Николай различавший из-за его спины только тёмные силуэты с винтовками наперевес, отшвырнул мешок и заскрёб ногтями по крышке кобуры, понимая, что не успевает…
Не растерялся только Цэрэн. Монах рыбкой нырнул вперёд, перекатился через голову и оказался среди охранников. Раздался шелестящий свист, блеснул металл, и темноту прорезали резанули крики, полные животного ужаса и боли. Потом раздался тошнотворный звук — утробное бульканье, пополам со свистящим хрипом воздуха, вырывающегося из лёгких — потом что-то мягко обрушилось на каменный пол, и наступила тишина. Лишь Николай вхолостую клацал затвором разряженного «люгера».
Юбер шагнул вперед и поднял фонарь повыше, освещая место схватки. Цэрэн стоял над грудой страшно искромсанных тел, и тёмные капли падали и с кончика узкого прямого меча, который он сжимал в правой руке. Лежащий у его ног человек ещё шевелился — ноги мелко подёргивались, сведённые предсмертной судорогой пальцы скребли по камню, кровь из перехваченного от уха до уха горла тонкими струйками фонтанировала, пятная двуцветную хламиду убийцы. На шафрановой ткани монашеского одеяния пятна казались чёрными, на бордовой же не были заметны вовсе…
Цэрэн нагнулся, вытер клинок об одежду убитого и подобрал отброшенный в пылу схватки посох. Николай сразу вспомнил Раджита Сингха рассказы об индийских пандитах, прятавших в монашеских посохах шпионские принадлежности. А посланец Лаханг-Лхунбо держал в своём посохе меч — но не счёл нужным сообщить об этом своим спутникам. Что ж, нельзя не признать — он воспользовался своим секретным оружием на редкость вовремя…
Курбатов осмотрел трупы и сплюнул:
— Добре сработал сатана бритоголовый! И клинок остёр, чисто бритва! А всё ж, шашкой оно ловчее бы вышло…
Несмотря на толику снисходительности в голосе, фраза прозвучала вполне уважительно. Похоже, казак признал в тибетском монахе собрата по живорезному ремеслу.
— Посмотрите, что тут есть!
На каменном полу стояли носилки с чем-то громоздким, прикрытым парусиновым чехлом. Рядом с ним стояли двое мужчин, один в замасленной робе техника, другой — в белом лабораторном халате.
Юбер сдёрнул чехол. Перед ними на носилках стоял большой серебристый ларец замысловатой ступенчатой формы, напоминающей китайские храмы. Николай во время своего азиатского путешествия повидал немало восточных шкатулок — обычно их стенки подобных покрывали рельефные изображения богов, людей и животных, орнаменты из древних религиозных символов. Этот же ларец вовсе не имел украшений, если, конечно, не считать за них желобки, разделяющие поверхность стенок на ровные квадраты. Они, в отличие от других частей ларца, не сверкали полированным серебром, но были шершавыми, словно изъеденными кислотой.
Сердце Николая ёкнуло, пропустило удар.
— Я правильно понимаю, что мы пришли сюда за этим?
— Вы всё правильно понимаете, Юбер. Это он. Ларец со «слезами асуров».
Цэрэн молитвенно сложил ладони, поклонился и нараспев произнёс фразу на незнакомом языке. Николай, худо-бедно научившийся различать языки Индии и Тибета, ни разу не слышал ничего подобного.
Юбер дёрнулся, будто его кольнули шилом пониже спины.
— Чтоб меня черти взяли, мсье! Откуда вы…
— Это тайная мантра почитания, сагиб. Монахи, ухаживающие за реликвией, должны были произносить её всякий раз, когда открывали хранилище. Мантра никогда не была записана ни на одном из когда-либо существовавших языков. Её тысячи лет подряд заучивали наизусть все обитатели Лаханг-Лхунбо.
Канадец ухмыльнулся.
— Выходит, Саразен нарушил ваши заповеди, мсье Цэрэн? Я зазубривал эту тарабарщину по бумажке, которую он мне передал, как пароль для Раджита Сингха. Кстати, я как-то поинтересовался — оказывается, он тоже не знает, что она означает — пароль передавался в его семье из поколения в поколение, но смысл его давно утерян.
Николай внезапно поймал себя на мысли, что ему не хочется прикасаться к реликвии. Наоборот, тянуло поскорее закрыть её чехлом, спрятать с глаз долой…
Он помотал головой, отгоняя наваждение.
— Неплохо бы выяснить, подлинный ли ларец? Мсье Цэрэн, вы ведь знаете, как его открыть?
Канадец, похоже, не испытывал ничего подобного.
— Не знаю. — отозвался монах. — Ларец Унашаса при мне не открывали. Этот ритуал проводится раз в сто лет, и при моей жизни такого не случалось. Но я, разумеется, изучил записи, оставленные предшественниками, и знаю, как надо обращаться с ларцом и его содержимым.
Юбер недоверчиво хмыкнул.
— Всего раз в сто лет? Неужели не тянуло заглянуть как-нибудь во внеурочное время, просто из любопытства?
— Любопытство есть признак мяту́щегося разума, сагиб. Это первое, от чего следует отказаться тому, кто хочет встать на путь просветления.
Николай покачал головой.
— В записках Саразена есть подробная инструкция. Но сейчас не время, да и не место — процесс это непростой и требует хорошего освещения. Вот выберемся наружу, и тогда, в спокойной обстановке… Что до подлинности ларца: поправьте меня, если я не прав, Цэрэн — внешне он не отличается от того, что хранился в Лаханг-Лхунбо?
— Так и есть, сагиб. Впрочем, есть способ проверить…
Он вытащил из-под своей хламиды давешнее оптическое устройство.
Николай едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу.
— А я-то гадал, зачем вы притащили сюда эту штуку! Собирались с её помощью установить подлинность реликвии?
Вместо ответа монах направил «микроскоп» на стенку ларца. Юбер, вытянув шею, словно любопытный школяр, наблюдал за его манипуляциями.
— Мсье Цэрэн, вы позволите… одним глазком?
Монах слегка протянул канадцу прибор. Юбер повозился, то сдвигая, то раздвигая линзы, пока не издал восхищённый возглас.
— Глазам не верю, мсье Николя! Квадраты — на самом деле колонки невероятно мелкого текста. Буквы знакомые, где-то я их уже видел…
— Это санскрит. — ответил Николай. — Все ясно, Юбер. Текст — указания по использованию содержимого ларца, «слёз асуров», в точности, как писал Саразен. Глаз не может различить отдельные значки, а потому они кажутся нам просто шершавой поверхностью.
Канадец истово закивал.
— Но какова оптическая сила! Несомненно, монахи изготовили увеличительные стекла из отполированных самоцветов — ведь линзы изобретены на Востоке и стали известны в Европе благодаря трудам арабского учёного Абу Али ибн Хайсема. Но до этой штуки далеко и лучшей цейссовской оптике — можете поверить, я неплохо в этом разбираюсь. Быть может, дело в особых свойствах камней?
Видно было, что Юбер оседлал любимого конька и не собирается останавливаться. Николай решительно отобрал у него «камни небесного мастера» и вернул владельцу.
— Всё, с остальным будем разбираться потом. А сейчас давайте-ка выясним, как эти вот господа собирались выбираться из каземата?
И указал стволом «люгера» на носильщиков, испуганно жмущихся к стене тоннеля.
ГЛАВА XIV
Николай хромал вдоль улицы, опираясь на палку. Её он подобрал возле пристани, в развалинах дома, в который угодила шестидюймовая бомба с «Витязя». Колено немилосердно болело — последствия удара о скалу, когда в кромешной тьме подземного потока его оторвало от троса и поволокло, швыряя на острые выступы скал. Он обмирал от ужаса всякий раз, когда привешенный за спиной аппарат Галибе́ра задевал за стену и ждал, что вот-вот раздастся стеклянный хруст, клёкот вырывающихся пузырей сжатого воздуха, и тогда конец…
Финал вылазки вполне подошёл бы для лихо закрученного приключенческого романа. Осознав, что враг уже в крепости, Моро приказал двум доверенным помощникам позаботиться о «слезах асуров». Сам он собирался присоединиться к ним позже — и присоединился бы, не случись роковой встречи в лаборатории.
Помощники в точности исполнили распоряжение: взяли охрану, извлекли из потайного хранилища ларец и направились к пещере, в которой начинался «запасной ход». Но вызванные взрывом обвалы перекрыли часть коридоров, «спасатели» стали искать обходные пути, напоролись прямиком на чужаков. Спасая свои жизни — кому охота погибать ради заведомого злодея, к тому же, мёртвого? — они выложили всё, что было им известно. В том числе, и сведения «запасном выходе».
Не обошлось и без коллизий. О'Фланниган, опознавший в пленниках доверенных лаборантов Моро, схватился за «кольт», полагая их виновными в страшной участи своей возлюбленной. И не успей Юбер ударить по руке с револьвером, все они — и пленники и «диверсанты», — скорее всего, сгинули бы в каменном мешке.
После недолгих поисков отряд оказался в небольшом зале, перекрытом кованой решёткой. За ней во мраке гудел водяной поток. Моро подошёл к делу основательно. В шкафчиках, вдоль стен зала, нашлась дюжина аппаратов Галибера — обычно они применяются пожарными и шахтёрами, работающими в угольных копях. Толстостенный стеклянный резервуар, похожий на сифоны, в которых продают сельтерскую и гуттаперчевая трубка с роговым наконечником — взяв его в зубы и зажав нос специальными деревянными щипчиками, можно находиться в непригодной для дыхания атмосфере около четверти часа, пока не иссякнет запас воздуха в «сифоне».
Перспектива нырнуть со стеклянной банкой на спине в подземную реку заставила бы вздрогнуть любого храбреца. Но иного выхода не было: нацепив дыхательные аппараты, они по одному погрузились в чёрную, как нефть, воду.
Двигаться по тоннелю оказалось несложно: достаточно отдаться на волю течения, и заскользишь вперёд, держась за протянутый вдоль тоннеля трос. Но на половине пути проход расширялся, и здесь течение взвихривалось водоворотами. Тогда-то и случилось происшествие, стоившее жизни одному из пленников и едва не погубившее ещё двоих.
Неизвестно, как сумел этот несчастный упустить из рук спасительный трос. Силой течения его швырнуло на двигавшегося впереди Николая — так, что тот тоже сорвался и закувыркался в потоке. Каким-то чудом Курбатов ухватил его за пояс и сумел удержать, цепляясь второй рукой за канат. Казак тоже рисковал — разожми он пальцы, и оба они канули бы в водовороте.
Возможно, думал Николай, лаборант действительно помогал Моро в его бесчеловечных опытах. Но даже в этом случае, он не заслужил такой страшной участи: захлебнуться в чернильном мраке, не увидев перед смертью хотя бы крошечного лучика света.
Подводный тоннель выводил в низкий, сообщающийся с морем грот. Здесь, возле дощатого пирса была привязана лодчонка, в которую они кое-как и втиснулись. Но на этом их испытания не закончились — вёсел было только два, и как ни старались Геркулес с Курбатовым, отливное течение неумолимо уносило лодку в море. Спасибо командиру «Витязя», который предусмотрительно выслал паровой катер патрулировать берег — отлив вполне мог унести утлую скорлупку в море…
Навстречу им протопала колонна — десятка три человек в серых мундирах. Оборванные, грязные, каждый второй замотан окровавленными тряпками. Лица невесёлые, с потухшими глазами. Пленных сопровождали вооружённые винтовками матросы. Эти, наоборот, широко улыбались, сыпали прибаутками и делились с подконвойными табаком и сухарями.
— Раненые и гражданские уже на «Витязе», пленных охранников отправляют последними. — объяснил Кривошеин. Он сопровождал Николая и Юбера в экскурсии по захваченному посёлку.
— Убитых много? — осведомился канадец.
— Хватает. Многих побило при бомбардировке, да и потом, во время штурма немало крови пролилось. Очень лютовали негры: врывались в дома и резали всех, кто попадался под руку. Винить их за этот трудно, особенно, если вспомнить, какую участь им приготовили. А больше всего погибло в каземате: только взрывом поубивало да перекалечило человек тридцать, а сколько внутри подавило — бог весть…
Физиономия у Юбера вытянулась.
— Там, наверное, до сих пор остаются живые… — испуганно прошептал он. — Вряд ли кто-нибудь из охранников или рабочих знал о подводном тоннеле. А хоть бы и знали — дыхательных аппаратов всё равно нет…
Перед тем, как идти в тоннель, Николай, опасаясь погони, побросал в воду оставшиеся дыхательные аппараты. И сейчас те, кому не повезло сразу, без мучений, быть раздавленными каменными глыбами, задыхаются в кромешной тьме, шарят по стенам в поисках трещин, из которых сочится воздух, слизывают капли влаги, надеясь отсрочить неизбежное, и прислушиваются, не донесётся ли сквозь завалы спасительный стук. И он своими руками, лишил кого-то из этих людей шанса на спасение, хотя бы и призрачного!
— Да не казните вы себя, мсье Николя… — канадец словно угадал его мысли. — Всё равно на всех аппаратов не хватило бы. Сколько их там оставалось — пять, восемь? Да и не найдут они тот грот, раньше задохнуться…
— И в мыслях не было ничего подобного. — соврал Николай. — У нас-то большие потери?
— Не то чтобы очень. — отозвался Кривошеин. — Убитых семь человек — шестеро негров и матрос. И ещё дюжины полторы раненых. Мичманцу тоже не повезло — словил пулю в предплечье, но на корвет возвращаться отказался, командует! А уж как горд собой, хоть святых выноси!
— Мальчик вкусил сладости первой победы. — заметил Юбер. — мальчик стал мужчиной.
— А что с троллями? — вспомнил Николай. — Они-то в бою участвовали?
— Да можно сказать, не успели. Когда начался обстрел, защитники посёлка сделали вылазку, стремясь захватить орудие. Троллей, конечно, пустили вперёд, всех трёх, и они попали прямёхонько под залп «Витязя». В одного угодила шестидюймовая бомба, только клочки и остались. Двух других посекло осколками так, что они взбесились от боли и кинулись в отступ, давя свою пехоту. Я потом гонялся за ними на шагоходе по всему посёлку, еле добил. Да вот, сам взгляни…
На перекрёстке негры под командой матроса заваливали хворостом и обломками досок огромную тушу, сочащуюся кровью и вонючей питательной смесью.
— Паскуале-то сумел поучаствовать в охоте? — с ехидцей спросил канадец. — А то он так горевал, что вам, мсье Алексис, досталась вся слава…
— Не повезло. Подвела ваша галльская горячность: он, как увидел, что тролли прут на позицию, сразу по рычагам, и вперед — «Сharge!», так, кажется, у вас?.. Уж я орал-орал, чтобы его остановить, но разве под бронёй услышишь? Ну и доигрался, попал вместе с троллями под обстрел. Снаряд взорвался шагах в пяти, взрывной волной шагоход швырнуло на землю. Осколки изрешетили топливный бак, горящая нефть стала заливать рубку, а Паске висит головой вниз и орёт благим матом! Слава богу, дотянулся до ножа и перерезал привязные ремни — у него уже куртка на спине горела, когда он вывалился из люка. Видели бы вы, мсье Юбер, эту сцену: рожа в крови, спина дымится, в руке — страхолюдный клинок вроде тигриного когтя. И орёт во весь голос какую-то похабщину!
— Похабщину — это у Паске не заржавеет. А нож — подарок его товарища по каторге, Рошфора, мы его оставили в Нагасаки, помните? У ножа ещё диковинное название, кажется «ках-рам-бит»… Вот, значит, и пригодился!
— Может, и ках-рам-бит. — не стал спорить Кривошеин. — Что до Паске, то он сейчас валяется спиной вверх и, на чём свет стоит, костерит Цэрэна. Тот, видите ли, вскрыл ему волдыри этим самым ножом и налепил на пострадавшие места компресс из каких-то местных травок, которые сам же и набрал на опушке. Поистине, наш бритоголовый друг — кладезь разнообразных талантов!
— Господин Ильинский! С «Витязя» запрашивают указания, что отвечать?
От домика, где обосновался штаб «оккупационной армии», к ним бежал Москвин. Одной рукой он придерживал палаш, другая висела на платке, накинутом на шею. За мичманом торопился унтер-сигнальщик с флажками под мышкой.
— И то верно. — спохватился Николай. Он бросил взгляд на квадратный циферблат воздухоплавательских «Картье». Их точная механика верой и правдой служила ему все эти годы, пережив и азиатские странствия, и лютую стужу горных плато Тибета и даже купание в подземном тоннеле. — Что-то мы загулялись, господа, а время-то не ждёт!
* * *
— Кстати, мсье Юбер, а где О'Фланниган? Что-то я давно его не видел…
Канадец ответил не сразу — отвернулся и принялся перебирать бумаги в замызганной картонной папке.
— На «Витязе», где ж ему быть? Наверное, отправился с первой партией, со своими знакомыми техниками.
Николаю вдруг показалось, что его собеседник старательно отводит глаза.
— Ладно, в конце концов, это не наша забота. Давайте-ка вернёмся к нашим баранам. Что вы там говорили, Алексей?
Кривошеин отобрал у Юбера папку.
— Здесь список узлов и деталей шагоходов, хранящихся на складе. Мы собирались переправить их в Солейвиль, но я хотел бы погрузить некоторое количество на «Витязь», для отправки в Россию.
— Зачем вам этот железный хлам, Алексис? — удивился Груссе. — От него никакого проку без псевдомускулов, а их на Земле не достать.
— Сейчас не достать. Мы же собираемся установить контакт с Солейвилем, а значит, можно будет получать всё, что нужно, из оттуда. И тогда Россия сможет производить эти машины и для армии и для иных нужд. И вот что ещё: архив я велел отправить на «Витязь». Саразену сейчас будет не до них, а мы в спокойной обстановке разберёмся, что к чему. Тем более, помощники имеются — тот лаборант из каземата. Он тоже на «Витязе»…
Николаю и самому хотелось покопаться в записях Моро, а ещё лучше — изучить их вместе с Саразеном. Но, пожалуй, Кривошеин прав, в России он будет сохраннее. Будет лучше, хотя бы, в плане безопасности. А он сможет присоединиться к исследователям после возвращения.
— Не возражаю. Мичман, сколько времени потребуется на погрузку?
— Если выделите шагоход — до вечера управимся. Скажу Зауглову, пусть сообщат на «Витязь» чтобы готовы были принимать.
На заднем дворе сборочного цеха нашлась грузовая платформа на трёх парах железных колёс. На ней доставляли тяжёлые грузы, причём в качестве тягловой силы использовали троллей, а порой и шагоходы.
— Ладно, с этим разобрались. Теперь главное: Алексей, что с установкой?
— Теперь, когда у нас есть «яйцо-ключ», особых проблем быть не должно. Паровик и динамо в порядке, мы их дважды запускали, на пробу. Апертьёр, правда, не включали — только прогрели и произвели настройку.
— Отлично. — Николай кивнул. — Тогда, действуем, как договорились. Открываем апертуру, и если всё будет в порядке — начинаем перетаскивать грузы.
— А если апертура откроется не в Солейвиль, а куда-нибудь в его окрестности? Полной уверенности в настройках у меня нет, делал наспех…
— Тогда отправим на ту сторону Паске на его шагоходе, и пусть отправляется на разведку. Найдёт Солейвиль — отлично, просим Саразена подправить настройки, чтобы перебрасывать грузы прямо в город. Если нет — устроим временную перевалочную базу и всё равно переправляем ящики. Пусть сами думают, как их потом кантовать. В конце концов, наше дело — доставить ларец со «слезами асуров», а остальное так, довесок. Ну что, замечания есть?
— Только одно. Паске с мсье Юбером отправляются на ту сторону, ну и ты, Николаша, с ними. Помнится, ты хотел посмотреть на Солейвиль? Вот и посмотришь, а заодно обнимешь свою Николь, заждалась ведь девка… А я останусь — отправлю вас, выключу апертьёр, разберу и прослежу, чтобы его аккуратно, ничего не попортив, перенесли на корвет. Потом взорву к чертям всё остальное — и тоже на «Витязь».
— Как останешься? — опешил Николай. — Но ты же…
— А вот так. Неизвестно, когда Саразен построит новый апертьёр и построит ли вообще. А вдруг со «слезами асуров» что-то окажется не так? Мне приходилось чинить апертьёр, конструкция в общих чертах знакома — соберу и налажу в лучшем виде! А если ещё и оставишь мне «ключ-яйцо» — обещаю, самое большее, через полгода мы установим с вами связь, так что надолго прощаться не придётся. Вам-то оно больше не понадобится?
— Да хоть бы и понадобилось — у Саразена наверняка есть ещё. Но я не про то: ты уверен, что хочешь остаться?
— Конечно, уверен. Я почти пять лет не был дома, хоть родителей навещу… К тому же, я, если не забыл, на службе, и должен отчитаться о работе.
Москвин горестно вздохнул — ему, успевшему наслушаться о чудесах неведомого мира, отчаянно хотелось присоединиться к экспедиции.
— Ну, раз уверен, значит, и говорить не о чем. Теперь насчёт вас, мичман. Я собираюсь попросить Николая Андреевича откомандировать вас в моё распоряжение. А то нас всего пятеро, считая Цэрэна. Кто будет, нести караульную службу, на нашими чернокожими союзничками присматривать, в конце концов? Тем паче, что Алексей Дементьевич с нами не идёт…
И с удовольствием увидел, как вспыхнули радостью глаза юноши.
— Да вы не переживайте, мичман! — быстро добавил Кривошеин, словно опасаясь, что юноша передумает. — Полгода пролетят быстро, тем более, что скучать вам не придётся. Вернётесь прямиком в Санкт-Петербург, ещё и крест получите! Да, нам бы матросов — охотников дюжины полторы и парочку унтеров понадёжнее. Надеюсь, господин капитан второго ранга не пожадничает?
Николай постучал костяшками пальцев по столу.
— Что ж, господа, подведём итог. Алексей, на вас окончательная настройка апертьёра. Юбер, помогите ему, а как закончите — займитесь грузами для «Витязя». И учтите, времени в обрез — чем быстрее мы отправимся на ту сторону, тем лучше!
И вновь ему показалось, что канадец отвёл глаза. Что это с ним такое, может, никак не может прийти в себя после подземных приключений? После такого у кого хочешь нервы сдадут… Да нет, вроде был весел, даже шутил…
— Кстати, о ларце! — припомнил Груссе. — Не кажется ли вам, мсье Николя, что самое время его открыть? Хоть увидим, ради чего всё затевалось…
Николай обвёл взглядом спутников. Мичман молчал, лишь в глазах горело неуёмное любопытство. Юбер пожал плечами и отвернулся, демонстрируя полное безразличие. Кривошеин, подумав, кивнул:
— А что? Голосую «за». Давайте заглянем, раз уж так любопытно.
Николай открыл дверь в соседнюю комнату.
— Курбатов, Цэрэн! Волоките, голубчики, наше сокровище!
Казак неотлучно находился при их добыче в качестве караульного. Ларец он поставил посреди комнаты на столе, а сам устроился в углу, так, чтобы видеть и ларец, и окна и дверь. Перед ним на табурете лежала заряженная «Мартини-Генри» и обнажённый кинжал, а сам Курбатов не выпускал из рук револьвер.
Цэрэн вызвался составить казаку компанию. Николай не возражал — в конце концов, они уже имели случай убедиться, что посланец Лаханг-Лхунбо не только заслуживает доверия, но и способен оказать сопротивление любому противнику. Курбатов, мало кого признающий равным себе в воинском мастерстве, косился на монаха с нескрываемым пиететом — он хорошо помнил учинённую резню, учинённую в каземате…
* * *
Открыть ларец оказалось нелегко. Лишь с третьей попытки Николай сумел в правильной последовательности нажать на выступы и элементы геометрического узора, указанные в инструкции Саразена. Крышка откинулась с тихим звоном, и глазам собравшихся предстало нечто вроде глубокой кюветы из полированного до зеркального блеска серебра. «Кювета» содержала несколько галлонов прозрачного вещества — настолько прозрачного, что Николай не сразу понял, что там вообще что-то есть.
Груссе замысловато выругался.
— Похоже, мсье Николя, нас кто-то опередил. Какговорят англичане, «Is the glass half empty or half full». Я, конечно, оптимист, но, увы, мы и так и так в дураках!
Поверхность «хрустальной» субстанции угадывалась по бликам падающего света — казалось, невидимая плоскость висит в воздухе, разделяя объём ларца на две равные половины.
Он потянулся рукой к призрачной поверхности «слёз асуров» — и вскрикнул от боли, получив по кисти кончиком посоха.
— Вы спятили, Цэрэн! Так ведь и руку можно сломать!
Николай решительно отодвинул француза, готового кинуться на монаха с кулаками.
— Во-первых, Паске, не советую драться с Цэрэном — исход схватки может вас сильно удивить. А во-вторых, вам бы не буянить, а поблагодарить его — прикосновение к «слезам асуров» вызывает немедленную смерть. Так что, помедли наш друг хотя бы секунду, вас бы ничто не спасло!
Церэн склонился над ларцом. В его руке блеснула серебром маленькая ложечка, вроде тех, какими повара отмеривают пряности. Монах осторожно зачерпнул прозрачную субстанцию — от неё к поверхности протянулась, истончаясь, хрустальная, играющая световыми бликами, нить. Она истончилась, сделалась невидимой — и лопнула с хрустальным звоном. Цэрэн поднёс ложечку к глазам, некоторое время всматривался в содержимое и вернул пробу в ларец.
— Прикасаться к «слезам асуров» можно только одним из пяти священных металлов. Это серебро, золото, чёрная бронза, секрет выплавки которой ныне утрачен, а раньше им владели лишь мастера страны Чола. Четвертый священный металл — это небесное железо колонны великого царя Чандрагу́пты. Пятому же нет названия ни на одном из земных языков, а лишь на языке асуров, на котором не говорит ни один из тех, кто ещё не покинул колесо чередования жизни и смерти. Кстати, фраза, которую вы, сагиб — монах кивнул Юберу, — назвали уважаемому Раджиту Сингху в качестве пароля, была именно на этом языке.
Груссе, недовольно бурча, потирал ушибленную кисть. Кривошеин склонился к ларцу, внимательно изучая его прозрачное содержимое.
— Выходит, те, кто ополовинили ларец, не только знали и как его открыть, но и как обращаться с этой пакостью?
— Выходит, так. — согласился Николай. — Скорее всего, сведения получены от Тэйлора — он-то знал, чем чревато прикосновение к «слезам асуров».
Входная дверь с треском распахнулась и на пороге возник сигнальщик с «Витязя».
— Тебе чего, Зауглов? — недовольно спросил мичман. — Отчего, братец, в дверь не стучишь, не для тебя, что ль, навешена?
— Виноват, вашбродь! — проорал сигнальщик так, что все, кто был в комнате невольно поморщились. Голос, натренированный рапортами на сквозном ветру мостика, здесь, в замкнутом помещении не на шутку травмировал барабанные перепонки. — Так что с «Витязя» пишут — с норда к острову подходит военный корабль, не наш, не русский. Флага пока не видать, далёко. Пишут — их высокоблагородие господин капитан второго ранга велел расклепать якорную цепь и идти навстречу!
ГЛАВА XV
— «Албемарл»! — Николай едва сдержал ругательство. — Всё-таки заявился! Надо же, как не вовремя…
Длинный, хищный силуэт дрожал в линзах апризматического бинокля. Низкий, едва видимый над волнами борт, кургузые мачты, увенчанные массивными бочонками боевых марсов, две трубы, из которых клубами валит угольная копоть — английские тройного расширения машины стараются вовсю. Что не удалось разглядеть, дорисовало воображение, недаром Николай так долго листал схемы и чертежи, найденные на базе.
— Зауглов, пиши на корвет: «Имеем основание думать, что обнаруженное судно — броненосный таран британской постройки. Два орудия десять дюймов, ход двенадцать узлов». И скорее, голубчик, а то ведь на «Витязе» не представляют, с чем имеют дело!
Сигнальщик выжидающе глядел на мичмана. На его физиономии было написано неодобрение: с чего это сухопутный хлыщ раскомандовался? Москвин кивнул, и Зауглов послушно замахал флажками.
Место, выбранное для наблюдения за морской баталией, было знакомо — суток не прошло, как они разыскивали здесь вентиляционный лаз каземата. Отсюда, с самой верхушки утёса корабли были видны, как на ладони.
«Витязь» удалился от места якорной стоянки и теперь описывал широкую дугу, прижимаясь к мысу, защищающему бухту от ветров с зюйд-оста. «Албемарл» шёл прежним курсом, вклиниваясь между корветом и берегом со скалой-казематом. Даже с такого расстояния был виден огромный бурун на носу — Николай знал, что под горой вспененной воды скрывается главное оружие, тридцатифутовый кованый таран из лучшей английской стали. Вот из орудий главного калибра на носу и корме вырвались облачка снежно-белого дыма, несколькими секундами позже до наблюдательного пункта долетел низкий рёв залпа. В двух кабельтовых по курсу «Витязя» встали столбы воды.
— Кучно легло… — с досадой прошептал мичман. — Артиллеристы у них недурные, разброс четверть кабельтова, не больше.
— Тэйлор заказал в Германии новейшие казнозарядные нарезные орудия. — отрывисто произнёс Николай. — А это — лучшие пушки в мире. Как полагаете, мичман, долго «Витязь» против них продержится?
— Вряд ли, господин Ильинский… — покачал головой юноша. — На корвете шестидюймовки Обуховского завода, против крупповских десяти дюймов — ерундистика-с. Вся надежда на увёртливость, что не дадут пристреляться.
Николай снова поднял бинокль. «Витязь» заложил правый коордонат, и второй залп «Албемарла» лёг с большим недолётом.
— А уйти смогут? Меня заверяли, что клипер — отличный ходок, неужто не обгонит этого носорога?
— Кабы машины были исправны — ушли бы. «Витязь» в лучшие времена выдавал парадные двенадцать узлов, но сейчас котлы засолены, трубки текут, в угольных ямах пыль да мелкое крошево. Хорошо, ветер с зюйда, паруса добавят узел-другой. Только какие паруса при боевом маневрировании?
«Витязь» описал крутую циркуляцию, и очередной залп лёг перелётами. Но при этом манёвре корвет неосторожно приблизился к неприятелю. Борт броненосного тарана окутался дымом, до слуха людей на утёсе, донесся рокот нового залпа — заметно слабее предыдущего.
— Пять дюймов. — прокомментировал Москвин. — У них в бортовых казематах по три таких орудия. «Витязю» хватит за глаза — брони нет, борта деревом обшиты. Одно-два попадания и корвет потеряет ход, тогда всё, гроб! Подойдут, ударят тараном…
Русские артиллеристы отвечали на огонь, но без видимого успеха — постоянное маневрирование не давало взять нужный прицел, снаряды орудий падали в воду слишком далеко от неприятеля.
Затрещали деревья, скала под ногами задрожала в такт тяжёлым шагам. Николай обернулся — сквозь заросли по тропе ломился шагоход. Броневая заслонка откинута, в люке маячит физиономия Груссе, густо перемазанная нефтяной копотью.
— Мсье Николя, наконец-то я вас нашёл! — проорал француз. — Алексис просил вас поторопиться — всё готово, пора!
Николай убрал бинокль в футляр.
— Мичман, велите передать «Желаем удачи», и пошли. Время не ждёт.
Зауглов, не дожидаясь распоряжения, замахал флажками. Мичман не отрывал взгляда от глади бухты, где в облаках порохового дыма кружили в смертельном танце боевые корабли.
— Вашбродь, обратно пишут: «Уходите по способности. Задержим, сколько сможем.»
— Ура! — заорал вдруг сигнальщик. — Попали, вашбродь! Трубу напрочь сбили, черти!
И действительно, на месте второй трубы «Албемарла» торчал кургузый обрубок. Чёрная пелена накрыла корму, слепя наводчиков, удушая угольным чадом прислугу кормовых плутонгов.
— Ай, молодцы! — Казалось, Москвин в приливе восторга готов запрыгать, словно гимназист. — Теперь у них ход упадёт узла на два-три!
Новый пушечный раскат прилетел с моря, и мичман болезненно вскрикнул, словно в него попала пуля. И без бинокля Николай разглядел, как грот-мачта «Витязя» переламывается на уровне марсовой площадки, клонится, раскачивается из стороны в сторону и валится за борт. Ещё один пятидюймовый снаряд разорвался на шканцах, выбросив клуб дыма, подсвеченного изнутри языками пламени. Москвин замер, не в силах отвести взгляд от разыгрывающейся трагедии.
Николай тронул юношу за плечо.
— Вы слышали, что передал Павел Николаевич? Они жертвуют собой, чтобы выиграть для нас время — так не будем его терять! Давайте-ка, берите себя в руки и полезайте вместе с Заугловым на крышу рубки. И держитесь покрепче: насколько я знаю старину Паске, поедем с ветерком, как вас бы ветками оттуда не скинуло!
* * *
Всё было так же, как два с половиной года назад, в Париже: остро пахло грозовой свежестью и угольной гарью, потрескивали электроразрядами кольца-катушки. Шагоход качнулся вперёд, низко присев на опорах и шагнул в апертуру. Сначала в сияющем омуте канула клешня и стволы картечницы, потом — лобовой лист рубки. Ещё шаг, и агрегат исчез, оставив после себя идеально круглое отверстие, тлеющее по краям призрачным огнём. Оно стянулось в световую точку, и апертура снова засияла ровным лиловым светом. Ничто. Тончайшая плёнка между реальностями, занавес, скрывающий Пятое Измерение.
— Ну вот, дело сделано. — удовлетворённо произнёс Кривошеин. — Теперь, как бы ни обернулось на той стороне, Груссе до Солейвиля доберётся и ларец Саразену отдаст. Ну а дальше — как получится…
В глубине ангара, возле паровой машины возился Юбер с двумя голыми по пояс неграми: лязгала дверка топки, пронзительно шипел пар в расплющенном кувалдой предохранительном клапане котла — перед взрывом давление подняли до предела. Суетились матросы, рассовывая динамитные патроны. Артиллерист, кондуктор, распоряжавшийся подрывниками, козырнул и бодрой рысцой побежал к подчинённым. В руке он нёс моток огнепроводного шнура, нарезанного ровными кусками.
— Отмеривали ровно на три минуты. — пояснил Кривошеин. — Сам резал, тютелька в тютельку. Динамита там пуда полтора, разнесём всё в мелкие дребезги!
— Это уже второй апертьёр, который ты взрываешь? — осведомился Николай. — Смотри, войдёт в привычку…
— Третий. Первый — парижский, второй — тот, что мы захватили в Диксиленде во время мятежа. Так что да, дело знакомое…
— Жаль всё же, что нельзя забрать его с собой. — вздохнул Николай. — Чёртов «Албемарл» — и надо же было ему явиться именно сейчас! Так хорошо было задумано: Саразен строит новый апертьёр в Солейвиле а мы собираем и налаживаем этот в Петербурге. И на тебе — приходится своими руками всё рушить!
Подошёл Москвин. Рука его по-прежнему висела на перевязи, лицо было бледным, всё в мелких капельках пота, лишь скулы горели нездоровым румянцем. Николай посмотрел на него с тревогой.
— Неважно выглядите, друг мой! Как рука, сильно беспокоит?
Мичман в ответ скривился.
— Ваш монах сказал, что началось воспаление от попавших в рану клочков сукна. Он её почистил, но всё равно болит и дёргает невыносимо…
— Ничего, вам бы только до Солейвиля добраться — Кривошеин хотел похлопать юношу по плечу, но отдёрнул ладонь, побоявшись растревожить рану. — У Саразена есть чудодейственная мазь из какой-то местной плесени — вылечивает, говорят, даже антонов огонь. Приведут в порядок вашу руку, не переживайте!
При словах «антонов огонь» Москвин непроизвольно дёрнулся, но сразу взял себя в руки.
— Я, собственно, что хотел сказать, господа… Вернулась команда, отряжённая для наблюдения за морем. Докладывают — «Албемарл» бросил якорь на траверзе посёлка. Наблюдатели укрылись на опушке леса и видели, как с броненосца начали спускать шлюпки.
— Да, спасибо, мичман. Что ж, господа, пора и нам. — Николай указал на плёнку апертуры. — «Витязевцы» и так выиграли для нас почти четыре часа. Если бы не они, мы бы нипочём не успели переправить всё, что хотели, на ту сторону. А так — оставляем Тэйлору голые стены.
Это с какой стати — «оставляем»? — возмутился Кривошеин. — Здания все заминированы, камня на камне не останется! Я прикидывал, как бы устроить взрыв, когда они сюда сунутся — как тогда, в Париже. Жаль, времени нет, а то хороший урок был бы мерзавцам!
— А заодно, расплатились бы за «Витязь»! — поддержал его мичман. — Хотя им и так досталось — «Албемарл», сильно избит снарядами, нет одной трубы, корма вся разворочена. Наши дорого продали свои жизни!
— Рано вы их хороните, мичман! В конце концов, ваши наблюдатели не видели, как «Витязь» потонул?
— Нет, господин Ильинский, но…
— Никаких «но»! — для пущей убедительности Николай рубанул воздух ребром ладони. — Вы говорили, «Албемарл» потерял ход из-за сбитой трубы, так?
— Так, но «Витязю» сбили мачту, и…
— Никаких «но», я сказал! Мало ли, что неизвестно? Пока не выясним наверняка, что «Витязь» потоплен, они для нас живы, и никак иначе! А вы, юноша, чем панихиду разводить, отправляйтесь-ка на ту сторону. Здесь вам делать нечего. Курбатов, помоги господину офицеру! Цэрэн уже там — скажите, пусть сделает примочку из питательной смеси для шагохода. Помнится, О'Фланниган рассказывал, что ему помогло…..
Казак, опасливо косясь на апертуру, подставил Москвину плечо. Мелко перекрестился, выругался шёпотом и, поддерживая мичмана, шагнул в лиловый омут. Треск разрядов, растекающееся по плёнке кольцо огня — всё!
Следом по двое, по трое исчезали в апертуре матросы-подрывники. Последним, поминая Николая-угодника и крестясь на бегу, нырнул в Пятое Измерение артиллерийский кондуктор. Юбер, отправивший вслед за ним негров-кочегаров, подошёл к Николаю и Кривошеину, извлёк из кармана платок, поплевал на него и принялся оттирать лицо от угольной копоти.
— Николаша, золотое яичко не забыл? — Кривошеин ткнул пальцем в настроечную панель апертьёра. — А то когда ещё курочка-Ряба снесёт новое…
— Не забыл, не волнуйся — не дурнее иных-прочих. Как ввели настройки, велел Юберу извлечь его из апертьёра и припрятать в шагоходе, вместе с ларцом. Так оно вернее будет.
— Тогда всё. Не будем искушать судьбу, господа — не дай бог, эти, с «Албемарла», окажутся шустрее, чем мы рассчитываем. Алексей Дементьич, поджигайте шнур и ходу!
Кривошеин извлёк из кармана коробок спичек. Резко запахло серой, раздался треск и по шнуру, рассыпая искорки, побежал весёлый огонёк.
— Ну, я пошёл. И примите совет: ныряйте, как в холодную воду, лучше всего, с разбегу. Видели, как матросики делали? Я-то сам в этих тонкостях не силён, но Саразен говорил: если прикоснулся к апертуре, то назад дороги нет, только вперёд, иначе разорвёт в клочки…
Он прощально махнул друзьям рукой и скрылся в лиловой плёнке. Николай обернулся к Юберу.
— Теперь вы!
— Погодите, мсье Николя… — канадец суетливо озирался по сторонам. — Куда же я его дел?..
— Что, чёрт побери, дел? — Николай не отрывал глаз от весело искрящего шнура.
— Мой «Гарднер», что же ещё! И подсумок с патронными трубками… Сунул куда-то, чтобы не мешал шуровать в топке — и вот, забыл… А, вон они!
Николай взглянул туда, куда показывал канадец. Карабин и восьмигранный кожаный пенал с трубчатыми магазинами висели на одном из вентилей, в изобилии усеивавших паропроводы.
— Так хватайте и за мной, скорее! — Николай, не скрывая нервозности, посмотрел на часы. Секундная стрелка заканчивала второй круг. — Ещё минута, и всё тут разлетится к чертям собачьим!
Канадец, оскальзываясь на цементном полу, кинулся к паровику. Николай повернулся к апертуре. Он впервые видел её так близко. Лиловая плёнка сухо потрескивала разрядами, по ней словно от камня, брошенного в воду, разбегались кольца световых волн.
Николай протянул руку. Кисть погрузилась в световой омут, словно в воду за бортом лодки. Он видел контур руки за призрачной плоскостью, пока тот не пошёл контурами, истаял, исчез. Николая пронзила неожиданная мысль: он здесь, на острове Ноубл, на Земле, а его рука — неизвестно где, возможно, за миллионы и миллионы вёрст, под чужими звёздами…
Если бы не предупреждение Кривошеина, он не удержался бы и отдёрнул руку. А теперь… сколько секунд он уже стоит вот так, с кистью, погружённой в лиловый омут? А часы тикают, отмеряя время до взрыва, бежит весёлая искорка по огнепроводному шнуру… А на той стороне из плёнки, наверное, торчит его рука. То-то Кривошеину смех… А как отсмеётся — выдернет его за руку из апертуры, как нашкодившего котёнка из сапога.
Николай чуть не застонал от унижения, представив себе эту картину. Помотал головой, отгоняя видение, набрал полную грудь воздуха, крепко, как только смог, зажмурился и шагнул в неизвестность.
* * *
Если бы Николай увидел, что сделал Юбер Бондиль, оставшись в одиночестве, то изрядно бы удивился. Канадец проводил начальника экспедиции взглядом, пока тот не растаял в пелене апертуры, извлёк из кармана складной нож и перерезал огнепроводный шнур. Пинком отшвырнул подальше от заминированной установки, тлеющий обрезок, дождался, пока тот догорит до конца и старательно затоптал искры. После чего — дёрнул вниз рубильники на распределительном щите. Разряды на катушках погасли, апертура стянулась в ослепительную точку, повисела на несколько мгновений между мачтами «ворот» и пропала с электрическим треском, от которого у Юбера зашевелились волосы на голове и по коже пробежали невидимые мураши.
В дверном проёме, скупо пропускающем в ангар дневной свет, возникла фигура с карабином на плече. Пришелец держал оружие небрежно, за ствол, явно не ожидая подвоха.
Юбер приветственно помахал рукой.
— Ты вовремя, Майки! У нас работы непочатый край — надо вынуть начинку из этой рухляди, а потом рассовать динамит так, чтобы после взрыва никто не догадался, что в ней уже успели покопаться.
О'Фланниган обошёл апертьёр. Хрустальные, золотые и зеркальные поверхности, чьё движение наполняло устройство жизнью, замерли в неподвижности. Казалось, из машины вынули её механическую душу.
— Думаешь, справимся? — в голосе ирландца звучало сомнение. — Вон сколько всего тут наворочено — тут нужен часовщик, а я всего лишь паровозных механик…
Теперь, когда сияние в недрах апертьёра погасло, он превратился в бессмысленное с виду нагромождение зубчатых колёс, маховиков и стержней, соединённых наугад, без кого-либо внятного плана.
— Раз механик — справишься. Хватай там, в углу, кувалду, и не бойся что-нибудь разбить или погнуть, «хрустальные стержни» можно расколоть разве что, динамитом. Недаром русский инженер запихнул туда дюжину шашек — чтобы уж наверняка…
Через четверть часа апертьёр, удивительное творение инженерной мысли, превратился в беспорядочную груду искорёженных деталей. Но даже в таком виде он сохранил тень былой красоты — так раздавленный сапогом бутон розы хранит в себе отпечаток того мгновения, когда она была сорвана со стебля во всём великолепии, сияющая капельками росы на лепестках.
Ирландец, впрочем, о таких материях не задумывался. Хрустя подошвами по раскатившимся шестерёнкам, он рассовывал по внутренностям апертьёра динамит.
— Ну вот, готово, дружище! Теперь только запалить шнур — и в сельву. Пересидим денёк-другой, а потом выйдем к посёлку. И тогда, как договорились: Я механик, ты — и мой помощник. Когда явились русские, мы сбежали и потому не угодили, как остальные, в плен.
— А поверят? — недоверчиво спросил Юбер. Ирландец уже не в первый раз излагал свой план, но сомнения не оставляли канадца, уж очень авантюрной выглядела затея. — Не так уж много народу на острове, всех знают в лицо…
— Скажем, что ты здесь недавно. Служил машинистом на пакетботе, а сюда попал после того, как ваше судно затонуло во время шторма. Да ты не бойся — те, кто на «Албемарле» покинули Ноубл не меньше полугода назад, а здешние — либо перебиты, либо в плену, на русском корвете. Сам же видел, как их гнали на пристань!
— Видел. — согласился канадец. — И даже сказал, что ты с ними — а то наверняка стали бы искать. Но что, если кто-нибудь сбежал и появится в самый неподходящий момент?
— Никто не мог сбежать, дурья ты башка! Нападение было внезапным, с разных сторон. Кого не перебили во время штурма — тех перерезали негры, разве что кто-нибудь успел укрыться в каземате. Но те, сам понимаешь, уже ничего не скажут. Ну а если я всё же ошибаюсь — нам с тобой рядышком болтаться, на одном суку. Дикси не пощадят ни лазутчика, ни перебежчика.
— Утешил, называется… — буркнул Юбер. Перспектива попасть на виселицу вместе с приятелем его не ободрила. — Кстати, хотел спросить: зачем ты ввязался в эту историю? Не желал отправляться в плен — попросился бы в Солейвиль. После того, как ты нам помог с казематом, взяли бы без разговоров. Только не надо уверять, что это из-за той парижской красотки! Хватит уже твоих ирландских баек…
Это ты зря. — обиделся О'Фланниган. — Я, правда, успел привязаться к Мари. Но она мертва, а негодяй Моро, который её погубил, жарится в аду на сковородках. Кому теперь мстить?
— А Тэйлор? Это же он отправил её сюда, чтобы превратить в монстра вместе с другими солейвильскими пленниками.
— Вот пусть солейвильцы с ним и рассчитаются! Месть, конечно, дело святое, но чтобы отправляться ради неё в какую-то чёртову дыру, которая даже не на Земле — нет, таких глупостей вы от меня не дождётесь!
— Ну хорошо, за Мари ты мстить не собираешься. — не стал спорить с Юбер. — Но мне-то зачем взялся помогать?
— Затем, что пожалел! Тебя раскусят быстрее, чем ты успеешь крикнуть «Вперёд, на Ричмонд!» и повесят сушиться на солнышке, как Джона Брауна. Негоже оставлять ближнего на верную смерть, вот я, как добрый христианин, и решил позаботиться о твоей шкуре. А если серьёзно — на острове у меня осталось одно незаконченное дельце. Довольно выгодное, кстати, если поможешь, не останешься в накладе.
Физиономия Юбера расплылась в улыбке.
— Вот теперь я слышу моего доброго приятеля Майка О'Фланнигана, а не романтического олуха, которого в голове сплошь идеалы! Выкладывай, что затеял, чёртов мошенник!
— Ты помнишь, как мы выстукивали стены в лаборатории Моро?
На этот раз в голосе ирландца не было ни тени шутовства.
— Когда искали ларец? Ещё бы не помнить — стукну и прислушиваюсь, не скрипнет ли над головой? Такие глыбы висели на волоске — не приведи бог ещё раз там оказаться…
— А придётся. — ухмыльнулся ирландец. — Если, конечно, хочешь убраться отсюда не с пустыми карманами. Я ведь не только в центральном зале монтировал вентиляцию, мы и в лаборатории Моро работали. И однажды я сумел подглядеть, как Моро открывал в стене тайник и клал туда… как думаешь, что?
— Деньги?
— Лучше, дружище, много лучше! И пока вы искали свой сундук, я этот тайник нашёл!
— И промолчал? — возмущению Юбера не было границ. — А если бы там оказались «слёзы асуров»? Ты хоть понимаешь, сколько ради них…
— Не могли они там оказаться! — отмахнулся О'Фланниган. — Русский велел искать здоровенный ларец, а в тайник поместились бы, разве что, три-четыре коробки с сигарами. Только Моро прятал в нём не сигары, а алмазы, добытые в шахтах Диксиленда. Думаю, он по приказу Тэйлора переправлял их в Европу, для огранки и продажи. Я и подумал: а что, если очередная партия ещё в тайнике?
— Так вот, почему, ты хотел пристрелить того беднягу?
Юбер говорил о лаборанте, которого он не дал застрелить, выбив кольт из руки ирландца.
— А ты как думал? Нет, насчёт Мари я тоже был здорово зол, но ведь прохвост мог рассказать русским, где Моро держит свои цацки! А им камушки ни к чему, их царь и без того богатый. Русским ларец подавай! Вот пусть каждый и получит своё — это будет только справедливо.
— Ты спятил. — убеждённо сказал Юбер. — Даже если лаборатория ещё не завалена, как ты попадёшь в каземат? Вентиляционный лаз перекрыт обвалом, через подводный тоннель не пройти без дыхательных приборов…
— Что-нибудь придумаем! Главное, мы точно знаем, где искать. Лучше вот что скажи: ты-то почему остался? Со мной всё понятно, я хочу срубить куш. А тебя куда понесла нелёгкая?
Юбер ответил не сразу.
— Можешь смеяться, Майки, но я и есть тот самый олух-идеалист. Николя Ильинский, который у русских за главного, думает, что Тэйлор собирается устроить в Штатах, вторую Гражданскую войну. Только на этот раз — с троллями, боевыми шагоходами и лайтнинг-ружьями. Я решил ему помешать. Не в одиночку, разумеется — пока Ник со своими друзьями будут воевать с Тэйлором на той стороне, я спутаю ему карты на Земле. У негодяя целая сеть: осведомители, вербовщики, финансовые и торговые агенты. Если я сумею — с твоей помощью, разумеется, — войти к ним в доверие, это откроет массу любопытных возможностей. Но, как бы дело не обернулось, я не позволю этому кровавому мерзавцу устроить новую бойню в нашей стране!
О'Фланниган поскрёб пятернёй затылок, старательно отводя глаза. Пламенная речь Юбера его смутила.
— Теперь ясно, зачем тебе это … — он ткнул пальцем в развороченный апертьёр. — Хочешь построить такую же машинку? Помнится, техники, которые её обслуживали, болтали о настройках, без которых нельзя соединиться с той стороной. Откуда ты их возьмёшь? Тот русский как-то упоминал о штуковине, вроде механического яйца. Вроде, с его помощью тоже можно настроить?…
— Ты об этом? — улыбнулся Юбер и поставил перед ирландцем открытый саквояж. В нём, на сложенной в несколько раз фланели поблёскивало бронзой и хрусталём «яйцо-ключ».
— Позаимствовал, когда помогал настраивать апертьёр. Я и код запомнил: «Лямбда», «эпсилон», «фи», «эта», «ро», «омикрон». Ник повторял его, как старина Цэрэн повторяет свои мантры — только что не раскачивался из стороны в сторону. У меня и подробное описание этой шарманки имеется, позаимствовал в архиве Моро. Вот увидишь, стоит только выбраться с этого проклятого острова, и самое позднее, через год у меня будет действующая установка! А уж там…
И осёкся на середине фразы, услышав пушечный выстрел. О'Фланниган встрепенулся, на его физиономии обозначилось встревоженное выражение.
— Похоже, с броненосца высадили десант. Ставлю серебряный доллар против двухцентовика — часа не пройдёт, как они будут здесь. Давай спички, организуем парням с «Албемарла» встречу с огоньком. И вот ещё что: если не передумаешь устроить Тэйлору парочку-другую пакостей, то, клянусь Завещанным Колоколом — я пожертвую на такое богоугодное дело три самых крупных алмаза из коллекции негодяя Моро!
