ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
Ноябрь 2055 года. Москва
… – Несколько позже отвечу, – повторил мой загадочный собеседник. – А пока давайте все же с вами достигнем хоть какого-то взаимопонимания. Я, скажем, практически частное лицо, но… любопытен в государственном смысле. Когда узнаю что-то новое и непонятное, первым делом интересуюсь, а не несет ли это новое вред моему Отечеству?
– Как Победоносцев…
– ?.. – Георгий Михайлович на пару секунд впал в недоумение, а потом просветлел лицом. – Ах да, да. Помню, как же. Обер-прокурор святейшего Синода при двух последних царствованиях. А он что, нечто подобное тоже высказывал?
– Высказывал. Году этак в 1895-м. Мол, любые новые идеи и веяния для России вредоносны. Россию нужно подморозить…
– Еще раз примите мои уверения… Я и не думал, что на Западе есть специалисты, настолько владеющие предметом.
– Выходит, что есть.
– Искренне рад. Тогда еще бокал шампанского, и поговорим по существу.
И вот тут начался настоящий допрос, который не оставил мне ни малейших шансов. Он сделал меня как пацана, одной левой. Да и смешно было бы, если б не сделал.
Только в результате впал в окончательное недоумение.
Я ведь тоже его изучал с первой секунды нашего знакомства. У него свои методы, у меня свои.
Георгий Михалыч рубил меня на бесспорных фактах, а я его (до поры – в уме) ловил на психологии.
Разумеется, он и в ней был силен, но по-своему. В рамках предложенных обстоятельств и «бритвы Оккама», а я от этих глупостей был свободен.
Да и как личность он ни Врангеля, ни Колчака, ни даже Агранова силой духа не превосходил.
Ну, гэбэшный генерал спокойных, вегетарианских лет. Как у нас, когда самый страшный враг был диссидент, читатель Булгакова или распространитель «Хроники текущих событий».
Куда ему против Берии, Абакумова, Меркулова, Гейдриха, Шелленберга…
Это я вспоминал своих современников, которые, возможно, не блистали изысканным интеллектом, но уж волчьим чутьем и готовностью идти туда, куда и Воланд бы шагнуть не отважился, обладали в полной мере. Отчего и добивались в избранной сфере выдающихся успехов.
Нынешнему человеку этого просто не понять.
Он сидел, все еще думая, что переиграл непонятно чьего шпиона, и я смотрел на него с усмешечкой.
Эх, времена, времена! Все считают, что они ужесточаются год от года. А ведь нет.
Сталинские и гиммлеровские пыточные камеры были всего лишь случайным отклонением от генеральной линии гуманизации. Европейского человечества, конечно.
Красные кхмеры нам показали, ЧТО в этом веке возможно за некоторыми пределами цивилизации. Изобразили шажок назад к Средневековью. Но – робкий. Подумаешь, угробили полтора миллиона своих соотечественников. Причем не применяя ни пулеметов, ни газовых камер. Попросту топорами и мотыгами. Но тут же и исчезли, как их и не было. И мир к этому отнесся на удивление спокойно.
Ковровые бомбардировки, да, были, и Хиросима тоже, а все-таки нормальных (в том смысле, что спокойных, ни одной стороной не воспринимаемых как отклонение от нормы) допросов в Тайном приказе, с дыбой, горящими вениками и колесованием, во второй половине XX века уже не практиковалось.
Если что и бывало, то именно как аффект исполнителя. Не зря уже в 54-м году особо ретивых сталинских соколов их же товарищи к стенке и поставили. Именно за чрезмерность в проведении линии партии.
И еще я чувствовал, что мой любезный, могущественный в своем мире хозяин меня боится.
Как раз за непостижимость. На чем я и сосредоточился.
– А вы не боитесь, Георгий Михайлович? – начал я импровизировать, поскольку других козырей у меня не было.
– Чего же я здесь, у себя, могу бояться? Тем более что мы с вами практически все выяснили…
Ох, ну какие же они наивные ребята. С ними работать – как леденец у детсадовца отнимать.
– Отец мой родной и спаситель! Скажите же мне скорее! Что же вы про меня выяснили? Полжизни бьюсь и ни хрена не понял, а тут вдруг…
После того как он меня якобы расколол, я перешел уже на настоящий русский язык, с необходимыми матерными вставками и интонациями, не доступными никакому профессору русистики.
Тем более что в строевых частях армии хозяин дома когда-нибудь обязательно служил.
– Вот стою я перед вами словно голенький. И что вы со мной собираетесь делать, господин-товарищ-барин? Ну, давайте попросту… У вас ведь правовое государство? Предъявите мне обвинение за нерадивость в школе, за плохую память… А можно я навскидку спрошу вашего охранника, кем был Аэций, сколько морских миль содержится в одном градусе широты и какая из четырехсот восьмидесяти трех рубай Хайяма подлинная, а какая апокрифическая?
А вы сами, господин… ну, пусть и генерал, ответьте, столицей чего является Уагадугу, каков курс кетсаля к испанской песете и кто бреет цирюльника?..
После этой тирады мы еще выпили шампанского, и он, вроде бы и некурящий человек, потянулся к моему портсигару.
Покурили молча, определяя позиции, я отошел к окну, чтобы укрепить дух видом бульвара и домов, которые стояли здесь и при мне, и до моего рождения.
Снизу вверх, от Трубной площади, несло сплошным потоком злой и мелкий снег, который с наждачным шорохом бился о стекла.
Очень красиво. Почти так было, когда я ходил здесь пешком, уж не знаю, в какие времена.
– Хорошо, – сказал наконец Георгий Михайлович. – Допустим, вы правы, а я проиграл. Любой нормальный разведчик, будучи уличен в наличии фальшивых документов, незнании самых элементарных реалий жизни, поставленный перед перспективой подвергнуться соответствующему судебному или внесудебному преследованию (а на Западе все знают, что в России и такая форма правосудия существует), давно уже спросил бы, каковы предложения и условия. С моей стороны…
– И каковы же? – с откровенным любопытством спросил я.
– Вам оно нужно? – ответил хозяин, как если бы был одесским евреем старых времен. – Заодно хочу вам сказать, что Уагадугу ничьей столицей не является и являться не может, поскольку это занюханный поселок в среднем течении Нигера, я там бывал, а насчет апорий Зенона, в том числе и про цирюльника, можно поговорить и попозже…
Я рассмеялся и фамильярно хлопнул его по плечу.
– Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова, господин генерал. Не Марк Аврелий, конечно, но тоже неплохо сказано. Или нет?
После этого, тоже по известному психологическому закону, я выложил перед ним на стол пистолет, который на всякий случай поставил на два предохранителя, и даже нож, спрятанный у щиколотки под брюками.
– Смотрите, теперь я безоружен. Ваши парни это просмотрели. А вы?
– У меня оружия и не было. Мне – зачем?
– Конечно, когда за тобой и вокруг тебя – вооруженные и секретные службы всей России. И все же…
Человек, я имею в виду, умный человек, которому дозволено жить по собственному вкусу и вдобавок руководить спецоперациями, рано или поздно понимает, где лежит предел его компетентности.
Он сделал все, что в его силах, и я за это готов его уважать. Сумел вычислить среди миллионов въезжающих в Россию людей интересный объект, взять его на контроль, отследить круг интересов, не поленился следом за мной проверить библиотечные формуляры…
– Так скажите, Андрей… Я правильно транскрибирую ваше имя? Откуда вы и зачем вам понадобилось копаться именно там? Что вы ищете в начале прошлого века? Ну не могу я этого понять…
– Я бы сказал так: «Не ваше это дело». Но не скажу. Поскольку вижу, что мы можем быть полезны друг другу. Только сначала ответьте на мой первый вопрос – кто вы здесь и чем я вас заинтересовал? На мое искреннее сотрудничество после этого можете рассчитывать, поскольку мне и вправду особенно деваться некуда.
… Шульгин отнесся к моему рассказу и решению о сотрудничестве с неизвестной силой с полным пониманием. Более того, объявил, что это как раз то, что нам нужно. Внедриться, понять, что здесь почем, наладить связи, а уж потом строить собственные планы.
– А этот, «отец Георгий», как ты его назвал, не показался он тебе несколько странным?
– В смысле? Они для нас тут все странные, поскольку чужие.
– Я о другом. Что, если он – тоже… Только – раньше. Как Сикорски на планете Саракш в отношении Максима? Тем тебя и вычислил, что, появившись здесь, ты сразу полез изучать именно время «развилки». Любому контрику-аборигену должно быть сугубо наплевать на твой интерес к 1903 году. Кого в нашей Москве заинтересовал бы зарубежный профессор, изучающий в «Ленинке» эпоху декабристов? Вот если бы он полез в спецхран по троцкистско-бухаринским делам…
В Сашкиных словах был резон. Разведчик ли Георгий Михайлович, пришедший сюда из нашего времени, очередной «Антон» этого мира или местный мудрец, эмпирическим путем пришедший к идее вторичности собственной реальности, – пока не суть важно.
Главное – этот человек и его фирма стоят на страже собственной истории и готовы сцапать каждого, кто проявляет к ней интерес. Значит, с ним стоит поработать.
Заодно Шульгин сказал мне, что, пока я общался с Суздалевым, куда-то исчез Кейси. Не потерялся в чужом городе, как это случается с людьми, а внезапно выписался из гостиницы и, наверное, уехал. А куда? Вряд ли в Париж, прожигать жизнь в тамошних шантанах.
Тут мы проявили полное единомыслие. Такой прыткий паренек вполне может проявить излишний интерес к нашему «Призраку», особенно если вообразит, что мы полные лопухи, занятые своими, никчемными, с точки зрения практика, делами.
Поэтому нужно немедленно предупредить капитана Ларсена, а Сашке немедленно лететь в Мельбурн и уводить яхту в море.
К тому времени, когда он доберется до ближайшего российского порта, я постараюсь определиться со своим здесь положением. А там видно будет.
– Так и сделаем. Беру Анну и сейчас же отправляюсь. Но, как известно, пуганая ворона куста боится.
– Подожди-ка, Саша. Документов ведь на «Призрак» у нас нет никаких. Местных, законных. Кейси это знает. Боюсь, мой бывший секретарь ради этого и слинял. Что стоит, имея его связи, наложить на «Призрак» арест, еще какой-нибудь финт придумать… Что мы об их нравах знаем?
– Чем их нравы от наших отличаются? – хохотнул Сашка. – Одиннадцатая заповедь – не зевай!
Чем мы хорошие ребята – быстро соображать умеем.
– Давай-ка мы вот что сделаем, – предложил я. – Позвоню Георгию Михайловичу, пока он спать не лег, обрисую ситуацию, попрошу квалифицированной помощи. Авансом за будущее сотрудничество. Заодно и проверим, насколько далеко простираются его могущество и добрая воля…
… Могущество и добрая воля таинственного «генерала» простирались до бесконечности.
Несмотря на поздний час, он немедленно прислал за нами машину. Собирался уже отходить ко сну, о чем свидетельствовал сидевший на нем как парадная офицерская шинель зеленоватый махровый халат, а вот не пренебрег.
Представив их с Сашкой друг другу, я сжато, но исчерпывающе изложил ему ситуацию с яхтой и подозрения по поводу Кейси. Особо подчеркнул, что документы, подтверждающие права собственности, регистрацию у «Ллойда», капитанские патенты, мои и Ларсена, в полном порядке, но…
– Здесь они могут показаться неубедительными, – обтекаемо выразился я.
– Проблему понял, – не стал ходить вокруг да около Г.М. – Вам требуются новые, совершенно убедительные документы на судно и личные документы тоже.
– Не мне, ему, – указал я на Шульгина. – Мои в порядке.
– Хорошо. И все бумаги нужны к утру, и еще успеть на мельбурнский рейс? Будем заниматься…
Занялся он нашей проблемой плотно и с размахом. Тут же вызвал сразу четырех секретарей или адъютантов, как их там, раздал поручения и назначил срок.
А потом, мельком взглянув на готические напольные часы, предложил, раз уж так все складывается, продолжить вечер «по-гренадерски», как он выразился.
– Может, лучше по-гусарски? – не утерпел Шульгин.
Хозяин слегка улыбнулся, но ничего не ответил.
Выставил из тумбочки на стол довольно причудливую кофеварку, бутылку коньяка и бутылку водки, вакуумные пакетики с балыком и черным хлебом.
– У нас так было принято: сидим за картами и выпивкой до шести утра, а в восемь на службу. Кто не умел, долго в полку не задерживался. Ну, по первой, чтоб парашют не подвел.
Невзирая на возраст, старая закалка чувствовалась. Говорили мы на сей раз о вещах совершенно нейтральных, без всякого взаимного прощупывания.
Около четырех Сашка позвонил Анне, разбудил и велел собираться в дорогу.
В пять были готовы все документы.
– Александр Иванович (Сашка попросил все оформить на его подлинное имя), к сожалению, рейс на Мельбурн будет только вечером, с учетом разницы во времени вы сильно проигрываете в темпе. Поэтому полетите на частном самолете, и вас будут сопровождать двое моих сотрудников, хорошо ориентирующихся в вопросах международного права. В других – тоже. Пойдемте, машина у подъезда.
