С утра его колотила дрожь, с которой никак не удавалось совладать. Час настал.

Иезекиль двигался на автомате, каждую секунду ожидая появления апостолов. В поселении, где даже у стен были глаза и уши, просто не могло быть секретов: казалось, сейчас его схватят и поволокут на эшафот. Лазарь и Захария выглядели пришибленными – одного взгляда на них должно было хватить, чтобы все понять.

После долгих раздумий он решил посвятить в план обоих. Живя бок о бок с послушниками, за эти полгода Иезекиль ни разу не наблюдал в братьях религиозного рвения. Ошибиться было опасно – любой неверный шаг мог стоить жизни.

Лазарь сразу же согласился – с обреченностью, поразившей Иезекиля. Захария колебался, но страх разоблачения придал ему сил. По большому счету, знать о готовящемся побеге и участвовать в нем было практически равнозначным преступлением в глазах апостолов.

После завтрака послушники вымыли посуду в лоханях с ледяной водой и, фыркая и дрожа от холода, умылись сами. Наступало время работы.

Им удалось украсть хлеба во время дежурства на кухне, и теперь холщовый мешок со снедью, который послушники брали с собой, чтобы перекусить в обед, топорщился сильнее обычного. Иезекиль забросил его в кузов грузовика и отправился за инструментами. В этот раз топорам надлежало сыграть особую роль.

В сарае обнаружился бледный Лазарь, ногтем большого пальца пробующий лезвия. Другие братья уже выбрали себе инструменты и шагали к грузовику. Захарии нигде не было видно.

В глазах Лазаря плескалось отчаяние. Иезекиль нашел его руку, ободряюще сжал. Сейчас, в решающий момент, силы начинали отказывать и ему. Бунт против громады религиозной машины казался заранее обреченным, немыслимым… Он собрал всю решимость, чтобы сделать первый шаг.

Осеннее солнце выглянуло из-за туч, внося в безрадостную картину теплые краски. Грузовой «Урал», прогревающий двигатель, ожидал их у выезда, и Иезекиль с Лазарем направились туда. Братья грузились в кузов под присмотром фанатика. Второй боевик сидел в кабине, уставившись куда-то перед собой.

Рукоять топора стала мокрой и скользкой. Иезекиль высматривал Захарию, но не мог найти. Боевик, занятый погрузкой, повернулся к ним. Стеклянные глаза мазнули по Иезекилю и ушли куда-то за спину. Послушник обернулся.

Из дома диаконов выходил Захария в сопровождении апостола.

Сердце пропустило удар.

Словно во сне, Иезекиль увидел поднимающуюся руку священнослужителя, указывающую на него. Последовал каркающий приказ, и боевики за спиной апостола сорвались с места, на ходу вскидывая стволы автоматов…

Времени на раздумья не оставалось.

Широко размахнувшись, Иезекиль обрушил обух топора на голову фанатика, потянувшегося к цевью, и тот без звука рухнул на землю. Кто-то закричал. Из кабины вывалился второй боевик, запутавшись в лямке автомата, и Иезекиль ударил его в висок. Лезвие выбило глаз, входя глубоко в голову, застряло. Брызнула кровь. Он услышал собственный вопль.

А потом застучали выстрелы.

– Лазарь, быстро!

Иезекиль упал, вжимаясь в холодную землю за трупом фанатика. Рука шарила в палой листве, нащупывая автомат. Пули с грохотом дырявили кузов «Урала», кричали оказавшиеся в ловушке послушники. Лазарь бросил топор и побежал. На глазах Иезекиля длинная очередь прошила его поперек груди.

Пальцы наконец нащупали лямку. Он перекатился, оказываясь с другой стороны «Урала», потянул за собой автомат. Боевики были уже близко. Сгорбившись, Иезекиль забрался в кабину, рванул передачу и утопил педаль. Грузовик взревел, тяжело тронулся. Град пуль обрушился сзади, увязая в металле. Одна из них пробила лобовое стекло.

Выпрямившись, он выкрутил жесткий руль и поддал газу. «Урал» перевалился через насыпь у выезда и вывернул на дорогу.

Приход остался позади, похожий на разворошённый улей. Шок, схвативший Иезекиля стальной пятерней, постепенно отпускал. Когда поселение скрылось за деревьями, послушник истерически расхохотался. Ушел!

Дорога летела под колесами, и пьянящая смесь ужаса и свободы гнала Иезекиля вперед. Он орал, срывая глотку, давая волю обуревавшим чувствам. Свободен! Свободен!

План летел ко всем чертям. Лазарь погиб, а Захария сдал их, видимо, испугавшись в последний момент. Неважно… теперь и его жизнь висела на волоске – впрочем, так было и все время до этого. Необычайная легкость переполняла все его существо. Будь что будет!

Они обязательно пустятся в погоню, но, пока все машины на выездах, у него есть шанс прорваться. По плану Ева должна была ждать их на дороге, пересекающей поле возле женского прихода, у заброшенной вышки связи – недалеко от того места, где девушки пасли коров. Потом они рванут в город. Там, среди заброшенных домов, можно будет найти укрытие и припасы. Там можно будет скрываться достаточно долго, а потом…

Так далеко Иезекиль не загадывал.

Он помнил путь по выездам за дровами или припасами, но грузовики никогда не приближались к другим поселениям. Вышка, вонзившаяся в небо на сотню метров, маячила впереди.

Слезы облегчения брызнули из его глаз.

Какое счастье, что он учился вождению на курсах при институте! Почти забытые навыки оказались необходимыми в самый нужный момент.

По обе стороны тянулись поля. Полузаросшие ответвления то и дело появлялись тут и там, и Иезекиль рисковал пропустить нужный поворот. Он решил, что в крайнем случае поедет напрямик.

По мере приближения к вышке беспокойство вновь начало терзать его. Что, если Ева не смогла выбраться? Что, если план раскрылся, и его будет ждать засада? Он протянул руку к автомату Калашникова, лежащему на соседнем сиденье, проверил магазин. Стрелять ему довелось всего один раз, в другой жизни, на военных сборах. Сегодня он был готов снова спускать курок.

Она ждала его, прячась за трансформаторной будкой. Лицо Евы покрывала мертвецкая бледность, губы были искусаны до крови. Иезекиль остановился напротив вышки, не заглушая двигатель, выбрался наружу. Девушка ахнула, глядя на продырявленные выстрелами борта.

– Что случилось?

Они обнялись. Иезекиль обошел грузовик и заглянул в открытый кузов. Внутри обнаружились трупы послушников.

– Помоги.

Они осторожно выволокли разорванные пулями тела и сложили их у подножия вышки. В молчании забрались в кабину, и Иезекиль тронулся с места. Ева положила на колени автомат.

– Все пошло не так, – сказал он, выдавливая слова из пересохшей глотки. – Они узнали… я едва выбрался.

Он рассказал, как хотел взять с собой еще двоих, но доверился не тому.

– За нами гонятся?

– Наверное. Постараемся уйти.

«Урал» вскарабкался на трассу, ведущую к городу. Скорее всего, именно тут их и будут искать, но пока у них была фора, Иезекиль надеялся проскочить. Поля проносились мимо, двигатель грузовика надсадно ревел. Ева дрожала, сжимая ствол калашникова побелевшими пальцами. Выглянув в окно, она что-то крикнула, и Иезекиль посмотрел в ту сторону.

По правую руку, где-то за полем, им наперерез мчался джип, вздымая вверх облако пыли.

– Гони! Гони!

Иезекиль добавил газу. Руль трясло так, что, казалось, он вот-вот вырвется из рук, но расстояние между ними и джипом быстро сокращалось. Иезекиль увидел высунувшегося в окно боевика, наводящего автомат.

Выстрелы были едва различимы. Пули звонко защелкали по кузову.

Ева закричала, когда «Урал» повело в сторону. Иезекиль ударил по тормозам, и грузовик с протяжным скрежетом слетел с трассы. На миг в лобовое стекло стало видно небо, а потом тяжелую машину бешено затрясло на кочках. Иезекиль приложился головой с такой силой, что потемнело в глазах. Спустя секунду грузовик остановился и заглох.

Ева выпрямилась на сиденье. Из разбитого носа струилась кровь.

– Ублюдки… – простонала она, сжимая в ярости кулаки. – Сволочи!

Прежде чем Иезекиль успел что-то сделать, Ева выскользнула из кабины с автоматом в руках и бросилась к приближающемуся джипу.

– Ева! – закричал он, выбираясь следом.

Мир вокруг странно мерцал, ушибленная голова раскалывалась от боли. Иезекиль упал в траву. Левое колено взорвалось болью. Где-то совсем близко застрочил автомат. Он поднял взгляд.

Широко расставив ноги, Ева расстреливала фанатиков, вывалившихся из остановившегося неподалеку джипа. Отдача сотрясала ее казавшуюся невесомой фигурку.

– Получайте! Ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу!

– Ева!

Он увидел, как рухнул на землю апостол. Осел у заднего колеса боевик в лыжной маске. Последний оставшийся открыл ответный огонь, но внезапно гулко грохнуло, и джип превратился в огненный шар. Иезекиль зажмурил глаза.

Рядом кто-то стонал.

Усилием воли он заставил себя встать.

Ева распласталась в сухой траве, зажимая рану на животе. Сквозь пальцы сочилась густая темная кровь.

– Ева…

Он упал на колени, прижимая руку к ране. Девушка застонала.

– Больно… так больно!

– Держись, – попросил он, глотая слезы. – Мы что-нибудь придумаем… Я сейчас.

Он принялся стягивать с себя робу. Ева остановила его слабеющими пальцами.

– Беги-и-и, – прошептала она.

– Не сдавайся, пожалуйста! Я не хочу…

– Ты не слушаешь, – проговорила Ева. Изо рта потянулась тонкая струйка крови. Девушка закашлялась. – Беги. Я все.

На миг Иезекилю показалось, будто нечто огромное склонилось над ними, присматриваясь. Он вскинул голову, но вокруг не было никого, кроме трупов. Потом чувство исчезло.

– Поезжай к границе… вдруг туда еще не добрались… я думала об этом. Надежда… есть.

Кровавый пузырь надулся на ее губах и быстро лопнул. Дыхание замедлялось.

– Как тебя зовут… на самом деле? – спросила Ева еле слышно.

– Андрей, – проговорил он, глотая слезы.

– А меня… действительно зовут… Ева, – сказала она и слабо улыбнулась. – Вот умора, правда?

– Да, – согласился он, и девушка умерла. Красивые, влажно блестящие глаза застыли.

Он провел пальцами по ее лицу, закрывая их.

Сгорбился над телом.

Нужно попробовать завести грузовик, пока не поздно. И бежать!

Мысль резко оборвалась. Щуп чужой воли, чудовищной, непреклонной, слепо шарящий вокруг грузовика, наконец нашел его – и обрушился на послушника.