Второе пришествие случилось безо всяких знамений и прочей библейской мишуры. Уклады всех мировых религий были попраны и отправлены на свалку, когда в конце апреля две тысячи двадцать первого года в глухой сибирской тайге пробудился новый Бог. Не христианский, исламский или буддийский – то был Бог неизвестный, полностью забытый и всеми покинутый, и оттого исполненный неистового бешенства. Жалкие, ничтожные божьи твари начисто игнорировали единственного истинного Создателя, вознося молитвы и воздвигая храмы кому угодно, кроме Единого, творца всего сущего на Небе и на Земле. И Единый Бог начал мстить.

Такова была легенда. Все, связанное с новым Богом, окутывала завеса глубокой тайны. Говорили, что у него тысяча лиц; что он вышел из Баренцева моря, проломив ледяные торосы; что он – исполинских размеров и способен подчинять чужую волю. Что один его взгляд испепеляет на месте. Если бы нашлись охотники спрашивать, то быстро бы выяснилось, что никто из ныне живущих не видел Единого лично – но скоро задавать вопросы стало некому.

Первые слухи были слишком отрывистыми и невнятными, чтобы всерьез обращать на них внимание. Вроде как в Новосибирске начались какие-то беспорядки. Пока Интернет еще работал, в Сеть скупо просачивались кадры с ряжеными в масках, преследующими толпу. Да и где взаправду было дело, мнения расходились. Кто-то утверждал, что все началось на Дальнем Востоке, иные кивали на Урал, третьи – на Северный Кавказ. Прежде чем кто-либо успел что-то предпринять, стало слишком поздно. Новая религия накрыла страну – а возможно, и весь мир – с эффектом разорвавшейся бомбы. Дни Забвения были сочтены, наступила эра Гнева.

Люди в черных рясах и масках появились в Гатчине спустя неделю после того, как Единый ступил на Землю. Андрей часто вспоминал этот день – как в первое, самое тяжелое время, так и много позднее, когда новая жизнь, жестокая и страшная, начала входить в привычку. День, изменивший все.

Было раннее утро, морозное и не по-гатчински солнечное. Он направлялся на станцию, чтобы сесть на электричку до Питера, где его ждали пары по информатике и философии – и уже на подъезде к путям все полетело кувырком. Автобус свернул к остановке на Мариенбург и тут же увяз в толпе. Скоро выяснилось, что с северного направления за все утро не было ни одной электрички. Обратное сообщение также отсутствовало, телефоны молчали, на запросы никто не отвечал. Сбитые с толку билетерши до хрипоты ругались с гатчинцами, еще более встревоженные, чем их пассажиры, опаздывающие на работу или учебу. Смятение возрастало. Андрей хотел написать одногруппникам, но дисплей телефона выдал неожиданное «нет Сети».

Никто не обратил внимания на отдаленные звуки, подозрительно похожие на выстрелы, пока на трассе со стороны Пудости не возникла автоколонна с бронетранспортером во главе. Следом ехали несколько автобусов и тяжелых военных грузовиков. Толпа отхлынула назад, когда БТР свернул к станции, протаранив припаркованные автомобили. Среди техники замелькали люди в масках, мотоциклетных шлемах и балаклавах, вооруженные автоматами, ружьями или охотничьими винтовками.

Начавшуюся в неразберихе панику остудила автоматная очередь, выпущенная в воздух. Налетчики быстро и слаженно рассекли толпу надвое. Командовал человек в черной рясе с капюшоном, размахивающий длинным посохом. Под ругань и удары прикладами дезориентированных и напуганных людей начали заталкивать в автобусы. Бугай в шлеме тащил Андрея к дороге, стиснув предплечье стальной хваткой. Телефон выхватили из рук и разбили о землю. Истошно голосили женщины, чей-то голос громко протестовал. Раздались выстрелы, совсем близко, отчего сердце Андрея едва не выскочило из груди, и толпа взорвалась воплями. Автомат стрелял снова и снова, гильзы звенели об асфальт. Обернувшись на ходу, он увидел окровавленные тела. Кто-то побежал, иные падали наземь, закрывая голову. На его глазах куртка удирающего мужчины расцвела кровавыми прорехами, и беглец повалился в грязь.

Сильные руки толкали в спину, впереди показался распахнутый проем автобусных дверей, и Андрей нырнул в него, словно в омут. Стоящий в салоне человек в балаклаве тычком приклада отправил его в кресло у окна. Съежившись, он вжал голову в плечи, стараясь стать незаметнее.

Вокруг кричали.

Справа усадили девушку с совершенно белым лицом. Окровавленных мужчин провели по проходу, и Андрей на миг увидел площадь перед остановкой. Часть перепуганных пассажиров – в основном стариков – согнали к билетным кассам, будто стадо. Раздался короткий приказ, и трое автоматчиков открыли огонь. Стоны и вопли умирающих заполнили площадку. Когда тела перестали двигаться, белая стена здания была заляпана красным до самых окон. Боевики атаковали ближайшие частные дома, оттуда доносилась стрельба, надрывно лаяли сторожевые псы. К станции сгоняли больше людей, пока места в автобусах не закончились.

Потом колонна двинулась дальше.

Он сидел, вцепившись в подлокотник кресла побелевшими пальцами. Девушка справа тоненько подвывала. Кто-то давился рыданиями. Двое боевиков застыли на передней площадке с автоматами наперевес, глаза в прорезях масок стеклянно блестели. Впереди на стенке автобуса желтела памятка пассажирам. В случае теракта рекомендуется…

Улицы тихой Гатчины обуял хаос. Крики и выстрелы раздавались со всех сторон. Несколько раз автобус проезжал мимо вооруженных отрядов – некоторые из них гнали перед собой пленников. У домов валялись тела. Не было видно никаких признаков сопротивления – полиции и спецслужб словно не существовало в природе.

Два или три БТР с восседающими на броне черными в рясах и масках проезжали проулками мимо автобуса, тут и там рычали моторами тяжелые грузовики. Колонна быстро двигалась в сторону городских окраин. Скоро последние дома остались позади. В тот день Андрей видел родной город в последний раз.

Их вывезли в безымянную заброшенную деревню на несколько домов где-то в полях под Гатчиной. Пленников быстро поделили в небольшие группы по полу и возрасту. Андрея толкнули к двум перепуганным парням лет семнадцати на вид. Боевики выстроились напротив, держа оружие наготове.

Человек с посохом медленно прошелся вдоль длинной шеренги людей, осматривая каждого сверху вниз. Под капюшоном рясы чернела маска. По указу посоха двух мужчин постарше выволокли вон и немедленно расстреляли. Сосед Андрея тихо втянул воздух. По его штанине расползалось темное пятно.

На этом расправа закончилась – Андрея с большей частью пленных погрузили обратно в автобусы, но группу мужчин оставили в деревне под охраной нескольких автоматчиков. Колонна двинулась по проселочной дороге и скоро остановилась в другой деревне, где боевики высадили шесть девушек. Здесь уже кто-то был – Андрей видел в окно вооруженных людей и более двух десятков молодых женщин, сидящих в кружок на площадке между домами. Земля вокруг была вспахана колесами тяжелой техники.

Колонна проехала еще несколько поселений, оставляя в каждом по группе пленников. Андрей видел другие автобусы, пылящие параллельными курсами через поля.

Наконец его и двух оставшихся парней вывели наружу.

Они оказались на старой лыжной базе. Боевики втолкнули их в зал для выдачи лыж. Здесь на узких скамейках и вдоль стен расположились другие пленники – побитые и жалкие, как и Андрей с его спутниками. Он нашел себе место в углу и прижался к едва теплой батарее, пытаясь прийти в себя.

Весь оставшийся день автобусы и грузовики подвозили молодых парней, так что к вечеру зал заполнился до отказа. Им принесли воды в бутылках и несколько буханок хлеба, которые были немедленно съедены. Обессиленные и перепуганные пленники, снедаемые беспокойством за родных и друзей, тихо переговаривались. Что их ждет? Кто напал на город? Что вообще происходит?

Ночью никто не сомкнул глаз.

Утром, еще до рассвета, двери зала распахнулись и с десяток боевиков в балаклавах согнали пленников к дальней стене. В крайней тесноте они расположились прямо на полу.

Зажгли свет. Человек в рясе, появившийся в зале последним, сел перед ними на скамеечку и заговорил. Его речь, казавшаяся поначалу бредом сумасшедшего, постепенно приводила их в ужас.