Артем Гаямов
Бинго

Послеобеденное солнце пекло нещадно, и на раскаленном, залитом жарой перроне копошился муравейник разгоряченных человеческих тел. Мелькали потные лица, гремела музыка, в обжигающем воздухе висела густая смесь запахов шаурмы и пропитанных креозотом шпал.

Кто-то, волоча битком набитые сумки, взволнованно бежал вдоль вагонов, кто-то стучал в стекло и, грустно улыбаясь, махал рукой. А у поезда, стоящего на соседнем пути, тучная тетка в цветастом сарафане о чем-то слезно умоляла проводника, все порываясь упасть на колени. В руке она отчаянно зажимала поводок, с которого рвалась большая черная дворняга. Речь в разговоре, похоже, шла как раз о псе, но глупое животное совершенно не понимало серьезности ситуации и упорно лезло на ногу проводнику, желая вступить с ней в интимную близость.

Вадик брезгливо поморщился и отстранился от окна, задвигая занавеску. С облегчением почувствовал, что поезд наконец тронулся.

Здесь, в уголке железнодорожного рая, именуемом «спальный вагон», можно было бы как следует отдохнуть, если бы не целых два «но». Расслабиться, во-первых, не давали мысли о предстоящем по приезде в Екатеринбург мероприятии, а во-вторых – сосед по купе. Высокий, худощавый, он неподвижно сидел напротив, положив тонкие руки на колени. На голове пестрела разноцветная бандана, из ушей тянулись провода наушников, а глаза скрывались за темными очками. Круглыми, в тонкой оправе а-ля Григорий Лепс. Из-за этих очков Вадику казалось, что худощавый все время смотрит прямо на него. Это заставляло ерзать на месте, маяться и раз за разом коситься в ответ, чувствуя себя все глупее.

Дверь купе резко отъехала в сторону, и в проеме возникла молодая, фигуристая проводница.

– Готовим билеты, паспорта! – велела она, по-хозяйски огляделась и прикрикнула: – Мужчины, ну-ка быстро закройте окно! – а потом внушительно добавила: – В вагоне работает кондиционер.

Вадик метнулся к окну, а худощавый невозмутимо дернул из уха затычку наушника и, протягивая паспорт с билетом, лукаво улыбнулся тонкими губами:

– С таким проводником поездка точно выйдет незабываемая.

Голос его оказался глубоким, бархатистым. Как из рекламы про «тонкий аромат кофейных зерен, выращенных на зеленых холмах Аргентины». Проводница в ответ стрельнула глазами, но тут же напустила на себя серьезный вид и принялась изучать документы, затем вернула их обратно. На рыхлого, с глубокими залысинами Вадика, наконец-таки справившегося с окном, она едва взглянула. Небрежно листнула паспорт, положила на столик. Выходя, полуобернулась и, обращаясь исключительно к худощавому, задумчиво произнесла:

– Ночью обещают черт-те что.

Тот в ответ приподнял брови над очками, а Вадик с легким испугом переспросил:

– Черт-те что именно?

– Аномальные грозы. – В этот раз девушка вообще не удостоила его взглядом.

– Смею заверить, что не брошу даму в опасности, – худощавый шутливо раскланялся, не вставая, и многозначительно добавил: – Особенно ночью.

– Мужчина, держите себя в руках, – проводница кокетливо изогнула бедро и хихикнула. – А руки держите при себе.

Худощавый улыбнулся ей вслед и покачал головой.

– Аномальные грозы, – медленно повторил он. – Вам не кажется, что погода теперь слишком часто оказывается аномальной?

Вопрос был задан Вадику, и в ответ тот только неопределенно повел бровями.

– Летом – аномальные грозы, зимой – аномальный снегопад, – стал перечислять худощавый, – а еще аномальная жара, аномальные морозы, аномальный ветер, аномальный туман, – он развел руками. – Если так пойдет дальше, то скоро как раз нормальная погода станет аномалией.

Вадик, чуть улыбнувшись, вежливо кивнул и уставился в окно. Поезд набирал скорость, за окном монотонно мелькали душные столичные окраины.

– Я к тому, – снова зазвучал бархатный голос, – что наши СМИ вечно ищут сенсации на пустом месте и стараются раздуть из мухи слона. Вот так же вышло с «УльтраЗу».

Услышав последнее слово, Вадик от неожиданности вздрогнул, но тут же постарался сделать вид, что ничего не произошло, и принялся напевать себе под нос, похлопывая рукой по столику.

– Казалось бы, – рассуждал худощавый, – ну что плохого в том, что человек после трудного рабочего дня или же в выходной отправляется в специально отведенное место, чтобы помочь смертельно больному животному уйти в мир иной? Все законно и легально. Но нет – СМИ начинают кричать караул, привлекают разгневанных мамаш, одержимых собачников, интернет-хомячков, зеленых и бог знает кого еще. Вся эта безумная орда принимается рыть носом землю, стремясь накопать хоть что-то на посетителей «УльтраЗу». Но, благо, контора работает честно – полная анонимность означает полную анонимность, и самосуда удается избежать. А все, что остается таблоидам, – это травить байки про каких-то там хантов.

– Нет никаких хантов, – раздраженно выпалил Вадик.

Он тут же осекся, сообразив, что, кажется, выдал себя, а худощавый вдруг расплылся в широкой улыбке и протянул руку.

– Резнов.

– Вадим, – Вадик растерянно пожал зависшую в воздухе ладонь и переспросил: – Резнов? А имя?

– Тимур. Но я всех прошу звать меня по фамилии, – Резнов махнул рукой. – Не люблю свое имя. Эти шутки про Тимура и его команду за сорок лет уже достали. Тем более что я не командный игрок, а одиночка, – он сделал внушительную паузу, а потом, подавшись туловищем вперед, доверительно прошептал: – Расслабьтесь, Вадим. Я такой же, как вы. Варвар, мясник, палач, или как там нас еще называют?

– Куда вы ходите? – быстро спросил Вадик.

– В Тушино.

– Сколько человек в команде?

– Я ведь сказал, что одиночка, – мягко напомнил Резнов.

– С чего решили, что я варвар?

– Не хотелось бы играться в Шерлока Холмса, но… – Резнов поднял руку и стал загибать пальцы. – То, как вы взглянули на ту гадкую псину на перроне – это раз. Ваша реакция на упоминание о хантах – два. И три – это дырки от степлера в уголке вашего билета. Я рискнул предположить, что к нему, как и к моему, было приколото вот это.

Он порылся в своей сумке и, настороженно крутнув головой в сторону двери, протянул Вадику разноцветную праздничную открытку-приглашение. На ней был нарисован жираф, из-за спины которого торчали два небольших белых крыла. Животное счастливо улыбалось, поднимаясь к ослепительно-яркой радуге, а внизу на зеленой траве стоял мужчина. Левой рукой он махал жирафу вслед, в правой виднелся опустошенный шприц, по лицу текли слезы. Над радугой серела каменная глыба в форме куба, на одной грани которого было написано Ultra, на другой – Zоо – официальный международный логотип корпорации.

Вадик взял открытку в руки, перевернул. На обороте пестрел текст, стилизованный под надпись от руки. Отдельной красивой завитушкой везде выделялась буква «р».

«Приглашаем Вас принять участие в праздничном торжестве, посвященном годовщине открытия UltraZoo в России. Мероприятие состоится в Екатеринбурге 13 июля в пятизвездочном отеле „Атриум Палас“. Начало в 19:00».

Ниже мелким шрифтом указывался адрес отеля и красовалась подпись – «Искренне Ваш, UltraZoo».

– Ну все? Теперь успокоились? – Резнов дружелюбно пихнул Вадика кулаком в бок, забирая открытку, и указал пальцем на торчащий из уха наушник. – По «Фиш энд Чипс» всю неделю об этом болтают.

– «Фиш энд Чипс»?

– Хотите, включу через динамик? – предложил Резнов и, прежде чем Вадик успел отказаться, вытащил телефон из кармана. Положил на стол, выдернул штекер наушников и защелкал кнопкой, увеличивая громкость.

– После рекламы мы снова с вами, дорогие слушатели. В студии Лиля Ван, и напомню, что наши «Пять эфиров» на этой неделе посвящены годовщине открытия «УльтраЗу» в России. Сегодня, перед самыми выходными, пока вы стоите в пробках, пытаясь выбраться на дачу, к нам в студию пришел известный правозащитник, доктор юридических наук Семен Аристархович Ледяев. И на рекламу мы ушли, оставшись каждый при своем мнении. Но все-таки, Семен Аристархович, вот вы настаиваете на том, что во всем нужно следовать букве закона, и с этим трудно поспорить. Однако неужели вы никогда не слышали про так называемые дополнительные опции, которые сотрудники «УльтраЗу» предлагают посетителям?

Дополнительные опции, дополнительные опции, дополнительные опции. Два слова эхом заметались в голове, будя воспоминания.

– Дополнительные опции?

Крепкий парень в толстовке с логотипом UltraZoo возвышался, словно гора. На груди болтался бейджик с надписью «Руслан, смотритель».

– Дополнительные опции? – повторил он и многозначительно взглянул на стоящего перед ним Олега, затем недоверчиво покосился на раскрасневшегося Вадика и топчущегося на месте Серегу.

Олег, ростом едва доходивший смотрителю до подбородка, выглядел, тем не менее, как никогда уверенно. Сунув руки в карманы, он кивнул в сторону приятелей и усмехнулся:

– Они в первый раз. И да – мы возьмем допопции.

– Если в первый, то берите лучше не млекопитающее, – с видом знатока посоветовал смотритель. – Птицу. И без оружия – только садовый инструмент. Устроит?

– Оружие? Садовый инструмент? – непонимающе переспросил Серега и дернул себя за бороду. – Речь ведь была про шприц с инъекцией.

Смотритель в ответ только хмыкнул.

– Устроит, – кивнул Олег. – Сколько?

– За птицу четыреста.

– Держи пятьсот, – Олег достал кошелек, отсчитал пять сотенных долларовых купюр, – и пусть это будет не утка или еще какое говно с бабушкиного огорода, а нормальная, стоящая птица.

– Есть такая, – заверил смотритель, пряча деньги. Затем склонился над стоящим на стойке монитором, пощелкал мышкой. – Два эвтанайзера свободны. Идите к пятому и ждите. Когда загорится зеленая лампочка, можете заходить.

Едва вышли на улицу, как в лицо ударил осенний воздух. Холодный, сырой, наполненный бессильным гневом умирающей природы. Порыв ветра закрутил по мощеной дорожке водоворот сухих листьев.

Вадик поежился. Больше всего ему сейчас хотелось просто уехать домой, но давать заднюю означало бы показать себя жалким слабаком и рассердить Олега. А портить отношения с главбухом Вадик опасался. Чем-то подобным, похоже, руководствовался и Серега, безостановочно подергивающий себя за бороду. Олег шел чуть впереди, временами искоса поглядывая на них. Он тоже казался взволнованным. Но не испуганным или растерянным, а скорее возбужденным.

Эвтанайзеры стояли в ряд – девять некрашеных металлических бункеров. В глаза бросались огромные нарисованные на стенах красные цифры. Олег, Вадик и Серега подошли к бункеру с номером пять и остановились.

На несколько минут повисла давящая, зловещая тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием Сереги. Вадик старался не шевелиться и не издавать ни звука. Только вздрогнул, когда из соседнего, четвертого, бункера вдруг донесся истошный писк и приглушенная матерная брань. Серега испуганно, по-бабьи охнул, а Олег наградил его испепеляющим презрительным взглядом.

Бункеры своей тыльной стороной упирались в могучую бетонную стену, высоте которой позавидовал бы сам Дональд Трамп. Стремясь как-то отвлечься и сбить напряжение, Вадик стал размышлять, что, возможно, каждый эвтанайзер оборудован собственным входом, через который из-за стены доставляют больное животное.

Протянулось еще несколько минут, и с тыльной стороны бункера что-то защелкало и заскрипело. Затем изнутри донеслись шаги, шуршание, потом снова щелканье и скрип, после чего маленькая лампочка на стене наконец вспыхнула зеленым.

Первым, по-хозяйски распахнув дверь, вошел Олег, за ним по пятам, тычась животом в спину, – Вадик, последним – робко озирающийся Серега. Посередине помещения стоял большой прямоугольный ящик-клетка, из которого доносилось слабое шуршание, в углу кучей были свалены грабли и лопаты.

– Олег, я жду объяснений, – Серега старался говорить спокойно и внушительно, словно школьный учитель с трудным подростком, но голос все равно задрожал. – Что за дополнительные опции? Почему нам не дали шприц с инъекцией? И для чего здесь этот садовый инвентарь?

Он махнул рукой в сторону грабель и лопат. Олег молча ухмыльнулся, подошел к ящику и дернул задвижку, открывая дверцу. Наружу на трясущихся полусогнутых ногах тяжело выбрался журавль. Маленькая красно-белая голова, подрагивая на тонкой черной шее, осторожно огляделась. Затем птица раскрыла длинный клюв, коротко крякнула и опасливо попятилась от Олега. А тот без раздумий и колебаний подхватил одну из валяющихся лопат, в два прыжка настиг журавля и с размаху ударил по спине.

Пронзительный крик эхом отразился от металлических стен. Ноги у птицы подкосились, крылья беспомощно забились в воздухе. Олег ударил еще раз. И еще. Безумно крича, журавль метался на полу, пытаясь подняться, а полотно лопаты обрушивалось на него снова и снова. Один из ударов пришелся по голове, заставляя умолкнуть. Бессильно распластавшись, птица только чуть подергивала крыльями. А Олег замахнулся лопатой, как топором, и одним страшным ударом рубанул журавля по шее. Кровоточащая голова отделилась от туловища, глаза птицы остекленели, клюв еще несколько секунд беззвучно шевелился, потом замер приоткрытым.

На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, затем Олег с грохотом отбросил лопату в сторону, а совершенно ошарашенный, не в силах пошевелиться, Вадик с нарастающим стыдом ощутил, как в штанах набухает член. За спиной шумно вырвало Серегу.

– Вадим, вы о чем так задумались? – перед глазами выросло два черных круга очков а-ля Григорий Лепс.

– Нет, ни о чем, – Вадик часто заморгал. – Так, вспомнилось.

– А я вам еще раз говорю, – послышался из телефона голос правозащитника Ледяева. – Россия и ряд других государств уже посылали письма в Бурунди с требованием обязать «УльтраЗу» к усилению контроля за сотрудниками и ужесточению наказаний за случаи так называемых «дополнительных опций».

– Но никакого результата это не дало, – напомнила Лиля Ван.

– Ну Бурунди, к сожалению, извечно охвачена собственными внутренними проблемами и…

– И им не до нас с вами. Вот-вот. Отмечу для наших слушателей. Кто-то, возможно, этого даже не знает, но попасть в любой из «УльтраЗу», что в нашей стране, что в любой другой, можно только по загранпаспорту. Поскольку каждый из этих, с позволения сказать, зоопарков официально является территорией Бурунди. Эта африканская страна из года в год входит в десятку беднейших государств в мире, а потому любой думающий человек наверняка понимает, что Бурунди для корпорации «УльтраЗу» всего лишь ширма, за которой могут скрываться…

– Да-да-да. Жидомасоны, неофашисты, трансгендеры, тамплиеры, сайентологи и тэ дэ и тэ пэ. Ха-ха! Кого только не называли! Но любой думающий человек должен понимать, что все это пустая болтовня и спекуляции на острой теме.

– Хорошо, Семен Аристархович, давайте поступим как думающие люди и от пустой болтовни вернемся обратно к подтвержденным фактам. Мы уже установили, что аттракцион по эвтаназии больных животных зачастую превращается в жестокие убийства. Теперь пора поговорить и о том, что животные, подвергаемые изощренным пыткам, далеко не всегда оказываются больны. В связи с этим я бы хотела напомнить нашим слушателям о скандале полугодовой давности, связанном с ветеринарной службой «ВетОтвет». Ее сотрудники массово фальсифицировали врачебные заключения, признавая смертельно больными совершенно здоровых животных.

– Совершенно здоровых, – одними губами повторил Вадик, задумчиво уставившись в окно.

Лиса игралась с розовым плюшевым зайцем, словно щенок. Зажимала острыми зубами и трепала изо всех сил, мотая головой. А когда замусоленная игрушка выскальзывала из пасти и отлетала к прутьям клетки, лиса настороженно замирала, а потом одним прыжком бросалась на зайца, распрямляя черные лапы в воздухе, будто пружины.

– Выглядит совершенно здоровой, – растерянно произнес Вадик.

– А тебе не посрать? – веско поинтересовался Олег.

Он стоял в стороне от клетки, отряхивая с плеч снег. Рядом кучей валялись ножи, топоры, молотки, пила, секатор, багор и коробка с длинными острыми гвоздями.

– Нет, Олег, – твердо возразил Вадик. – Больное животное, которое и так и так скоро умрет, – одно, а вот это – совсем другое. – Он махнул рукой в сторону лисы – животное по-прежнему возилось с игрушкой, недоверчиво посматривая в сторону людей. – Давай вернемся к смотрителю и скажем. Может, они ошиблись?

– Мы сделаем проще, – небрежно бросил Олег.

Он наклонился и поднял с пола багор. Подошел к клетке, сунул ржавый крюк между прутьев, подцепил игрушку. Вадик с недоумением наблюдал, как главбух старательно протыкает плюшевого зайца десятком острых гвоздей, превращая его в некое подобие ежа. Наконец робко поинтересовался:

– Олег, что ты делаешь?

– Облегчаю тебе задачу, – хмыкнул тот.

Он кинул зайца обратно в клетку. Лиса замерла на месте, настороженно шмыгнула носом, но тут же легкомысленно махнула пушистым хвостом и с места прыгнула на игрушку. Один гвоздь вонзился в подбородок, два в грудь, еще один – под мышку. Из глотки животного вырвалось что-то среднее между визгом и сипением, глаза наполнились болью, перемешанной с ужасом. Олег отодвинул задвижку, открывая клетку, и приглашающе махнул Вадику рукой.

– Теперь она достаточно нездорова для тебя?!

Лиса беспомощно барахталась, силясь освободиться от впившихся в тело гвоздей, но этим делала себе только больнее и хрипела, задыхаясь. Олег снова поднял багор, размахнулся и вонзил крюк ей в спину. Животное жалобно запищало, на слух это напоминало детское «ой-ой-ой».

– Вадя, она мучается, разве не видишь?! – закричал Олег, выволакивая лису из клетки. Игрушка, словно гигантский клещ, впилась в ее тело. Позади на полу оставались тонкие полоски крови. – Смотри, у нее тяжелые раны. И вот это, – он выдернул багор и продемонстрировал Вадику ржавый крюк. – Столбняк обеспечен. Неужели ты не хочешь прекратить ее страдания?!

Животное продолжало барахтаться и отчаянно плакать, безумно вращая желтыми глазами. Вадик, глубоко вдохнув, решительно шагнул к инструментам, схватил топор и быстро, словно боясь передумать, ударил лису, разрубая тонкое тело пополам. Кровь полилась потоком. Медленно, будто застенчиво, наружу показались внутренности. Животное еще рефлекторно подергивало лапами, когда Олег подошел и хлопнул Вадика по спине.

– С почином, – шепнул он в самое ухо. Изо рта пахнуло кислятиной.

В бункере сегодня было холодно и сыро, с улицы доносились завывания ветра. Олег развернулся, направляясь к двери. Взвизгнула молния куртки, скрипнули петли, и внутрь ворвался морозный воздух, заклубились снежинки. А Вадик все стоял и смотрел на замусоленного, утыканного гвоздями, залитого кровью плюшевого зайца. Только на зайца. Больше ни на что.

– Вадя, Вадя, – кто-то потряс за плечо.

– С ним такое каждые пять минут, – донесся бархатный голос Резнова. – Улетает куда-то, и не дозовешься.

На мгновение почудилось, что за окном идет снег, но тут же перед глазами прояснилось, и стало ясно, что в воздухе вьется тополиный пух. Вадик тряхнул головой и обернулся. Невысокий длиннолицый главбух, стоя в дверном проеме, своими прозрачно-голубыми глазами недоверчиво оглядывал Резнова.

– Все нормально, Олег, – Вадик махнул рукой. – Это свой. Одиночка из Тушино. Резнов.

– Ну если свой, то здрасте, – Олег протянул руку. – Резнов? А имя?

– Тимур. Но лучше по фамилии. А то, знаете, не люблю все эти шутки про Тимура и…

– Коррупционные скандалы случаются в любых сферах и отраслях! – воскликнул по радио профессор Ледяев. – Могла ли стать исключением такая крупная и прибыльная корпорация, как «УльтраЗу»? Между прочим, признанная в прошлом году самой быстрорастущей среди всех мировых компаний.

– Да, и построившая свой бизнес на пытках умирающих животных, – резко вмешалась Лиля Ван. – Большую мерзость даже представить сложно.

– Зачем вы это слушаете? – поморщился Олег. – Журналюги треплют языками без остановки. Им же только тему найти погорячей, а главного понять не могут.

– А что главное? – поинтересовался Резнов.

– Это тест на мужика, – главбух брутально выпятил нижнюю челюсть. – Проверка, кто ты есть. Убийца живет в каждом, но не у каждого хватает смелости это признать.

– Золотые слова, – согласился Резнов. – За такое надо выпить.

– Так у нас нету, – Олег сконфуженно почесал затылок. – Мы-то с Вадей думали ехать тихонько, культурно. Чтоб внимания не привлекать и спьяну ничего не наболтать. А тут оказалось – весь вагон наших.

– У вас нет, зато у меня есть, – улыбнулся Резнов, расстегивая сумку.

– Опачки! – обрадовался главбух.

– Весь вагон наших? – переспросил Вадик.

– Ну да, – Олег принялся перечислять. – Я лично знаю троих. Ты, кстати, тоже. Наш расширенный состав – Каравай, Семен, Аркаша. Караваев узнал еще четверых, Семен – двоих, те – еще троих и так далее и так далее.

– Теория шести рукопожатий в действии, – многозначительно заметил Резнов, извлекая из сумки плоскую бутылку коньяка и несколько одноразовых стаканчиков.

– В общем, похоже, эти ультразушники весь вагон для нас купили, – заключил Олег.

– Неудивительно, – Вадик пожал плечами. – У них денег куры не клюют.

– Если куры не клюют, что ж не сняли самолет? – проворчал Резнов, разливая коньяк. – Вместо того чтобы сутки трястись в этом поезде.

– Может, хотели нас всех получше перезнакомить перед праздником, – предположил Олег. – Да поездом и безопасней.

– Может, и так, – согласился Резнов и взмахнул стаканчиком. – Ну, за мужиков!

Размашисто, расплескав коньяк, чокнулись, выпили.

– И последний вопрос, – донесся звонкий голос Лили Ван. – Семен Аристархович, что лично вы думаете про бинго?

– Я категорически отказываюсь обсуждать подобное, – отрезал Ледяев. – Это квинтэссенция человеческой жестокости, и придумать такое способен только больной, извращенный ум.

– Но ведь именно бинго стало для многих последней каплей и привело к появлению охотников на самих варваров. Или, как их еще называют, хантов.

– Ну конечно, – хмыкнул Резнов. – Вот и хантов приплели. Куда ж без этого?!

– Существование хантов ничем не подтверждено и никем не доказано, – веско возразил Ледяев. – К тому же напомню, что посетители «УльтраЗу», называйте их варварами или как пожелаете, но все же они так или иначе действуют в рамках закона. А вот убийство любого из них остается уголовным преступлением и карается по всей строгости.

– Не все могут оставаться равнодушными к проявлениям «квинтэссенции жестокости», – холодно парировала Лиля Ван. – Я все же напомню нашим слушателям, что такого особенного в бинго. Это так называемое «бонусное убийство», при котором необходимо выполнить два условия. Во-первых, нужно обмануть животное и заставить проникнуться доверием настолько, чтобы оно само подошло к своему убийце. Во-вторых, зверь на этот момент уже должен быть тяжело ранен. Другими словами, истекающее кровью дикое животное отчаянно ищет спасения, но оказывается обмануто и получает решающий, смертельный удар, – она перевела дух. – По слухам, у варваров имеется собственная система подсчета очков, и бинго в ней является высшим достижением. Да-да, не кривитесь, Семен Аристархович. Все это придумали те самые люди, права которых вы так рьяно охраняете.

– Нет, нет и нет! – почти завизжал Ледяев. – Я беспокоюсь только за свободу и безопасность тех, кто приходит в «УльтраЗу», чтобы сделать инъекцию смертельно больному животному. Без каких-либо дополнительных опций, очков и, тем более, бинго.

– Вы полагаете, такие еще остались? – спокойно спросила Лиля Ван. На несколько секунд в эфире повисла тишина, после чего ведущая продолжила: – Ну а пока правозащитник Ледяев раздумывает над ответом, мы с вами прощаемся, дорогие слушатели, и встретимся на волне «Фиш энд Чипс» уже в понедельник. Пока!

Резнов взял телефон, пощелкал по экрану, выключая радио, и убрал в карман.

– И на хрен было это слушать? – раздраженно заметил Олег. – Как будто заняться больше нечем.

Не спрашивая разрешения, он разлил по стаканам весь оставшийся коньяк и жадно выпил залпом свою порцию. Резнов сделал один глоток, Вадик только чуть пригубил и отвернулся к окну. За стеклом под ритмичный стук колес неторопливо пробегали тонкие березки, фонарные столбы и разукрашенные разноцветными граффити заборы.

Полстакана коньяка заметно подняли Олегу настроение. Довольно крякнув, он хлопнул себя по коленям и похвастался:

– А у Вади было бинго. Он еще не рассказывал?

– Не рассказывал и не собирался, – хмуро сказал Вадик, не оборачиваясь.

– Почему же, Вадим? – удивился Резнов. – Испугались, что позавидую? Или поскромничали?

– Да гордиться-то особо и нечем, – Олег хмыкнул. – Мы впятером тянули жребий – кому делать бинго, а кто на подхвате, и Ваде просто повезло. Так что не завидуйте, – он окинул Резнова оценивающим взглядом и усмехнулся. – А если вы одиночка, то бинго никак не выбить. Это командная работа. Животное вначале нужно ранить.

– Ну, это можно сделать и без команды, – возразил Резнов. – Использовать ловушки.

– Хозяин – барин, – равнодушно согласился Олег, кажется, не желая ввязываться в спор. – Но я о таком не слышал. Слушайте, Резнов, – главбух оживился, – а у вас случайно не завалялась еще пара таких бутылочек? А то пошли бы выпили, познакомились с Караваем, с Аркашей, со всеми. Как вам мысль?

– Мысль хорошая, но у меня запланировано рандеву с дамой, – признался Резнов. С ловкостью опытного фокусника он извлек из сумки две бутылки коньяка и протянул Олегу. – А вы, пожалуйста, угощайтесь, пейте. На здоровье.

– Вот спасибо! – обрадовался тот. – А что за дама? Проводничка? Хорошая, сисястая. Ну, удачи вам на этом фронте. Идемте, Вадим Геннадьич.

– Да нет, неохота что-то. – Вадик мельком глянул на главбуха и снова отвернулся к окну. – Я, может, потом подойду.

– Ну как знаешь, – разочарованно протянул Олег, дернул дверь и, уже выходя из купе, заговорщически шепнул Резнову: – Пить не умеет.

Слушая затихающее в коридоре позвякивание двух бутылок коньяка, Вадик испытал облегчение. Олег его в последнее время раздражал все сильнее. И ожидающий завтра в Екатеринбурге праздник раздражал. И Каравай, и Аркаша, и все остальные раздражали. А вот сгущающиеся на небе низкие тучи почему-то, наоборот, радовали. Наблюдая, как медленно и торжественно фиолетово-черная пелена гематомой растекается по голубому небу, Вадик совершенно потерял счет времени и очнулся только, когда поезд начал сбавлять ход. Вдали угрожающе сверкнула молния.

– Муром! Муром! – донесся командирский голос проводницы.

– Девушка! – Резнов приоткрыл дверь и высунул голову в коридор. – Нам Муром не нужен. Мы все до Екатеринбурга едем.

– Докуда доедете, это уж мне решать, – лихо заявила девушка.

– Похоже, я влюбляюсь, – пробормотал Резнов.

Он выудил еще одну плоскую бутылку коньяка из своей, похоже, бездонной сумки и остановился в проеме приоткрытой двери, поджидая проводницу. Вадик безразлично взглянул на него, а Резнов словно только этого и ждал – повернул голову и, поправив очки, ровно произнес:

– Нельзя раскисать, Вадим. В нашем деле нет пути назад. Дашь слабину и сразу из охотника станешь жертвой.

В голосе промелькнуло сочувствие, но Вадика это рассердило только сильнее.

– Да пошли вы все, – процедил он сквозь зубы.

Не разуваясь, влез на полку с ногами и отвернулся к стене. Какое-то время просто лежал с закрытыми глазами, слыша доносящиеся из коридора бархатные переливы Резнова и кокетливое мяуканье проводницы, а потом наконец заснул.

Вода хлесткими струями била по стеклу, словно кнутом. Темноту купе раз за разом озаряли ослепительные вспышки молний. Мощные раскаты грома сплетались со стуком колес в безумный первобытный ритм.

За окнами бушевала предсказанная аномальная гроза, и Вадик спросонья решил, что вся эта вакханалия его и разбудила. Не открывая глаз, он хотел перевернуться на другой бок, когда вдруг сообразил, что никакая гроза, даже самая аномальная, не могла трясти его за плечи.

– Вадим! Вадим!

Вадик с трудом разлепил тяжелые, сонные веки. Вспыхнувшая молния осветила нависшее над ним лицо. Блеснули страхом совершенно незнакомые глаза, но по тонким губам, острым скулам и разноцветной бандане Вадик узнал Резнова.

– Вадим, Вадим, – испуганно шептал тот. – Скорей просыпайтесь. Она здесь!

– Кто здесь? – равнодушно переспросил Вадик.

– Проводница.

– Проводница здесь? Надеюсь, вы не собираетесь с ней… прямо тут в купе… это самое? – Вадик хотел на пальцах показать «это самое», но сумел только широко зевнуть.

– Да проснись наконец! – Резнов нетерпеливо залепил ему пощечину и выпалил прямо в удивленное лицо: – Проводница – хант.

– Как это? – не понял Вадик, обиженно потирая щеку.

– Вот, смотри, что я у нее нашел, – Резнов протянул блокнот.

Молния пробила завесу дождя совсем близко от поезда, оглушительно грянул гром. Вадик вздрогнул и угрюмо сел, опустив ноги вниз.

Блокнот при более близком рассмотрении оказался телефонной книжкой. На букве «Б» аккуратным каллиграфическим почерком был вписан Бекренев Вадим Геннадьевич. Ниже шли данные загранпаспорта, адрес прописки с индексом и номер мобильного. Потрясенный Вадик пролистнул дальше. На «Р» шел Резнов Тимур Русланович. Тоже с пропиской, индексом, загранпаспортом и номером мобильника.

– Похоже, что здесь все, – зачастил Резнов. – Все, кто едет в поезде. Старский Олег – это ведь ваш друг-главбух, верно? А еще там есть Караваев Виктор, Раенко Аркадий, Воротников Семен. Они ведь тоже из вашей команды и едут на этом поезде, так?

– Так, – выдавил Вадик, чувствуя, как сердце начинает стучать все быстрее. – Каравай, Семен, Аркаша. Откуда она все это узнала?

– От «УльтраЗу». Больше не от кого, – Резнов нервно поджал губы, выхватил у Вадика телефонную книжку и махнул ею в воздухе. – Здесь все, что мы писали, когда заполняли анкеты. Похоже, контора не такая честная, как мне казалось. Но самое главное вот, – он зашелестел страницами и указал на букву «Р» в фамилии «Резнов». – Ничего не напоминает?

– Знакомая завитушка, – Вадик прищурился. – Но не могу вспомнить, где я ее видел.

– Зато я могу, – Резнов на ощупь пошарил в своей сумке, вытащил открытку-приглашение от UltraZoo и ткнул пальцем в текст на обороте. – Вот. «Р» один в один.

– Получается, приглашения написала тоже она?

– Получается, она заманила всех нас в этот поезд, – Резнов швырнул открытку на стол. – Как стадо баранов. На убой.

– На убой? – Вадик тяжело сглотнул.

– Ну уж точно не затем, чтоб подарить тебе свой цветок. Вставай, нужно действовать.

– Что, вырубим ее? – прошептал Вадик, пытаясь унять дрожь в коленях.

– Ты что, дурак? Она проводница. Могла сюда нож протащить или ствол. Пули будешь зубами ловить?

– Значит, позвоним в полицию?

– Тогда придется все рассказать. Не только, кто она, но и кто мы, – Резнов принялся лихорадочно грызть ноготь, глаза опасливо забегали. – А эту инфу обязательно продадут воинствующим активистам, и житья нам после этого уже не дадут.

– Так что делать, мать твою?! – вскипел Вадик. Лицо горело, живот сводило от страха.

Резнов вдруг раздраженно шикнул, затем аккуратно, стараясь не издавать ни звука, приоткрыл дверь и выглянул. Тусклое коридорное освещение робко вползло в купе.

– Первое, что нам надо сделать, – зашептал он, – прекратить терять время на пустую болтовню и, пока эта сука не проснулась, рассказать всем, что здесь творится. Олегу, Караваю и остальным. Нас много, она – одна, – он достал телефон, взглянул на экран, – а Казань всего через час – как-нибудь дотянем. Уйдем в другие вагоны, будем держаться по двое-трое. А потом свалим с этого проклятого поезда и вернемся в Москву.

– Я боюсь, – признался Вадик.

– Я тоже, – Резнов хмуро кивнул. Крадучись, выбрался в коридор и прошептал: – Будим всех осторожно, без лишнего шума. Рот прикрывать рукой. Ты – налево, я – направо.

– А проводница не проснется?! – испуганно, по-детски спросил Вадик. Выходя следом, он споткнулся в дверях и стукнулся лбом о стекло.

– Не проснется, если окна не бить, – яростно прошипел Резнов, и под его свирепым взглядом Вадик поспешил в другой конец вагона.

Поезд несся сквозь бушующую грозу на полной скорости, вагон болтало из стороны в сторону. Дрожащего Вадика кидало то на приоконные перила, то на выпирающие дверные ручки. Наконец он, беспрестанно оглядываясь, добрался до последнего, восемнадцатого, купе и заглянул внутрь. Огромный, тучный Караваев еле умещался на своей полке, рука лениво свешивалась вниз.

– Каравай, проснись! Ну, быстрей! Вставай, мать твою!

Вспышка молнии осветила купе, и Вадик отпрянул назад, врезавшись спиной в дверной косяк. Стеклянные глаза Караваева таращились в потолок, перерезанное горло темнело застывшей кровью. В нос запоздало ударил металлический запах.

Задохнувшись от ужаса, Вадик выругался матом и медленно, через силу перевел взгляд на соседнюю полку. Новая вспышка молнии выхватила из темноты еще одно перерезанное горло. В голове пронесся голос проводницы.

«Ночью будет черт-те что». Кажется, так она сказала?

Попятившись, Вадик выпал в коридор и больно приложился затылком об стену. Скривившись, пополз на четвереньках и дернул дверь тамбура – закрыто. Кое-как поднялся на ноги и обеими руками вцепился в ручку, уперся ногой в стену, закряхтел от натуги. Дверь не подавалась, и Вадик в бессильном гневе врезал по ней кулаком. Ушибленная голова отозвалась болью, молнией мелькнула страшная догадка.

Непослушными руками Вадик нащупал в кармане мобильный, включил фонарик и побежал по всем купе подряд. Семнадцатое, шестнадцатое, пятнадцатое – везде лежали трупы с перерезанным горлом и распахнутыми в ужасе глазами. Ноги у Вадика подкашивались, луч света бешено метался в разные стороны.

«Докуда доедете, это уж мне решать», – стоял в ушах голос проводницы, только теперь это уже походило не на флирт, а, скорее, на приговор.

Дверь в четырнадцатое купе чуть подалась и остановилась, словно что-то держало ее изнутри. Или кто-то.

– Слава богу! – с облегчением выдохнул Вадик и прошептал в дверную щель: – Олег, открой. Это я.

Главбух на то и главбух, чтобы с ним было не так легко справиться. А вместе уж они как-нибудь выпутаются, что-нибудь придумают.

– Олег, это я! Открывай.

Он с силой дернул дверь, внутри что-то с треском лопнуло, и острое лезвие с размаху вонзилось Вадику в лицо, раскроив щеку до самой кости. Вспышка боли вышла настолько ослепительной, что затмила аномальную грозу. Хотелось закричать или даже завизжать изо всех сил, но лицо намертво скрутило судорогой, и все, что удалось, это тонко, жалобно заскулить. А через секунду из темноты вынырнула окровавленная рука и намертво заткнула рот.

– Тише, Вадим, тише, – зашептал в ухо Резнов. – Мы попались. Мы с тобой попались. Эта тварь не заснула. Она убила всех, а для нас расставила ловушки. И мы попались. Смотри. Смотри, чем тебя уделали, – свободной рукой он махнул в сторону болтающегося на веревке полотна лопаты, блеснули остро заточенные края. – Дверь открылась, ловушка сработала. Изобретательная тварь! Но почему лопата? Бред какой-то!

На полу внутри купе лежал Олег. К уже обыденной картине с перерезанным горлом на этот раз добавился жирный красный штрих ниже пояса. Штаны с трусами главбуха были спущены до колен, из густо залитого кровью паха свисали рваные края кожи – все, что осталось от члена и мошонки. Срез казался грубым, неаккуратным, неровным. Будто сделанный тем же заточенным полотном, что рассекло Вадику щеку. Само мужское хозяйство, словно кучка говяжьих субпродуктов, лежало на столике. Кровь собралась в небольшую лужицу и медленно капала вниз, прямо в удивленно приоткрытый рот Олега.

– Сука. Мужененавистница, – в ужасе прошептал Резнов. Видя, что Вадик притих, он убрал от его рта выпачканную в крови руку и помахал ею в воздухе. – Я тоже попался. Увидел трупы, стал рыться в чьей-то сумке. Думал хоть какой перочинный ножик найти, а там шприцы – целая куча. Какие-то пустые, а какие-то… с кровью. Уж не знаю, что я подцепил – СПИД, гепатит… Черт, я и тебя испачкал. Прости.

Вадик принялся бешено тереть рот рукой, но только размазал кровь по губам и ладони.

– Вагон… – еле слышно прошептал он, не в силах расцепить намертво сжатые зубы.

– Что?

– Вагон…

– Заперт, знаю, – Резнов поймал взгляд Вадика и раздраженно сморщился. – Да-да, я тоже пытался сбежать, когда увидел первый труп. А еще стоп-кран сломан. Зато теперь понятно, почему эта проклятая шлюха использовала поезд, – он развел руки в стороны. – Мы ведь здесь как в клетке. Как в эвтанайзере. Но для чего эти ловушки? Она что, играет с нами?

– Бинго, – прошептал Вадик.

– Что?

– Она… хочет… бинго.

– Бинго? – глаза Резнова растерянно забегали, но, чуть поразмыслив, он яростно скрежетнул зубами. – Ну, нет. Вот уж хер. Нам известно, что это она, и бинго этой суке уже не светит. А мы… – Резнов покрутил головой и решительно прищурился. – Мы будем прыгать.

Молния вспыхнула у самого окна, по ушам раскатисто ударил гром.

– Не… смогу.

– Придется. Паспорт и деньги с собой?

Вадик помотал головой.

– Значит, в купе? В сумке? Идем.

Резнов помог ему подняться и, держа под руку, повел по коридору. Каждое сотрясание вагона отдавало болью в разрезанной щеке, и Вадик, не раскрывая рта, жалобно постанывал себе под нос. Двери почти всех купе были нараспашку, но внутрь заглядывать не хотелось. В воздухе стоял резкий, металлический запах крови.

Казалось, что по коридору они шли целую вечность. Вадик несколько раз почти терял сознание, надолго закрывая глаза, а когда в очередной раз открыл их, обнаружил себя сидящим в купе. Резнов с трудом подтянул к краю багажной полки сумку и, охнув, спустил ее вниз – похоже, он тоже держался из последних сил.

– Давай доставай свои деньги, а я пока попробую открыть окно. Тихо! Ты слышал?! Там, в коридоре… – Резнов настороженно замер, прислушиваясь, потом шепнул перепуганному Вадику: – Выйду посмотрю. Будь здесь, – бесшумно выскальзывая из купе, он добавил через плечо: – И не теряй времени.

Вадик послушно кивнул, торопливо дернул молнию, расстегивая сумку. Деньги по старой, еще, кажется, советской привычке лежали на самом дне. Затравленно уставившись на дверь купе, он сунул руку внутрь, но тут же вскрикнул и выдернул обратно. Вся ладонь и пальцы оказались испещрены многочисленными порезами. Быстро наполняясь кровью, они отвратительно саднили и пульсировали болью. Вадик оторопело заглянул в сумку – та оказалась до краев заполнена длинными острыми гвоздями. На самом дне померещился плюшевый заяц. От страха, боли и обиды из глаз полились слезы. Потекли по щекам, нещадно обжигая рану на лице.

– Вадим! – из коридора донесся отчаянный крик Резнова. – Вадим! Сюда!

Тяжело валясь на стены, Вадик кое-как выбрался в коридор. Вцепился в приоконные перила, чтобы не упасть.

Перепачканный в крови Резнов лежал в проходе, приподнявшись на локте. В одной его руке темнело лезвие керамического ножа, в другой – что-то небольшое, прямоугольное.

– Все, Вадим! Я убил ее! Убил эту сволочь! Только… – Резнов болезненно скривился. – Она меня достала. Ножом в ногу. Глубоко. Идите скорей сюда. Там в купе аптечка – подлечим и вас, и меня.

Услышав все это, Вадик чуть не задохнулся от облегчения и обессиленно рухнул на колени. Не в силах справиться с ватными ногами, он пополз на четвереньках. Губы бессвязно шептали слова благодарности и, несмотря на боль и судорогу, все пытались расплыться в счастливой улыбке. Резнов же, наоборот, вдруг посерьезнел, странно меняясь в лице. Пристально наблюдал за подползающим Вадиком, а когда тот оказался достаточно близко, медленно поднял зажатый в руке прямоугольник.

В тусклом свете коридора слабо блеснуло зеркало, и оттуда неожиданно выглянули два коричневых глаза, полуприкрытых темными мясистыми веками.

Эвтанайзер-XL бронировали за целую неделю. Удовольствие вышло не из дешевых, но скидывались впятером и к тому же решили считать это мероприятие предновогодним корпоративом. Каждый, конечно, надеялся вытянуть бинго, а потому, когда оно досталось Вадику, остальные даже не скрывали злости и разочарования. Каравай раздраженно сплюнул себе под ноги, Семен с Аркашей завистливо усмехались, а Олег резко процедил:

– Смотри, не обосрись.

Эвтанайзер-XL не выглядел как бункер, а походил скорее на пышно обустроенную оранжерею. Здесь любой, кто имел хоть каплю фантазии, мог ощутить себя охотником в тропических джунглях. Вадик прятался в пышной сочно-зеленой листве, возле шершавого ствола невысокой пальмы. Позади мягко журчала вода в фонтане, а за широкими окнами медленно кружились снежинки.

Клетка стояла метрах в тридцати, в самом центре аллеи. Внутри, покачивая огромными круглыми боками, переминался с ноги на ногу двухсоткилограммовый бегемот, по чьей-то иронии названный карликовым. Животное безостановочно разевало пасть и демонстрировало огромные нижние клыки, пытаясь то ли зевнуть, то ли напугать собравшихся вокруг людей.

– Эти твари намного проворней, чем кажутся, – заметил Каравай.

Большим пальцем он со щелчком взвел курок, сжал рукоять пистолета двумя руками и тщательно прицелился между прутьев. Грохнул выстрел, эхом отдавая от стен. Пуля прошила зверю переднюю ногу ниже колена. Бегемот издал глухой утробный звук, напоминающий что-то среднее между кряканьем и хрюканьем, и припал на раненую конечность. Каравай недовольно цокнул, обошел клетку и прицелился в другую ногу. Второй выстрел получился удачнее – пуля увязла в коленной чашечке. Зверь приник к полу, выставив массивный зад, будто собирался прыгнуть вперед, а его пасть застыла раскрытой, как в немом крике.

– Открывай, – бросил Олег.

Он стоял перед клеткой, крепко сжимая багор. Семен быстро щелкнул задвижкой и отпрянул в сторону. Бегемот медленно выбрался наружу, почти что выполз на животе, упорно работая задними лапами и помогая себе передней, которую пуля прошила насквозь.

– Не сдается, – одобрительно хмыкнул Каравай.

– Давайте, – скомандовал главбух.

Аркаша стремительно подскочил к зверю слева и со всего маху ткнул бегемота ножом в бок. Животное разъяренно взревело, дернуло головой, обнажая клыки. В это время справа подбежал Семен и, зажав маленькое круглое ухо бегемота между лезвий секатора, щелкнул, отрезая. Полилась кровь, из раскрытой пасти вырвался жалобный крик боли. Ноги подкосились, и зверь шумно рухнул наземь прямо перед Олегом.

– На десерт, – холодно сказал тот и ловко вонзил багор прямо в массивный язык, а затем дернул на себя двумя руками, вырывая с корнем.

Кровь хлынула из пасти потоком. Задыхаясь и захлебываясь, животное бешено вращало глазами. Грудь его сотрясалась, короткие задние лапы беспомощно чиркали по земле.

– Мой выход, – пробормотал Вадик.

Он вынырнул из кустов и издал свирепый звериный рык. Олег, Каравай, Аркаша и Семен, все как один, в притворном ужасе побросали на землю оружие и разбежались. Аркаша даже жалобно запищал – может, для большей убедительности, а может, для смеха. Вадик остановился метрах в двадцати от искалеченного бегемота, выставил руки ладонями вперед и прокричал:

– Все закончилось! Они ушли! Я их прогнал и теперь помогу тебе! Понимаешь? Помогу! Иди ко мне! Слышишь?

Несколько секунд казалось, что все бессмысленно и затея провалилась, но потом глаза бегемота вдруг остановились на Вадике. Уцелевшее ухо чуть дернулось, словно до зверя дошел смысл сказанного. Он шумно кашлянул, отчего кровь брызнула из пасти на пару метров вперед, а затем приподнялся на дрожащих лапах и медленно, шурша брюхом по земле, двинулся к Вадику.

По мере приближения в коричневых глазах, полуприкрытых темными мясистыми веками, все ярче разгоралась надежда на спасение. А когда бегемот подобрался на расстояние вытянутой руки, Вадик вытащил из-за спины пистолет, приставил к блестящему, плоскому лбу и негромко произнес:

– Бинго.

За секунду до выстрела он успел увидеть, как надежда во взгляде животного сменилась отчаянием, а затем покорностью.

Ровно то же самое творилось сейчас в маленьком зеркале, что Резнов держал перед собой. Глаза бегемота исчезли, и осталось лишь отражение, в котором Вадик поначалу даже не узнал себя. И не из-за перекошенного, бледного, как у трупа, лица. Не из-за уродливой раны на щеке, откуда сочилась кровь, стекая по шее. Нет, виной всему стали глаза – чужие, потухшие ровно в тот миг, когда Резнов достал зеркало. Словно именно в них первым делом отразилось осознание происходящего, а уже затем мысли безумным роем заметались в голове.

Подумал Вадик сразу о многом.

О том, что телефонная книжка в действительности принадлежала самому Резнову и что, ставя подпись, он наверняка пишет первую букву своей фамилии с красивой завитушкой. Где-то рассказывали, что так делают люди, склонные к самолюбованию.

О том, что в двух бутылках коньяка, щедро подаренных Олегу, мог быть клофелин или что-то подобное. Потому так легко и удалось перерезать всем горло. Как баранам, как стаду баранов.

О том, что бандана на голове и чрезмерная худоба могли говорить о химиотерапии. А для озлобившегося ракового больного ничего не стоило посчитать, что у него и зверей из «УльтраЗу» слишком много общего, чтобы остаться в стороне.

О том, что не было никакой ловушки со шприцами, равно как и схватки с проводницей. Вместо этого Резнов, разбудив Вадика, продолжал убивать в режиме реального времени. Отсюда и кровь на его руках, лице, одежде.

О том, что в коньяке проводницы тоже мог оказаться клофелин. Или же она мертва. Или лежит с кляпом во рту, связанная по рукам и ногам.

Резнов неторопливо поднимался на ноги, не убирая зеркала и не сводя с Вадика внимательного взгляда. В его глазах рассеивался дым притворства, из-под которого наружу проступала лишь ненависть. Лютая, животная, прожигающая насквозь.

Гроза за окном затихала, до Казани оставалось ехать больше получаса – целая вечность. Вадик, все еще стоящий на четвереньках, вдруг ясно осознал, что никогда не узнает, верны или нет его догадки. Никогда не узнает, что именно, как и почему здесь случилось. Потому что теперь он не главное действующее лицо, не охотник и даже не человек. Он всего лишь… бегемот. Раненый, испуганный, отчаявшийся, покорно стоящий на четырех ногах в ожидании смерти. Последним, что он увидит и почувствует, будет лезвие керамического ножа, а последним, что услышит, – победное «бинго».