17. Пожарить блины

Передо мной в подъезд вваливаются три снеговика лет восьми, которые шумно обсуждают возможность вынести во двор баклажку воды, чтобы еще лучше укрепить стену замка. «И гуашь!» – кричит самый белый. Лифт увозит их звонкие голоса, а я поднимаюсь пешком.

На третьем этаже я слышу голос Олега. Он разговаривает с кем-то по телефону. Его слова, пауза, снова он:

– Мне диспетчер дала ваш номер… Я уже по фамилии узнавал… мне сказали, что если без документов, то нужно приметы сообщить…

Я останавливаюсь между третьим и четвертым этажами.

– …около тридцати. Нет, я знаю точный возраст, но на вид… Черное пальто, джинсы темные, свитер зеленый. Волосы длинные темно-русые, глаза карие… – Олег говорит, как будто разнашивает тесную обувь, втягивает воздух, как будто курит.

С минуту мне слышно, как он проходит по лестничной площадке туда-сюда и снова заговаривает:

– А если, допустим, человека без сознания привезли, то… Да, я понял, в морге нет… Спасибо…

Олег снова затягивается воздухом. Шаркает дверь нашей квартиры. Андрей говорит шепотом:

– …фе-выпьешь?… ртиру?… сти…

Наступает время проверить пропущенные звонки. Я вынимаю из кармана замерзший смартфон и вижу значок «самолет» рядом с цифрами даты и времени. Приземляюсь: пять пропущенных от Олега, два от Ивана, два от Андрея, один от Вики, два неизвестных номера и даже один от Ани. Сто щелбанов мне в лоб!

Стараюсь не шуршать пакетом и не дышать громко. Андрей все-таки уговаривает Олега войти в квартиру, и на лестнице становится тихо. Я подбираюсь к двери и прислушиваюсь. Она не закрыта плотно и предательски распахивается с треском заводной игрушки.

Олег сидит в кухне на табурете, выпрямив травмированную ногу, облокотившись о подоконник и закрыв ладонью глаза. Кофемашина злобно шипит и маскирует мое неловкое появление.

– Коньяку? – спрашивает Андрей из глубины кухни. – У какой-нибудь подруги заночевала, а батарейка села. У нее же в голове ветер…

– От подруги она съехала, я был на Пушкинской… – Олег сминает ладонью лицо.

– Привет, – говорю я и выступаю из темноты коридора.

– Ника, ну что за… Я не знаю! Мы по моргам звоним, а она где-то ходит! – ругается Андрей, сводит и разводит руки, как сломанный робот.

– Зачем ты так? – молчит Олег и пристально смотрит на меня.

– Я подстриглась. Тебе нравится? – виновато улыбается девочка, стоя в луже растаявшего снега.

– Зачем тебе вообще телефон? Мы тут с ума сходим!.. – говорит уже спокойно Андрей и хлопает ладонями по своим худым ногам.

«Зачем ты так со мной?» – молчит Олег, понемногу отпуская из легких воздух.

– Я забыла телефон включить в парикмахерской… – говорю я, – потом поехала за фруктами, потом к маме…

В моих руках пакет с тремя мандаринами и серебряным шариком фольги.

– Если что-то не так, ты же могла сказать… – На лбу Олега натягивается линия высокого напряжения. Шрам белой птицей сидит на проводе. Сейчас бровь шевельнется и птица взлетит.

– Прости… – говорю я Олегу, беззвучно шевеля губами.

– Ну ладно, пойду напишу Ивану, что ты явилась. – Андрей выходит из кухни, держа двумя пальцами кофейную чашку. – В Канаде тоже паника…

– Я собиралась вчера приехать… – говорю я вслух.

– Я ждал… Твою омелу в воду поставил… – говорит Олег.

Мои пальцы вынимают холодные мандариновые дольки из бугристой кожуры.

– Будешь? – Я делаю еще шаг вперед и накрываю белую птицу ладонью. Олег выпускает иглы щетины в мои руки и качает заснеженной головой.

Я подхожу так близко, что высоковольтная линия прислоняется к моему свитеру и проникает под него. Я теряю из виду белую птицу.

– Колючий? – спрашивает Олег, и на этот раз я качаю рыжими обрывками волос и глотаю воздух синхронно с развязыванием шнурков, расстегиванием пуговиц и молний. Наступив босой ногой на пол, замечаю, что снег давно закипел и испарился. И мы лежим на песке необитаемого острова, а где-то далеко весь остальной мир…

Я закажу себе футболку с надписью: «В любой непонятной ситуации жарь блины» или «Сохраняй спокойствие и жарь блины». Это лучшее занятие, если нужно обдумать новый шаг в жизни или согреться. Кроме того, никто не скажет: «Какой ерундой ты занята!» Пока миксер замешивает тесто и разогревается сковорода, можно максимально настроить окуляры внутри себя и представить, как где-то в районе застежки джинсов без устали делятся клетки, образуя розового головастика.

Андрей и Олег смотрят запись какого-то «живого» концерта и пьют коньяк за мое здоровье. Я сказала, что коньяк не хочу, и ушла махать сковородкой.

Я шлепаю на блюдо новые и новые румяные круги, похожие на фотографии Луны. На пятом или пятнадцатом кадре с лунными кратерами я перестаю рассеянно улыбаться и вижу достаточно подробную карту ям. «С чего вдруг я решила, что, узнав о моей беременности, Олег зальется счастливыми слезами, как в детской сказке?» – думаю я.

Мы никогда не обсуждали ни детей, ни возможное сожительство. Да, Олег неоднократно порывался отдать мне запасные ключи. И да, после четвертого моего приезда к нему в гости мы перестали планировать мое возвращение домой до вечерней сказки. Но одно дело вылизывать меня, как котенка, лежа на кухонном полу, и совсем другое: «Выброси мусор, заплати за свет, купи картошку, забери ребенка из садика!»

Я почти честна с Олегом: он знает и о моем провальном бизнес-плане по «опарфюмериванию» всего города, и о временном трудоустройстве в прачечной, и о попытке творческого поиска честного заработка. Как великодушный человек, Олег, конечно, взвалит на себя мои проблемы, к полнейшей радости Андрея, но в просветах между покупками подгузников станет думать, зачем ему все это надо.

А мне? Зачем мне это нужно? Чтобы не быть одной? Возьму из приюта кошку!

Последний блин подгорел. Я открываю окно в серенький вечер, так не похожий на праздник.

В комнате Андрея жарко, сладко пахнет бумагой. Еще примешиваются запахи перегретой пластмассы, крема после бритья, лимона и спирта. Андрей сидит в наушниках спиной к двери и играет сразу на гитаре и ударных. Олег улегся на каталог оптоволоконных кабелей и смотрит сон. Я ставлю между ними тарелку с блинами. Андрей вздрагивает и сдергивает наушники.

– Я, конечно, все понимаю, но мне не с кем выпить, – добродушно ворчит брат, кивая на спящего.

– Свари мне кофе, – прошу я.

По дороге в кухню Андрей снова припоминает мне мой «фортель».

– Это ж додуматься! Куда тебя понесло?! Ни полслова человеку не сказать! Куда и что… Он за тобой на Пушкинскую приковылял. Аня твоя заявила, что ты там больше не живешь. Кстати, чего вдруг?

– Не вдруг. Мне это теперь не по средствам, – сухо отвечаю я.

– …так он же всю ночь не спал, – продолжает Андрей, – просил, чтобы я в полицию заявил, но я ж тебя знаю, убедил подождать до утра.

– Всю ночь, – с гордостью повторяю я.

– Дурочка ты, – нежно насыпая в рожок кофе, говорит Андрей.

– Я согласна на размен квартиры, – серьезно говорю я. Брат останавливается и смотрит удивленно.

– Вчера ты готова была об меня всю посуду переколотить, а сегодня… Что случилось?

– Просто согласна – и все. Не ищи скрытых смыслов. Считай, что это мой тебе подарок на Новый год.

– Интересно! – Андрей прищуривается.

– Ты совсем большой, чтобы совершать глупые и плохие поступки…

Андрей захлебывается воздухом:

– Что тебя злит? Что я не посоветовался?

– Меня злит в этой ситуации почти все…

– Если бы в Люботине, а не в Крыму, да? – кричит Андрей.

– Да, – выдавливаю я. – Но ты это сделал. И теперь я говорю, что согласна на размен.

Андрей ударяет рожком о стол так, что кофе взлетает ядерным грибом.

– Ты всю жизнь будешь мне это припоминать…

Я вижу красные трещинки сосудов в уголках его глаз. Я качаю головой и устало говорю:

– Я все еще раз обдумала вчера и…

Андрей перебивает:

– Нет, ты можешь объяснить? Где ты была вчера?

– Я же сказала: подстриглась, поехала за фруктами…

Андрей начинает дико хохотать.

– Шел, поскользнулся, потерял сознание… Да-да-да…

– Мне пришлось в магазине просидеть до первого автобуса, – признаюсь я.

– Допустим, до шести. Ты в одиннадцать приехала!

– Я же сказала, что поехала на кладбище! – Я начинаю злиться.

– У тебя снова какая-то «идея фикс»? – спрашивает брат, выкручивая левой рукой воображаемую лампочку.

– Андрей, послушай, у меня нет стабильной работы, и однокомнатная квартира с доплатой для меня – это прекрасный выход. Все.

Андрей раздувает ноздри и поджимает губы. Несколько секунд молчит, смотрит на просыпавшийся на стол кофе, достает с полки солонку, вздыхает и направляется к кофеварке.

– Скажи честно, ты больна? – вполголоса спрашивает меня брат, пока кофеварка выжимает из робусты все масла в мою чашку.

– Нет. И давай на этом закончим. – Я пытаюсь договориться.

Грохот в коридоре. Споткнувшись в темноте о мою сумку, Олег нащупал выключатель и теперь при мерцающем свете лампы пытается угадать, что за странный стеклянный предмет подвернулся ему под ноги.

– Ты беременна? – спрашивает Олег, разглядывая тест сквозь стекло бутылки.