Наталья Костина

Лотерея

– М-м-м… – сиплю я, просыпаясь оттого, что моей щеки коснулось что-то, пахнущее Дженни. Духами, ванилью выпечки и еще чем-то неуловимым – наверное, этот аромат присущ только ей. Иногда моя жена кладет на подушку букетик ландышей или свежий рогалик из пекарни напротив, благоухающий корицей, – все это действует на меня куда лучше дребезжащего звонка будильника. Однажды мне досталась даже ярмарочная свистулька с высовывающимся большим красным языком и пожеланиями непременно показать этот язык моему боссу. Нечего и говорить, что настроение после подобного пробуждения потом весь день на высоте!

Я окончательно открываю глаза и улыбаюсь. Сегодняшний сюрприз – конверт такого солнечного цвета, что не заметить его просто невозможно. В таких конвертах я обычно нахожу смешные рожицы, смайлики, распечатанные на принтере анекдоты или просто целый ряд крупно выписанных восклицательных знаков. В дни, когда я получаю все это, мне кажется, что жизнь особенно полна.

Итак, конверт. Я не спешу его замечать, желая продлить момент утреннего блаженства… еще и потому, что таких сюрпризов я не получал уже давненько. К тому же сегодня выходной и канун Нового года, так что можно никуда не торопиться. Краем глаза я замечаю, что Дженни здесь: стоит в дверях и явно ждет, чтобы я нашел ее послание. Надеюсь, там не коробочка с живой лягушкой, как в прошлый раз: едва я открыл ее, лягушка прыгнула так, что попала прямо мне в лицо! Потом мы с женой долго и со смехом ловили ее, чтобы выпустить на лужайку. Впрочем, сейчас зима – не слишком подходящее время для лягушек…

Внезапно я замечаю, что Дженни, остановившаяся в дверях нашей спальни вполоборота, почему-то не смотрит мне в глаза. Ее собственные глаза при этом подозрительно припухшие и красные. Как будто она долго резала лук. Или плакала. Плакала? Почему плакала? Кажется, я ничем ее не обидел… Утреннюю дремоту как рукой снимает – я рывком сажусь на постели. И замечаю, что половина Дженни не смята. Значит, она не ложилась? И… и почему на ней надето пальто?

– Можешь не вскрывать конверт и не читать письмо… наверное, будет лучше, если я скажу тебе сама и сразу. Я… я ухожу от тебя, Джордж.

– Что?… – тупо переспрашиваю я. Похоже, меня заклинило, и это «что» я произношу далеко не в первый раз.

– Что?… Что?… Что все это значит?… – растерянно бормочу я, хотя все более чем очевидно и в разъяснениях не нуждается. Кроме красных, заплаканных, ускользающих от меня глаз Дженни я отчетливо вижу все остальное: и собранный чемодан у ее ног, и застегнутое на все пуговицы пальто, и ее судорожно сжатые руки…

Однако кроме этого совершенно идиотского «что» я не могу выговорить буквально ничего. Я растерян и тяжело дышу – не потому ли, что у меня нет опыта в подобных вещах? Я… мы с женой прожили тихо, мирно и без душераздирающих скандалов двадцать два… нет, уже двадцать три года, и никогда раньше… Да, черт возьми, никогда раньше! Никогда! Вот почему я так глупо таращусь и никак не могу взять в толк, что Дженни действительно бросает меня!

Я вскакиваю с кровати – не встаю размеренно и неторопливо, как все последние совместные годы, а именно вскакиваю, будто меня укусила в задницу оса… тут же наступаю на свалившееся на пол одеяло, запутываюсь в нем и валюсь обратно, клоунски задрав ноги и распахнув рот. Я знаю, что выглядит все это донельзя смешно. В другое время Дженни непременно бы посмеялась – нет, мы бы вдвоем посмеялись. Мы катались бы по полу от хохота! В любой другой день. Но только не сегодня. Сегодня! В последний день года, когда я собирался спокойно позавтракать, неспешно листая утреннюю газету, а потом, взяв жену под руку, отправиться с ней в город – еще раз поглазеть на украшенные остролистом и омелой праздничные зимние базары, потолкаться в улыбающейся, принаряженной толпе… Купить очередной стеклянный шар с маленьким домиком, зарянкой на веточке, снеговиком или целым миниатюрным пейзажем внутри и со снежной метелью, поднимающейся в глицериновом небе над всем этим всякий раз, стоит только встряхнуть сувенир. У Дженни целая коллекция подобных штуковин, и она радуется как ребенок, стоит нам найти что-то оригинальное! И я бы обязательно нашел шар, какого у нее нет, и купил бы его тайком, когда она отвернется, чтобы потом… Потом… О господи!..

Я рычу от бессилия и унижения, потому что не будет никакого «потом»: ни горячего чая, щедро приправленного ромом, – мы пьем его прямо на улице, грея о тяжелые кружки руки; ни печенья с глупыми, но такими трогательными предсказаниями на будущий год, над которыми мы, подталкивая друг друга локтями, хихикаем, как школьники… Не будет ни официанток в дурацких красных шапочках Санты с оторочкой из блестящей мишуры; часов на башне ратуши, тяжелые стрелки которых мне захочется подтолкнуть вперед, чтобы скорее наступил тот момент, когда мы с Дженни чокнемся бокалами, а потом ее теплые губы приблизятся к моим, шепча: «С наступившим тебя, Джо…» Я достану припрятанный шар – что поделаешь, я способен только на такие предсказуемые сюрпризы, – но Дженни все равно радостно вскрикнет и просияет… Всего этого уже не будет! Не будет никогда!

Мне становится больно, больно, больно!.. Наверное, Дженни читает все по моему лицу – она всегда видит меня насквозь… Она отворачивается, и этого я уже не в силах вынести. Я отбрасываю проклятые тряпки и ору:

– Ты что, с ума сошла?!

– Не кричи, – тихо говорит она. – Соседи услышат. Да, я ухожу от тебя, Джордж.

– Да пошли они к такой-то матери, твои соседи! – кричу я еще громче.

Я разъярен, и мне действительно плевать на всех соседей разом, а особенно на тех придурков рядом, которых я сам каждые выходные прошу сделать музыку потише, а потом иду через лужайку обратно к дому и спиной чувствую провожающие меня насмешливые взгляды. «Забавный старикан, – словно бы говорят они. – Такой чопорный и раздражительный! Хотели бы мы взглянуть на этого чувствительного субъекта в наши двадцать – небось, тоже покуривал чего не следует, лапал девчонок и отрывался по полной! Что они там слушали в этой глубокой древности, когда у них на головах еще росли волосы, а банковский счет, напротив, стремился к нулю? Панк-рок? Фолк? Или дрянную, дребезжащую, как и его старинная развалина на колесах, попсу?»

Да, жизнь портит людей, а особенно их портят сидячая работа, бесплодное ожидание повышения по службе, отсутствие в слишком большом доме детей или хотя бы животных. Поэтому мне хочется заорать изо всех сил и шваркнуть чем-нибудь об пол, но я понимаю, что, если сделаю это, Дженни просто повернется и уйдет, не сказав ни слова. А мне нужно знать, почему она меня бросает. Что я сделал не так? Мне необходимо это выяснить! И прямо сейчас!

От сдерживаемых гнева и досады я весь дрожу, но осведомляюсь нарочито ровным голосом:

– Объясни мне все. Пожалуйста. Объясни мне все!

– Ты действительно хочешь это знать? – говорит она, и ее голос дрожит так же, как и мои руки.

– Да, – настаиваю я. – Все. От начала и до конца.

– Это будет непросто, Джордж, – предупреждает она. – Ох как непросто!

– Я постараюсь выслушать тебя. Спокойно. Обещаю не орать, если ты боишься, что нас услышат. Даю тебе слово. А ты постарайся говорить так, чтобы я понял.

Наверное, сарказм неуместен, когда ты стоишь полуголый, небритый и всклокоченный перед безупречно одетой леди в шляпке, пальто и лакированных туфлях, – пусть даже у леди красные глаза и шляпка немного съехала набок, – но я не мог сдержаться, как ни старался.

Дженни неохотно стаскивает с рук перчатки.

– Конечно, с моей стороны было бы бестактно уйти, не сказав, почему я так поступаю… Собственно, я написала записку, но… Раз уж ты проснулся и раз ты этого требуешь, я расскажу тебе все и прямо сейчас. Я… – Она замолкает, глядя в пол, а затем вскидывает глаза и смотрит на меня умоляюще.

Я молча жду. Я молчу, хотя в голове у меня полный кавардак: основания, отчего меня может бросить жена, спутались в один большой клубок. Оказывается, причин так много! Возможно – и это самый веский резон, – Дженни надоело ждать моего повышения, когда из клерков среднего звена я наконец-то перемещусь в начальство и она получит возможность покупать себе новые дорогие платья? Или ей надоело жить в этом не слишком фешенебельном районе бок о бок с коммивояжерами, вышедшими в отставку капралами и прочим малопочтенным сбродом, единственные развлечения которых – обсуждать соседей, сплетничать на улице да надираться по вечерам? Или… или же она узнала о моем флирте с секретаршей из соседнего отдела? Да, признаю, флирт был не совсем невинным, еще немного – и мы с той крошкой, имени которой сейчас я даже не могу вспомнить, зашли бы намного дальше дозволенного приличиями! Уж не помню, что нам помешало, но наутро я проснулся, как всегда, в собственной постели рядом с мирно посапывающей Дженни, а с той особой с тех пор даже не виделся! Кроме того, кто же не флиртует на корпоративах? По-моему, они и предназначены как раз для того, чтобы выпустить пар! И потом, прошел уже год или даже полтора, так что… Нет, это явно не из-за того, что моя жена узнала о секретарше, да еще и случившейся больше года назад! Из-за этого Дженни могла поскандалить, надуться, но не ушла бы! Хотя женщины – непредсказуемые создания. Иногда они расстаются с мужьями из-за сущих пустяков, например храпа, или пристрастия к чесноку в колбасках, или запаха трубочного табака, который невозможно выветрить из гардин… Однако я не курю, не люблю чеснок и даже не храплю! Я тихий, терпеливый служака, один из многотысячной армии марширующих утром в одинаковых серых костюмах солдат Сити – мужчина средней внешности и среднего возраста… и достаток у нас тоже средний. Как и дом, и газон перед домом, и вечнозеленая изгородь, ножницы для подстригания которой я выбираю сам – они всегда средней цены и, соответственно, среднего качества.

Я вглядываюсь в стоящую передо мной женщину словно бы новыми глазами: вот она, моя Дженни… ей сорок восемь, но ее уж никак нельзя назвать средней! Она до сих пор стройна, у нее, несмотря на заплаканные глаза и красный носик, ухоженный вид, а ее зеленое пальто, лиловая шляпка и лимонные перчатки выглядят свежо и даже вызывающе. Как и туфельки на дерзких каблучках. Стуча которыми, она, возможно, сейчас покинет нашу с ней жизнь навсегда. О господи! Навсегда! Как такое может произойти? Это… это возможно только при одном раскладе – если она уходит к другому мужчине! Но… ей сорок восемь! И мы прожили вместе двадцать три года, черт возьми! Двадцать три года!!

– У тебя… у тебя есть к кому уйти? – осторожно, словно идя по тонкому льду, спрашиваю я.

– Да, Джордж, – спокойно отвечает она. – Я ухожу от тебя к другому. Но… это не главное. Это не было причиной… скорее, это оказалось следствием. А главное другое… совсем другое! Не знаю, поймешь ли ты… Мне было очень скучно заниматься домашним хозяйством, Джордж. Это невыносимо – день за днем пылесосить дом, в котором никто ничего не разбрасывает, годами протирать пыль (хотела бы я знать, откуда она берется, эта пыль, если мы никогда не открываем окон?!). И готовлю я всегда одно и то же – что всегда готовила твоему отцу твоя мать. Ростбиф, цветную капусту и пудинг! Ты даже собаку не разрешал мне завести, потому что собаки портят газон и от них шерсть на диванах… И еще ее не с кем будет оставить, когда мы едем в отпуск. О, Джордж! Ты не представляешь, как тяжело было осознать, какими пустяками я занимала себя все эти годы! А в последнее время ощущение пустоты стало и вовсе невыносимым. Это… это было ужасно, Джордж…

– И оттого что тебе скучно, и тебе надоели пудинги и пыль, и у тебя нет собаки, ты завела роман на стороне? – как можно более едко осведомляюсь я. – Так вот почему ты стала часто пропадать из дома! Вот почему, когда я звонил, мне почти никогда не удавалось застать тебя и приходилось общаться с автоответчиком! Вот почему ты нацепила все эти глупости! – Я бросаю уничижительный взгляд на ее вызывающие туфли, перчатки и сумочку в тон, которая теперь кажется мне дурацкой, хотя еще вчера, увидев ее в прихожей, я подумал, что жена не отстает от моды и у нее к тому же прекрасный вкус. – Или же ты устала ждать, когда старикан Билли откинет копыта или уйдет на пенсию добровольно, а его место передадут мне? И я начну зарабатывать, как настоящий босс? Чтобы ты могла тратить на свои причуды в разы больше?!

– Я уже ничего не могу тратить из твоих денег на свои, как ты говоришь, причуды, – неожиданно холодно замечает жена. – Потому… потому что у тебя больше нет денег, Джордж. Это я тоже хочу сказать тебе сразу. Чтобы ты не подумал, что я ушла и скрыла… это. Так что у тебя больше нет сбережений. Я… я все потратила.

– Что?!.. – не веря своим ушам, восклицаю я. – Ты все потратила?! Но куда?! Нет… этого не может быть!! И как… как такое могло случиться?! Джен, скажи, что ты шутишь! Скажи это сейчас, иначе… иначе я за себя не ручаюсь!

На миг взгляд Дженни смягчается – но это только на миг. У меня же подкашиваются ноги, и я буквально плюхаюсь обратно на кровать и даже, кажется, испускаю стон. «О-о-о» мычу я, или «у-у-у», или даже «а-х-х-х-а-а» – не знаю точно, как передать звуки, которые я из себя исторгаю, да это и не важно. Важно лишь, что Дженни срывается с места и наливает стакан воды.

– Выпей, Джордж… пожалуйста, выпей!.. – умоляющим тоном говорит она. Голос у нее такой же нежный, как и в двадцать лет, когда я впервые увидел ее. И разве мог я подумать тогда, что небесное создание с темными вьющимися волосами, зелеными колдовскими глазами и голоском эльфа, прожив со мной под одной крышей двадцать три года, в конце концов отколет такую штуку?! Это даже не секретарша в расстегнутой блузке в темном углу! Сначала та, которой я полностью доверял, растратила все мои… нет, пускай даже наши! – но все, все деньги! А потом еще и бросила меня, чтобы уйти к другому!

– Я не хочу пить! – Я перестаю стенать и отталкиваю ее руку, но у меня предательски кружится голова, и Дженни, кажется, это замечает.

– Я так виновата, Джордж… так виновата! – лепечет она. – Но… это было сильнее меня!

– Что?!.. – рычу я. – Что именно сильнее?! Чужой мужик, которого ты ублажала, когда тебе осточертело вытирать пыль, или те тряпки, в которых ты перед ним дефилировала?!

– Не смей меня оскорблять! – вскипает Дженни. – Если я в чем-то и виновата перед тобой, Джордж, то только не в…

Она замолкает, и по ее лицу начинают струиться слезы.

– Я… я покупала лотерейные билеты, Джо… – тихо говорит она. – Это… это так затягивает! Тем более что по самому первому я сразу выиграла! И купила себе… купила себе все это. Мне… мне так надоело благоразумие, и плиссированные юбки, и серое пальто, и искусственный жемчуг… Меня просто уже тошнило от этого! Я чувствовала, что еще немного – и я начну заказывать теплые халаты с рюшами по каталогам и ходить в магазин с бигуди на голове и в тапочках! Вот тогда я и решила, что отныне моя жизнь будет другой! Как будто этим выигрышем… мне словно показали путь к новой жизни… Я действительно так думала! И я стала покупать еще билеты. Но мне почему-то перестало везти, и я долго ничего не выигрывала. Я… я истратила на билеты все наши хозяйственные деньги, потому что казалось – еще чуть-чуть, и мне в руки еще раз упадет целая куча банкнот! Но денег больше не было. И надо было что-то предпринимать, пока ты не спросил, почему на обед у нас одна только морковка! И я… я пошла в банк и сняла оттуда, чтобы заплатить в мясной лавке, и в бакалейной, и за электричество, пока ты не заметил, какая гора платежей у нас скопилась. Но я не удержалась и, вместо того чтобы потихоньку расплатиться с долгами и забыть об этой проклятой лотерее навсегда, снова накупила билетов! И снова ничего не выиграла! И вдобавок к прежнему мне теперь еще надо было объяснять тебе, куда подевались деньги со счета! Так что я начала играть уже во что попало: на скачках и даже на собачьих бегах! Ведь кто-то каждый день на них выигрывает, правда? А если кто-то выигрывает, то почему не могу выиграть и я?

– Ты же ничего не понимаешь ни в лошадях, ни тем более в остальном! – в сердцах выпаливаю я. – Твое дело состояло в том, чтобы содержать в порядке дом и саму себя и быть мне опорой и поддержкой, а вместо этого ты…

– Тебе не нужны были опора и поддержка! В последние годы ты едва замечал меня, Джо! Ты приходил с работы и усаживался перед телевизором, или читал газету, или стриг газон, или ругался с соседями, или же уходил к друзьям пить пиво, а что оставалось мне?! Сериалы для домохозяек? Бридж с такими же старушенциями, какой ты видел меня, Джордж? Задушевные беседы с пылесосом? Стать активисткой Армии спасения? Начать собирать гербарий и морить бабочек в банке, а потом распяливать их и вставлять в рамочки?

– А что плохого в бабочках или даже в гербарии?! Вместо этих невинных занятий ты нашла нечто получше – начала играть, как наркоманка, и спустила все, что я… что мы скопили за все эти годы!

– А зачем тебе деньги, Джо, если мы все равно их не тратим? У нас все старое – мебель, машина… Ты не желал ничего менять и получал удовольствие от созерцания своего банковского счета, только от этого! Я же наслаждалась предвкушением выигрыша! И то и другое – некрасиво и своего рода наркомания. Так что между нами нет никакой разницы!

– Мы можем заболеть… – тяжело сказал я, глядя в пол. – И тогда нам понадобятся… могли понадобиться все наши сбережения!

– У нас обоих прекрасные медицинские страховки, которые покрывают все, даже пересадку сердца. И… я не собираюсь болеть! – каким-то странно звенящим голосом сказала Джейн. – Хотя мне казалось, что в этом проклятом пустом доме у меня уже и сердца не осталось! Мне уже хотелось умереть, так было противно!

Она сверкнула своими удивительными глазами, нисколько не потерявшими блеск, и с гордостью выпрямилась. Я словно бы увидел прежнюю Дженни, какой она была два десятилетия назад: юную, смешливую, неожиданную… Что ж, она преподнесла мне неожиданность, ничего не скажешь!

– Ты меня разыгрываешь! – с чувством произнес я и сильно потер лицо. – Ты… Скажи, что ты все это придумала, Джен! Что все это шутка… пусть даже и зашедшая слишком далеко! Банки сегодня уже не работают, но я ведь могу проверить, на месте ли деньги, проверить сейчас, буквально не сходя с этого места!

– Что ж… проверь! – горько согласилась она. – Проверь… и убедись сам!

Однако я больше не слушал ее. Конечно же это была шутка! Сегодня наступает Новый год, и мне ли не знать, на что способна моя Джен! Разумеется, такой не совсем невинный розыгрыш вполне в ее духе! Немного пощекотать мне нервы, а заодно и сказать прямо в лицо, что ее не устраивает в нашей жизни… Вот она и придумала повод! Конечно же, ей скучно дома… И почему я не соглашался купить ей щенка? Только ли потому, что не любил соседского пса? Или просто не хотел ничего менять в жизни? Которая и впрямь начала превращаться в стоячее болото! И она никуда не уходит, моя Джен, нет у нее никакого другого мужчины, иначе бы я давно заметил… заметил!

Я бормотал все это себе под нос, лихорадочно открывая и включая компьютер, входя в Сеть и вбивая непослушными пальцами свой банковский пароль.

– Я бы заметил… заметил… Я не верю, что она это сделала… У нее никого нет… нет! Нет!! – заорал я, когда увидел свои счета. Везде было пусто и красовались нули. Даже на тех депозитах, которые были открыты только на мое имя и с которых – теоретически – она не могла снять деньги, однако только теоретически! Мой пароль не был недосягаем для жены, как и чековая книжка. Да и мою подпись она воспроизводила просто виртуозно, и мы не раз пользовались этим ее умением, чем я, идиот, даже восхищался! Чтобы теперь она обвела меня вокруг пальца!

– Джен! – Я задохнулся и закашлялся так, что на глазах выступили слезы. – Джен, черт побери!.. Джен!!

Однако ее уже не было. Пока я возился и тыкал пальцами в кнопки, жена выскользнула в дверь и ушла. Ее уже не было в их доме. Нет, не в их! Теперь только в моем доме! Доме, который не терпел никаких перемен… старом доме со старыми обоями, с истертыми коврами, которые были новыми двадцать три года назад… когда она, новобрачная, сияющая и счастливая, взошла по этим ступеням… С тех пор минуло бог знает сколько лет, и бог знает сколько пыли ей пришлось тут вытереть… горы, фараоновы пирамиды пыли! Она страдала тут, словно в заточении, когда я все еще продолжал считать себя счастливчиком и везунчиком: еще чуток поднапрячься и подождать – и я стану главой отдела! И тогда мы переедем на другую улицу, в еще более просторный и дорогой дом… в котором будет еще больше пыли! И где я заказывал бы к обеду все те же ростбиф и цветную капусту!

О господи, Джен… Кажется, только сейчас я понял, почему ты это сделала! И почему ты ушла… Ушла окончательно и бесповоротно… ушла неизвестно к кому – тонкая и решительная, с экстравагантной сумочкой лимонного цвета в одной руке и вместительным чемоданом в другой. Ты покинула нашу жизнь, потому что устала ждать перемен, на которые я оказался просто не способен! Мне горько признаться в этом, но это правда! В самом деле – что хорошего ждало тебя рядом со мной? Совместное праздное старение у телевизора? Вялотекущая война с соседями? Унылые пикники с готовыми безвкусными сандвичами и безалкогольным пивом? Предсказуемые праздники с заранее оговоренными подарками: тостер, взамен сгоревшего, – ей, банные полотенца – мне?

Как много было у нас планов, когда мы поженились, какой счастливой и полной надежд казалась Джейн! Какой хорошей она была женой! Как заботилась обо мне! Да, я был зол сейчас, и расстроен, и раздосадован… Можно сказать, я был сражен наповал – но не потерял главного своего достоинства, достоинства, которое все эти годы и питало наши надежды на то, что именно я займу место руководителя, – я умел анализировать и смотреть на вещи критически.

– Если от меня ушла жена, – объяснил я громко самому себе, – значит, я перестал ее устраивать! Прежде всего ее перестала устраивать моя личность. Какие-то черты моего характера стали для нее просто непереносимы! А эта проклятая лотерея – уже следствие. Как и то, что природа не терпит пустоты… Моя жена стала искать другого, более подходящего ей мужчину… и, судя по всему, она нашла его!

Да, я мог и умел смотреть на все критически, но сейчас, сегодня, это не помогало – скорее раздражало и мешало. И еще – я чувствовал, как опустел с уходом Дженни наш дом. Оказывается, одного меня было совершенно недостаточно… Это она наполняла его звуками и запахами: стряпни, духов, цветов, купленных на ближайшем рынке. Это Дженни создавала музыку дома, лихо подпевая хитам из телевизора, тихо мурлыча полюбившиеся отрывки из опер или просто болтая по телефону с подругой. Дом был пуст – она ушла и унесла все с собой, словно именно этим уютом, а не вещами, и были набиты ее чемодан и легкомысленная сумочка, которую она купила с того проклятого выигрыша в лотерею! Если бы она не выиграла! Зачем, зачем он оказался счастливым, тот самый первый ее билет?! Если бы по нему ничего не выпало, моя жена просто выкинула бы его, как любую ненужную бумажку, и сейчас была бы рядом со мной! И в моей… в нашей жизни ничего бы не изменилось!

Однако она хотела измениться… хотела все изменить! И вслед за вызывающе нарядным и модным пальто, за шляпкой и перчатками из дорогого магазина возник и мужчина! Кто он? Даст ли он ей, моей Дженни, все, что не смог дать ей я?

– Кто он?! – выкрикнул я в пустоту и тишину дома. – Где вы познакомились?! И почему он лучше меня?! О, ты не могла меня предать, Джен! Ты просто не могла!!

Ответом было молчание.

Молчание.

Молчание.

Я не был готов к этой тишине, к одиночеству, которые били по нервам даже сильнее, чем сплошные нули в моих счетах. О, намного сильнее! Я вдруг подумал, что хуже этого гнетущего безмолвия нет ничего на свете и что сейчас я бы обрадовался даже зашкаливающим децибелам из соседского дома или обществу их нахального пса, оставляющего свои дурнопахнущие метки у нашего крыльца…

В смятении я выглянул на улицу, но там не было ничего, кроме одиноких следов Дженни на свежевыпавшем снегу – следов, уходящих от нашего дома. И, возможно, они никогда, никогда уже не протянутся обратно!..

Мне тоже захотелось уйти – уйти отсюда, от въевшихся в стены запахов ростбифа, цветной капусты и приторных пудингов, от никем не вытертой сегодня пыли и от этой гнетущей, огромной, навязчивой тишины… Уйти куда угодно, куда глаза глядят! Разумеется, вот-вот наступит Новый год и на улицах толкотня, а в пабах яблоку негде упасть, – но, наверное, этого мне и нужно! Да, уйти, уйти отсюда! Сейчас! Немедленно!

Когда я вышел из дома, уже начало темнеть – неизвестно куда девался целый день… Такой длинный, такой несчастливый день!

Мне казалось, что я едва переставляю ноги, тяжелые, как свинцовые гири, – но вот уже и конец нашего тихого квартала, дальше простирались сияющие разноцветными, подмигивающими праздничными огнями торговые ряды, полные народа. Куда спешат все эти люди? Почему они так довольны? Отчего они смеются? Разве можно радоваться и хохотать в день, когда я стал банкротом во всех смыслах? Когда от меня ушла моя Дженни?! Пить чай с ромом из тяжелых глиняных кружек, разламывать печенье на счастье, покупать волшебные шары, в которых, разумеется, нет никакого волшебства, – но в такой день невозможно их не купить! Как невозможно не верить в чудо… Чудес больше нет. Их больше не будет в мой жизни… никогда. Никогда!..

– С наступающим вас, сэр! Купите билетик на удачу!

– Что?! – Я остановился как вкопанный. Ноги будто приросли к тротуару.

– Билетик, сэр! Всего две монеты! Билетик на удачу! Я просто чувствую, что вы выиграете, сэр!

Я словно впервые увидел, сколько их в городе, этих продавцов призрачной фортуны, промышляющих на каждом углу. Нет, они, разумеется, не виноваты – они просто винтики в огромной машине, название которой – слепая алчность! Причем алчность отнюдь не устроителей, сулящих мгновенное обогащение на многочисленных лотереях, а наша собственная, подпитываемая нашими же неразумными, незрелыми мечтами! Мы все мечтаем о свалившемся просто с неба незаработанном богатстве, желаем быть баловнями случая и получить от судьбы подарок просто так! Ну а если ничего не выпадет, если сегодня фортуна повернулась лицом к другому – что такое всего две монеты? Пустяк, чепуха… Однако если подсесть на эту иглу, если тратить деньги на сотни или даже тысячи билетов, как это делала Дженни, пытаясь привлечь удачу, то…

– Нет, – выдавил я. – Мне не нужны никакие выигрышные билеты. Я… я уже выиграл сегодня все, что мог, – добавил я с мрачным сарказмом и только тут взглянул на парнишку.

Тот был очень молод и худ и одет явно не по погоде – посинел и дрожал в своей тонкой курточке, да и шапки у него не было. Что заставляет таких людей торчать на улице, на ветру и холоде в праздничный день? Быть может, у него дома больная мать или сестренка? А может, он подрядился продавать билеты, чтобы подработать на образование?

– Мне не нужен выигрыш. Вот, возьми просто так, парень. – Я полез в карман. Оказывается, я забыл бумажник дома, но в кармане завалялась пятерка, которую я и протянул ежащемуся от холода парнишке лет шестнадцати, но тот смутился и покраснел:

– Нет-нет, что вы! Я не попрошайка!

– Ну что ты, – поспешил загладить обиду я. – Мне и в голову бы это не пришло! Просто я никогда не выигрываю. Так что можешь, если хочешь, оставить билет себе.

– Так не положено, сэр! – твердо сказал продавец. – И я просто знаю, что вы сегодня выиграете! Пожалуйста, выбирайте билет, сэр! Честное слово, это очень надежная лотерея! Выигрыш гарантирован! И розыгрыш прямо сегодня, как раз за час перед Новым годом! Так что отбросьте сомнения и выбирайте ваш счастливый билет!

Я сдался.

– Выбери мне сам. У меня что-то не очень счастливая рука, – криво улыбнувшись, добавил я.

– Возьмите вот этот, сэр!

– Ну, этот так этот. Спасибо. Сдачи не надо.

«Что толку экономить по мелочам, когда главное в моей жизни уже упущено?» – горько усмехнулся я про себя, сунул совершенно ненужную бумажку в карман и поплелся дальше, к единственному месту, куда я захаживал вот уже лет двадцать и где мог рассчитывать на кредит, – пивнушке «Упитанный единорог».

Я ожидал, что тут будет битком набито, однако паб оказался почти пустым.

– Что-то у тебя сегодня не густо! – заметил я. – Нальешь в кредит, Сэм? Забыл дома бумажник.

– Сегодня в пабах только те, у кого нет семьи! – Толстый черноусый бармен назидательно поднял вверх палец. – Но если честно, Джо, я и сам не пойму, почему у меня так пусто? Наверное, потому что все решили: Новый год – праздник семейный… Об этом то и дело судачат по телику. Да и после Рождества народ разъехался на каникулы. Из завсегдатаев сегодня только те двое, – он кивнул на неясные фигуры в самом дальнем углу, – да я, да мы с тобой! Но, положа руку на сердце, уж тебя, Джо, я сегодня точно не ожидал увидеть! И что-то у тебя неважнецкий вид, Джордж… Многие в городе слегли с гриппом… Сделаю-ка я тебе горячий грог!

– Спасибо, Сэм! – с чувством сказал я. – Горячий грог – это, пожалуй, то, что надо!

Сэм зажег спиртовку и начал колдовать возле нее, а я неожиданно спросил:

– Скажи, Сэм, как ты относишься к лотерее?

– Лотерее?

Бармен, казалось, вовсе не был удивлен. Впрочем, каких только вопросов не задают посетители!

– Ну, иногда ставлю десятку-другую, – сознался он. – В основном на лошадок. Сам знаешь, Джо, тут у нас бывают всякие личности… Иногда послушаешь-послушаешь, о чем они толкуют, да и клюнешь! В основном, конечно, эта болтовня о том, якобы они наверняка знают, на кого ставить, и бренчи у них в кармане монета, они бы своего не упустили, сразу поставили бы тыщ пять! Да только то, что они тебе поют о своих важных связях, – пустое бахвальство. Однако пару раз и сам пораскинул мозгами, полистал бюллетени скачек – и мне повезло! Два… нет, три раза выигрывал по-крупному! – похвастал он. – А что, Джорджи, кто-то дал тебе совет относительно ипподрома? – Он снял со спиртовки вино с пряностями и перелил его в тяжелый бокал с удобной ручкой.

– Я сегодня получил много советов… – уклончиво подтвердил я и пригубил напиток. – Но все они немного другого свойства. Просто, когда я шел сюда, парнишка на углу продал мне лотерейный билет. До этого я никогда не играл ни в какие азартные игры…

– О, так ты новичок! – воскликнул Сэм. – Новичкам, говорят, везет! Помнится, на своей первой ставке на ипподроме, будучи еще юнцом, я тоже сорвал неплохой куш! Однако зарываться не стоит… Знавал я людей, которые начали по маленькой, а потом спустили все, что имели, да еще и влезли в долги!

Я ничего не ел сегодня, и крепкое горячее вино, выпитое на пустой желудок, буквально оглушило меня. Я чувствовал, что согреваюсь… оттаиваю… и что мне почему-то неудержимо хочется рассказать бармену все: и о Дженни, и о том, что она проигралась в пух и прах, пустив на ветер все наши сбережения, и почему я сегодня не остался дома, а пришел сюда… Из последних сил пытаясь удержать язык за зубами, я сказал:

– Да… Новый год – праздник семейный, это ты прав! Относительно же того, что новичкам везет: моя жена тоже выиграла на свой первый лотерейный билет…

– Надеюсь, с миссис Дженни все в порядке? – вежливо осведомился Сэм, который не раз обслуживал нас, когда мы бывали тут вдвоем.

– Она уехала к матери, – процедил я. – Она неважно себя чувствует… моя теща, то есть мать Дженни. Старушенции чуть не сто лет, и она… гм… приболела…

Я говорил так неискренне, что Сэм, который знал меня как облупленного, наверняка это почувствовал. Они вообще видят каждого насквозь, эти ребята, которые наливают тебе вечером и которые с непроницаемыми лицами профи привыкли выслушивать и ложь, и бахвальство, и совсем уж дикие пьяные фантазии разгулявшихся посетителей. Однако то, что случилось со мной, просто рвалось из меня наружу. Сдерживаясь изо всех сил, я уткнулся в свой стакан и, желая перевести разговор на другие рельсы, спросил:

– Сэм, а почему паб назвали «Упитанный единорог»? Единорогов, ни худых, ни упитанных ведь не бывает?

– Зеленых свиней тоже не бывает, как и веселых пудингов, – ответствовал хозяин, явно намекая на два конкурирующих заведения неподалеку: «Зеленый боров» и «У развеселого пудинга».

Я тут же вспомнил тот самый чертов пудинг, который Дженни всю жизнь готовила по рецепту моей матушки, – именно потому, что я сам – сам! – требовал этого!

– К дьяволу пудинги, хоть веселые, хоть нет! – сказал я. – Сделай-ка мне еще этого пойла, Сэмми!

– Может, ты для начала чего-нибудь съешь, Джордж? – В голосе бармена явно слышалось сочувствие. Видимо, на правах старого приятеля он решил, что просто обязан присмотреть за мной в отсутствие жены. – Сдается мне, парень, что у тебя сегодня и маковой росинки во рту не было! Дженни давно уехала? Если моя хозяйка уезжает, я сам и бекона не поджарю. Мое дело – напитки… а это не слишком хорошо для желудка! Смотри, от грога быстро хмелеют, горячее вино бьет в голову!

В мою голову сегодня уже достаточно били тяжелой артиллерией, и грог Сэма вряд ли мог бы чему-нибудь навредить…

– Когда двадцать лет назад я купил «Единорога», он так и назывался, – сказал бармен, предаваясь воспоминаниям. – И на заведении еще висела оригинальная вывеска, которая была приколочена во-о-от такими гвоздями чуть не со времен Эдуарда Исповедника! Но, несмотря на гвозди, на следующий год она пропала во время урагана с наводнением, и это была большая потеря! Жена даже увидела в том какой-то знак и хотела переименовать паб, назвать его «У Сэма», но я сказал, что пусть будет как раньше. Люди привыкли ходить в «Упитанный единорог», пускай такого зверя и днем с огнем не сыщешь. Я заказал почти точно такую вывеску, только этого самого единорога попросил сделать побольше да посвирепее и позолотить ему рог. А моя хозяйка велела художнику изобразить с другого боку даму, ну, вроде как принцессу. Не знаю уж, каким боком единороги к принцессам, но вышло хорошо. Иногда мое заведение так и называют – «Единорог и Принцесса». Сегодня, конечно, вывеска блестит не то что двадцать лет назад, зато сразу видно, что мой паб старый и почтенный. Да… Двадцать лет, а все помню, словно это было вчера! Кажись, Джорджи, мы с вами в тот год и познакомились?

– Да, – подтвердил я. – Мы… я… мы живем в этом районе уже двадцать три года.

– Да, не кот начхал! А какая красотка была твоя Дженни, ну чисто принцесса с вывески. Да она и сейчас хороша!

И тут меня прорвало. Я стиснул стакан так, что тот едва не хрустнул, и сказал:

– Она ушла от меня, Сэм… Ушла сегодня утром.

– Да ну! – только и вымолвил хозяин. – Надеюсь, ты не разыгрываешь меня, Джордж? Я только вчера ее видел… Она шла такая веселая… и вроде как с подарками…

Подарками… Да только, видно, не для меня!

– Принцесса ушла, а единорог остался! – мрачно резюмировал я. – Остался в одиночестве! Сэм… мне нужно еще чего-нибудь выпить!

– Нет, Джорджи, и не проси! – твердо сказал толстый Сэм, отдуваясь от избытка эмоций, вызванных новостью. – Я вполне понимаю твои чувства и вроде бы должен блюсти свою выгоду, но… не проси!

– Если ты не нальешь мне здесь, я пойду в «Зеленый боров»! – пригрозил я.

– У тебя же нет наличных, – напомнил хозяин. – Поэтому в «Борове» тебе тоже не нальют! Ты не их клиент, Джордж, а мой, так что давай я тебе хотя бы сандвич сварганю…

– Я могу расплатиться с ними этим поганым лотерейным билетом! Будь оно все проклято… Зима… Ветер… Холод… И Дженни со своей лотереей!

– Эй, полегче! – призвал меня к порядку Сэм. – Вы с Дженни еще помиритесь, и потом тебе будет стыдно за эти слова, Джорджи! Давай-ка я включу телик… это тебя немного отвлечет, я так думаю.

Однако меня уже несло, как щепку при наводнении:

– Она предала меня, Сэмми! Предала! И это после двадцати трех лет совместной жизни! Когда я все делал только для нее! Старался! Копил! Думал, еще немного – и я сяду в кресло начальника и тогда куплю ей все, что она только пожелает! Я думал, мы переедем в новый дом, хотел, чтобы у нее было все самое лучшее! А она… она обвинила меня в том, что я не купил ей собаку! Собаку! Господи! – Я пьяно мотал головой, и из моих глаз уже катились настоящие, неподдельные слезы, крупные, как те бриллианты и жемчуга, что я мечтал надеть на Джейн, когда стану боссом.

– Думаю, сегодня выпивка за счет заведения, Джордж! – сказал ошарашенный Сэмми. – И еще я думаю, что ты малость того… преувеличиваешь! Твоя хозяйка посидит у своей матери и вернется. Как миленькая вернется!

– Бросить меня из-за того, что мне нравятся ростбиф с цветной капустой и пудинг с патокой! Видит бог, я никогда не требовал от нее ничего большего! Никаких тебе кулинарных изысков, ничего кроме! А ей, оказывается, нужна была собака! Как будто мне мало того соседского чучела, что постоянно роется на моем газоне и пакостит на крыльце! Того беспородного гребаного ублюдка!

– Я люблю собак, – осторожно произнес Сэм, растерянно дергая себя за усы, – но некоторые действительно бывают несносны! У нас с моей Джуди две кошки, так тоже полон дом шерсти, да и когти они точат где попало! Но Джуди так любит этих тварей, что я уж терплю.

– Кошка – это еще куда ни шло. И клянусь, я бы понял, если бы она мечтала о говорящем попугае или аквариуме с золотыми рыбками… Но собака! Собака, Сэмми! Ладно, пускай и собака, я бы смирился и с этим заповедником для блох, но почему она не сказала мне об этом раньше?! Почему?! – взывал я в пространство. – Я бы купил ей эту чертову собаку! Купил бы самую большую и породистую! Лучшую собаку на всех островах и континентах! Бульдога! Самого слюнявого и самого прожорливого! И самого кривоногого в придачу! И пусть бы он храпел на ее лучшем диване в гостиной! И сгрыз бы ее новые туфли! И распотрошил ее любимую шляпку! Собаку! – бушевал я, как тот ураган, что двадцать лет назад, когда Дженни напоминала Сэму, мне, да и всем окружающим не жену начинающего биржевика, а скорее сказочную принцессу, снес в море оригинальную вывеску «Единорога» вместе с трехфутовыми гвоздями. Да, в то время у меня еще не было одышки и лысины, у Сэма – его подагры, пивного живота и усов, а Джейн была отнюдь не сегодняшней экстравагантной дамой… но неужели уже тогда она начала мечтать о собаке?!

Я вытер обильно выступивший от горячего грога и волнения пот и перевел дух. Что-то я действительно раскричался… И почему меня переклинило именно на собаке, на этом чертовом четвероногом млекопитающем, ведь Джейн ушла от меня не к какому-то псу, а к вполне конкретному мужчине?! Вот о ком я сейчас должен был бы думать, вот кого искать, вот кому мстить, вместо того чтобы сидеть тут, у Сэма, и слюняво плакаться ему в жилетку! Полагаю, сегодня я бы отдал все на свете, чтобы вернуть те благословенные времена, вернуть ту Дженни, да и себя самого – молодого, полного надежд и стремлений и верящего, что все лучшее у нас еще впереди! Знал бы я тогда, каким крахом, почище урагана, обернется наш брак! И какая тяжкая новогодняя ночь ждет меня через двадцать три года после свадьбы!

– И все произошло из-за вот этих проклятых бумажек! – Я шваркнул на стойку Сэму под нос ни в чем не повинный лотерейный билет, купленный пару часов назад на углу у промерзшего парнишки.

Однако Сэм был так огорчен, что, вероятно, принял проклятую лотерею за объявление о продаже бульдога, поэтому не стал рассматривать билет, лишь сочувственно вздохнул. Затем он щелкнул кнопкой, и телевизор на консоли взорвался бравурной мелодией.

– Все-таки я сделаю тебе сандвич, Джорджи, – промолвил он. – Собаки… с ними столько хлопот! Прививки, ошейники, всякое дерьмо, которое они так и норовят сожрать на улице! Не говоря уж о том, что они все время теряются и сбега`ют! Это очень нервные животные с расстроенной психикой, не то что кошки, которых и громом небесным не напугаешь, помяни мое слово, Джордж! Сколько ни швыряй в кошку тапкой, она даже ухом не ведет и все равно делает по-своему! А псины так боятся петард и фейерверков, что после каждого праздника на всех столбах в округе висят объявления: «Пропал милый песик, прошу вернуть за вознаграждение!» Нет, Джордж, когда вернется Дженни, купи ей кошку! Может, она не станет охранять дом и с ней не очень сподручно гулять на поводке, но кошка…

– Эй, Сэмми, переключи-ка канал, – попросил один из двух завсегдатаев, подходя к стойке. – Сейчас начнется розыгрыш лотереи, у нас тут с дружбаном завалялась парочка выигрышных… – И он вывалил на стойку отнюдь не парочку, а целую кипу измятых билетов. – Вот… Может, удача нам под Новый год и улыбнется? Проверим ее, да и пойдем по домам, жаль, что ты закрываешь свое заведение и у тебя нельзя встретить Новый год, но что поделаешь? У каждого, как говорится, свои заморочки… Переключай, вдруг мы сорвали главный куш и теперь до конца жизни не будем думать, чем платить за выпивку?…

– Как это – у меня нельзя встретить Новый год? – озадаченно спросил Сэм, машинально делая то, что от него требовали. – Кто это вам такое сказал?

– Да у тебя самого на входной двери написано, Сэмми! – подтвердил второй клиент, подтягиваясь к стойке. – Не слишком-то это красиво – выгонять порядочных людей в новогоднюю ночь на улицу! Но что поделаешь, если ты вдруг решил менять правила! Помнится, раньше в Новый год «Единорог» всегда был открыт до утра! И мы пили тут, и веселились, и…

Бармен, не дослушав, как именно в новогоднюю ночь веселились у него завсегдатаи, протиснулся мимо говорившего и вышел на улицу. Телевизор между тем закончил петь, и на экране возникли томная блондинка, барабан с шариками и ярко освещенный зал, полный возбужденных и нарядных людей.

– Началось! – сказал первый клиент, потирая руки и раскладывая билеты на стойке. – Вы что, тоже играете? – обратился он ко мне. – Э-э-э… да у вас всего один билетик! На один билет нечего и думать выиграть, приятель! Это все равно что пожелать достать рукой кусочек Луны!

Прогремел туш, блондинка ослепительно улыбнулась и, вытянув лилейную ручку с наточенными коготками, достала первый шар.

– Какой-то идиот пришпилил на дверь объяву, что я не буду работать в новогоднюю ночь! – Разгневанный Сэм вернулся с улицы, потрясая невесть откуда взявшейся картонкой. – А я-то думаю – куда подевалась вся моя постоянная клиентура?! А они заказывают напитки и прочее в другом месте! Я урою-таки этого холощеного зеленого кнура вместе с его приятелем, вонючим пудингом! Они у меня еще попляшут! Устроить мне – мне! – такую подлянку!..

– Тише, Сэмми! – взмолились клиенты. – Розыгрыш идет!

– Я покажу им розыгрыш! Они меня до конца жизни помнить будут! Изгадить мне единственную новогоднюю ночь в году!..

– Опять ничего и близко нету! – с досадой сказал первый игрок. – А у тебя?

– У меня тоже ничего.

– А у вас, мистер?

Я не смотрел на экран, где блондинка, жеманясь и извиваясь, ублажала своей персоной затаивший дыхание зал, полный жаждущих выигрыша безумцев. Я просто сидел безучастно, ожидая, когда же закончится и это шоу, и весь сегодняшний сумасшедший день целиком.

– Да у вас уже целых четыре цифры совпали! – ошарашенно сказал второй игрок, заглядывая мне через плечо. – У меня за всю жизнь такое только раз и случилось!

– Какие четыре… все пять! – воскликнул первый.

Даже Сэм временно перекрыл поток проклятий в адрес «Развеселого пудинга» и «Зеленого борова» и уставился в клочок с неким магическим набором знаков передо мной.

– Эй, Джорджи, – неуверенно произнес он. – Похоже, что ты выигрываешь, парень!

– Последняя цифра никогда не совпадает! – уверенно сказал второй клиент. – Никогда! Сдается мне, они печатают все билеты так, чтобы эта цифра просто нигде не попадалась!

В зале при телестудии волнение, похоже, тоже нарастало – или же вся эта кутерьма действительно была лишь ловко срежиссированным действом?

– Я думаю, победитель очень скоро определится прямо у нас тут, в студии! – взволнованно ворковала блондинка, прижимая ручку к груди, грозившей вот-вот вывалиться из декольте, расширив и без того искусно увеличенные гримом очи и хлопая ресницами, словно бабочка крыльями. Иллюстрируя ситуацию, оператор тут же выхватил крупным планом лицо из толпы – бледную женщину средних лет с целым ворохом билетов в руках. – У леди в правом секторе совпало сразу пять цифр!

Зал застонал, а какой-то голос выкрикнул:

– Пускай кто-то из нас вытащит последний шар!

– Вы мне не верите? – Блондинка оскалила все зубы разом, а платье ее сверкнуло в лучах софитов соблазнительными и соблазняющими алмазными россыпями.

– Ребенок! Пускай ребенок решит судьбу!

Чьи-то руки вытолкнули к барабану с пронумерованными шарами маленькую девочку лет пяти, таращащую от неожиданности глаза и всю в бантах и оборочках.

– Эх, – сказал первый клиент Сэма. – Вот так они всегда и делают! Видали, какой фокус? Ребенок отвлечет внимание, а тем временем эта фифа вытащит то, что им нужно!

– Девчонке ни за что не позволят вытащить шар, – подтвердил второй. – Потому что с ребенком не договоришься! Да и рукава у нее на платье короткие! А у этой дамочки такие, что не только шарик величиной со сливу упрятать можно, но и целый школьный автобус! В цирке ей только и выступать! Кругом обман!

– Вы что, думаете, в этой лотерее все нечестно? – скептически осведомился хозяин «Упитанного единорога». – Это же государственная лотерея!

– Ты бы еще государственные налоги вспомнил, Сэм! – воскликнул первый, и бармен только вздохнул. – Нас надувают везде, где только могут!

– Хорошо, пусть будет девочка! – согласилась ведущая. – Как тебя зовут, солнышко?

– Дженни, – ковыряя туфелькой пол и опустив от смущения ресницы, еле вымолвила та.

– Давай, Дженни! – взревел зал.

– Давай! – присоединились и оба клиента Сэма. Они уже сгребли в кучу свои билеты, которые ничего не выиграли, и придвинулись вплотную ко мне. – Давай, милашка! Вытащи… – Первый придвинул к себе мою бумаженцию и проорал: – Вытащи нам номер шестьдесят два! Давай! Не подкачай!

Барабан раскрутили так, что шары в нем устроили просто бешеную скачку. Потом девочка протянула к окошечку руку и, покопавшись немного, выбрала один.

Когда она извлекла решающий номер, блондинка не поспешила его забрать, устроив просто шекспировскую паузу. Наконец она просюсюкала:

– Ты уже знаешь цифры, Дженни?

– Только до десяти… – Девчонка раскусила эту сладкую конфетку – поняла, что значит быть центром внимания, и вовсю кокетничала и стреляла глазками.

– Тут у нас две цифры…

Зал затаил дыхание.

– Две цифры… Какие же это цифры, Дженни?

– Ш-шесть, – сказала девочка. – И два!

– Шестьдесят два! – возгласила блондинка.

Леди с ворохом билетов в руках закатила глаза и упала в обморок. Последний номер на ее билете не совпал. Потому что он совпал у меня. Силы небесные! У меня!!

– Ты… ты выиграл, Джордж!! – завопил Сэм. – Выиграл!! Быть этого не может!! Выиграл!! Тут, у меня!! В «Упитанном единороге»!! Он купил билет в первый раз в жизни! – весь раздуваясь от гордости, объявил он, будто ему было не наплевать, выиграл я или же проиграл. – Выпивка за мой счет! – заявил бармен. – Выпей, Джорджи! На тебе лица нет от нервов!

Сэм налил рюмку бренди и от пережитого не подвинул ее ко мне, как полагалось бы, а махнул сам.

– О господи! – говорил он, утирая усы. – Выиграл! Это надо же! Теперь ты миллионер, Джордж! Как тебе такое нравится?!

Я сидел, ошеломленный и ошарашенный, сжимая в руке купленный несколько часов назад по дешевке клочок бумаги, вдруг оказавшийся бесценным. По крайней мере, таким он выглядел в глазах Сэма и остальных.

– Давайте все выпьем за Джорджа! – неистовствовал Сэм. – За Джорджа и его удачу, которую он поймал за хвост тут, в «Единороге»! Жаль, народу сегодня мало, но ничего, завтра сюда все ринутся, чтобы хоть одним глазком взглянуть на место, где становятся миллионерами!

– Можно подержаться за ваш билет на счастье, сэр? – почтительно осведомился первый игрок.

– Но-но! – строго сказал Сэм. – Осторожнее! Не помни`те, не испачкайте и не порвите! Это государственный документ!

Я молча пододвинул желающим прикоснуться к чужой удаче билет. Бумажку, которая даже сейчас в моих глазах выглядела меньшим везением, чем вся моя жизнь до нее. Потому что в той жизни у меня была моя Дженни. И я, несомненно, променял бы все на свете, даже этот суливший мне дальнейшее безбедное и безоблачное существование клочок, на то, что у меня было раньше. Потому что никакие лотереи мира со всеми их мгновенно приходящими к везунчикам богатствами не могли дать мне одного – вернуть жену. Ту Дженни, которую я любил. И которую потерял. Мир устроен так, что ничего нельзя вернуть обратно. Даже в новогоднюю ночь, когда истинно верующим в фортуну демонстрируют ее чудеса…

– Поджарю-ка я колбасок и посмотрю, что еще у меня есть. Джуди вроде оставляла на ночь и пирог с мясом, и бобы с беконом – чтобы там яичницу сделать, если будет полно народу. Но из-за этого проклятого протухшего «Зеленого кабана», подложившего мне самую настоящую свинью, это все никому не нужно!

– Благослови тебя небеса, Сэм! – с чувством произнес первый азартный игрок в лотерею. – И куда бы мы ушли в такую погоду? Жарь свои колбаски, да и от яичницы мы тоже бы не отказались!

– Джордж, ты будешь колбаски, яичницу или то и другое?

– Спасибо, Сэм, но я, наверное, пойду домой…

– На улице снег с дождем, дружище, и ледяной ветер с моря! Оставайся с нами, тем более что до Нового года осталось всего ничего! И потом, на темных улицах тебя запросто могут ограбить!

– У меня даже бумажника нет, а о том, что я только что выиграл, не знает ни одна живая душа, кроме вас троих. Да и я сам что-то не слишком в это верю…

– Ты сегодня определенно выиграл, Джорджи! – со значением в голосе важно произнес Сэм. – Определенно! Может, тебя все-таки проводить?

– Нет. Не надо. Вы празднуйте тут, друзья… а я все-таки пойду домой!

Я двинулся к выходу, а навстречу мне вдруг повалила целая толпа народу – наверное, это были те, кого больше не смущало объявление о том, что «Упитанный Единорог» сегодня не принимает. Так что толстому добряку Сэму стало уже не до меня. Он поспешил на кухню, к своему бекону и колбаскам, а я вышел на улицу, где действительно было холодно и неприютно. С моря дул пронзительный ветер, и милый белый снежок, который выпал было утром, уже весь иссекло ливнем.

На прощание я обернулся и взглянул на вывеску: она была приколочена крепко, и ветру, который к утру мог обернуться ураганом, как это часто бывает в наших краях, ее было не сорвать. Подсвеченный лампочками сказочный зверь приподнял одну ногу и галантно склонил голову, увенчанную золотым рогом, перед дамой… Принцессой, так похожей на мою жену. Мою прежнюю Дженни. Я вздохнул и медленно поплелся хорошо знакомой дорогой к дому, где меня больше никто не ждал.

Она сидела у калитки одного дома в начале нашей улицы и дрожала – крохотная черно-белая собачонка, размерами не дотягивавшая и до кошки. Дождь хлестал вовсю, и никчемное создание промокло до последней жалкой шерстинки. Живая изгородь, к которой она прижималась, мало чему помогала. Длинные уши свесились, с них стекала вода. Собачонка тихо скулила. Я вдруг подумал, что к утру она и скулить перестанет – просто замерзнет тут насмерть. Никто больше не пройдет по этой улице и не впустит беднягу погреться хотя бы в гараж. Все веселятся, или же разъехались на каникулы, или просто спят в своих теплых кроватях…

– Ты чья? – спросил я, наклоняясь к собаке.

Конечно же, она не ответила. Да и что она могла сказать мне, когда я и сам знал, что на нашей улице таких собак не водилось? Как-никак я жил тут уже двадцать три года!

Собачонку била такая крупная дрожь, что сердце мое буквально затопила жалость.

– Ну ничего, – проворчал я, осторожно протягивая к ней руку. Я плохо знал собак, но помнил, что они частенько кусаются. Однако эта животинка и не думала огрызаться. Она лишь подняла голову и взглянула мне в глаза. И тут меня словно молния пронзила: глаза у нее были совсем человеческие, и я мог бы поклясться, что собака плакала! Думаю, те, кто не видел этого своими глазами, сказали бы, что я просто перепутал со слезами капли дождя, которые залили всю ее морду, но я мог бы поклясться чем угодно – эта жалкая собачонка плакала! Плакала в новогоднюю ночь! Она знала, что погибает и что никто ее не спасет! Что же случилось с этой крохотной тварью, как она потерялась? Или у кого-то поднялась рука выкинуть ее на улицу в такую погоду?!

– О господи! – только и вымолвил я. – Давай-ка я тебя заберу… Может, твой хозяин завтра и найдется?

Она была совсем крохой и не весила почти ничего, но вода лила с нее ручьями. Я обмотал ее шарфом и сунул за пазуху. Конечно же, и шарф, и рубашка тут же промокли, но я чувствовал, что она, эта собачонка, согревается. И еще – сердце у нее колотилось часто-часто, и это мне почему-то понравилось. Бормоча такие слова, которые еще вчера не пришли бы в голову, я одной рукой придерживал ее, а второй гладил прямо через шарф.

– Ну, ничего, ничего, – приговаривал я. – Сейчас у тебя будет и дом, и кусочек ветчины, я думаю, тоже найдется… Или тебя нужно кормить специальным кормом? Я мало в этом смыслю, знаешь ли, но, думаю, вдвоем мы как-нибудь разберемся…

Дом был как-то по-особенному темен, и я не сразу сообразил, что не могу попасть ключом в замочную скважину, потому что не горят светильники ни перед гаражом, ни на крыльце… Должно быть, из-за все усиливающегося ветра где-то что-то перемкнуло и у нас в доме вылетели пробки.

Наконец замок щелкнул, и я, вернее мы с собакой, ввалились в спасительную теплоту дома.

– Сейчас посажу тебя на диван, – бормотал я, неуверенно двигаясь по направлению к гостиной, – там есть теплый плед, и ты посидишь немного, пока я отыщу фонарь и разберусь с этим чертовым электричеством…

Когда я толкнул дверь гостиной, свет вдруг вспыхнул. Из-за кромешной тьмы коридора он показался мне необычайно ярким. Я моргал глазами, словно потревоженная и вытащенная из темноты дупла сова, и поначалу даже не понял, что в комнате, кроме меня и собаки, есть еще кто-то! Мы стояли ошарашенные и изумленные и глазели на толпу, собравшуюся в гостиной. Первой опомнилась собачка. Она высвободила голову из моей куртки, высунулась наружу и грозно тявкнула.

– С Новым годом, Джерри! – сказала Дженни и засмеялась.

Кроме моей жены в гостиной собралась целая куча народу: наши соседи, Сэм с Джуди и те два парня, которые играли в лотерею, тут были тоже! И телевизионная дива в том самом искрящемся платье, и даже женщина, у которой сошлось пять цифр!

– Что… что все это значит? – слабым голосом спросил я, полагая, что попросту сошел с ума, а собака у меня за пазухой, чувствуя мое волнение, заворчала.

Она высунула свою маленькую, не больше чем кулачок ребенка, головку, а ее мокрая, слипшаяся шерсть норовила подняться дыбом. Эта кроха, несомненно, решила меня защищать! Она оскалила зубы, тявкнула и вдруг залилась самым настоящим лаем, грозно тараща глазенки и упершись лапками в мои руки!

– С наступающим! – еще раз повторила моя жена, а присутствующие стали аплодировать, кричать, смеяться, кидать в меня и собаку серпантин и хлопать хлопушками с конфетти и пробками бутылок. Часы стали отбивать двенадцать ударов. Наверное, этого мой организм уже не выдержал. Хорошо, что наш просторный диван был так близко. Потому что на него я и свалился. А потом…

Потом было утро – первый день нового года. За окном выл и бушевал ветер, в окна колотил дождь, а мы с Дженни лежали рядышком – точно так, как в былые времена. Только теперь с нами в постели была еще и собака, тот самый бело-черный щенок, которого я подобрал. Он все норовил втиснуться между мной и Дженни – ревновал он ее ко мне, что ли?

– Слушай, Джен, – спросил я, аккуратно снимая со своей груди уснувшего щенка, – что было бы, если б я не выдержал напряжения и умер?

Дженни засмеялась:

– У тебя просто прекрасное здоровье, Джордж! И отличная медицинская страховка! Только месяц назад ты проходил полное обследование! Доктор не нашел никаких отклонений. Хотя я еще раз специально к нему обращалась, потому что побаивалась за тебя, ну и, конечно, потому что мне задавали этот вопрос – выдержишь ли ты?… И я заверила, что выдержишь. Я была уверена в тебе, Джо, и ты не подвел! Мы оба не подвели, не так ли?

Мне еще немного стыдно за тот легкий обморок, что свалил меня вместе с собачкой на руках на диван, поэтому я немного ворчу:

– То, что я все-таки не выиграл в эту чертову лотерею, – это большое разочарование, Дженни! Ну просто огромное разочарование! Уж не знаю, выдержит ли мой организм его и не будет ли каких последствий в будущем? Вдруг я действительно начну играть в надежде урвать от жизни кусок послаще?

– Знаешь, мой дорогой, а ведь мы с тобой уже выиграли в самую большую лотерею, просто появившись на этот свет! – серьезно говорит моя жена, и глаза ее светятся. – Мы вытащили счастливый билет в тот момент, когда много лет назад некая яйцеклетка встретилась с неким сперматозоидом… одним из сотни тысяч, и в результате возникло новое человеческое существо!

– Да ведь сперматозоиды все одинаковые? – недоумеваю я. – Они несут один и тот же набор генов, как и в яйцеклетке, так ведь? Так что все равно, какой из них достиг цели, я так думаю…

– Тогда почему даже в одной семье братья и сестры иногда разнятся настолько, что их можно принять за совершенно чужих людей? Гены сцепляются каждый раз по-разному, и поэтому мы такие, какие есть… И мы – победители, Джо! Единственные и неповторимые в своем роде!

– Да уж… – Я целую жену. – Ты у меня действительно единственная и неповторимая! Потому что кому еще могла прийти в голову такая идея?!

– Мне было очень скучно жить в последние годы…

Эту фразу я уже слышал… Конечно, слышал – не далее как вчера утром! Но как все изменилось в нашей жизни всего за какие-то двадцать четыре часа! Я потерял и вновь обрел жену, почти выиграл пять миллионов фунтов, обрел уверенность в себе, узнал, сколько у меня друзей… и, кажется, это не Джен, а именно я обзавелся четвероногим лохматым другом! Который сейчас сопит рядом, тихо поскуливая и подергивая лапками…

– Джен, собакам снятся сны?

– По всей видимости, да. Наверное, это не слишком приятный сон… Знаешь, Джорджи, а ведь то, что ты его нашел, не было подстроено, правда! Он действительно или был выброшен какой-то злой душой, или потерялся… В сценарии, написанном мной, этой собаки не было, клянусь!

– Но с ним твой сценарий более совершенен, правда? И, поскольку он вполне удался, теперь банк даст тебе ссуду на твой смешной бизнес. «Разыграйте ваших близких и измените их и свою жизнь!» – с пафосом провозглашаю я. – Кстати, чтобы начать свое дело, ты могла бы воспользоваться и нашими сбережениями, Джен!

– Нет уж, – отвечает жена. – Заработанное тобой пускай остается на месте. Ох, жаль, что я не видела твоего лица, когда ты обнаружил, что все твои деньги исчезли!

– Это ты ловко подстроила! – ворчу я. – Как и все остальное…

– Проект так и назывался – «Лотерея», – мурлычет Дженни и трется щекой о мое плечо. – И он явно удался! Вначале банк отнесся к моему бизнес-плану скептически, но, когда вчера их представитель увидел все своими глазами, мне дали понять, что его полностью одобряют! Мне дают кредит, Джо! И даже под минимальный процент, что точно уж новогоднее чудо! И теперь, учитывая мой диплом психолога и прочие, гм, таланты, я с полным правом буду устраивать такие… ммм… своеобразные тренинги для пар, отношения которых зашли в тупик. Чтобы они смогли взглянуть на свою жизнь по-новому и найти выход из ситуации. Именно потому я пропадала из дому, Джорджи… Мне нужно было и освежить знания, и пройти кое-какие курсы…

– И купить новые платье, пальто, шляпку и прочее?

– Разумеется! Как ты думаешь, что прежде всего делает женщина, взявшая ссуду на развитие бизнеса? Правильно – идет и покупает себе новое платье! Такое, о котором она мечтала, но считала, что не может его себе позволить… раньше не могла. Потому что платье не подходило к ее жизни.

– Надеюсь, теперь эти наряды прекрасно дополняют твою жизнь, Дженни! – серьезно говорю я. – И я рад, что ты придумала все это… И не только придумала, но и воплотила! О, видела бы ты лицо Сэма, когда он подумал, что я действительно выиграл эти деньги! Его от волнения чуть удар не хватил! А еще надо было лицезреть, как шевелились его усы, когда он обнаружил на своей двери объявление, что паб не будет работать в новогоднюю ночь!

– Я знала, что Сэм не сможет сыграть как надо, если будет все знать, и поэтому договорилась с Джуди! – хихикает моя хитроумная половина. – А уж она не сплоховала! И объявление пришпилила, и запустила запись в телевизоре в нужный момент! Жаль, конечно, что ты ничего не выиграл… – Дженни лукаво смотрит на меня, но я не даю ей больше сказать ни слова, обнимая жену изо всех сил.

– Дженни, – говорю я, – на самом деле я выиграл много… очень много! Я действительно вытянул один билет из ста тысяч, когда родился на свет, – но потом выиграл стократ больше, встретив тебя! Я не хочу даже думать, что было бы, если бы я в тот день не столкнулся с тобой на улице… Я просто не могу представить этого, Джен! Лотерея… – шепчу я, – это прекрасное название для твоего начинания! А я… я постараюсь помогать тебе, Дженни. Чем смогу. У меня, разумеется, нет таких талантов, но… я буду стремиться! И для начала я дам имя нашей собаке! Отныне я нарекаю ее Лотерея!

– О господи! – пугается Джен. – Что за дурацкое имя? Я думала, мы назовем эту милую крошку Мэгги, или Полли, или…

– Нет, – рычу я, – только Лотерея! И никак иначе! В конце концов, это моя собака, я ее нашел!

Джен как-то странно смотрит на меня, но затем неохотно соглашается:

– Ладно… как хочешь… Имя, конечно, странноватое… но пусть будет Лотерея!

– Дженни, – не выдерживаю и смеюсь я, – ну зачем же портить собачке будущее? Пусть будет Полли, Мэгги или даже Сахарная Косточка… Лотерея – ужасное имя, с ним она того и гляди начнет гадить по углам и преподносить нам другие не слишком приятные сюрпризы!

– Я надеюсь, сюрпризы будет преподносить нам не только она, – серьезно говорит моя жена. – Но и мы оба друг другу. Жизнь такая лотерея, Джо! И зачастую только от тебя зависит, получишь ли ты, чего желаешь больше всего на свете, или просто пройдешь мимо выигрышного билета! Так что будем жить, Джо! И будем выигрывать. В самую большую и самую запутанную лотерею на свете – в жизнь!