Глава 22

Дозор против дозора

Я стоял на берегу разорванной пополам реки и глядел на ревущие серой мутной водой водопады. Внутри росло непонятное беспокойство, рождаемое интуицией. А интуиция уподобилась раскрашенным черными и белыми красками уличным мимам, что без слов пытались показать картинки бытия в надежде, что зрители их с радостным восторгом угадают. Однако единственным зрителем моей кривляющейся интуиции был только я, и я совершенно не мог разгадать ее послание, отчего помимо мима внутри потихоньку просыпался мистер Люций-Хайд, пока мягко, но настойчиво отодвигающий в сторону Евгения Тернского. Нет, тот не был доктором Джекилом, породившим самодовольное и жестокое чудовище. Он был случайным прохожим, попавшим в тайную лабораторию и выпившим по неосторожности зелье чужой смерти.

И все мы трое – Евгений, Марк Люций и интуиция – сплелись в единой пантомиме, именуемой «В ожидании Армагеддона». Замок, о котором сообщил барон, неуловимые убийцы из числа пришлых, разлом реки и частые потеряшки, не связаны ли они вместе?

Я вздохнул, переводя взгляд. Над набравшей скорость рекой роем кружились большие, сияющие сине-зелёные стрекозы. Они не были простыми насекомыми, а являлись духами. Элементарные сущности не всегда чётко привязаны к какой-либо стихии, а могли существовать как переходные формы. Например, вот эти крылатые создания эфира являлись частично воплощениями воздуха, частично воды. Их ещё иногда называли духами речной сырости. Встретить таких в большом количестве можно вдоль рек, ручьев, озёр и болот.

Одна из стрекоз пронеслась прямо сквозь меня, едва ощутимо оцарапав нутро. Те, кто видел духов, могли ощущать их физически, но не сильно. Так, в пальцах их не удержать, просочатся через плоть. Все же, они творения не корпускул, а эфира.

Говорят, на северах духи морозного воздуха сбиваются в многомиллиардные стаи, поднимаясь во время полярных сияний высоко в небо. Не видел, не знаю. В Петрограде такого нет.

Я ещё раз вздохнул, соображая, как проехать. Дорога там была, но насколько сие чудо далеко от оной, я не представлял. Со слов барона можно судить, что от того места, где я сейчас, получалось не больше пяти километров.

– Анна, что там вы говорили про пришедшую пору? – позвал я девушку, но, не услышав ответа, повернулся.

Кукушкина уронила голову на руки, сложенные на рулевом колесе, и спала.

– Аннушка, – ещё раз громко позвал я, но та даже не шелохнулась.

Её не разбудил даже ревущий поток уходящей в бездну воды.

– Эта, барин, она в этом, истошновении. То есть, истощении, – произнесла сидящая на заднем сидении Настя, а потом пояснила. – Ну, нам это на обучении рассказывали. К тому же я помню, как соседка Марфуша неделю в лесу плутала, покуда нечайна на лесничего не вышла. Тот ее едва живую в город принёс.

Я с сомнением поглядел на девушку, и та продолжила.

– От неё такой же прохладцей тянуло. Не могу рассказать. Но очучения те же. Лёгкой пустоты жизни, чё ли, – скривившись и втянув голову в плечи, добавила рыжая ведьмочка.

Я вздохнул и кивнул в знак того, что слова к сведению принял, а потом подошёл к другой стороне машины и, открыв дверцу, осторожно взял лёгонькую Аннушку на руки, после чего переложил на заднее сидение, велев Насте пересесть вперёд вместе с радиостанцией. Та покряхтела, перетаскивая тяжёлый аппарат, но потом с удовольствием плюхнулась на мягкую сидушку.

– А мы куда поедем?

– Куда глаза глядят, – с хмурой усмешкой ответил я.

Как ей объяснить, что самому ничего не понятно. Впрочем, дорога в указанном направлении только одна, так что на машине особого выбора не было. Если уж и там не получится, то придётся возвращаться и брать лошадей, дабы верховыми пробираться. Округа города при всей его оживлённости до сих пор не сильно обжита. Деревни есть к югу, на Алтай. А к северу только лесопильни.

Пальцы привычно легли на руль, скользнув по полированному дереву. Глянув на неподвижную Аннушку и всматривающуюся в водопад Настю, я выжал педаль контроллера двигателя, и машина быстро набрала ход. Электромотор тихо гудел, колеса шуршали на грунтовой дороге, где иногда попадалась колея засохшей грязи, на которых авто нещадно подкидывало.

Всю дорогу я вглядывался вперёд, выискивая признаки попаданства. Ожидал упавшие с неба горы трупов и руины крепости, стойбище пещерных людей, растерзанное проявившейся вместе с ними тварью, на худой конец каменное здание с блуждающей вокруг него кучкой людей.

Однако показавшееся впереди зрелище превзошло все мои самые смелые фантазии. Взобравшись на пологий взгорок, первым делом я увидел не замок и не крепость, а круг земли, похожий на огромный арбуз, разрезанный пополам и воткнутый в грязь по самый срез. Но не ровно, а под небольшим углом, отчего один край возвышался на добрые десять метров над верхушками сосен, а другой, напротив, углублялся вниз. Были видны идеально ровные края этого кругляка, а сам он имел в поперечнике около восьми километров.

Посередине этого круга стояло несколько больших холмов, на которых торчал шпилем небольшой средневековый замок с деревушкой на два десятка маленьких домов неподалёку от оного. Все было серое и неказистое. Замок явно не представлял собой столицу, а являлся либо сторожевым форпостом, либо провинциальным поселением. Может, и тем и другим сразу.

Между деревней и замком виднелось пустое русло небольшой речушки, но так как клок земли наклонился примерно на пять градусов, то вся вода из неё утекла в сторону, оставив полными лишь несколько больших омутов. Наверняка там, где круг чужой земли ниже уровня нашей, в скором будущем образуется озеро в форме полумесяца, и весьма большое, заполнив добрую треть этого места.

Сидящая рядом Настя шмыгала носом и пялилась на это чудо, как на дивный аттракцион.

– А сколько там народу-то? – спросила она, когда я притормозил.

– Не знаю, – ответил я, отметив, что с дорогой нам повезло.

Она пролегала там, где земли были почти вровень. Во всяком случае наши деревья и их верхушками почти не разнились.

Сзади раздался топот копыт, и я обернулся. К нам приближался конный разъезд, все по полной выкладке, с шинелями в скатку, шашками и карабинами, фляжками и прочим необходим при рейде имуществом. На каждом скакуне позади седел виднелись подсумки с батареями, а на сбруе несколько мелких лампочек накаливания, призванных не столько светить, сколько служить габаритными огнями. На груди скакунов виднелась зарешеченная лампа-фара со светомаскировочным устройством, представлявшим собой накидной светофильтр синего цвета и козырёк, мешавший обнаружению с аэроплана или аэростата. А у унтера ещё была такая же радиостанция, что у меня сейчас на заднем сидении, и хороший бинокль.

При виде меня отряд из шести человек, разом натянувших поводья, остановился. У одного конь взбрыкнул, но всадник сноровисто его осадил, а потом похлопал по шее, успокаивая.

– Кто такие будете?! – привстав в стременах, спросил унтер, а его подчинённые вскинули карабины.

Причём у каждого было не по одному, а по два. Один привычный, представлявший собой укороченную трёхлинейку с электромеханическим перезарядом, а второй очень сильно походил на то оружие, что я видел у черных попаданцев, уничтоживших мой первый отряд. Вскинули солдаты, конечно, привычные трёхлинейки.

– Коллежский асессор Тернский, Тайная канцелярия! – так же громко и чётко ответил я, стараясь лишний раз не дёргаться.

Разведчики хоть и дисциплинированы, но если примут нас за опасных чужаков, то пристрелят без разговора.

– Пачпарт покажи! – снова выкрикнул унтер.

Я покачал головой. Опять паспорт на камине забыл.

– В штаб радируй, мол, Тернский, охотник на попаданцев. Там пусть командиру полка доложат.

– Не доложат, – с усмешкой ответил унтер. – В запое полковник вместе с начальником штаба.

– Так он же не пьёт! – воскликнул я, действительно поражённый такой новостью.

Командир полка вёл наитрезвейший образ жизни. А может, это проверка?

– Ну, раньше не пил, а третьего дня как начал, так до сей поры и не закончил. Нас дежурный отправил, – произнёс старший конного дозора, а потом повернулся к своим подчинённым. – Отбой парни. Свои.

Я усмехнулся, ведь было понятно, что дозорный сразу узнал меня, просто решил перестраховаться, опасаясь нагоняя от Тайной канцелярии за разгильдяйство.

Унтер легонько хлопнул пятками по бокам коня и неспешно направил его поближе к нам. Поравнявшись, он сначала отдал воинское приветствие, а потом подмигнул Настеньке.

– Здра жлаю, ваше высокобродь. Нас отправили поглядеть, чего там приключилось. Впервой такую круговерть вижу. Мы сперва с того края зашли, но лишь спугнули каких-то подозрительных личностей. Из наших. Не из ихних. Следы вели со стороны города. А вот второй отряд вступил в короткую перестрелку с пришлыми. Потерь нет ни у нас, ни у них, лишь вспугнули. Но у них явно есть гранаты неизвестной конструкции. Лошадь пополам разорвало. А еще Васька божился, что на лошади следы клыков остались. То есть, граната хлопнула, а на лошади следы зубов, как если бы волк резал, да только укусы как калёным железом сразу прижгли. Я Ваське верю, он почём зря брехать не станет, но и такую ерунду плохо представляю.

Я слушал разговорчивого унтера, поглядывая то на возвышающийся замок, то на вояку. Всякое может быть. Откидывать даже самые бредовые версии не стоит. Но меня больше всего беспокоило не это. Один потеряшка, начав забывать свою жизнь, может наворотить дел в состоянии паники. А целый гарнизон, да ещё и с кусачими гранатами и подавно бед принесёт.

– Напомни, тебя как звать? – спросил я у него.

– Ситников Михаил, – тут же отозвался унтер.

– Евгений Тимофеевич, – ответил я, протянув конному разведчику руку, отчего разведчику пришлось склониться, чтоб достать своей рукой мою. Машина-то куда ниже лошади. – Раз нам по пути, тогда отправимся туда вместе. С Тайной канцелярией всяко ловчее дозор организовывать.

Унтер усмехнулся, оглядев дорогущее электрическое авто и двух моих барышень.

– А что, согласен, ваш высокобродь, – ответил он. А потом повернулся к бойцам. – Димка, вперёд на полста метров, Иван, на полста назад. Ты вправо, ты влево. Круговой обзор.

Разведчики тут же сноровисто перестроились, выставив авангард и арьергард. Получается, что с нами помимо унтера осталось ещё два бойца. Как только отряд занял позиции, я легко надавил на педаль контроллера. Сейчас авто быстро гнать не стоило, лошади, может быть и успеют по такой дороге за мной, да выдохнутся быстро. Машина снова начла трястись на ухабах, отчего зыркающая на конный дозор Настя молча подпрыгивал на своём месте.

Проехав около полукилометра, я окликнул унтера.

– Миша, а что у вас за ружья странные?

– Какие? – тут же отозвался словоохотливый разведчик, поравнявшись со мной.

Конь под ним был вышколенный и послушный. Так что двигаться бок о бок было несложно.

– А вот эти, – показал я на скорострельные карабины, виденные мной раньше у черных пришлых.

– А-а-а, эти. Это нам на эту, как её, апробацию прислали. В первом пехотном батальоне целый взвод перевооружили. Говорят, хотят проверить, хорошо ли придумали.

«Как же, придумали, – усмехнулся я про себя, – скорее всего, перед постройкой заводов разослали по войскам мелкую партию пробных копий с того оружия. Если хорошее, то примутся штамповать. Там тоже не дураки сидят, они все оружие до винтика разбирают, а потом решают, что с ним делать. Если штука не сложная в изготовлении, то вполне могут обозвать в честь императора или, например, карабин Мосина скорострельный».

Но я ничего не сказал, а разведчик стал травить какую-то байку про казарменную жизнь, которую я пропускал мимо ушей. Чужая земля приблизилась, а дорога оборвалась, уперевшись в небольшой, не более локтя высотой, бортик. Наш лес тоже кончился, уступив место чужому. Вместо привычных сосен с красноватыми облупленными стволами за стыком миров росли непривычные деревья.

– Эта чё? – прошептала Настя, в то время как утомлённая Анна до сих пор спала беспробудным сном. – Впервой вижу, чтоб на берёзах хвоя росла. Да ещё костяника на ветках берёзы горстями, как облепиха.

Я вздохнул. Девушка словно читала мои мысли. Дерево действительно было непривычным. А уж какими непривычными были заросли высоких тонких растений, перемежающихся с этими хвойными белоствольными берёзами. Они словно сошли с иллюстраций книги «Затерянный мир». Хотелось их назвать либо пальмами, либо древовидными папоротниками. Только не припомню, чтоб на пальме у основания больших, в три метра длинной, листьев росли кедровые шишки.

Там, где прошлась граница миров, не только земля была аккуратно располовинена. Деревья тоже щеголяли ровными срезами ветвей и косо росших стволов, являя полированные годичные кольца. И если берёза была обычной, то папоротники-пальмы показывали нам благородную тёмную древесину.

– Ну что, ваше высокобродь? Что дальше? – спросил у меня унтер, глядя на этот лес.

– Вперёд, – тихо ответил я. – Оставь трёх бойцов рядом с машиной. Мы впятером отправимся дальше. С пришлыми нужно наладить контакт как можно быстрее.

Унтер раздал команды, и один боец спешился, отдав мне серую в яблоках кобылу, ещё двое воинов спрыгнули на землю и привязали своих скакунов к бамперу машины такими узлами, что их дёрнешь, и они сразу развяжутся, а лошади сами не смогут отвязаться.

Я вскочил в седло, и мы впятером направились туда, где с пригорка виднелся замок. Глупо идти напролом, но сейчас другого пути не было. В непривычный лес поглядывали напряжённо, оборачиваясь на каждый шорох. Разведчики держали карабины на изготовку к стрельбе, а я принял у унтера необычное оружие пришлых, которое оказалось удивительно простым в обращении.

Мы двигались по полупустому подлеску. Если гнать лошадей быстрее, сломают ноги, несмотря на то что подстилка представляла собой рыжую, так сказать, «берёзовую» хвою, перемешанную с жухлыми темно-бурыми, почти черными, листьями пальмового папоротника. Когда вышли на открывшуюся нам широкую поляну, то не успели дойти до середины, как почти из ниоткуда перед нами оказались около двух десятков воинов в кольчугах и серых шерстяных накидках, стоящих у стволов деревьев на противоположном краю прогалины. На голове у каждого – конический шлем с кольчужной бармицей. На ногах у большинства – привычные лапти из бересты, и лишь у некоторых – кожаные сапоги. В руках разнообразное холодное оружие и длинные каплевидные щиты с изображением солнца. Такое солнце рисовали наши предки в эпоху язычества, только здесь оно делилось вертикально пополам. Одна половина изображена красной краской. Другая синей. У многих были луки, хотя имелись также клевцы, топоры и копья, с мечами никого. Я обвёл их взглядом, не сомневаясь, что есть ещё воины, спрятанные неподалёку.

– Сотоя́ти! – грубо выкрикнул хриплый громкий голос, казалось, его владелец имел лужёную глотку.

– Стою! – ответил я, подняв руки.

– Вы их понимаете, ваше высокобродь? – прошептал вопрос унтер.

– А что тут не понять? – не отводя глаз от чужих воинов, ответил я.

– Ну да. Как бы приказ остановиться.

Он замолчал. Я тоже. Противники также что-то медлили с переговорами или боем. Так тянулось несколько минут, прежде чем из-за спин не вышел ещё один воин. Он был ниже ростом и облачен в дорогую броню. Во всяком случае, полная кираса, больше присущая европейским рыцарям, нежели славянским или тюркским войскам, выглядела очень дорогой. А уж про вычеканенный в железо узор из красноватого золота и странного голубоватого металла можно и вовсе молчать. На голове был остроконечный шлем с ярко-красным воланом из крашенного конского хвоста. Лицо прикрывала полированная до зеркального блеска маска, изображающая лицо юного безусого парня.

Приглядевшись к их предводителю, я заметил, что узоры из голубоватого металла представляли собой незнакомые руны, и металл едва заметно светился. Как только предводитель вышел, по бокам от него встали два рослых громилы, на фоне которых знатный воин казался ребёнком. А может, так оно и было. Откуда мне знать их обычаи.

– На́м потребено би́ти их, – хрипло произнёс стоящий по левую руку от предводителя воин, наклонившись к нему, именно он и был обладателем лужёной глотки. – О́нисуть лазунцы́.

Слова были незнакомыми, но в них смутно угадывался смысл. Речь не походила на то, что есть в нашем мире, видимо, их мир достаточно далеко отстоит от нашего. Как-то я был на лекции, где профессор выдвигал теорию о расхождении миров. Чем дальше мир от нашего, тем меньше он похож на наш. Впрочем, мне ли об этом не знать. Сам пусть только наполовину, но из другого, и отличия видел сам.

Вожак повернул к говорящему голову, потом поглядел на нас. Все войско противника замерло в ожидании слов их воеводы. Наверно, принц какой-нибудь. Или графинчик.

– Бити онех, конезица. Дай указ, – снова заговорил горлопан, наклонившись к предводителю.

Но тот вместо ответа отвёл левую руку и взял воина за ворот. Руны на броне конезицы вспыхнули ярким синим огнём, и невысокий человек приподнял над землёй горлопана, а потом швырнул на добрый десяток метров в сторону.

– Матерь божья! – вырвалось у находившегося рядом со мной унтера. – Это как он так?!

Тем временем конезица неспешно приложил ладони к шлему и снял его. Ещё до того, как я увидел спрятанное за маской лицо, у меня дёрнулся край глаза. Прямо на испещрённую сияющими рунами броню упала длинная русая коса с яркой красной лентой на конце. А потом нам предстало молодое женское лицо с большими серыми глазами.

– Я не зрю де́вы во ря́де вас. Я конезица Огнеми́ла. я буду глаголити только с девой, что есть чистой кры. Стопайте прочь, докуда я милосерденна.

Я вгляделся в сосредоточенное лицо этой девушки, а в голове всплывала строка из данного Аннушкой пророчества.

«Леди милосердия». Так кажется.

Ну, жди меня, красотка. Уж одну строчку предсказания и точно сам могу исполнить.