Отстаиваемые мною идеи о том, как верования управляют биологией, основываются на моих исследованиях клонированных эндотелиальных клеток, выстилающих изнутри кровеносные сосуды. Эндотелиальные клетки пристально следят за окружающим миром и меняют свое поведение в зависимости от информации, получаемой ими из окружающей среды. Когда я вводил питательные вещества, клетки тянулись к ним – как эквивалент протянутых рук. Если добавлять в среду токсичные вещества, то выращенные клетки отдалялись от места их введения, словно пытаясь оградить себя от яда. Основным предметом моих экспериментов были мембранные вентили, обусловливающие переход от одного образа поведения к другому.

Главным из таких изучаемых мною вентилей был белковый рецептор, реагирующий на гистамин – молекулу, используемую в организме в качестве чего-то наподобие местной сигнализации. Я обнаружил, что существует две разновидности вентилей, реагирующих на один и тот же гистаминный сигнал – H1 и H2. Активированные вентили с гистаминными рецептами типа H1 включают защитную реакцию – тип поведения, демонстрируемый клетками в среде с токсинами. А вентили с рецепторами типа H2 в ответ на присутствие гистамина включали реакцию роста – поведение, которое демонстрируют клетки в присутствии питательных веществ.

Вслед за этим я обнаружил, что и у адреналина, этого характерного для всех систем организма отклика на опасность, имеются вентили из двух различных адреналино-чувствительных рецепторов – альфа и бета. Эти адреналиновые рецепторы активируют точно такие же клеточные реакции, что и в случае гистамина. ИМБ-вентили, имеющие в своем составе альфа-рецепторы, в присутствии адреналина вызывают защитную реакцию, а вентили, в которые входят бета-рецепторы, – реакцию роста.

Все это было интересно, но наиболее захватывающее открытие принес мне опыт, когда в тканевые культуры были одновременно введены гистамин и адреналин. Я обнаружил, что адреналиновый сигнал, вырабатываемый центральной нервной системой (ЦНС), пересиливает имеющие локальный характер гистаминные сигналы. Именно в этом проявляется описанная выше политика сообщества. Представьте себе, что вы работаете в банке. Председатель отделения отдает вам некое указание. Затем на сцене появляется генеральный директор банка и велит вам поступать в точности наоборот. Чьему указанию вы последуете? Если вам дорога работа, то подчинитесь приказу генерального директора. Аналогичная иерархия заложена в нашей биологии – клеткам предписано подчиняться указаниям вышестоящей нервной системы, даже если они входят в противоречие с местными сигналами.

Результаты этих экспериментов привели меня в восторг. По моему глубокому убеждению, они на одноклеточном уровне приводили к выводу, верному для многоклеточных организмов в целом: сознание (т. е. действие через посредство связанного с ЦНС адреналина) берет верх над телом (т. е. действием через посредство локального гистамина). Я хотел изложить выводы из проведенных мной экспериментов в статье, но моих соавторов от одной мысли упоминания в статье по клеточной биологии о взаимоотношениях сознания и тела чуть не хватил удар. Поэтому я ограничился только одной туманной репликой, что мы понимаем всю важность работы – не расшифровывая, в чем именно она состоит. Мои соавторы не хотели делать из полученных результатов столь далеко идущие выводы, потому что сознание не есть предмет биологической науки. Ученые-биологи в массе своей ньютонианцы и традиционалисты: если это не материя, то это не в счет. «Сознание» – это нелокализованная энергия, а потому не имеет отношения к материалистической биологии. Увы, данное впечатление есть не что иное, как «вера», обнаружившая в квантовом мире свою полнейшую несостоятельность!