16

Джокер плюхнулся на кровать, вымотанный, но довольный собой. Все шло не просто хорошо, все шло прекрасно. Это будет нечто исключительное, настоящее представление…

– Джокер, извини, но я должен забрать стул, – в комнату заглянул Энгус. – Она уже ушла, так что я никого не побеспокою.

– Только поскорее, не нарушай мои терапевтические мысли, – надменно заявил пациент.

– Не тем ты занимаешься. За такое шоу «Оскар» давать надо.

– Твое мнение меня не волнует, – Джокер небрежно отмахнулся.

– И сколько ты собираешься это тянуть? – спросил Энгус. – Неделю? Три недели? Месяц? – он выдержал паузу. – Разобьешь сердце бедной девочке.

Джокер лишь презрительно фыркнул.

– Вечно кто-нибудь недоволен.

Джоан Лиланд искренне хотела верить отчетам Харлин Квинзель. С самого начала они искрили энтузиазмом и деталями разговоров с Джокером. Харлин делала пометки на полях и вставляла множество пришедших ей в голову мыслей. Отчеты приходили регулярно, каждое утро.

Некоторые из них были столь длинны, что доктор Лиланд засомневалась, спит ли Харлин по ночам. Но усталой доктор Квинзель не выглядела. Ежедневно она появлялась на работе свежая, энергичная, излучающая уверенность в том, что сегодня произойдет нечто хорошее. И этот факт вызывал еще больше беспокойства.

Джоан переговорила с санитарами, дежурившими во время встреч Харлин с Джокером. Они как один уверяли, что Джокер вовсю развлекается, водя доктора Квинзель за нос. В конец концов, он обожал устраивать спектакли. Ему нечего было терять, и нечем было заняться в больнице.

Лиланд размышляла: не прекратить ли этот проект? Доктор Квинзель не заслужила участи игрушки для психопата. Никто такого не заслуживал.

Вот только сестры, в отличие от санитаров, подтверждали, что в состоянии Джокера действительно наметились улучшения. Не все сестры, само собой. Те, что работали в больнице дольше, видали разное, но ни одна из них не отличалась чрезмерной доверчивостью. Сестра, которая каждый день проверяла состояние Джокера, заявила, что он вел себя вежливо. Подцепил какую-то бактериальную инфекцию, на несколько дней оказался в изоляции в медицинском отделении, но слушался и не вызывал неприятностей. Не устраивал розыгрыши, не ставил никому капканы, ни на кого не нападал. Наоборот, все только и слышали «пожалуйста, спасибо» и даже «извините меня».

Доктор Лиланд хотела бы проявить скептицизм и согласиться с мнением Энгуса, утверждающим, что в «Аркхеме» объявилась собственная Мерил Стрип. Социопаты – превосходные актеры, им отлично удается симулировать эмпатию и моральное сопереживание.

Но также у них наблюдается пониженный порог скуки, поэтому им не по силам разыгрывать спектакль в течение долгого времени. Не достигнув быстрых результатов, они, как правило, забрасывают игру и ищут новую забаву. Появление доктора Квинзель оказалось для «Аркхема» самой потрясающей новостью со времен падения Хьюго Стрэнджа.

Будь это не Джокер, а какой-нибудь другой пациент, доктор Лиланд не сомневалась бы, что им руководит похоть. Однако Джокер интересовался сексом в той же мере, что и мультяшный кролик Багз Банни. Его влечение к Харлин основывалось на чем-то ином. Возможно, она просто не слышала всех его шуток? Или играла главную роль в одной из его параноидальных фантазий?

За всю свою жизнь Джокер побывал во множестве различных тюрем, сумасшедших домов и прочих безымянных заведений. Еще ни разу его не выписали: он всегда сбегал. Ему даже удавалось сбежать из «Аркхема», причем не единожды. Но все импульсивные выходки приводили к одному и тому же результату: его поимке и водворению на место.

Нормальный человек, точнее, нормальный преступник, уже давно бы махнул на город и занялся чем-то менее деструктивным, а, может, и вовсе прекратил бы совершать преступления. Но только не Джокер: он делал то, что делал, просто потому, что это было частью его характера.

И тут появляется доктор Квинзель со своими новыми идеями насчет лечения и реабилитации тех пациентов, которых невозможно отпустить на волю. Она много работала, верила в свое дело и даже жертвовала свободным временем, чтобы позаниматься с Джокером. И, похоже, ее желание изменить ситуацию к лучшему приносило плоды.

Больше всего на свете доктору Лиланд хотелось, чтобы это оказалось правдой. Она прекрасно понимала, что надежда заставляет даже бесстрастных профессионалов лгать самим себе. Однако время шло, и она не могла не признать: нечто положительное действительно происходило. Не вдруг и не сразу, но тем больше верилось в прогресс и в то, что Джокер из карикатуры на человека превращается в личность.

Серьезных результатов пока что никто не ждал. Пройдет немало дней, прежде чем Джокер научится общаться с нормальными людьми. К тому же, нельзя было сбрасывать со счетов возможность обмана, пусть данный исход и казался сейчас менее вероятным.

Время покажет.

А вот Харлин забеспокоилась. Нет, она не грызла ногти и не находилась на грани истерики, но где-то в глубине души раздавался тихий беспокойный гул, похожий на навязчивую головную боль. И не потому, что дела шли плохо. А наоборот.

За полтора месяца терапии Джокер из Клоуна-принца преступного мира с манией убийства Бэтмена превратился в человека, осторожно нащупывающего путь к свету из психотического тумана.

Доктор Лиланд была под таким впечатлением от успехов Харлин, что сделала то, что давно обещала сделать, и перевела остальных ее пациентов к другим врачам, подключая по мере необходимости временных сотрудников. В бюджете хватало денег на персонал, если персонал не болел, не брал отпуска, не требовал медицинскую страховку, иными словами, не нуждался в привилегиях постоянных сотрудников.

Джоан заставила Харлин пообещать, что, если встречи с Джокером станут слишком обременительны, она об этом обязательно сообщит.

– Не могу не сказать, что вы добились того, чего никому из ваших предшественников добиться не удавалось, – призналась она за ланчем в своем кабинете. – Но у меня по-прежнему имеются некоторые опасения. Да, Джокер положительно отреагировал на ваше концентрированную терапию, но…

– Концентрированную терапию с полным погружением, – поправила ее Харлин, откусывая от принесенного с собой сэндвича с говядиной, пастрами и салями.

Еда в больничном кафетерии была не слишком аппетитной, кроме отличных кексов, которые, как она слышала, даже служили разменной монетой среди заключенных.

Доктор Лиланд кивнула.

– То, что Джокер положительно отреагировал на вашу концентрированную терапию с полным погружением, не означает, что эти сеансы приносят такую же пользу вам. Мне кажется, вы не задумывались над тем, как эти встречи влияют на вас.

– Со мной все в порядке, – заверила ее Харлин. – И не просто в порядке, а прекрасно. Доктор Лиланд, есть ли на свете чувство приятнее, чем осознание того, что разработанная тобою программа исцеляет преступника, которого ранее все считали неизлечимым? Или понимание, что помогаешь людям, занимаясь любимым делом? Если такое чувство и существует, мне о нем не известно. Вы же знаете поговорку: найдешь дело по душе, и тебе больше не придется работать ни единого дня в своей жизни.

Лиланд рассмеялась.

– На свете много поговорок, не так ли? Иногда они даже сбываются. А иногда поговорка для вящей краткости упрощает настоящее положение дел. Значит, если ты любишь свою работу, то это уже не работа? Вы ведь любили гимнастику, правда?

– Я до сих пор ее люблю, – ответила Харлин, – и всегда хожу в спортзал, раза три в неделю.

Это была неправда. Постоянные встречи с Джокером сильно сократили количество свободного времени, но Джоан об этом знать необязательно.

– Хорошо. Но это по-прежнему требует физических усилий, не так ли? И если вы будете заниматься слишком усердно, вы получите травму. Впрочем, травму можно получить, даже не особо усердствуя. Само собой, иногда становится скучно. Не всегда же у вас подходящее настроение крутить колесо или делать сальто?

Харлин неохотно кивнула.

– Но беседы с Джокером не требуют такого физического напряжения ни от меня, ни от него. И мне еще ни разу не приходилось растянуть ногу, сидя на стуле и слушая пациента.

Лиланд снова засмеялась.

– Подождите, станете старше, и тогда попытка даже просто закинуть ногу на ногу превратится в рискованный трюк. Впрочем, я не об этом. Мы не спорим, и тот факт, что у вас есть на все ответ, совершенно не означает, что вы победили.

Харлин покраснела от досады. Она работала лучше кого бы то ни было в «Аркхеме», и доктор Лиланд только что отчитала ее за это. Ах да, ведь отчитать дешевле, чем повысить зарплату. Что же случится, если в ее работе случится настоящий прорыв? Наверняка, Джоан соберет весь персонал и съездит ей по физиономии.

Начальница тем временем явно прочитала ее мысли.

– Простите, наверняка, мои слова прозвучали, как упрек. Но я обязана следить, чтобы все в больнице: и пациенты, и персонал – хорошо себя чувствовали. Я в ответе за вас. Следовательно, я должна быть уверена, что ваша готовность помочь подопечному не повредит вам же самой.

Харлин так и не избавилась от ощущения, что ей читают нотацию, но заставила себя улыбнуться и кивнуть.

– К тому же, не стоит забывать о технической стороне вопроса, – продолжала доктор Лиланд. – Эффективность этого лечения оборачивается потерями для других. Я перевела их к вашим коллегам с той целью, чтобы они получили заслуженное внимание.

– Вы сами приняли такое решение, – Харлин уже не волновало, что ее слова могут счесть оправданиями. – Я об этом не просила, но вы все равно пошли мне навстречу, пусть и говорили, что не пойдете. Я сдержала слово и не забросила никого из своих пациентов.

Несколько секунд доктор Лиланд молчала. Харлин видела, что она очень тщательно подбирает слова.

– Верно. Я поступила так, потому что почувствовала, что мне необходимо уменьшить объем вашей работы, иначе вы… пострадаете. К тому же, если говорить начистоту, некоторые отчеты по другим подопечным выглядели несколько… поверхностными.

– Кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите, – Харлин пыталась отвечать спокойно, – я готова признать, что некоторые мои пациенты, будто застряли на месте. Проблема в том, что им там нравится. Они в курсе, что никогда не выйдут на свободу, и «Аркхем» стал для них зоной комфорта. Даже если мы завтра откроем все двери и уберем охрану, они не уйдут. Вам придется вызвать Бэтмена, чтобы он силой вытащил их из больницы.

На губах доктора Лиланд мелькнула быстрая улыбка.

– И тут мы возвращаемся к вопросу, почему же вы считаете, что Джокер заслуживает столько внимания. Учитывая тот факт, что его никогда не выпишут из больницы.

– Джокер вовсе не смирился со своей участью. Он не находится в зоне комфорта. Он не желает быть заключенным до конца своих дней и хочет чего-то большего.

– Ничего большего он не получит.

– Это не совсем так, – воспротивилась Харлин. – Разумеется, он никогда не выйдет на свободу, но, если нам удастся хотя бы немного подлечить его, он мог бы научиться направлять свою энергию в конструктивное русло. Мог бы читать, заниматься живописью или музыкой, даже самообразованием. Его годы здесь наполнились бы смыслом. Не исключено, что он сумел бы получить диплом колледжа. Разве это не улучшило бы жизнь окружающих? Если бы он учился, а не сидел в подвале, раздумывая над новыми способами досадить людям из вредности?

– Думаете, вам удастся заставить его примириться с идеей, что он никогда не выйдет на свободу?

Харлин колебалась. Доктор Лиланд употребила слово «смириться», а не «уступать», но она подозревала, что Джокер не заметит этой разницы.

– Данный аспект – часть его реабилитации, – медленно проговорила она, пытаясь незаметно переключиться на другую тему. – Вы же знаете, Джокер – яркая, дерзкая личность, самый броский преступник Готэма. Реабилитация позволит ему понять, что не стоит тратить блестящую энергию на то, чтобы стать ужаснейшим ребенком в «Аркхеме». Да и бежать не стоит: он все равно вскоре вновь окажется здесь. Неужели вы не хотите, чтобы он передал лавры проблемного пациента кому-то другому?

Доктор Лиланд вздохнула.

– Ваши доводы очень убедительны. Хотелось бы мне верить, что вы нащупали нечто…

– Тогда поверьте, – щеки Харлин снова порозовели. – Не поддавайтесь цинизму или так называемой «усталости от жалости».

«И не обвиняйте меня в своих решениях. Я не просила отбирать у меня пациентов и не собираюсь чувствовать вину за то, что мне на самом деле стало легче», – мысленно добавила она.

– Хорошо, – Джоан в очередной раз вздохнула. – Некоторые опасения у меня по-прежнему остаются, но это часть моей работы. Я здесь начальник. Приходится выступать адвокатом дьявола и не потому, что я горю желанием подвергать сомнению ваши идеи, а по той причине, что каждая идея должна быть рассмотрена со всевозможных точек зрения.

– Понимаю.

Харлин не кривила душой, пусть уже и сбилась со счета, сколько раз за этот разговор ей напомнили, кто здесь хозяин. Может, доктор Лиланд ощущала какую-то исходящую от нее угрозу?

– Раз уж мы заговорили о новых идеях, – весело продолжила Харлин, – вам случайно не предлагали открыть в больнице плавательный бассейн?