Глава 11

Целых три дня они монотонно шагали через долины и холмы. Керис называл эту местность Сикерстом. Но постепенно холмы начали редеть уступая место равнинам.

Путники окончательно избавились от страха погони только на исходе первого дня путешествия. Переночевали они (теперь уже спокойно) в стоге сена. Какое это было блаженство — здоровый сон в безопасности! Джоанне приснился странный сон — как будто бы насильно выдавали замуж за Гэри, причем никого не волновали ее протесты. Кто выдавал — так и осталось для нее тайной. Бывают же такие дурацкие сновидения, подумала девушка, просыпаясь среди ночи. Ведь она отлично знала, что вообще не собирается замуж. Тут ее передернуло — девушка вспомнила, как Гэри с кривой ухмылкой говорил, что она все равно прибежит к нему рано или поздно. Проснувшись, она обнаружила, что это всего лишь сон, и у нее как гора свалилась с плеч. Вздохнув, она снова погрузилась в сон. На третий день, когда они шагали по дороге, страдая от неимоверной духоты, девушка вдруг спросила Антрига:

— И что, твое волшебство тоже пострадало, как и волшебство Кериса?

— Я давно почувствовал это, — признался расстрига-кудесник, доставая из своих бездонных карманов три больших яблока и бросая по одному своим спутникам, — но не все ушло из меня вместе с надеждами. Понимаете ли, у помешательства, оказывается, есть и хорошие стороны!

— Так ты хочешь сказать, что волшебство зависит от… от надежды, от веры? — недоверчиво спросила Джоанна. — Я вот сама почувствовала, как из меня вышли все надежды… Я словно осталась у разбитого корыта!

Несколько мгновений Антриг, удивленно подняв брови, смотрел на девушку — очевидно, он не ожидал, что она так быстро поймет, что он имел в виду.

— Да, — сказал он тихо, — от надежды… От веры в жизнь. Мы слепо, как новорожденные котята, движемся от секунды к секунде, от минуты к минуте, не понимая, что это и есть наша жизнь, что второй точно такой же секунды не будет! А надежда и волшебство взаимосвязаны в человеческой душе! Я даже могу сказать больше — и надежда, и волшебство — это что-то вроде умопомешательства!

— У помешательства действительно есть свои преимущества! — заговорил молчавший до сих пор Керис, засовывая пистолет за пояс. — Иногда такой человек начинает доискиваться до сути вещей, которые обычных людей просто не интересуют из-за своей обыденности! Вот Антриг считается помешанным, но в отличие от нормальных волшебников он не потерял своей силы!

— А это и в самом деле удобно, не правда ли? — польщенно улыбнулся Виндроуз, швыряя огрызок яблока в придорожную канаву. — Ведь этого наверняка никто и предугадать не мог! И вот что вышло!

Керис и Джоанна невольно улыбнулись.

— Но вот что не дает мне покоя все это время, — продолжал кудесник после минутного молчания, — или, точнее, даже целый сноп таких загадок. Во-первых, почему это происходит везде? Я вот вдруг подумал о детях на фабрике — что-то словно отнимает у них осторожность, заставляет их не думать об опасности… Я думаю…

Мысль Антрига о неосторожности людей вообще и детей в частности ужаснула Джоанну — ведь сама она жила в мире, где даже простым нажатием не той кнопки можно было натворить великих бед.

— Вот смотри, — сказала она Виндроузу, — стоит мне на своей работе что-то недосмотреть, как в программах и в производственной документации будет просто море ошибок!

— В документации?

Джоанна задумалась, соображая, как бы лучше пояснить собеседникам, что такое компьютеры и программы к ним, что такое документация. Ведь они даже об электричестве имели самое примитивное представление — электричеством в их понятии могла быть только молния. Но ведь волшебник, в конце концов, — они сами сказали — на то и волшебник, чтобы интересоваться всем на свете, даже самым невероятным. И на протяжении нескольких миль девушка как можно более доходчиво объясняла, что такое программирование, рассказывала о языках программирования, о винчестерах, дисплеях и клавиатуре, компьютерной памяти и тому подобном. Налетали порывы ветра, день клонился к закату, но она ничего не замечала, погруженная в привычный и такой уютный мир компьютерной техники.

— Так, говоришь, эти твои… компьютеры… они даже думать умеют? — спросил Керис с сомнением в голосе. Послушник уже больше не следил за Антригом, не следовал постоянно за его спиной с пистолетом наготове.

Джоанна покачала головой.

— Компьютеры, — снова пустилась в объяснения она, — могут только программироваться, чтобы совершать кое-какие мыслительные операции. Одна операция сменяет другую. Полученный результат используется для совершения другой операции, и наконец получаются нужные данные. Теперь тебе все понятно?

Керис явно ничего не понял. Антриг же высказал свое суждение так:

— Значит, компьютеры подобны музыкальным шкатулкам! Там тоже все зависит от человека — повернет ли он ключ или не повернет! И еще — специальное колесико регулирует, какую именно мелодию нужно играть!

— Но компьютеры действуют в тысячи раз быстрее! — заверила его девушка. — Они совершают в секунду столько операций, сколько простому человеку или вашей хваленой музыкальной шкатулке не под силу! Компьютер действует так же быстро, как мысли сменяют друг друга! Но обычно компьютеры делают только то и думают только о том, что мы им приказываем! А мысли в голове могут проноситься какие угодно и в любом порядке! И получается, что это одновременно и достоинство, и недостаток компьютера! Если ты вдруг допустил какую-то ошибку, даже самую незначительную, они часами могут выдавать тебе на экран разную чушь, не имеющую никакого смысла! Бывает так, что они запросто выдают кому попало строжайшие государственные тайны. Они даже могут помочь тебе совершить кражу, если только тебе известен нужный код, то есть ключевое слово или цифра. А уж если кто-то разбирается в компьютерах, то ему иногда ничего не стоит узнать этот код!

— Красть помогают? — Керис еще сильнее нахмурился. Уже начинало темнеть, и послушник с беспокойством оглядывался по сторонам. Керис на ходу сумел даже побриться, причесаться. Единственное, что ему теперь было нужно, — выспаться, поскольку круги от усталости под его глазами стали напоминать синяки. Джоанна задумалась вдруг, спал ли он, когда они на исходе первого спокойного дня заночевали в стогу. Вряд ли он спал — наверняка все продолжал караулить несчастного Антрига, который и не помышлял о бегстве!

— А я-то подумал, что эти компьютеры — простые коробки, которые стоят и не движутся, — протянул Керис.

— А им вовсе и не нужно двигаться, — пожала плечами девушка, — все остальное делается при помощи обычного телефона! Как и все в нашем мире! Вот у меня в Сан-Серано есть друг, который сумел по телефону проникнуть через автоответчик в компьютер и получить нужную информацию! И это несмотря на степень защиты! Я даже подозреваю, что он добрался до компьютеров некоторых компаний, которые используют аналогичные программы! И если случается нечто такое, то сидишь часами и просматриваешь все файлы, прежде чем догадаешься, что именно помогло злоумышленнику! И изъян обязательно нужно устранить — чтобы начальство осталось довольно, иначе на тебя могут свалить вообще все промахи! Так и с работы можно вылететь с волчьим билетом! А уж если из компьютера вытащили какие-то данные, то их там вообще больше не будет, как будто никогда и не было! И это тоже нужно не проглядеть! Так что всегда требуется повышенная внимательность! Мой друг Гэри тоже часто ломает голову над этими ухищрениями!

— Но у злоумышленников отсутствует даже храбрость обычного вора, который куда-то лезет! Ведь он знает, что его все равно не поймают! — заметил Керис. В нем явно говорило воспитываемое годами презрение к трусам.

Джоанна согласилась с этим. Путешественники на время сошли с дороги, чтобы пропустить пастуха с его стадом. Проходя, овцы и коровы подняли облако пыли, которое еще долго не оседало.

— Но компании заранее включают в свои бюджеты расходы на компенсацию ущерба от компьютерного пиратства, так что они не очень страдают! — продолжала рассказывать девушка, но спутники ее вряд ли поняли, что она хотела донести до них этими словами.

— Но Гэри-то наверняка теряет! — возразил Антриг, прекращая созерцание удаляющегося стада. — Он и время теряет. Трудно все-таки защищаться от такого варварства! Внимания нужно даже больше, чем обычному сторожу!

— Гэри, — отпарировала Джоанна, — как раз за это и получает деньги. А все расходы, как водится, несет организация!

Уже позднее, вспоминая об этих нескольких днях пути из Кимила, она поражалась той легкости, с которой смогла найти общий язык со своими похитителем и освободителем. Ведь она всегда испытывала к мужчинам глубочайшее недоверие — она знала, что мужчины обычно рассматривают женщин как инструмент удовлетворения своих потребностей, не больше. Но эти двое обращались с нею как с равной. Керис, возможно, в большей степени потому, что он все продолжал наблюдать за Антригом, а Антриг — из-за своей сосредоточенности на поставленной цели.

— Я не знаю, что у него на уме, — признался Керис, когда они устраивались на ночь в конюшне постоялого двора, — ведь он при желании мог бы уже давно удрать от меня! — Керис снова принялся сосредоточенно скрести щеки бритвой. Затем он с яростным фырканьем окатил себя водой из ведра и встряхнулся, точно собака после купания. Прошлой ночью Антриг в самом деле мог убежать — Керис задремал, не удержался. Но велико же было его изумление, когда он, с ужасом очнувшись, увидел отставного члена Совета Кудесников спящим как ни в чем не бывало! Потом Керис, дав себе слово не спать, задремал снова, и поутру был разбужен Виндроузом. Внук архимага вообще едва не лишился дара речи.

Тогда Джоанна не смогла сдержать улыбки.

— Антриг не убежал от нас потому, что не хотел остаться без завтрака! — сообщила она Керису с серьезным видом. — Он себя еще покажет!

Но Керис как-то хмуро посмотрел на нее, и девушке сразу стало ясно, что шутки тут не слишком уместны.

— Просто он по своим причинам тоже хочет добраться до города Ангельской Руки, — пояснил внук архимага. Они уже заканчивали ужин — на сей раз Бог послал им каравай ржаного хлеба, овечий сыр и огурцы. Керис продолжал: — Довольно легко поверить в его невиновность! В жизни случаются самые невероятные вещи! Но, Джоанна, тебя-то он принес сюда по какой-то только ему известной причине. Возможно, он не убегает именно потому, что не хочет тебя потерять!

Поутру, когда они проснулись, их уже ждал свежий хлеб, принесенный от хозяев Антригом. Вообще-то они уже давно истратили деньги, взятые Виндроузом в Доме волшебников, тем более что там их было не слишком много. А средства на еду зарабатывал все тот же Антриг — он предсказывал судьбу платежеспособным людям, которым не терпелось узнать, что ждет их в будущем. Кериса этот промысел почему-то особенно раздражал, хотя он кормился только благодаря ему.

— Госпожа Розамунда все-таки была права, — с горечью сказал послушник, глядя, как Антриг вдалеке что-то бормочет торговцу, глядя на его широкую ладонь, — и в самом деле, шарлатанство!

Пусть хоть шарлатан, подумала Джоанна, ведь результат-то его деятельности налицо — они имеют возможность неплохо поужинать. Странно только, что Керису не пришла в голову такая простая мысль.

День выдался очень трудный. Хотя девушка уже стала привыкать к тому, что они все светлое время суток проводят в пути, усталость каждый вечер напоминала о себе ломотой в ногах и спине. Лицо, плечи и руки ее обгорели на ярком солнце. А последние две ночи спать пришлось в стогах — Джоанна только мысленно поблагодарила Бога, что не страдает сенной лихорадкой. Впрочем, в книгах и фильмах героини тоже не имели аллергий. Хотя на холмах Сикерста не было никаких селений и там бродили только пастухи со своими стадами, дорога была очень оживленной — в направлении Кимила двигались груженные глиной повозки, доставляя сырье многочисленным гончарным мастерским, в том же направлении продвигались громоздкие крестьянские фуры с провизией для рынка. Иногда, бренча медными частями и стеклами, проносилась почтовая коляска-дилижанс с пассажирами — женами зажиточных крестьян, торговцами, чиновниками и людьми неопределенного рода занятий. Иногда путешественников обгоняли кареты знати. Такие экипажи обычно неслись во весь опор — господам было явно некогда.

Один раз им пришлось сойти с дороги и отойти подальше, на холмы — там двигался отряд послушников Церкви. Воины, закутанные в черные с золотым шитьем одежды, выглядели каменно-сосредоточенными. Когда воины прошли и беглецы снова выбрались на дорогу, Керис сказал:

— Нет, это не церковники, это воины принца-регента!

— И что тебя удивляет? — спросил Антриг, отряхивая пыль с одежды. Вскоре они сделали остановку в небольшой березовой роще. Холмы стали постепенно уступать место равнине — все это говорило о том, что они приближаются к городу Ангельской Руки. — Принц-регент всегда ненавидел чародеев! — продолжал Виндроуз. — Так что нет ничего удивительного в том, что он отрядил своих воинов, чтобы они присоединились к охоте на нас! В конце концов, такое случается не часто!

Губы Кериса изогнулись в гримасе, а рука непроизвольно нашарила под плащом пистолет. Дальше по дороге молодой крестьянин и его жена тщетно пытались выгнать из придорожной канавы своего осла, которого они согнали туда, чтобы дать дорогу имперским воинам. Джоанна поняла, что власть в этой стране пользовалась действительно большим авторитетом.

Сидя теперь у стены здания государственной почты, девушка наблюдала, как Антриг неподвижным взором уставился в чашку с чаем. Неровный свет подвешенной к потолку стеклянной лампы отбрасывал причудливые отблески на чародея и сидевшую возле него женщину. Антриг предсказывал, что ждет ее в будущем. Его слушали и другие люди, которым случилось оказаться в полутемном зале в этот час. Джоанна не слышала, что Антриг говорил женщине, зато отлично слышала слова и смех рослого мужчины, явно мужа той женщины, который говорил:

— Ну, Эмми, признайся, что ты не веришь всей этой чепухе?

— Это не чепуха! — женщина выхватила чашку из рук Антрига и уставилась в нее, как будто хотела в расположении чаинок углядеть и понять, что же с ней будет.

Какой-то человек, судя по одежде — крестьянин, стал рассказывать случайным собеседникам:

— Я вот тоже пошел как-то к одному предсказателю…

— Да ну? — поддразнила его румяная девушка. — Уж не за приворотным ли зельем?

Рассказчик сразу же залился краской смущения.

— Хаживал я и за этим, — признался он и тут же ухмыльнулся, показывая желтые зубы, — но зато готов поклясться, что потом та деваха не смотрела ни на кого, кроме меня!

— Может быть, потому, что другие просто не ходили к волшебнику? — предположил Антриг под всеобщий хохот.

— Может, кто-то потом и болтал нечто подобное!

— А вот Сураклин… — начал какой-то незаметный человечек, одетый в изношенные до дыр одежды. По виду это был типичный мелкий чиновник.

Муж Эмми усмехнулся:

— А мне кажется, что этот Сураклин был просто ловким пройдохой! Там, где он ничего не мог сделать подкупом или угрозами, он использовал яд! Он просто умел пользоваться обстановкой, и потому его окрестили волшебником! Ведь многие его противники погибли, упав с лестницы или в колодец, кто-то ослеп, кто-то просто умер! Меня никто не убедит, что это нельзя сделать без помощи волшебства!

— Но именно в этом, в отсутствии доказательств, — сказал Антриг, приближаясь с двумя кружками пива к Джоанне, — как раз и заключалась его сила! Ведь в большинстве своем люди не верили в то, что он обладает волшебной силой, а не ждущих опасности и потому беспечных легче подчинить своей воле!

— Ты прав! — воскликнула Джоанна, глядя на Виндроуза в неярком свете лампы.

Антриг присел на скамью возле девушки. Кериса с ними не было — он ушел спать.

Окна обеденного зала почты были раскрыты, чтобы прохлада ночи хоть как-то освежила людей. Но свежего воздуха почему-то все равно было мало. В довершение всего вокруг лампы вилось целое облако комаров и мотыльков. Иногда комары выбирали себе какую-нибудь жертву, и тотчас же раздавался звучный шлепок и замысловатое ругательство. Но даже это не огорчало Джоанну — ведь пока что в этом параллельном мире с нею не случилось ничего ужасного.

— Часто бывает так, — нарушил тишину Виндроуз, — что люди именно на это и рассчитывают!

— Что? — встрепенулась Джоанна, отвлекаясь от своих раздумий.

— Ну вот вы с Керисом подумали, что ваша проблема заключается в вас самих. Так же точно может подумать любой из сидящих тут, — и широким жестом отставной член Совета Кудесников обвел присутствующих, — может быть, это еще одно преимущество человека перед остальными существами. Мы чувствуем, но можем еще и обдумать, как вести себя. Зато у животных никогда не возникает проблема выбора — инстинкт сразу подсказывает им, что нужно делать в той или иной ситуации!

Джоанна некоторое время безмолвно смотрела на Антрига, а затем тихо спросила:

— Послушай, а ты и в самом деле сумасшедший? Многие говорят это, но я пока что не видела, чтобы ты совершил нечто безумное!

— И в самом деле не видела? — Глаза чародея странно блеснули. — Все знатоки твердят об этом вот уже двадцать пять лет. А я просто всегда был несдержан! Сураклин называл меня легкомысленным, хотя я, честно говоря, не отношу постоянство к достоинствам человеческого характера. Я и сам постепенно поверил в то, что я безумен. Однако я всегда старался делать то, чего требовал от меня учитель. Но…

И Джоанна в первый раз услышала, как о Темном Волшебнике говорили не со страхом и ненавистью, а как об обычном человеке. Любопытство все сильнее одолевало ее.

— Скажи, — поинтересовалась она, — ты его любил?

Антриг повернул голову, глядя на девушку как-то странно:

— О да! Вообще-то я занимал промежуточное положение между рабом и сыном. Все началось с того времени, как мне исполнилось девять лет и я почувствовал, что во мне есть волшебная сила. Вообще-то волшебные силы я почувствовал в себе очень рано. Когда я пришел к Сураклину, я думал, что он просто подчинит меня своей воле, поскольку мне трудно было привыкнуть к послушанию. Но я привык… Я был предан ему, я был готов исполнить любое его пожелание, — теперь глаза Виндроуза были устремлены в окно, но он видел не темноту ночи, а давние события.

— Но что в конце концов отвратило тебя от него? — тотчас спросила девушка.

— Я никогда не отказывался от него! — резко сказал чародей. — Никогда! — Он откинулся назад, прислоняясь к грубо побеленной печке. — Я бежал от него однажды и спрятался, но чувствовал и знал, что он разыскивает меня! Даже тогда, когда годы спустя Солтерис разыскал меня и сказал, что Сураклина больше нет… Мне говорили, что он умел воздействовать на людей, подчиняя их своей воле. Но я все равно его любил! Может быть, потому все и обернулось так трагически…

Джоанна ни о чем больше не спрашивала. Она думала — А она в своей жизни любила кого-нибудь?

— Он хорошо к тебе относился? — даже самой девушке этот вопрос показался глупым. Возможно, она задала его, чтобы только не молчать.

По лицу Антрига пробежала какая-то неуловимая тень.

— Не совсем так, — признался расстрига-кудесник, — люди с таким характером обычно очень властны. А его самомнение росло с каждым годом! Даже когда я отлучался, убегая на холмы, чтобы побыть наедине с самим собой, он воспринимал это как непочтение к себе!

Эмми и ее муж поднимались по скрипучей лестнице наверх — спать. Обтрепанный и незаметный чиновник заказал хозяину последнюю кружку пива. Людей в зале становилось все меньше и меньше. Какой-то здоровяк позвал Антрига к себе — видимо, и ему тоже не терпелось узнать, что ждет его в будущем. Чародей улыбнулся Джоанне.

— Смешно получается, — промолвил он, — стоит только кому-нибудь узнать, что ты имеешь отношение к волшебству, как тебя наперебой начинают упрашивать предсказать им будущее. Как будто это им чем-то может помочь! Может, они думают, что последующими молитвами Богу смогут упросить его избавить их от каких-то известных трудностей? — Антриг поставил на стол опустошенную пивную кружку и поднялся со скамейки. Джоанна тоже встала — от долгого сидения у нее затекли ноги.

Вдруг, глядя на Виндроуза, она вспомнила свои собственные страхи в Сан-Серано — тогда ей даже казалось, что она находится на грани сумасшествия. Интересно, не чувствовала ли она себя также, как и этот загадочный человек, по чьей воле она оказалась тут, который дважды пытался ее удавить и который мог отправить ее обратно, в ее привычный мир компьютеров и радиотелефонов? Тут она спросила:

— Скажи, Антриг, а ты сам когда-нибудь молился Богу? Просил, чтобы он избавил тебя от трудностей? Хоть раз?

— Ах, частенько бывало! — беззаботно отозвался тот, больше самому себе, даже не глядя на собеседницу. — Да, часто! Послушай, может быть, ты хочешь, чтобы я и тебе предсказал судьбу?

Джоанна не ответила, она вдруг поняла, что маг сумел околдовать и ее. Вдруг по булыжному покрытию двора застучали копыта, потом послышались крики. Антриг мгновенно повернулся к двери, но было уже поздно — один из воинов-послушников заскочил в помещение, за ним — еще несколько.

На этих воинах было обмундирование черного цвета с золотым шитьем — знак того, что они принадлежали к отряду принца-регента. Золотое шитье загадочно поблескивало в тусклом свете ламп. Затем снова раздался стук чего-то по брусчатке — и девушка поняла, что сюда же подъехала карета. Снаружи у задней двери тоже послышались голоса. Джоанна как раз остановилась на полпути к двери, куда она кинулась было, повинуясь инстинкту самосохранения. Вдруг она встала как вкопанная — Антрига рядом с ней не было! Но тут она заметила чародея — он, чтобы не привлекать внимания и не возбуждать криком подозрений, отодвинулся в самую тень, которую отбрасывала печь, примыкавшая к стене. На мгновенье их взгляды встретились — и девушка поняла, что Виндроуз всеми силами заклинает ее хранить спокойствие.

Вдруг одетая в перчатку рука схватила ее за запястье — хватка была, словно железная. Резко повернувшись, Джоанна увидела, что перед ней громадного роста женщина с искаженным от злобы лицом. Она тоже была одета в мундир гвардейца. Тут задняя дверь распахнулась, через нее в помещение гурьбой ввалилась солдаты, их сменили облаченные в красные ливреи люди — видимо, слуги. А потом вошел человек, осанка и надменное выражение лица которого говорили о том, что это наверняка и есть тот самый принц.

— Она пыталась удрать через заднюю дверь! — сказала женщина, поймавшая Джоанну.

Голубые глаза принца блеснули стальным огоньком.

— Она и в самом деле пыталась убежать? — холодно поинтересовался он. Постояльцы, досидевшие до этой минуты за столами, словно застыли под его ледяным взглядом. В воздухе повисла зловещая тишина, слышно было, как гудели комары.

— Ну так, дитя мое, — обратился принц к Джоанне, — у вас, наверное, не слишком чиста совесть? Или лишь безграничная скромность мешает вам предстать, как говорят придворные, перед моими светлыми очами?

Девушка инстинктивно рванулась в сторону, но ретивая женщина-воин снова перехватила ее. Черный бархат облачения принца был столь обильно расшит золотом, что даже в скупом свете дешевой лампы принц сиял и переливался, словно рождественская елка. Но это великолепие не могло скрыть истины — когда принц слегка приподнял ее подбородок белой маленькой рукой, влажной от пота, Джоанна заметила, что кожа на его лице дряблая, под слоем пудры угадывался нездоровый матовый оттенок, какой бывает у людей, много времени проводящих в закрытых помещениях. Волосы были зачесаны и даже посыпаны чем-то вроде золотистой пудры, но они были жидкими и явно ломкими. Запудренные придворными косметистами круги под глазами указывали не только на то, что этому человеку уже давно за тридцать, но и на то, что его мучает бессонница. Даже губы у этого человека были накрашены — но помада все равно не смогла скрыть того, что принц часто кусал их, возможно, до крови. Что-то его заставляло это делать! Так что совесть была нечиста не только у Джоанны!

Если бы в ее мире на улице или в любом другом общественном месте появился человек таких лет и со слоем косметики на лице, он несомненно вызвал бы нездоровый интерес. Одни его глаза чего стоили — глаза или сумасшедшего, или наркомана, которому уже все равно.

И тут девушка почувствовала, что ее начинает сотрясать дрожь.

Вдруг принц сжал подбородок Джоанны своими холодными и скользкими от пота пальцами.

— Отвечай, дитя мое! — сказал он, окидывая ее новым взглядом, полным холодного безразличия. Принц выжидательно уставился на нее — он знал, что рано или поздно все равно получит ответ на свой вопрос.

Джоанна чувствовала, как по ее спине ручьем льет холодный пот. Наконец она разомкнула ставшие такими непослушными губы:

— Я вовсе не пыталась бежать от вас, ваше… — она силилась вспомнить, как же нужно обращаться к принцам, — ваше… э-э-э… высочество! Поверьте, не пыталась! То есть я действительно бежала, но не от вас! Просто я тут кое с кем поссорилась, вот и все! Я не хотела больше оставаться в одной комнате с этим человеком! — Конечно, это была не слишком убедительная отговорка, она это и сама отлично понимала, но это было лучшее, что могла создать ее фантазия за столь короткий срок. Кто-то из воинов прыснул, показывая, что отговорка и в самом деле гроша ломаного не стоит. Принц улыбнулся и скользнул рукой по ее шее.

— Ссориться? С такой очаровательной девушкой, как вы? Как гнусно со стороны вашего обидчика!

Инстинктивно она отпрянула назад, стараясь избежать прикосновения этой холодной руки, но принц схватил ее за одежду, не давая отойти дальше. Джоанна вдруг подумала, большой ли будет скандал, если она возьмет да и ударит его как следует, чтобы не распускал руки. Вдруг случилось непредвиденное — Антриг поднялся с места и отчетливо проговорил:

— Фарос, отпусти женщину, ты ведь все равно, кажется, их не слишком любишь?

Все застыли, как завороженные. Первым опомнился принц — он отшвырнул Джоанну в сторону. Он так и кипел яростью! Шелестя бархатным облачением и позвякивая многочисленными драгоценными украшениями, принц рванулся туда, где два дюжих воина уже схватили Виндроуза за руки. Про Джоанну все словно забыли, и она просто отступила в тень большого дубового шкафа. Да, Антриг спас ее, он давал ей шанс убежать. Но девушка знала, что этим шансом она все равно не воспользуется.

Все это происходило в глубокой тишине, и потому даже сказанные вполголоса принцем три слова — «как ты смеешь…» — прозвучали, словно выстрел.

Воины еще крепче вцепились в Антрига, но тот и не думал сопротивляться. Однако можно было понять, что он сейчас чувствует, — по его лицу струился пот. Принц, посмотрев на Антрига полным ненависти взглядом, вдруг сделал неожиданное — снял с него очки! Очки тут же с силой ударились в камень печи, брызнув в разные стороны осколками стекла. Затем Фарос вытянул в сторону руку, и подбежавший слуга в красной ливрее с готовностью вложил в нее плеть.

Все, находившиеся в этой просторной комнате, буквально затаили дыхание.

И тут принц ударил — явно с удовольствием, с садистским удовольствием — по лицу беззащитной жертвы. Каждый раз во время удара он удовлетворенно крякал. В это кряканье и удары он вкладывал всю накопившуюся у него злобу неизвестно на кого, на свою человеческую и мужскую неполноценность. Заглянув на мгновенье в глаза принца, Джоанна поняла, что он будет бить до тех пор, пока силы не оставят его или не пройдет вспышка бешенства, причем второе было маловероятно. Вдруг по лицу Антрига потекла кровь, которой лампа сразу же придала рубиновый оттенок. И вдруг девушку пронзила мысль:

— Ты должна бежать… Ведь он специально не оказывает сопротивления, чтобы ты могла спастись! — И она действительно сделала шаг, но только шаг этот был не к свободной задней двери, а вперед…

Третьего удара не случилось. Едва занеся руку с плетью для размаха, принц вдруг осел и икнул словно от удара ногой в живот. Плеть отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась о печь. Один из державших Антрига воинов выпустил руку чародея, бросившись к своему повелителю, чтобы не дать ему свалиться на грязный, заплеванный пол. Его примеру последовали другие воины и слуги. Сразу возникла сумятица — каждый челядинец хотел первым подхватить господина. Один из воинов продолжал держать Антрига за руку. И вдруг Виндроуз сказал солдату:

— Быстрее неси сюда ушат! Сейчас ему будет плохо! — И воин, скорее по привычке, повинуясь начальственному тону, рванулся в кухню, сразу же загремев стоявшей там утварью.

Антриг, вытащив из кармана запасные очки и водрузив их на нос, быстро прошел по комнате — паника была ему только на руку.

— Быстрее пошли отсюда! — тихо сказал он Джоанне, хватая ее за руку, — надо спешить! — Через неохраняемую больше заднюю дверь они вышли во двор, залитый лунным светом.

— Что ты сделал?

— Сильная головная боль! Психопаты вообще часто страдают от нее!

Беглецы заскочили в конюшню, глаза испуганных шумом лошадей мерцали зеленоватым светом. Одолев половину лестницы, ведущей на сеновал, Антриг зашептал:

— Керис! Керис! Где ты там?

— Я тут!

Джоанна буквально подпрыгнула от испуга — Керис был не на сеновале, а в одном из пустых стойл! Антриг мгновенно спрыгнул с лестницы — было понятно, что он отлично владеет собой в критических ситуациях.

Керис был вооружен — не только пистолетом. В руке он сжимал меч. Видимо, шум в доме донесся и до его ушей. Он подготовился не только к сражению, но и к отходу — сумка с их небогатыми пожитками была приторочена к спине послушника. Джоанна вдруг подумала, что он наверняка подготовился уже в тот момент, когда воины принца въезжали во двор.

— Это и был регент? — шепотом поинтересовалась Джоанна, пока Антриг уводил их от постоялого двора по руслу обмелевшего за лето ручья. Позади них уже раздавались крики — пленников хватились. Антриг кивнул.

— Он вдруг пристал к нашей Джоанне, — сообщил Виндроуз Керису, — возможно, даже если бы она и не направилась к задней двери, он все равно привязался бы к ней! Впрочем, даже если бы она все-таки выскользнула за дверь, она не ушла бы далеко — откуда ей было знать, что воины заблаговременно окружили постоялый двор, конюшни и почту? Принц подозревает всех и во всем. Император только формально считается правителем, на самом деле всем заправляет Фарос! В его руках сосредоточена власть в стране! Я боюсь только, что он узнал меня, когда стащил с меня очки! — Остановившись, отставной кудесник прислушался и через мгновенье сказал с облегчением: — Фу, хоть сейчас вроде не гонятся!

Они взошли на холм, и Джоанна, обернувшись, заметила огоньки постоялого двора. Там же были и движущиеся огоньки — это были люди с факелами, но в их сторону они не направлялись.

— Они что же, не организуют погоню? — недоверчиво спросила девушка.

— Пока нет! Ну-ка, посмотрите туда! — По дороге, что вилась у подножия холма, по направлению к Кимилу скакал всадник. Вдали, уже в сторону Парчестена, мчался другой гонец. Экс-кудесник продолжал: — Теперь нам следует уйти отсюда как можно дальше и так быстро как это вообще возможно. И вообще, теперь нужно держаться подальше от дорог!

— Ничего не понимаю, — сказал Керис, карабкаясь выше. Джоанна последовала за ним, проклиная средневековую моду, которая обязывала женщин носить столь тяжелые и длинные платья, — но почему же они не преследуют нас сейчас?

— Потому что Фарос наверняка подозревает, что здесь какая-то ловушка! Возможно, он думает, что мы специально решили заманить его людей подальше, чтобы уже в здании постоялого двора напасть на его драгоценную августейшую особу! Я даже подозреваю, что это епископ подняла его в дорогу, сообщив, что волшебники устроили заговор, а она этот заговор вовремя раскрыла! Так что он даже думает, наверное, что волшебники охотятся за ним по всей Империи!

— Надо же, я так и думала! — воскликнула Джоанна. — Как раз с того самого момента, когда ты так грубо обратил на себя его внимание. А он мог узнать тебя без очков?

— Да, мог!

Тем временем Джоанна достала из своего необъятного кошеля флакончик лосьона и, смочив тряпочку пахучей жидкостью, тщательно протерла пораненное лицо чародея. Тем временем Антриг продолжал:

— Вообще-то волшебники очков не носят. Ведь еще с детства, открыв в себе магический дар волшебников, мы начинаем излечивать себя от разных недугов! Просто мои глаза стали хуже видеть от беспрестанного сидения в Башне! При тамошнем освещении можно ослепнуть! Если бы не мой с волшебный дар, я вообще бы ничего не видел! Как какой-нибудь крот! И был бы слепым с десятилетнего возраста.

Тут он замолчал и оглянулся. Увидеть их со стороны постоялого двора теперь было никак не возможно, но даже Джоанна слышала какой-то неясный шум — погоню без сомнения, все-таки организовали.

— К утру он наверняка получит подкрепление из Кимила и города Ангельской Руки, — сказал Антриг, — и тогда они начнут прочесывать округу. Хорошо еще, что я неплохо знаю эту местность!

— Ну, это само собой разумеется, — буркнул Керис, — ты все-таки ученик Сураклина!

— Возможно! — миролюбиво отозвался Антриг. — Но только что касается предсказания судьбы, то этим может заниматься кто угодно! Джоанна, осторожно, откос скользкий!

Девушка, балансируя руками, осторожно спускалась вниз. Керис и Антриг поддерживали ее, не давая поскользнуться.

Наконец Керис не выдержал:

— Джоанна, Антриг притащил тебя в этот мир! Ты зачем-то понадобилась ему! Так что можешь быть спокойна — он будет тебя защищать и охранять от всех невзгод и напастей!

Виндроуз улыбнулся, и его зубы сверкнули в темноте.

— Ну, Керис, — протянул он, — ты снова за свое! — И, больше ничего не говоря, отставной кудесник стал спускаться дальше.

Они спасались бегством, стараясь отойти как можно дальше от опасного места, подобно лисам. Вскоре Джоанна опять почувствовала, что выбивается из сил. Они двигались огромными зигзагами, чтобы запутать следы. Антриг вел их в Глидден — так называлась равнинная местность, заросшая, как заверили девушку спутники, густейшими лесами. Там были и деревни, в которых можно найти надежное убежище. Там они не пропадут! Джоанне казалось, что она так и умрет в пути — тело ее ломило от усталости, ноги уже не ощущали боли. Но она не жаловалась и продолжала шагать вперед — ей было стыдно сознавать, что она и без того задерживает своих товарищей, снижает скорость их продвижения. А потерять их никак было нельзя — если она останется одна, то ей уже в любом случае не суждено будет вернуться назад. Они шли и днем, и ночью, останавливаясь, чтобы поспать, только под утро. Но даже спать приходилось чутко, улавливая каждый посторонний или необычный звук.

И как-то поутру Джоанна снова почувствовала уже знакомое странное ощущение пустоты — ей казалось, что из ее души вытекла последняя энергия, последняя сила, которая там еще оставалась. В отчаянии она подумала даже, что можно попытаться уйти от Кериса и этого безумного мага и добраться до дома самостоятельно. Хорошо еще, что благоразумие тогда возобладало. К тому же всякий раз, когда она вспоминала потные пальцы принца-регента и холодный голос Костолома, у нее сразу открывалось второе дыхание, и желание идти вперед разгоралось с новой силой. Они теперь продвигались равниной. Местность была почти вся распахана. Чувствуя порой слабость, беглецы вдруг понимали, что это странное ощущение испытывают не только они — в такие минуты и работавшие на полях крестьяне ссорились и бранились по самым ничтожным поводам. То кого-то вдруг не устраивал испокон веков стоящий межевой камень, то кто-то начинал обвинять соседа в краже инструментов и так далее. На небе же в это время собирались тучи. В тот день это длилось до самого полудня. Очевидно, подумала Джоанна, тот, кто наслал на них это состояние, уже достиг какой-то своей цели, им неизвестной. Вдруг девушка задумалась о том, какое влияние могла бы оказать эта злая сила на ее собственный мир. Наверняка уличные бандиты и политики, работники атомных электростанций и продавцы, военные и даже министры вели бы себя не так, как обычно. Во всяком случае, не лучше, это уж точно.

На исходе дня они сделали короткий привал — нужно было отдохнуть. Невыносимый зной предвещал сильную грозу. Антриг сначала собирал какие-то травы, а потом, свернув свой плащ и положив на него голову, забылся тревожным сном. Керис примостился рядом, прислонившись спиной к стволу дерева. Когда Джоанна вернулась от ручья, где она позволила себе немного поплескаться, Керис уже тоже спал как убитый. Послушник никогда не жаловался на усталость, но ведь и он не был сделан из железа!

Какое-то время девушка молча стояла, глядя на своих попутчиков. Лицо Кериса было покрыто пылью и цветочной пыльцой. Спал он неспокойно, моргая во сне. Зато Антриг….

Виндроуз покрыл свое лицо смесью из измельченных во рту трав — он хотел излечить следы удара плети принца-регента. На лицо его было страшно смотреть. Вообще-то Джоанна не выносила вида страшных ран и страданий, но в этот раз, как ни странно она никак не реагировала на раны мага — видимо, превратности путешествия закалили ее не только физически, но и морально. Единственное, что она сейчас ощущала, — это сострадание к чародею, ведь он наверняка испытывал нешуточную боль. Да и плетью по лицу он получил по ее вине, это она навлекла на себя гнев регента.

Но тот или то, что непонятно для чего похищает девушек, не заслуживает сочувствия. А действительно ли она попала сюда по вине Антрига?

Но тут Джоанна напомнила себе, что этот полубезумец знает куда больше, чем говорит. Да и в город Ангельской Руки он направляется по какой-то своей причине, которую ни за что не желает объяснить ни ей, ни Керису. Она отлично понимала, что, несмотря на свою кажущуюся болтливость и желание рассказать девушке об Империи и ее природе, населении и культуре, Виндроуз ни словом не обмолвился о местечке возле Кимила, где Керис впервые обнаружил ее. И тот же Керис догадался, что Антриг просто уводит их подальше от того места, где они встретились. Значит, он просто боялся, что внук архимага, обследуя это место повнимательнее, что-нибудь там обнаружит? «Могло ли быть такое?» — думала Джоанна, глядя на спящего кудесника.

Вздохнув, девушка подошла к Керису и осторожно вытащила из его руки пистолет, который парень сжимал даже во сне. Послушник не шелохнулся, только его дыхание участилось. Как сильно он утомился! Джоанна порадовалась, что была достаточно осторожна, чтобы не разбудить парня. И тут девушка подумала, что может не спать, а посидеть просто так, подумать, посторожить. К тому же у нее давно не было возможности побыть наедине с собой. Подобрав длинный подол платья, к которому она уже стала привыкать, Джоанна села на землю. Где-то неподалеку журчал ручеек. Джоанна, взглянув на небо, по которому плыли пухлые облака, со вздохом поглядела на Антрига, который спал совсем как ребенок, несмотря на то, что в отличие от ребенка жизненного опыта ему было не занимать.

А почему он тогда сказал Дигби: «…Чтобы спасти мой мир… и ваш тоже… от ужасной судьбы»? Что он подразумевал под этой судьбой?

Может быть, пустоту, которая оставалась после ухода жизненной энергии?

Или Промышленный Переворот, который затягивал и этих людей, подобно стремительному горному потоку?

Или нечто иное, что подсказывал ему полубольной рассудок?

Но что?

Вдруг где-то сбоку, в пойме ручья, в воздух поднялась стая испуганных птиц, а следом послышалось лошадиное фырканье.

Джоанна почувствовала, как внутри у нее все похолодело.

Стараясь не шуметь и не шелестеть травой, девушка, продолжая сжимать пистолет, легла на траву, надеясь, что ее не заметят. К тому же путники благоразумно расположились под ивой, а ее ветви спускались почти до земли. Но больше никаких звуков не было. Джоанна не стерпела — она по-пластунски поползла к берегу. Колючие кусты ежевики царапали ей руки. Она молила Бога, чтобы случайно не заползти в заросли сумаха. Наконец она увидела виновника беспокойства — это был одетый в черное воин-послушник. Нашитая на одежду красная эмблема выдавала его принадлежность к Церкви. Начинающее медленно заходить солнце светило девушке прямо в глаза, поэтому она не могла разобрать черт церковника-гвардейца.

Вдруг сзади какой-то голос тихо сказал: «Вон они!».

Повернув голову, стараясь не шелестеть стеблями травы, Джоанна посмотрела туда, откуда слышался голос. Из зарослей кустарника вышел еще один гвардеец, с ним был одетый в серое человек — инквизитор. Послушник вел под уздцы двух лошадей. Они подошли к спящим. Сначала они молча смотрели на них, затем инквизитор пробормотал:

— Это — послушник самого архимага! Три дня назад он удрал из Кимила при помощи волшебных чар. Что бы они ни замышляли, архимаг все равно в этом замешан! Но ничего, теперь Костолом будет доволен!

И инквизитор вытащил из седельной сумки пистолет. Он был уверен, что капкан захлопнулся.

В голове Джоанны вихрем проносились мысли, причем самые противоречивые. «Ты не имеешь к этому никакого отношения! — говорила одна мысль. — Ведь тебя просто похитили! Ты вовсе не собиралась играть в эти их игры!». Затем пошла другая мысль: «Но у этого человека в сером только один пистолет! И ничегошеньки больше!» Инквизитор снова повернулся к лошади, чтобы вынуть из переметных сум что-то еще. Теперь он представлял собой просто идеальную цель! И тут до ее слуха донеслось тоненькое позвякивание цепи. Он еще и свои инструменты сюда захватил!

Ну что, стрелять — так стрелять, — пронзила ее новая мысль. А что, если она промахнется? Боязнь промазать повергла девушку в состояние, близкое к панике.

От волнения кровь стучала у нее в висках. А может, просто лежать здесь, и ее не заметят?

Но могут и заметить!

Послушник направился к берегу ручья, обернувшись назад. Он сказал инквизитору:

— Его высочество тоже будет доволен! — Гвардеец взмахнул рукой — это был условный сигнал. Джоанна тут же услышала плеск воды — второй воин начал на лошади переправляться через ручей.

— Кажется, с ними была какая-то девчонка?

Джоанна особенно остро почувствовала особый, ни с чем не сравнимый запах цветущей ежевики. Неуловимый, но такой неповторимый. Одновременно рука, начиная неметь, напомнила ей, что она по-прежнему сжимает два фунта металла — все тот же пистолет. Неужели придется пустить его в ход? Но почему, почему именно она должна это делать?

Встав на колени в траве, но все еще продолжая оставаться невидимой, она подняла пистолет на уровень глаз, прицелилась, вздохнула, как всегда делали в таких случаях герои вестернов и выстрелила. Расстояние до цели составляло не более двенадцати футов.

Отдача толкнула ее назад. Ствол пистолета изрыгнул черный дым. Джоанна успела заметить, как инквизитор ничком повалился на землю, его лошадь с громким ржанием встала на дыбы. Тут же повеяло характерным запахом — запахом крови. Керис вскочил, как ужаленный, хватая свой меч, предусмотрительно положенный рядом. Не успела Джоанна понять, что происходит, как внук архимага уже накинулся на послушника Церкви.

Тот воин, что переходил ручей и уже выбрался было на берег, заученным приемом соскочил с лошади и распластался на земле, ожидая новых выстрелов. Тут он увидел Джоанну, которая сидела и равнодушно сжимала в руке разрядившийся пистолет. Выхватив из ножен меч, послушник бросился к ней, сразу поняв, в чем дело. В его глазах горела решимость разрубить девушку на куски. Словно во сне, Джоанна вскочила на ноги и спряталась за ствол ближайшего дерева. Размахивая мечом, гвардеец бросился за ней. Девушка, задыхаясь, кинулась туда, где серым холмиком лежало тело застреленного инквизитора. Но ноги плохо слушались ее, к тому же длинный подол платья все время цеплялся за кусты. Вдруг ее точно холодной водой окатили — в голове сразу установилась ясность. «Я должна успеть первой, первой!» — повторяла себе она. Неожиданно рука преследователя ухватила Джоанну за локоть. Девушка, рванувшись из последних сил, упала прямо на тело своей жертвы. Она схватила окровавленный пистолет инквизитора за несколько секунд до того, как разъяренный гвардеец навис над нею.

Девушка мгновенно вскочила на ноги, сжимая пистолет в руках. Солнечные лучи играли и преломлялись на блестящей поверхности меча послушника. Увернуться времени не оставалось — теперь все должны были решить доли секунды.

Словно во сне, она нажала на курок. Пуля впилась прямо в лоб преследователя всего в полуметре от нее. Лицо девушки обдало струей горячей крови. Джоанна рванулась в сторону, поскольку тело убитого гвардейца стало валиться прямо на нее. Труп упал на тело инквизитора. Джоанна посмотрела на Кериса в тот момент, когда он уже выдергивал клинок своего меча из тела третьего гвардейца.

Все сражение заняло около восьми секунд, но показалось целой вечностью.

В воздухе стоял приторный запах крови. Джоанна, сорвав пук травы, стала вытирать кровь со своего лица и волос, чувствуя непреодолимое отвращение. Руки у нее болели ужасно, внутри словно что-то надломилось.

Вдруг перед глазами у нее появилась серая пелена, ноги ослабели. Как будто земля уходила из-под ног девушки. Она почувствовала, что теряет сознание.

— Джоанна! — сквозь серую пелену прорвался знакомый голос. Сильные руки удержали ее в вертикальном положении. Она почувствовала, как по руке больно хлестнула ветка дерева, затем кожа ощутила приятную прохладу воды — это был ручей.

— Что? Что такое? — забормотала она. Сильная рука зажала ей ноздри, и голова девушки погрузилась под воду. Затем Джоанна вынырнула и жадно вдохнула свежий воздух. С ее волос текла вода. Но зато в голове теперь было ясно.

Открыв глаза, Джоанна увидела, что возле нее по пояс в воде стоит Антриг. Рубашка чародея облепила тело, но глаза немигающе смотрели на девушку.

— Джоанна, Джоанна, — более требовательно повторил он, — ответь, с тобой все в порядке?

Джоанна молча кивнула. Вода более-менее смыла чужую кровь с ее лица и волос. Она чувствовала себя как-то отрешенно, как человек, которому сутками не дают спать. Девушка вымученно улыбнулась и попробовала пошутить:

— Я крестилась кровью человека Церкви, не означает ли это, что я теперь тоже к ней принадлежу?

Беспокойство в глазах чародея сразу сменилось добродушным весельем. Антриг зачерпнул в горсть воды и плеснул ей в лицо.

— Боюсь, — протянул он с деланным сожалением, — что ты, красавица моя, все равно пока остаешься некрещеной! Впрочем, признаюсь: может, у них там и крестятся кровью жертв! А на тебе два трупа — но до епископа ты пока что не дотягиваешь!

— Ах, ничего! — ее голос показался слабым даже ей самой. Как будто после бани!

С берега раздался голос Кериса:

— Давайте быстрее! Нельзя терять ни минуты!

Виндроуз дружески потрепал девушку по голове, но довольно тревожно взглянул ей в лицо. Джоанна почувствовала, что ей хочется разрыдаться — переживания и потрясения только начинали сказываться. Но Керис был прав — времени терять нельзя, выстрелы и так уже переполошили всю округу. И потому девушка, собрав все силы, просто поблагодарила Виндроуза за заботу. Теперь нужно было отправляться в путь.

Отставной кудесник выбрался на берег и подал руку Джоанне. Керис тоже не терял времени даром — он успел перезарядить оба пистолета и засунуть их за пояс, очистить от крови поверженного врага меч и убрать его в ножны. Он был спокоен и уравновешен, казалось, что схватка на него никак не подействовала.

Только глубокой ночью, когда они расположились на ночлег после особенно утомительного дня, полного бегства от дозоров, которые были теперь повсюду, Джоанна по-настоящему осознала, что же сегодня произошло. Заночевали они на сеновале одной фермы. Джоанна долго лежала на пахучем сене с открытыми глазами, мысленно прокручивая, словно видеокассету, события прошедшего дня. Лежать было особенно приятно — по крыше барабанил дождь, негромко давал о себе знать гром. Было приятно наслаждаться теплом и запахом душистого сена. Ее запястья все ныли — железная хватка убитого гвардейца еще давала о себе знать. Но это были пустяки по сравнению с брызгами крови на лице. Раньше ей приходилось часто наблюдать убийства по телевизору. Таких сцен она видела тысячи, без преувеличения. Но они ее совершенно не трогали. Зато происшедшее сегодня было просто кошмаром.

«Да, я и вправду убила сегодня человека!» — подумала девушка и повторила эту простую фразу несколько раз, пытаясь вдуматься в ее смысл. Вдруг ее обожгло: не одного, а двоих она сегодня лишила жизни.

Она знала, чувствовала, что Антриг уже давно спит. Девушка едва удержалась от соблазна разбудить его — частично потому, что знала, как этот человек устал сегодня. Но только частично… А еще почему — она не могла сказать точно. Возможно, что ей захотелось поделиться горем с этим разумным человеком — ведь по природе она была неимоверно замкнутой, никогда ни с кем не делилась переживаниями, как бы ей ни было больно. Но теперь в ней вдруг возникла такая потребность. Не спал Керис, но это было уже не то, и девушка постаралась подавить рвущиеся из груди рыдания.

Вдруг некоторое время спустя голос парня спросил из кромешной тьмы:

— Джоанна?

После этого сразу послышался хруст сена, как будто кто-то приминал его тяжестью своего тела. К плечу Джоанны прикоснулась теплая рука послушника.

— С тобой все в порядке?

Удивительно, что Керис тоже был не чужд подобных чувств! Джоанна сглотнула подступивший к горлу комок и, надеясь, что ее слезы никак не повлияют на тембр голоса, вымолвила:

— Ты, наверное, подумаешь, что все это невероятно глупо. Но… скажи, сколько тебе было лет, когда ты… когда ты в первый раз убил человека?

Установилась глубокая тишина, которую нарушал только монотонный негромкий стук дождя по крыше. И, казалось, сено тоже вдруг запахло чуть сильнее.

— Пятнадцать, — сказал наконец Керис, — но вообще-то на тренировках начинают не с этого! Вот потом, когда отработаны приемы владения оружием, уже можно и убить кого-нибудь! Поначалу ты убиваешь связанного преступника. Только после третьего года обучения можно сражаться с осужденными на смерть преступником, который действует как твой полноправный противник. Но все равно — лезвие меча должно с самого начала знать вкус крови!

— Ох! — только и смогла сказать Джоанна.

Она догадалась, что именно это Керис и хотел ей сказать. Неудивительно, что ее переживания наверняка показались бы привыкшему ко всему внуку архимага детским лепетом, достойным осмеяния. Но когда Керис вдруг заговорил снова, она поняла, что длинная пауза возникла потому, что послушник подбирал слова, чтобы озвучить свои мысли, ему не хотелось ненароком обидеть девушку. Потому-то он и говорил небыстро, словно взвешивая каждое сказанное слово.

— Но мне никогда еще не приходилось убивать человека в настоящем бою! — продолжал Керис. — В таком бою, в котором я не знал бы, что точно останусь в живых. Это был первый серьезный бой в моей жизни. Вообще-то нас основательно тренируют, готовят к сражениям… Но они происходят нечасто! — Снова повисла тишина. А затем Керис сказал: — Знаешь, что Инквизиция сделала бы со мной и с Антригом… да и с тобой, как с нашей соучастницей?

Джоанна лишь покачала в темноте головой — она могла только догадываться.

И тогда Керис пустился в обстоятельное разъяснение, тщательно описывая каждую деталь возможной расплаты.

— Вот так и получается, — сказал Керис тихо, — ты ведь сделала это не нарочно, так сложились обстоятельства. Ты не отняла две жизни, ты спасла две, нет, три! А может быть, и больше! А мне вот, похоже, предстоит доставить Антрига живым к регенту, но я сделаю это не как сообщник Виндроуза, в чем меня беспрестанно обвиняет Инквизиция, а по своей воле. Как того требует справедливость! Иногда нельзя позволять себе думать чересчур много! Нужно делать и то, что делать не хочешь, но вынужден!

Странным образом эти слова успокоили Джоанну, и она не проронила больше ни слова.