Стремись не к тому, чтобы добиться успеха, а к тому, чтобы твоя жизнь имела смысл.

Давайте не будем никого обманывать и признаемся себе честно: в нашей работе и в наших достижениях самих по себе нет никакого смысла.

Ну и правда, на мне, например, земля не держится. Умру завтра – кто-то поплачет, кто-то улыбнётся, и мир продолжит катиться, куда катится.

Кроме того, вряд ли я или вы способны сделать что-то настолько уникальное, чтобы это не мог сделать кто-то другой, если ему на месте не сидится.

Всё тлен, суета сует и что там ещё Екклесиаст наговорил? В целом так оно и есть. Но зачем мы тогда об этом столько рассуждаем?

Потому что мы обречены на себя, на свою жизнь и на свой мозг. Именно поэтому работа, есть в ней какой-то смысл или нет, нам нужна. В этом её смысл – быть нам нужной.

Звучит, наверное, как-то странно и даже нелепо.

Ну да, работа нам нужна для заработка, это понятно. Но допустим, ваш дядя не в шутку занемог, и вы получили наследство, которое позволяет вам больше ничего не делать. Зачем вам работа?

Кажется, что если деньги у человека есть, то работа ему не нужна. Формально – да. Фактически же без работы он будет несчастен. И причин как минимум две: одна заключается в особенностях устройства нашего мозга, вторая – в особенности наших социальных взаимоотношений.

Народная мудрость гласит: «Дурная голова рукам покоя не даёт». И вы даже не представляете, насколько это соответствует действительности!

Как мы с вами уже знаем, ретикулярная формация – вещь безжалостная, вырабатывается постоянно, и что-то с ней надо делать, куда-то её тратить.

Да, есть способы, описанные выше, – бесцельное информационное потребление, компьютерные игры и т. д., но всё это неизбежно приводит к формированию зависимости, последующей ломке, нарастанию резистентности, потребности в ещё более мощном стимульном материале, его отсутствию, скуке и депрессии. А там уже и в петлю – самое мило дело. Будут руки искать, чем себя занять...

В 2010 году, кажется, не было ни одного уважающего себя издания – от Time до Newsweek, – которое бы не сообщило своим читателям об исследовании Мэтью Киллингсворта и Дэниела Гилберта из Гарвардского университета.

А название их научной работы, о которой я уже вам рассказывал в «Чертогах разума», говорило, кажется, само за себя: «Блуждающий ум – несчастный ум».

Учёные создали приложение для iPhone, которое на протяжении определенного периода связывалось с 2250 добровольцами через случайные промежутки времени и задавало им вопросы – насколько они сейчас счастливы, чем занимаются в настоящее время, думают ли о своей текущей деятельности или о чем-то другом, насколько это было приятно или неприятно.

Дальше нехитрая математика позволила исследователям установить два факта:

• в среднем человек 46, 9 % своего бодрствования проводит в «блуждании» (то есть думает не о том, чем он занят, а о чём-то постороннем);

• и это делает его несчастным (ну или по крайней мере менее счастливым, если он всё-таки каким-то делом занят и в него полноценно погружён).

Учёные так резюмировали суть полученных ими данных: «Человеческий разум – это блуждающий разум, а блуждающий ум – несчастный ум. Умение думать о том, что не происходит, является когнитивным достижением, за которое мы расплачиваемся своим эмоциональным состоянием».

Как вы уже, возможно, знаете из тех же «Чертогов разума», состояние «блуждания» – это те моменты нашей жизни, когда бразды правления мозгом берет его дефолт-система.

Поскольку же эволюционно она была создана для того, чтобы думать о других людях и о наших отношениях с ними, когда мы с вами «задумываемся» (точнее, уходим в свои «блуждания»), мы, как правило, начинаем прокручивать наши с ними конфликты, вспоминаем о наших обязательствах перед ними и об их неисполненных обязательствах перед нами, ну и так далее.

В целом, хороших мыслей там – в этом «блуждании» – днём с огнём не найти (если, конечно, вы именно сейчас не находитесь в состоянии чувственной и всё ещё обнадеживающей вас влюбленности), поэтому общий фон нашего настроения от этой «умственной жвачки», мягко говоря, безрадостный.

Но как мы с вами выяснили ещё в «Чертогах», именно дефолт-система мозга отвечает и за нашу конструктивную интеллектуальную деятельность – когда нам нужно решить действительно сложную задачу, требующую учёта большого количества факторов.

Так, впрочем, ДСМ работает, только если мы этой деятельностью и в самом деле озадачены.

Но какой деятельностью, требующей учёта большого количества факторов, мы можем быть озадачены, если ведём праздный образ жизни? Боюсь, что вряд ли вы, будучи в состоянии праздности, найдёте для себя занятие, которое будет настолько же вовлекающим и энергоёмким.

Таким образом, мы, по сути, находимся перед такой альтернативой:

• вы или сутками напролёт думаете о своих конфликтах с другими людьми и испытываете по этому поводу совершенно естественное в такой ситуации напряжение;

• или вы заняты рабочими делами, которые требуют от вас вовлечённости, погружённости, а главное – загрузки самой дефолт-системы интеллектуальными объектами, относящимся к этому делу, а не другими людьми.

Понимаю, что аргументация, конечно, так себе: мол, работай, чтобы голова не была занята дурными мыслями. Ну а что, если так и есть?

Да, нам надо работать – и в этом весь смысл, – чтобы в голове было что-то, кроме личных переживаний, выяснения отношений с другими людьми и мечтаний о том, чему не суждено сбыться, что, в свою очередь, нагоняет ещё большую тоску?

Впрочем, в нашей работе есть и другой смысл – её смысл для других людей. То есть то, зачем она нужна им, а не нам. Как выясняется, для вашего собственного внутреннего благополучия и для вашей удовлетворённости работой очень важно, чтобы вы видели смысл своей работы для других людей.

В 2013 году международная социологическая компания Gallup опубликовала результаты большого исследования. Из него следовало, что только 30 % сотрудников американских компаний чувствуют себя вовлечёнными в свою работу. А если учитывать данные по всему миру (в исследовании анализировались 142 страны), то этот процент и вовсе снижается до 13.

Примерно в это же время консалтинговая компания Towers Watson изучала, какие же факторы влияют на вовлечённость сотрудников в работу (этот отчёт был опубликован в 2012 году и был основан на анализе работы 32 000 человек).

Вот полученные ими результаты (весьма любопытные, на мой взгляд):

• вы будете чувствовать себя на 30 % более вовлечёнными в работу, если у вас есть возможность делать перерыв каждые 90 минут;

• вы будете на 60 % больше удовлетворены своей работой, если у вас будет возможность концентрироваться на одной задаче и не нужно будет постоянно на что-то отвлекаться;

• вы будете на 67 % больше вовлечены в работу, если чувствуете, что она важна для вашего руководителя и он делает всё, чтобы обеспечить вам чувство безопасности и высокий уровень доверия между коллегами;

• и наконец, 70 % прибавки к чувству удовлетворённости собственной работой – самый значимый показатель! – знать, что она кому-то нужна, что она кому-то приносит пользу.

Человек – социальное животное, а это значит, что мы не просто нуждаемся в социальных контактах, мы нуждаемся в ощущении своей принадлежности к группе. Это, если хотите, биологический императив: если стайное животное изгоняют из группы, то оно неизбежно погибает, а чувство принадлежности к группе, напротив, даёт ему чувство защищённости.

С другими людьми, может быть, и непросто, но без них – это уж и точно сущий ад. Потому, осознаём мы это или нет: мы хотим, чтобы другие люди не просто нас принимали, не просто хорошо к нам относились, но ещё и видели в нас необходимость, испытывали в нас нужду.

Вот почему так круто быть лучшим в каком-то деле. Вот почему люди готовы оставаться в профессии врача, например, или учителя, несмотря на то что зарплаты у этих специалистов, даже очень хороших, как правило, совершенно не соответствуют ни трудозатратам, ни общественной ценности их труда.

Да, деньги тоже приносят нам чувство защищённости, но, как оказывается, не только они могут выполнить эту функцию. Просто то, что ты нужен другим людям, что им без тебя не обойтись, это уже способно быть достаточной мотивацией, чтобы хотеть заниматься своей работой, даже не очень хорошо оплачиваемой.

Так сложилось, что сейчас наша безопасность не так уж и сильно, как, например, в прежние времена, зависит от нашей необходимости другим людям. Экономика такова, что вы, с учётом того, к чему приводит ваш бизнес, можете даже быть вредным обществу и конкретным людям, но неплохо при этом зарабатывать и даже, вроде как, счастливо жить.

Хороший пример – биржевые спекуляции, на которых люди зарабатывают зачастую баснословные деньги. Правда, из-за этих спекуляций время от времени по миру прокатываются волны экономических кризисов – миллионы людей оказываются без средств к существованию, многие кончают жизнь самоубийством. Так, конечно, работка, прямо скажем – позорная.

Впрочем, если даже не брать такие крайние случаи, меня очень беспокоит весьма популярный сейчас среди молодых людей тезис – надо, мол, открыть своё дело, заниматься своим бизнесом, ни от кого не зависеть. В целом я не против – ничего плохого в «своём деле», конечно, нет. Но вот сама постановка, на мой взгляд, ущербная, ошибочная.

Прежде всего потому, что вы не можете «ни от кого не зависеть». «Ни от кого не зависеть» и «заниматься бизнесом» – это какой-то бред. Если вам просто не нравится, когда у вас есть начальник, ну так и говорите. Но, занимаясь бизнесом, вы всегда будете от кого-то зависеть, и в первую очередь – от клиентов вашего бизнеса.

Впрочем, возможно, вы лучше поймёте и своего начальника (допустим, он у вас имеется и своим начальственным статусом так вас смущает), если осознаете, что у него тоже есть уже его начальник – да, это, возможно, тот самый клиент.

В общем, думая о своём деле, будущем бизнесе, почему бы вам про всё про это не подумать как-то иначе, более, так сказать, осмысленно?

Например, почему бы не спросить себя – а чем я могу быть по-настоящему полезен и нужен другим людям? А потом ровно этим и не начать заниматься? Почти уверен, что в этом случае ваш собственный бизнес у вас обязательно появится.

Если вы делаете что-то, что и в самом деле нужно другим людям, они будут готовы вам за это платить. Не пытайтесь создать бизнес, чтобы заработать на других людях, они

сами создадут вам бизнес, если вы им нужны, полезны и они испытывают потребность в том, что вы делаете.

Так что это даже неплохо, что в нас ещё сохраняются наши инстинкты, которые, как выясняется, дают нам не только силы, но и, кроме прочего, побуждают нас совершать социально-значимые поступки.

В противном случае, если бы не этот социальный инстинкт в нас, я даже и не знаю, честно говоря, где бы мы сейчас с вами оказались. Хотя, надо признать, тренд, в общем и целом, не самый утешительный.

Как бы там ни было, это, как теперь говорят, важный лайфхак: если вы хотите получать большее удовольствие от работы и чувствовать себя лучше, счастливее, найдите способ увидеть в результатах своего труда пользу для других людей. Научитесь думать о них как о тех, кому вы нужны, для кого вы делаете что-то ценное и важное.

Не ищите какого-то особого смысла в своей работе как таковой, научитесь видеть, насколько она важна другим, и старайтесь, чтобы она и в самом деле была им нужна.

Тут, впрочем, встаёт вопрос: почему в рамках своей профессиональной деятельности мы можем вытолкать из дефолт-системы всех квартирующих там персонажей и занять её не социальными играми, а интеллектуальным делом, а вот без стабильной и регулярной работы – нет?

Всё дело в том, что наши социальные отношения могут быть реальными, актуальными, фактическими, а могут быть умозрительными.

Дефолт-система работает и в том, и в другом случае, но при умозрительных отношениях – когда вы другим, да и сами себе тоже намываете кости в своей собственной голове, вместо того чтобы вместе с ними что-то делать, вы, по сути, теряете связь с реальностью и мозг испытывает что-то вроде паники, неопределенности.

В недавнем исследовании – буквально 2018 года, – которое было проведено под руководством Роберта Бети и Иоеда Ниссана Кенетта из Пенсильванского университета, была показана совершенно удивительная вещь.

В «высококреативных мозгах», то есть у испытуемых, которые продемонстрировали высокий уровень достижений в различных областях, из 25 самых активных участков мозга половина находилась, что вполне объяснимо, в дефолт-системе мозга, а вторая существенная часть в двух других базовых сетях – сети выявления значимости и центральной исполнительной сети.

Кроме того, в «высококреативных мозгах» была выявлена глубокая связь фронтальных и теменных отделов коры. При этом теменная кора отвечает за создание нашим мозгом объёмных карт реальности, о которых мы с вами уже говорили, а фронтальные отделы – за оценку возможных вариантов решения проблем (то есть за маршруты, которые мозг на этих картах прокладывает).

Напротив, при исследовании «низко креативных мозгов» оказалось, что при решении тех же самых задач эти мозги включают совершенно другие структуры! Из 25 самых активных участков «низко креативного мозга» 8 находились в подкорке, включая ствол мозга, 4 – в мозжечке, и лишь 5 – в дефолт-системе мозга (см. рис. № 10).

То есть всё выглядит так, что человек, обладающий «низко креативным мозгом», сталкиваясь с интеллектуальной задачей, начинает судорожно замыкаться в себе, тревожиться, напрягаться.

Лучше слова «тупить» тут, честно говоря, даже не придумаешь: он ведь просто «не включает голову», если, конечно, понимать под «головой» то, что в ней соображает, а именно – дефолт-систему мозга.

Таким образом, было показано, что максимальная креативность связана с высокой переключаемостью между «блуждающей» частью мозга (дефолт-системой) и теми двумя системами, которые отвечают за мониторинг происходящего вокруг вас (сеть выявления значимости) и потребление информации (центральная исполнительная сеть).

Ну и совсем просто:

• если перед вами не стоят сложные креативные задачи, то вы лишь слушаете потребности своей подкорки, которые толкают вашу дефолт-систему, чтобы вы поискали в ней людей (виртуальных!), которые, как вам кажется, могли бы вас спасти от бессмысленности вашей жизни;

• если же вы заняты решением креативных задач, то вы буквально вынуждены постоянно общаться с другими людьми – толкаться идеями (центральная исполнительская сеть), смотреть, как они реагируют на те или иные гипотезы (сеть выявления значимости) и т. д.

Ну и где вы таких найдете, если не на работе? В баре? Прогуливаясь на частной яхте по морям и океанам? Ну, как-то это странно всё, честное слово. Нет, на работе.

Знаете ли вы человека, которого Американская психологическая ассоциация назвала в 2002 году «отцом научно обоснованной психологии и дедом позитивной психологии»? Вряд ли.

Его имя Дональд Клифтон. Изначально он был педагогом-психологом, работал в Университете Линкольна, штат Небраска, и изучал психологию преподавателей, пытаясь понять, что же отличает талантливого учителя от неталантливого.

Дело было в 50-60-х годах прошлого века, так что у Дональда Клифтона не было возможности, как у Бети и Кенетта, засунуть своих испытуемых в магнитно-резонансный томограф.

Однако ему всё-таки удалось выявить определённые черты талантливых людей. После чего Клифтон уволился из университета и основал компанию Selection Research Inc., которая помогала государственным и частным организациям в подборе сотрудников.

Впрочем, если вы что-то и можете знать о Дональде Клифтоне, то по названию другой, уже всемирно известной компании, не так давно мною упомянутой, – Gallup Inc. (Американский институт общественного мнения), которую Клифтон купил и возглавил после смерти её основателя Джорджа Гэллапа в 1988 году.

Так вот, «отец и дедушка» разработал очень короткий тест, состоящий из 12 вопросов (он так и называется – Q12), который и до сих пор работает – просто блестяще определяет уровень вовлеченности сотрудников в работу.

Вопросы теста, и правда, нехитрые – например: «Знаете ли вы, чего ожидает от вас работодатель?», «Есть ли у вас возможность каждый день делать то, что вы умеете лучше всего?», «Кто-нибудь на работе способствует вашему развитию?» и т. д. Но самый интересный вопрос: «У вас есть лучший друг на работе?».

Надо сказать, что коммерческих заказчиков Клифтона наличие этот вопроса регулярно ставило в тупик – «друг на работе», что?! Вы серьёзно?!

На что Клифтон мог только пожать плечами – да, и это один из самых мощных предикторов (предсказателей) производственной эффективности сотрудника.

Его исследования объективно показали, что такие сотрудники демонстрируют большую целеустремленность и большую лояльность к организации, в которой они работают. А ещё они реже болеют, меньше страдают от несчастных случаев и реже меняют работу.

И бонус: у них самые довольные клиенты!

Недавно, кстати, два профессора менеджмента из Университетов Пенсильвании и Миннесоты решили перепроверить, что там со стародавней теорией Клифтона о «дружбе на работе», и провели своё исследование.

Гипотеза состояла в том, что в каких-то случаях дружба может помогать в работе, а в каких-то нет. Проверялись на самом деле только два формата работы: один проект предполагал принятие решений, включающих совместную интеллектуальную работу, другой – повторяющийся ручной труд.

Ну и что вы думаете? Испытуемые, которые являлись близкими друзьями, выиграли у тех, что были лишь знакомы друг с другом, в обоих случаях!

Но и это ещё не всё: они также были более критичны к идеям друг друга, но при этом давали положительную обратную связь, что только ускоряло их работу.

Ситуация с обычными сотрудниками выглядела иначе: они предпочитали работать в одиночку, взаимодействуя друг с другом только в случае крайней необходимости.

Они чувствовали себя неловко, когда им нужно было обратиться друг к другу за помощью, сопротивлялись, когда кто-то брал на себя ответственность за принимаемое решение, и не расстраивались, если их коллега совершал ошибку.

В общем, результаты, на мой взгляд, весьма предсказуемые. Что к этому добавить? А вот что...

Профессор Университета штата Вашингтон Патрисия Сиас вместе со своей коллегой Дэниел Кэхилл исследовали развитие дружеских отношений на рабочем месте и обнаружили, что оно более-менее всегда проходит по стандартной схеме, состоящей из трех этапов.

Первый этап, если не считать самого момента знакомства, это, собственно, переход от знакомства к дружеским отношениям. Для этого, как выяснили Сиас и Кэхилл, вам требуется поработать с коллегой около года, сотрудничая в командных проектах.

Друзей от коллег отличала не только слаженность в рабочих вопросах, но и готовность обсудить личные темы, не связанные с работой. И чем чаще коллеги обсуждали такие темы, тем ближе они друг к другу были.

Но самыми интересными оказались второй и третий переходы, когда сотрудники превращались из друзей в близких друзей, а затем – из близких в лучших.

Для этого перехода одной близости и взаимопонимания оказалось недостаточно. Что же между ними происходило? Друзья и лучшие друзья разделяли между собой проблемы из личной, домашней и рабочей жизни – если уж поддерживали, то поддерживали, а если уж помогали, то помогали.

Современный мир изменил сам формат межличностных отношений. Всего одного фактора, как оказалось, достаточно, чтобы мы потеряли всякую необходимость друг в друге, а главное – готовность понимать, принимать, поддерживать и помогать.

В конце концов, навык социального взаимодействия – это навык, который требует развития, он сложен. За нашу способность воссоздать в себе внутренний мир другого человека отвечает как раз та самая дефолт-система мозга, а ей нужно двадцать пять лет, чтобы только вызреть в наших головах.

Другие люди – это не какая-то сказка сказочная: они сложные, противоречивые, непостоянные, у них свои мотивы, особенности, пристрастия, интересы.

Если вы хотите построить доверительные отношения с другим человеком, вам объективно нужно быть гуру понимания и компромиссов. А ещё надо уметь затыкать своё «я» и иногда вместе со своим «личным мнением» запихивать его в одно известное и не очень отдалённое место.

Так какой же это фактор, изменивший теперь всё? Информация.

Прежде мы были готовы идти на все эти жертвы и приструнять собственный эгоцентризм, потому что, банально, у нас не было другого выхода. Социальное взаимодействие было для человека жизненно необходимо, поскольку другие люди являлись для нас, по факту, единственным источником информации в этом очень непростом и сложноорганизованном мире.

Если вам нужен был совет врача – вы должны были дружить с врачом. Если вы нуждались в рекомендациях по ведению домашнего хозяйства – вам нужен был хороший эмоциональный контакт с человеком, который в этом уже преуспел. Если вам нужна была техническая информация – нужно было водить связи с соответствующими специалистами. И так далее, и тому подобное.

Наконец, если вы просто хотели развлечься, вы не могли обойтись без других людей. Как бы иначе вы могли узнать, какое кино, где и как вам посмотреть? Где бы вы нашли ту или иную музыку?

У кого, как не у ваших знакомых, вы могли позаимствовать заинтересовавшие вас книги? Как бы вы узнали, к чему быть готовым, отправляясь в другую страну? Вы, опять-таки, должны были идти за всем этим к другим людям.

Сейчас для решения любой задачки такого рода есть интернет. Практически нет больше знаний, ради которых нам могли бы понадобиться доверительные отношения с другим человеком, а зачем ещё нужен другой человек – для эмоционального тепла и поддержки?

Это в современном-то мире тотального эгоцентризма, инстаграм-конкуренции, безапелляционных «личных мнений» и патологической нежности к себе?

Не смешите меня и себя не вводите в заблуждение. К сожалению, мы разучились давать другому человеку подлинное тепло и настоящую эмоциональную поддержку. Те, кто ещё умеет, – просто реликт.

Так что же может объединить нас друг с другом? Как мы можем вдруг почувствовать, что человек, который находится рядом с нами, заслуживает доверия? Вот уж неожиданным, я полагаю, будет сейчас ответ...

Мы должны с ним работать. Через год, возможно, мы перейдем от знакомства к дружбе, а потом, если повезёт, дружба перерастёт сначала в большую, а потом... Да, возможно, даже единственную, потому что кроме работы, кроме совместного дела, возможно, больше ничто уже не будет обещать нам счастье человеческого доверия и поддержки.

Спросите меня сейчас – есть ли смысл в работе? И я отвечу – да. Но не в работе как таковой.

Профессор и один из директоров Йельского института сетевых исследований Николас Христакис ещё в 90-х годах прошлого века установил удивительный факт.

Как оказалось, на то, какая у нас масса тела, курим мы или нет, насколько мы добры и оптимистичны, да и вообще на многие аспекты нашей жизни влияют люди, о которых мы даже не знаем, – то есть не только друзья и друзья друзей, но и друзья друзей.

Речь, по сути, идёт о том, что каждый из нас живёт в некоем своего рода социальном кластере. Мы как пчёлы в улье не очень-то, возможно, и знаем о том, с кем нам приходится сосуществовать, но, будучи объединенными через множество психологических и социальных механизмов, влияем на общую атмосферу этой нашей незримой коммуны. А эта атмосфера, в свою очередь, оказывает влияние на каждого из нас.

В 2008 году Николас Христакис, совместно с политологом Калифорнийского университета Джеймсом Фаулером опубликовали в «Британском медицинском журнале» ещё одно весьма примечательное исследование.

Основной метод Христакиса – математический анализ и статистические модели: он находит какой-то массив данных, описывающих человеческое поведение, и дальше пытается понять, какую информацию можно из них получить.

В этот раз ему с Фаулером попали в руки результаты масштабного исследования сердечно-сосудистых заболеваний, которое проводилось в штате Массачусетс начиная с 1948 года и охватывало три поколения.

В рамках того ещё исследования людям задавали вопросы, не только касавшиеся физического здоровья, но и четыре вопроса об эмоциональном состоянии респондентов: сколько раз за прошедшую неделю вы ощущали себя: а) довольным жизнью, б) счастливым, в) не хуже других, г) смотрели с оптимизмом в будущее?

Математический анализ показал прямую взаимосвязь между субъективным уровнем счастья людей и тем, какова плотность их социальных контактов – сколько у них друзей, членов семьи, дальних родственников, соседей, коллег и т. д.

По данным исследователей, каждый позитивный социальный контакт увеличивает вероятность того, что человек будет чувствовать себя счастливым:

• в случае первого уровня – то есть наличие у вас близких и друзей – благодаря каждому человеку на 15 %;

• контакт второго уровня – например, друг вашего друга – повышает эту вероятность на 10 %;

• контакт третьего уровня (друг друга вашего друга) – на 6 %.

При этом, впрочем, каждый «токсичный человек» в вашем ближнем круге тоже оказывает влияние: он способен на 7 % понизить ваше ощущение счастья.

Причём, как выяснили те же Христакис и Фаулер, но уже в другом исследовании, зачастую имеет значение просто физическое расстояние между вами и вашими друзьями:

так, если ваш друг живёт на расстоянии не более километра от вас и он счастлив, то его влияние на ваш уровень счастья оценивается в 40 %;

если разделяющая вас дистанция увеличивается до трех километров, его влияние на ваш уровень счастья сокращается до 20 %;

если же расстояние между вами превышает четыре с половиной километра, то сила этого влияния падает уже до 10%.

В связи с этим Христакис и Фаулер выдвигают предположение, что эффект распространения уровня счастья зависит больше от частоты социальных контактов, нежели от глубины социального взаимодействия. Пчёлы, чёрт бы их побрал.

Впрочем, если большинству из нас достаточно и просто частоты социальных контактов – и бог с ним. Но, боюсь, нам всем не хватает осознания важности социального общения, совместных действий. Просто – для жизни, для нашего психического состояния, для чувства осмысленности нашего собственного существования.

В конце концов, как называется книга, которую вы держите в руках? Да, это книга об «успехе», а не о дружбе и не об отношениях. Нам кажется, что «успех» важнее отношений, хотя это на самом деле не так.

Группа учёных из Университета Буффало – Лиза Яремка, Маурисио Кавалло и Шира Габриэль провели серию исследований, которые легли в основу научной статьи под названием «То, что заставляет нас чувствовать себя лучше, и заставляет нас чувствовать худшее», опубликованной в 2010 году.

Работа была посвящена сравнению того, как на нашем самоощущении отражаются индивидуальные достижения, то есть личный успех, с одной стороны, и характер наших взаимоотношений с близкими людьми – с другой.

То есть отношения субъективно важнее успеха. Другое дело, что просто подарить себя другому – это глупость. Мы никому просто так не нужны, а потому «успех», будь он неладен, нужен для того, чтобы вы могли что-то привнести в отношения с другим человеком.

Если вы достигаете успеха, даже если он для вас не такой уж «успех-успех», как о нём обычно рассказывают, вам есть чем поделиться с другим человеком, что само по себе очень важно. Хотя мы опять-таки этого не осознаём в должной мере.

Команда исследователей под руководством Палии Аник из Университета Дьюка провела серию весьма интересных экспериментов с бонусами, которые получают работники (результаты были опубликованы в 2013 году в статье «Просоциальные бонусы повышают удовлетворенность сотрудников и эффективность работы команды»).

Казалось бы, деньги такая непростая вещь – сколько отношений они перепортили, сколько стресса доставляют, как трудно они достаются и как нелепо их спускать после этого в никуда. Но, как выясняется, многое зависит от того, что у вас происходит в этот момент в голове.

В первом эксперименте данного исследования изучался уровень счастья и удовлетворённости сотрудников одного австралийского банка. Им предложили пожертвовать по 50 долларов из личных бонусов на благотворительность от имени банка. Ну, так себе предложение вроде бы.

Но в итоге в группе, сделавшей такое пожертвование, был отмечен существенный рост удовлетворённостью работой и общего ощущения счастья, по сравнению с контрольной.

Почему это произошло? Видимо, потому что люди, совершая это пожертвование, почувствовали себя частью чего-то большего, какой-то общности, что и вызвало у них ощущение радости.

В другом случае экспериментировали с бонусами канадских спортсменов. Им предложили потратить полученные бонусы не на себя, а на другого члена команды. В результате спортивные результаты у команд значимо улучшились.

Тут, наверное, тоже нетрудно понять, что произошло. Если я что-то дарю другому человеку, он автоматически обретает для меня большую ценность. Если же он способен испытывать ко мне ответное чувство благодарности (а за спортсменами, обладающими командным духом, такое водится), то, конечно, мы с ним станем куда ближе и куда эффективнее при совместной работе.

Наконец, третий кейс – бонусы менеджеров по продажам в бельгийской фармацевтической компании. Тут уж и вовсе загадочная ситуация – трудно представить более конкурентную среду, чем между менеджерами по продажам.

Но и в этой группе менеджеры, потратившие бонус не на себя, а на своих коллег, показали больший рост производительности в следующем периоде. Чудеса, да и только! Хотя, может быть, и нет никаких чудес.

Может быть, мы и вправду социальные животные и нам надо лишь научиться эту свою социальность проявлять.