Воодушевление – это настоящий автономный инстинкт человека, как, скажем, инстинкт триумфального крика у серых гусей.

Не думаю, что многие из вас попробовали испытать на себе десятичасовое ничегонеделание. Но если бы вы всё-таки на это решились, то, поверьте, вы бы поняли, что психической энергии у вас хоть отбавляй. Другое дело, что она постоянно утекает у вас меж пальцев.

А кто-то и вовсе намеренно просаживает свои силы в никуда – мол, как бы время убить? Ну действительно, чего бы его не убить?

Есть множество способов. Недавно я беседовал с молодым человеком – чуть старше 30 лет. И чтобы понять, что к чему, я, как правило, спрашиваю об образовании, о том, чем человек занимался и т. д. Если нужно быстро принять управленческое решение, важно иметь в голове хотя бы какую-то структуру жизни человека.

И вот я расспрашиваю, расспрашиваю, но как-то всё странно... Одно с другим не сходится: вуз окончил в 21 год, в армии не был, по специальности работал два года, потом ещё сходил на курсы, получил дообразование и теперь год как работает управляющим небольшого отеля. Где ещё столько лет?

– Но чем-то ещё, наверное, занимался? – спрашиваю настойчиво.

– Ну... – замялся. – Пять лет не было.

– Как не было? – не понял я.

– Знаете Warcraft? Вот.

Что ж, в целом тоже вариант. Если кто-то хочет растрачивать свою жизнь и свои силы на всякую ерунду – это его право. Сколько жизненных сил и энергии можно растратить в онлайновые компьютерные игры или даже просто на создание какого-то умопомрачительного имиджа в Инстаграм – этого в килоджоулях не измерить.

Только это надо увидеть, прочувствовать. И тогда в следующий раз, когда вы вдруг решите пожаловаться самим себе на недостаток сил, на то, что у вас их нет, чтобы «начать что-то делать», вы будете знать, что просто находите себе оправдания, не желая на самом деле это «что-то» делать.

Поверьте, ваши оправдания никому не нужны. Вам лично – и подавно, а окружающие, если это их почему-то беспокоит, вашими оправданиями тоже вряд ли удовлетворятся. Так что, раз уж мы тут решили говорить правду и ничего кроме правды – она такова: силы есть, употребить их в дело вы можете.

Возможно, вы и в самом деле не знаете, куда их употребить. Это может быть. Нас обманывает иллюзия свободы выбора, нам кажется, что возможностей у нас вагон: хочешь то делай, хочешь – это.

Можно знаменитым блогером стать или на дизайнера выучиться и свою марку одежды сделать, музыкой можно заниматься, а можно в крупную компанию пойти, своё дело открыть... Ещё психология есть – интересное занятие или, для кого-то, программирование, например, – большие данные, искусственный интеллект.

Кажется, что перед нами все дороги открыты, и глаза разбегаются, ведь столько всего можно делать. Но это полная ерунда. Вы на пересадочной станции в метро, на инвалидной коляске, в час пик. Дороги точно есть – вон по ним даже люди шустро передвигаются, но вам от этого не легче.

Вы не можете выбрать любую дорогу – это миф и глупость. Вы можете выбрать лишь ту, до которой способны дотянуться. То есть по большому счёту даже выбирать особенно не приходится.

В «Красной таблетке» я цитировал фразу Теодора Рузвельта: «Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть». И это единственно верный подход – вы всегда начинаете с той точки и из того положения, в котором вы находитесь.

Единственное, чтобы я ещё добавил к высказыванию американского президента: и там, где ты есть, надо найти человека, стоящего выше ощутимо тебя, которому тебе надо найти способ быть полезным, а он за это будет готов допустить тебя к себе, чтобы ты мог у него учиться.

Чью бы биографию вы ни взяли – великого учёного, успешного бизнесмена, звезды, – ищите его учителя или даже серию учителей. В случае учёных – это, как правило, научные руководители. У бизнесменов – это или первый работодатель, или старший партнёр. У звёзд сцены – это педагог, режиссёр или продюсер.

У каждой яркой личности всегда найдётся в биографии тот, о кого она когда-то и натёрлась, так сказать, до этого самого блеска.

Кто-то был вылеплен своим мастером буквально целиком. Возможно, один из самых ярких примеров – отношения Селин Дион с её мужем и продюсером Рене Анжелилом. Но такое, конечно, случается нечасто. Рене начал продюсировать свою будущую жену, когда девочке было 12 лет, и занимался этим до последнего дня своей жизни.

Кто-то, как, например, Уоррен Баффет, не устаёт повторять, что научился разумному инвестированию и системному анализу у Бенджамина Грэма – экономиста, профессионального инвестора и основателя стоимостного инвестирования. В компании Грэма Баффет и начал работать на заре своей профессиональной карьеры.

А про учёных в этом разрезе и вовсе говорить смешно – это буквально плеяды исследователей, наследующих друг другу: Иван Михайлович Сеченов учился у Клода Бернара, а у самого Сеченова учились Николай Евгеньевич Введенский и Илья Фаддеевич Цион. Цион потом стал учителем Ивана Петровича Павлова, а Введенский – Алексея Алексеевича Ухтомского. Павлов стал учителем Анохина...

В общем, если мы говорим об учёных, то подобное перечисление и вовсе выглядит как ветхозаветное – Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил...

Да, есть выдающиеся личности, о которых нам трудно сказать, кто сыграл в их профессиональном становлении столь значимую роль. Например, мы не знаем, кто был «учителем» Льва Семёновича Выготского в психологии. Но он и начал свою карьеру как театральный критик, а не как психолог.

Может быть, таким человеком был его частный учитель Соломон Маркович Ашпиз, который разработал методику обучения детей через «сократический диалог». А может быть – его двоюродный брат Давид Исаакович Выгодский, известный литературный критик и переводчик.

Мы не знаем, кто стал таким учителем для Стива Джобса – может быть, Уильям Хьюлетт (сооснователь и глава компании ’’Hewlett-Packard”), которому Стив в свои 13 лет позвонил домой, чтобы попросить детали для своего цифрового частотомера.

Как-то умудрился парень с ходу понравиться легендарному инноватору, так что Стив и детали необходимые ему получил, и место на конвейере по личному приглашению главы технологической корпорации.

А может быть, настоящим наставником для Стива Джобса стал другой Стив – Возняк. По крайней мере, Возняк вспоминает их ещё юношескую с Джобсом дружбу именно так – как его учитель. Но такое случается, что ученики перерастают своих учителей, и это, к сожалению, не всегда хорошо заканчивается.

Как бы там ни было, «значимые другие» всегда есть в биографии успешных людей, и боюсь, что по-другому-то и быть не может. И дело вовсе не в том, что кто-то кого-то спродюсировал, передал в управление кафедру или что-то в этом роде, дело в том, что эти люди умели учиться у своих наставников.

Некоторые любят повторять фразу, что, мол, надо учиться на чужих ошибках. Не знаю, может быть. Но я бы рекомендовал искать людей, у которых можно учиться тому, что у них блестяще получается, – тому, как они думают, как принимают решения, как ведут дела. А ошибки есть у каждого, и это совсем не страшно.

В любом деле, каким бы я ни занимался, у меня всегда были учителя. Иногда даже заочные, но я пытался узнать о них так много, как только было возможно, чтобы максимально точно их реконструировать, понять ту внутреннюю механику, которая позволяет им делать то, что меня так восхищает.

Вот почему я так часто сетую на отсутствие авторитетов в современном обществе, на отсутствие в головах молодых людей того места, на которое они могли бы такой авторитет поставить.

В своих книгах и лекциях я часто пересказываю классический эксперимент Роберта Иеркса, выдающегося психолога, приматолога, в котором шимпанзе низшего ранга обучают хитрому способу доставать лакомство из специального ящика, а потом проворачивают тот же трюк с обезьяной высшего ранга.

Навык вроде бы один и тот же, но сородичи просто отбирают лакомство у обученной обезьяны, стоящей на нижней ступени их групповой иерархии. А вот учатся они воспроизводить этот навык только на примере высокорангового примата, с увлечённостью наблюдая за его действиями.

Этот эксперимент с безальтернативностью доказывает, что мы способны учиться только у тех, кого воспринимаем стоящими выше нас по иерархической лестнице. Впрочем, было бы странно, если бы эволюция учила нас чему-то другому. Те, кто уже чего-то добился, каким-то образом оказались там, где они оказались, поэтому имеет смысл банально повторить то, что они уже умеют.

На ранних этапах карьеры не нужно пытаться выпячивать свои таланты и дарования. Поверьте, если они есть, их заметят. Изначально важно в каком-то смысле даже слепо следовать тем стратегиям, которые реализуют специалисты высокого уровня.

Если они говорят – копать отсюда и до обеда, то надо копать отсюда и до обеда. Важно лишь делать это не тупо, как будто бы вы исполняете какую-то повинность, а детально вникая в то, что происходит, когда

вы это делаете, и пытаясь понять, какое это может иметь значение.

Моё первое научное исследование касалось изучения истории нескольких экспонатов анатомического музея Военно-медицинской

академии. Сказать, чтобы я обожал анатомические препараты, – это вряд ли.

Но Марина Владимировна Твардовская, доцент кафедры анатомии и заведующая музеем, сказала:

– Вот есть такой вопрос, желающие могут попробовать разобраться.

Ну я и начал разбираться, ходить по библиотекам, сидеть в архивах (куда, кстати говоря, было очень непросто по тем временам попасть) и в результате смог найти полный, считавшийся до этого утерянным (их было отпечатано всего 24 экземпляра), российский анатомический атлас, созданный Мартыном Ильичом Шеиным.

Так себе открытие, конечно. Не закон Ньютона, уж точно. Но дело не в этом, а в том, что я научился работать с источниками, в библиотеках и архивах, понял на практике, что такое научный метод.

Плюс я научился формализовывать результаты исследования и превращать их в научный текст. Мне также довелось выступить с докладом об этом исследовании на заседании Общества историков медицины Санкт-Петербурга, что тоже, для начала, очень серьёзный опыт.

Как у меня это получилось? Марина Владимировна сказала: «Сначала пойди в библиотеку и посмотри вот эту книгу, а там видно будет». И вы знаете, в самом деле стало видно...

Следующим моим успехом стало то, что я случайно поздним зимним вечером столкнулся в коридоре клиники психиатрии Военномедицинской академии со странным пожилым человеком с всклокоченными волосами в затёртом и криво застёгнутом врачебном халате.

Он посмотрел на меня и спросил:

– Ты Андрюша Курпатов? Сын Володи? – я понял, что старик знает моего отца, который работал тогда на кафедре, и кивнул головой.

Он смотрел на меня ещё буквально пару секунду, а затем стремительно выпалил:

– Знаешь, посчитай количество слов «истерика» в романе Достоевского «Братья Карамазовы», – после чего тут же исчез за дверьми третьего мужского отделения.

Так я впервые лично познакомился со своим самым важным и самым любимым учителем – легендарным Олегом Николаевичем Кузнецовым.

Конечно, задание считать слова «истерика» в романе Достоевского «Братья Карамазовы» – то ещё занятие. Буквально – отсюда и до обеда (никаких компьютерных программ, которые могли бы мне с этим помочь, не существовало в природе).

И я читал, а потом перечитывал два раза, побоявшись, что я что-то упустил. Потом мне показалось странным прийти к «самому Кузнецову» и просто назвать одну цифру. Так что я стал выделять другие слова – психопатологические термины: «нервный», «эпилептик» и т. д. Ещё раз перечитал, и ещё.

На десятое прочтение романа «Братья Карамазовы», с акцентом на психопатологические аспекты текста, у меня вызрел в голове кое-какой план. Его-то я и решился озвучить Олегу Николаевичу.

На той второй нашей с ним встрече я что-то, как мне сейчас представляется, абсолютно бессмысленное лепетал. Но итогом её стало новое задание от Олега Николаевича, да ещё какое – готовить доклад на Международную конференцию «Достоевский и мировая культура».

Честно признаться, я до «Карамазовых» из всего Достоевского прочёл хорошо если половину «Преступления и наказания». И то лишь потому, что это было необходимо в рамках школьной программы. Так что пришлось подналечь на матчасть – собрание сочинений, критика, литературоведческие работы.

Поэтому считать, что всё как-то само собой складывалось, – сложно. Но у меня был шанс поработать с великим человеком, и я не мог его упустить.

В результате добрая половина моей первой монографии, посвященная теории развития личности, выросла из того самого доклада на конференции, посвященной творчеству Фёдора Михайловича.

Вторая половина этой же монографии – собственно методологическая, – стала обобщением того подхода, который я использовал уже в серии своих исследований, поскольку, конечно, Достоевским и анатомическими препаратами я не мог ограничиться.

Монографию эту, впрочем, я написал тоже не сам по себе, а потому что другой мой научный руководитель – Анатолий Николаевич Алёхин, в очередной раз выслушивая мои путаные соображения о том, что такое «несодержательное мышление», сказал:

– Слушай, а давай напишем про это книгу.

Анатолию Николаевичу я тогда помогал с достаточно тупой, надо признать, работой – занимался расшифровкой результатов тестов, заполненных подводниками: берёшь заполненный бланк, накладываешь на него трафарет, вырезанный из пластиковой папки, и считаешь результат.

– Книгу? – я не поверил своим ушам.

– Ну да, а что? Потом издадим.

Потом пошли первые тексты, которые мы жарко обсуждали в коммунальной квартире на Гороховой, где Анатолий Николаевич тогда жил вместе с семьей. В ту пору он ещё был кандидатом медицинских наук и работал над своей докторской, да и его профессорство было ещё далеко впереди.

Но если бы не его внимание тогда ко мне – девятнадцати-двадцатилетнему курсанту, и моим научным поискам, если бы не те вдумчивые беседы и споры, думаю, что мой профессиональный путь был бы куда сложнее и тернистее.

Когда я рассказываю эти истории своим сотрудникам, я часто слышу предсказуемое: «Ну это вы, а это – мы». И когда это случается, я, признаюсь, всегда прихожу в негодование.

Нет, дело не в «я», не в «мы», «они» или «он». Дело в Рузвельте: «Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть». Ну и желательно не один, а под присмотром старшего товарища. Всё.

Когда-нибудь, когда вы наконец, презрев мечтания о чём-то высоком и космическом, согласитесь на то, что вы можете сделать, исходя из той ситуации, в которой вы находитесь, мой вам добрый совет: постарайтесь сделать это так, чтобы хотя бы вам самим результат показался достаточно крутым.

Вполне возможно, что его оценит и кто-то из тех, кому вы его принесёте. Потому что делать просто для себя бессмысленно, у вашего дела должен быть адресат, некий, если даже хотите, заказчик (пусть он пока даже и не в курсе этого).

Хотел ли я изучать историю анатомических препаратов, читать Достоевского, обсчитывать бланки с тестами? Нет, конечно. Но я делал то, что мог, с тем, что имел, там, где я был, и благодаря тем людям, которые посчитали меня, вероятно, не бесперспективным.

И с каждым следующим шагом я мог делать чуть больше, чем на предыдущем, и имел поэтому больше возможностей, и был, соответственно, где-то чуть дальше от начала или, наоборот, чуть ближе к тому, где я сейчас.

Шаг за шагом, от человека к человеку.

Человек, который всегда казался мне какой-то невероятной загадкой, стал одним из самых богатых людей в мире, экономя, условно говоря, на школьных завтраках.

Уоррен Баффет, а именно о нём сейчас идёт речь, выходец из хорошей семьи – его отец Говард Баффет был конгрессменом и предпринимателем. Сам Уоррен получил прекрасное образование в Колумбийском университете. То есть нельзя сказать, чтобы он стартанул из грязи в князи.

Однако же его невероятный финансовый успех – это, конечно, его собственная заслуга. Но восхищают меня вовсе не баснословные прибыли его инвестиционного фонда и не тот образ жизни, который он ведёт, – скромный дом в Омахе и зашарпанный офис в многоэтажке, который больше похож на какую-то нотариальную контору.

Нет, меня восхищает его последовательность. «Необходимо осознавать свой круг компетенции и оставаться внутри его, – говорит Баффет. – Не так уж важно, насколько он велик, – важно, что вы знаете, где проходит его граница».

Трудно в это поверить, но последовательность, последовательность и ещё раз последовательность – оказывается чрезвычайно выигрышной стратегией. В нашем мире огромных скоростей, мерцающих огней и взрывающих рынок стартапов это кажется каким-то диким анахронизмом.

Но с фактами тяжело спорить – если упереться во что-то одно и настойчиво этим заниматься, успех неизбежно придёт. Хватит ли у вас терпения, готовы ли на, возможно, очень долгий забег – это другой вопрос.

Прыгая с места место – с одной работы на другую, с одного дела – на третье, вы в лучшем случае успеваете лишь адаптироваться к новой среде. Да, это повышает вашу общую эрудированность, но не делает действительно профессионалом.

Средний срок владения акциями у Баффета – десять лет. Компьютеры-трейдеры на Уолт-Стрит, играющие на спредах и спекулируя фьючерсами, умудряются держать ценные бумаги какие-то доли секунды. А Баффет дотошно, системно анализирует состояние компании, изучает её сотрудников, присматривается-приглядывается и наконец совершает сделку, которая затем приносит прибыль годами.

К сожалению, время «круга компетенций», в том виде, в котором о нём было принято говорить до сих пор, как мне кажется, всё-таки заканчивается. В новом мире просто не будет профессий или рода-формата занятий, которые бы не менялись радикально и даже не исчезали бы совсем.

Но это значит лишь то, что мы сами должны иначе взглянуть на это понятие – «круг компетенций». В конце концов, компетенция – это не просто какой-то профессиональный навык, это знание того, как устроен определенный аспект реальности.

Кажется, что я часто менял профессии – был военным врачом, занимался наукой, работал психотерапевтом в психиатрической клинике, заведовал методическим отделом по психотерапии, писал книжки, снимал программы, руководил производственной компанией, создал учебно-научное учреждение, а сейчас и вовсе, пусть и лишь с частичной занятостью, работаю в банке. Причём это далеко не полный перечень моих занятий и мест работы.

Но менял ли я свой «круг компетенции»? Мне кажется, что всё-таки нет, потому что, где бы я ни работал, чем бы я ни занимался, я всегда накапливаю и использую знания об одном и том же аспекте реальности, точнее о двух её сопряжённых аспектах: о поведении человека и о способах организации знания нашим мозгом.

В остальном же я всегда учился у тех, с кем работал. Тщеславие изобретателя очередного велосипеда – это откровенная глупость. Куда бы вы ни пришли, где бы вы ни оказались, там точно есть люди, которые что-то умеют делать в этой области лучше, чем вы.

И поскольку мы всё-таки не самые уж примитивные приматы, то было бы правильно научиться ощущать в них авторитет и учиться у них буквально на рефлектором уровне. Да, такой человек вряд ли станет для вас авторитетом на все времена (хотя чем чёрт не шутит), но вы и не живёте во все времена сразу, вы живёте сейчас.