Все наши знания, всё наше существование исходят из связи нейронов между собой.

Мы с вами движимы нашими базовыми потребностями. Да, зачастую они глубоко в нас запрятаны, одеты в какие-то культурные одежды, но они, и только они, – наш внутренний драйвер и навигатор.

Было бы большой ошибкой делить наши потребности на физиологические и культурные. Одно в нашем мозге никак не живёт без другого, а культурные, как мы уже говорили, являются лишь субпотребностями в рамках базовых, биологических.

Понятно, что человек, который, например, занимается искусством, ищет восхищения. И хотя рисование, написание стихов или романов, а также музыка и прочие творческие штуки формально не имеют никакого отношения к продолжению рода, изначальный источник этой мотивации – сексуальный, та самая потребность в восхищении, эмоциональном чувствовании.

В нашем мозге нет знака равенства между сексом и продолжением рода. Когда животные реализуют свои сексуальные потребности, они не думают о будущих щеночках, котятках, маленьких чудных крольчатах, которые появятся на свет по случаю внезапного родительского соития. Нет, животными движут банальный гормональный сдвиг и соответствующие физиологические изменения в организме.

Какая разница, что думает девушка-собака (и думает ли она вообще), допуская к совокуплению с собой конкретного юношу-пса? Важно, чтобы он нашёл способ, который бы позволил ему растопить её холодное сердце, произвести на неё впечатление, очаровать её.

И я уж не говорю про павлинов. В их случае эволюция и вовсе пожертвовала инстинктом самосохранения в угоду инстинкту продолжения рода. Павлиний хвост поставил в своё время Чарльза Дарвина в тупик – он никак не мог взять в толк, каким образом природа могла настолько ошибиться в расчётах!

Впрочем, именно этот эволюционный эксцесс и помог Дарвину сформулировать теорию не только естественного, но и полового отбора.

Загадочная мутация в мозгах павлинов-самок сделала их падкими на яркое хвостовое оперение самцов. В результате те генетически были вынуждены соревноваться за длину хвоста, отращивая его до таких размеров, что птицы сильно потеряли в мобильности, важной для самосохранения.

Но как бы там ни было, генам, которые отвечают за длинный павлиний хвост, благоволили гены, отвечающие у самок за половое поведение.

Павлин-самец не может напасть на самку и принудить её к сексуальной близости, анатомия не позволяет. Поэтому остаётся только очаровывать. И вот токующие павлины-мальчики крутятся в своих территориальных квадрантах, а павлины-девочки ходят вокруг и смотрят на этих красавчиков...

Пока, наконец, какой-то из них, широкохвостый, не западёт им настолько в душу (вот оно – восхищение!), что она потеряет голову и решится вступить в соответствующий квадрант, пойдя таким образом на последующую, теперь уже неизбежную почти сексуальную близость.

И пусть не каждый концерт заканчивается для музыканта или певца близостью с поклонницей, но в основе стремления заниматься музыкой лежит именно «половая потребность». Так со всем творчеством и творческим. И пусть творец этого не осознаёт – это не страшно. Павлин тоже не знает, зачем ему его хвост.

Кроме эротического в основе своей желания через какое-либо творчество производить впечатление на окружающих, мы движимы точно таким же желанием власти. Только наличествующее в каждом из нас желание получить «символическую власть» над окружающими основывается уже не на половом, а на социальном, или, иначе, иерархическом инстинкте.

Виной тому, впрочем, факторы отнюдь не биологические. Дело в предельной информационной открытости и трансформации самой структуры общества из вертикальной – в горизонтальную. Сейчас, когда каждый получил по своей собственной площадке для выражения своего мнения, прежней власти авторитета пришёл конец.

Но в усечённом и в ущербном, я бы даже сказал, виде желание «символической власти» никуда из нас не делось. Просто теперь сама эта власть не может быть такой мощной, яркой и величественной, как когда-то.

Прежде общество создавало целые пантеоны мудрецов – из мыслителей, писателей, учёных и разнообразных звёзд (культовых режиссёров, художников, обожествлённых публикой актёров и т.д.).

Создавало, потому что ему это было нужно – как способ трансляции ролевых моделей, как средство промоутирования актуальных идеологических установок. Наконец, это просто эффективный способ объединения общества в единое целое через ассоциацию с общими для всех «брендами».

Да, современная «символическая власть» – уже не та. Это по большей части просто желание заявить о себе через нанесение удара оппоненту. Ну, в идеальном случае – ещё, конечно, добиться от него признания своей правоты.

Анализируя комментарии под различными видео или постами, трудно отделаться от ощущения, что пользователи просто меряются друг с другом силой: основная «дискуссия» посвящена не содержанию, она крутится вокруг того, кто кого круче задвинул, опустил, кто кому больнее на мозоль надавил.

Понятно, что животные, которые борются за место в иерархии той или иной социальной группы, не могут непосредственно властвовать, они принуждают других к подчинению угрозой насилия. Не насилием как таковым, потому что это было бы чревато для эволюции утратой генов, а именно символической угрозой – запугиванием и требованием согласиться с безраздельной властью вожака.

В общем, судя по многим комментариям в интернете, обезьяну из нас так культура и не вытравила. Но зато мы теперь наглядно видим, что не так уж и важна, обусловленная конкретной культурой, форма проявления инстинкта, по сути – мы продолжаем крутиться вокруг всё тех же самых базовых потребностей.

Но вернёмся к обещанной мною теории эмоций Павла Васильевича Симонова. Почему она получила название «информационной»? Это станет совершенно понятно, если мы продолжим использовать метафору карты и территории (модели реальности в нашей голове и реальности за её пределами).

Согласно Павлу Васильевичу, наши эмоциональные переживания определяются актуальными потребностями. Ну и было бы странно, если бы вы испытывали какую-то сильную эмоцию, а никакая потребность в вас бы в этот момент не играла. Так что тут всё логично.

Наши чувства и переживания всегда связаны с безопасностью, любопытством, социальным взаимодействием и сколь угодно закамуфлированными, но сексуальными по сути, или, если угодно, любовными играми (или же трагедиями, что, к сожалению, тоже случается довольно часто).

В общем, предлагаю проследить генезис эмоциональных состояний на примере именно этой – сексуально-любовно-эротической потребности. Недаром практически вся большая художественная литература, призванная вызывать в читателях именно чувства, в сущности, именно об этом – кто кого полюбил, разлюбил, предал, приревновал, снова полюбил и чем вообще дело кончилось.

Итак, каждая потребность располагается как цель в нашей модели реальности. Вот, например, я знаю какого-то человека, и так случилось, по причине соответствующих настроек моего мозга, что именно этот человек – его внешность и поведение – триггерят в моей подкорке нервные центры полового возбуждения.

Этот «сексуальный объект» находится не в реальности, а в моей модели реальности (я всегда имею дело с моделью реальности в своей голове, а не с реальностью как таковой). Поэтому я, находясь под воздействием своих чувств, могу этот объект идеализировать – приписывать ему кучу волшебных качеств, вполне возможно, совершенно не соответствующих действительности.

На самом деле, таким образом мой мозг увеличивает для меня субъективную ценность данного объекта, чтобы я, презрев все риски, трудности и неизбежные издержки, собрался с духом и... отправил свои гены в будущее. Во мне нейрон за нейроном формируется, как бы сказал Алексей Алексеевич Ухтомский, «половая доминанта».

Вопрос о том, насколько велики мои шансы свою «половую доминанту» с помощью данного «сексуального объекта» разрядить. То есть к пункту «потребность» присоединяется ещё и пункт «вероятность её удовлетворения».

Если последняя больше нуля – уже плюс, а если под сто процентов – то плюс-плюс-плюс-плюс. В первом случае надежда во мне ещё теплится, но с привкусом горечи и тоски (негативные эмоции), а во втором – я на крыльях любви, и чувства радостью бьют у меня через край (позитивные эмоции).

А как я рассчитываю эту вероятность? Правильно, основываясь на собственном опыте (информация) и собирая факты о положении вещей в реальности, то есть опять-таки информационно усложняя свою картину мира.

Соответственно, у нас, точнее, у академика Симонова, получается такая формула:

Э = f [П, (Ин – Ис), ...]

Э – эмоция, её степень, качество, знак.

П – сила и качество актуальной потребности.

(Ин – Ис) – оценка вероятности удовлетворения потребности.

Ин – информация о средствах, необходимых для удовлетворения потребности.

Ис – информация о средствах, которыми располагает субъект в данный момент,

f – функция.

То есть эмоция (Э) является функцией (f) от отношения потребности (П) к оценке вероятности её удовлетворения (Ин – Ис).

Поскольку потребностей у меня всегда несколько – и самих базовых инстинктов три, и в рамках одного инстинкта могут быть актуальны разные вопросы, – формула содержит ещё и многоточие. Это значит, что итоговая эмоция будет суммироваться из серии таких потребностей-вероятностей.

Допустим, с сексуальной составляющей всё прекрасно, объект меня устраивает на все сто. Но, например, эти отношения потребуют от меня каких-то существенных материальных затрат, а также, допустим, определённых матримониальных обязательств.

Первое ударит по моей безопасности, с которой ассоциируются в нашем мозгу деньги. Второе – по иерархическому инстинкту, потому что я должен буду признать притязания данного человека на меня, разделить с ним свой общественный статус и, например, соглашаться с ним там, где, возможно, не имею никакого желания.

В итоге результирующая всё это безобразие эмоция может, надо сказать, выглядеть не такой уж радостной, как если бы мы учитывали только один аспект реальности – «Хочешь большой и чистой любви? Приходи вечером на сеновал».

Но мы сосредоточимся сейчас не на эмоциональной составляющей данной формулы, а на информационной.

Как вы видите, в круглых скобках представлена разница между «информацией о средствах, необходимых для удовлетворения потребности» (Ин) и «информацией о средствах, которыми располагает субъект в данный момент» (Ис). О чём идёт речь?

Иметь в себе потребность – дело нехитрое и от нас совершенно не зависящее. Хотите вы миллионы зарабатывать (индивидуальный инстинкт самосохранения), кинозвездой стать (половой инстинкт) или в космос полететь (иерархический инстинкт) – это пожалуйста, хотите себе на здоровье.

Но если вы не хотите страдать, у вас должна быть информация о том, как зарабатываются миллионы, как становятся кинозвёздами и что нужно сделать, чтобы попасть в отряд космонавтов, и т. д.

Должен сказать, что само по себе это знание на дороге не валяется. Миллионеры вряд ли расскажут вам действительные секреты своего бизнеса и на каком действительном – человеческом, технологическом или, например, политическом – ресурсе он держится.

Кинозвёзды зачастую врут о своей карьере так, что, будучи в курсе реального положения дел, вообще непонятно, как такое можно было придумать.

Ну а с космонавтами – там и в самом деле куча деталей разных, которые, что называется, изучать и изучать (начиная от медицинских требований, заканчивая тем, какой профессиональный профиль сейчас актуален в рамках проводимых на станции исследований).

Но и это ещё не всё. Далее в дело вступает сила номер два – информация о том, какими средствами для достижения поставленной цели вы располагаете в данный момент. То есть, допустим, вы знаете всё и про миллионеров, и про кинозвёзд, и про космонавтов – как, что, почему, отчего, сколько раз и где.

Теперь вопрос ваших навыков – чем из всего условно-перечисленного вы обладаете?

То есть одно дело – знать, что на космической станции сейчас, например, требуются врачи, но другое дело – иметь соответствующее образование и навыки. Если вы знаете (Ин), но не являетесь врачом (Ис), то ваше желание, так скажем, уходит в крутое пике.

Вы можете понимать, что нужно, чтобы построить успешный бизнес и заработать те самые миллионы, но у вас нет навыков, необходимых людям, без помощи которых вы не получите необходимый для развития вашего бизнеса ресурс (включая, кроме прочего, и специфические навыки социального взаимодействия с этими самыми людьми). Что ж, и этому желанию особенно не на что рассчитывать, катапультируемся.

Наконец, допустим, что у вас есть достаточная информация о том, что необходимо, чтобы стать кинозвездой. Это уже хорошо. Но что с вашим актёрским потенциалом? Без него, даже обучившись в школе Станиславского, вы настоящей звездой никогда не станете.

Мне несколько раз поступали предложения о съёмках в художественных фильмах, но, кроме гомерического хохота, по этому поводу от меня в ответ ничего невозможно услышать.

Да, я могу погримасничать во время лекции или продемонстрировать сочувствие пациенту; не особенно его на самом деле испытывая (этому, прошу прощения, врачей даже специально учат), но ни Ромео, ни Гамлета мне, что называется, не предлагать.

Даже если Станиславский лично взялся бы меня учить, я лучше сразу как-то самоликвидируюсь. Я слишком долго был продюсером, чтобы иметь достаточное представление о том, что нужно, чтобы быть звездой в кино, и знаю, что во мне соответствующего таланта – ни на грош.

Но в том-то всё и дело, что я знаю, что у меня нет такого таланта, поэтому и потребности соответствующей у меня не может возникнуть. И не сразу это знание ко мне пришло, оно было заработано мною в работе, непосредственно связанной с кино- и телепроизводством.

Тот, кому в голову могла прийти мысль, что «во многой мудрости много печали», просто не очень хорошо понимал, вероятно, что такое мудрость. Впрочем, Екклесиаст – известный литератор, он за художественными образами, что называется, в карман не полезет. Но повторять за кем-то подобные глупости я бы категорически не рекомендовал.

Да, знания отрезвляют. Если в соответствующую формулу вы правильно подставите все данные, то не без труда обнаружите, что вам в ряде случаев, вообще-то говоря, просто рано какую-либо эмоцию по соответствующей потребности испытывать – вы, так сказать, слишком недоинформированы.

Но когда вы видите, какая информация вам необходима, и способны её добыть, соответствующие компетенции и навыки в себе сформировать, вы обретаете ту мудрость, которая даст вам возможность:

• удовлетворить те потребности, которые вы можете себе позволить;

• и увидеть, какие из ваших потребностей надо переложить на другие рельсы, потому что в таком виде, как вам сначала пригрезилось, вы никогда не сможете их удовлетворить.

Кого-то смущает, когда я говорю о наших базовых потребностях. Ну и правда, они выглядят какими-то весьма приземлёнными, даже, может быть, стыдными (если смотреть на них глазами «высокой нравственной культуры»). Но подобный поход – просто несусветная глупость.

Если кто-то думает, что Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль творили «из чистой любви к искусству», у них, мягко говоря, мало информации на руках.

Это была война – война за признание (символическую власть), это была напряжённая работа за деньги (и очень существенные по тем временам).

Наконец, это был способ вызывать восхищение, которое, можно не сомневаться, заканчивалось, прошу прощения, весьма тривиально и физиологично – что во флорентийских художественных мастерских, что в папских комнатах Ватикана.

Так что универсальность наших базовых потребностей и возможность перекладывания их из одного, так скажем, русла реализации в другое – потенциально более успешное, социально более приемлемое и т. д. – это уникальная возможность, данная нам культурой.

Животные принуждены находиться внутри ограниченности форм реализации своих потребностей. У человека же – единственного из животных – эта ограниченность определяется лишь его собственной интеллектуальной ограниченностью.

Вот почему знание, понимание, информация и навыки – это ключевая ценность для качества жизни, для потенциальной успешности. Желать успеха, игнорируя труд познания, анализа, мышления, тренировки навыков, – значит обрекать себя на страдание, разочарования и регулярные фиаско.

На это, быть может, кто-то скажет мне – ну о’кей, а как тогда нам заставить себя учиться, исследовать и узнавать? Ведь мозг-то, мол, не хочет, а его так просто не заставишь.

И вот тут момент, когда я впервые с этим не соглашусь. Ничто не мешает вам попытаться понять то, о чём я сейчас говорил. Тут, право, нет ничего сложного, а проще уже, мне кажется, и не скажешь.

Если же вы поймёте, о чём я только что рассказал, и если у вас действительно есть потребность, которую вы заявляете (в успехе, достижениях, победе над самим собой или чего вы ещё можете хотеть?), то теперь в вашем мозге уже есть информация о том, что любая из этих ваших хотелок требует специфичных, чётких и объёмных знаний, а также полноценных, отработанных навыков.

Пока вы не знали всего этого, пока вы лишь теоретически, абстрактно себе что-то думали про «успех», про какие-то ваши цели, вы могли сослаться на свой мозг – мол, ну что с него взять, не привёл он меня к цели, значит, такая судьба.

Сейчас же вы будете знать, что если он не привёл вас туда, куда вы хотели (точнее, вам казалось, что вы хотели), это произошло просто потому, что вы не освоили необходимой информации, не сформировали у себя необходимые навыки или, в крайнем случае, изучив ситуацию, не переложили свою потребность в то практическое русло, где она вполне и даже, не побоюсь этого слова, с успехом могла быть реализована.

Просто найдите необходимую информацию, постройте достойную модель реальности, и вы сможете удовлетворить свою потребность на тот максимум, на который они – наши потребности – в принципе могут быть удовлетворены.

• У вас или недостаточно информации, но тогда вы, ощущая соответствующую потребность в себе, должны хотеть её искать.

• Или, другой вариант, ваша потребность на основании уже собранной вами информации таким образом, как вам хотелось бы, не может быть удовлетворена. Что ж, значит, нужно найти другой способ её удовлетворить.

А больше вариантов нет – все карты перед вами.

Человека, благодаря которому возникла целая научная дисциплина под названием «экономика счастья» (сейчас, правда, используется термин «субъективное благополучие»), звали Ричардом Истерлином.

Он начал с нехитрого исследования – сравнил уровень удовлетворённости жизнью у американцев в 1946 и 1970 годах. Как вы думаете, в какой момент американцы были более счастливы?

• Первый вариант: после десятилетия Великой депрессии, а потом непростых и для американцев тоже (хотя с нашими, конечно, не сравнить) лет Второй мировой войны.

• Второй вариант: когда благосостояние в Штатах выросло вдвое, практически каждый американец уже имел автомобиль, холодильник, стиральную машину и горячую воду, а поверх этого роскошества цвела сексуальная революция и движение хиппи – «дети цветов» счастливо наслаждались свободой и самоактуализацией.

Думаю, ответ очевиден: второй вариант, правильно? Нет. Истерлин показал, что достигнутый материальный прогресс никак не сказался на самоощущении американцев. Проще говоря, экономический рост и совершенно очевидный рост качества жизни людей не оказали существенное влияние на их уровень счастья.

Всё это выглядело, конечно, как полный абсурд. Феномен получил название «парадокс Истерлина». Сотни учёных принялись вникать в детали и разбираться, в чём же дело. Было, честно говоря, сломано немало копий, но в конце концов парадоксальность отношений между счастьем и благосостоянием, выявленная Истерлином, получила своё объяснение.

Во-первых, существует порог достатка, после которого сам этот достаток перестаёт влиять на наш субъективный уровень счастья. В 2010 году лауреат Нобелевской премии Даниел Канеман и обладатель множества экономических наград Ангус Дитон опубликовали исследование, в котором показали, что оптимальным уровнем заработка в США является сумма 75 тыс. долларов в год.

До достижения этой суммы уровень счастья американца стремительно растёт, а после её достижения увеличение дохода уже не приводит к значимому увеличению ощущения счастья. То есть, перешагнув порог этой условной «бедности», деньги перестают играть ключевую роль в самоощущении человека.

В других исследованиях, уже кросс-национальных, пороговая сумма выглядит чуть иначе и равняется 100 тыс. долларов в год, но уже на домохозяйство. Хотя, конечно, есть некоторая вариация по отдельным странам – просто потому, что в Цюрихе, например, жизнь сильно дороже, чем в какой-нибудь Праге.

Но это уже детали, главное – принцип. И мы видим очередную демонстрацию работы формулы «80/20», согласно которой 20 % усилий достаточно для достижения 80 % результата. Человек ещё не счастлив на все 100 %, но, чтобы преодолеть остаток пути – недостающие ему 20 % счастья, он должен приложить ещё 80 % усилий.

В результате, если кто-то на это и решается, то его жизнь становится только хуже. Прилагаемые нами усилия – это труд, лишения, нагрузка и затраченное время. Поэтому получается, что за 80 пунктов пережитых вами «страданий» вы получите только 20 пунктов в приросте «счастья», то есть, в каком-то смысле, 60 пунктов несчастья. Так себе сделка, надо признать.

Вот почему многие социологи-экономисты настойчиво предлагают от добра не искать и не говорить более-менее счастливым людям, что они могут быть еще более счастливыми. Судя по всему, они уже получили свой максимум. А вот перфекционизм в данном вопросе может обернуться самой настоящей катастрофой.

Во-вторых, для субъективного ощущения счастья важно не только то, сколько у вас денег, а то, сколько денег у вашего соседа. Череда исследований демонстрирует нашу поразительную иррациональность в этом вопросе.

Если их обобщить, то выглядеть это будет где-то так: если вам с коллегой полагается премия за успешно реализованный проект, то вас больше устроит, например, по 10 тысяч рублей на нос, чем ему – 20, а вам – 15.

То есть фактический прирост дохода на 50 % оценивается нами субъективно менее комфортным делом, чем обнаруженная нами «несправедливость». Деньги – это, конечно, хорошо, рассуждает наша подкорка, но если у него больше денег, то он может и позволить себе больше, чем я, а следовательно, я проиграл.

Правда состоит в том, что никогда человечество не жило так хорошо, как сейчас. Знаменитый учёный-психолог, входящий в топ самых влиятельных мыслителей современности, – Стивен Пинкер говорит об этом на каждом, кажется, углу, приводит цифры, данные, расчёты и т. д. Но ему не очень верится.

Всё дело в том, что в нашем в целом очень богатом обществе существует фундаментальное экономическое расслоение: богатство 6-8 самых состоятельных людей в мире равно состоянию беднейшей половины человечества, это 6-8 человек – против 4 миллиардов.

Кроме того, современная экономика так устроена, что любой кризис, да и не кризис тоже, заканчивается тем, что основная часть людей беднеет, а богатые, наоборот, богатеют. Так что не стоит удивляться тому, что выкладки Пинкера, основанные на объективных данных, не вызывают доверия у слушателей.

В 1971 году Филип Брикман и Дональд Кэмпбелл написали статью «Гедонистический релятивизм и планирование успешного общества», которая положила начало концепции об индивидуальном уровне счастья каждого из нас.

Основываясь на выкладках психолога Гарри Хелсона, который доказывал, что острота восприятия любого стимула зависит от сравнения его с предыдущими, они показали, что наша гонка за счастьем обречена на провал: наши ожидания растут с каждой удовлетворенной потребностью, поэтому конца этому бегу нет.

В 90-х годах прошлого века выкладки Брикмана и Кэмбелла были преобразованы Майклом Айзенком в теорию «гедонистической беговой дорожки».

Суть которой в том, что бесконечная погоня за радостями жизни – это наша судьба: мы нуждаемся в постоянном увеличении количества удовольствий, доходов и т. д., в противном случае у нас возникнет ощущение, что мы несчастливы.

Остановиться на беговой дорожке удовольствия нельзя – вас просто снесёт с неё в тоску, тревогу и депрессию. Но и добежать куда-то, пыхтя на беговой дорожке, тоже невозможно – как бы вы ни старались, вы останетесь на месте, на том уровне субъективного счастья (плюс-минус), который вам на роду написан.

Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что люди, выигравшие огромные деньги в лотерею, через полгода субъективно ощущают себя примерно так же, как и до обвалившихся на них денег. А люди, прикованные к кровати параличом, через год ощущают себя психологически столь же удовлетворёнными жизнью, как и до болезни.

Но, как оказалось, всё не так просто. Есть статистика, а есть детали в этой статистике. Группа исследователей в лице Ричарда Лукаса, Эндрю Кларка, Яниса Джеорджелиса и Эда Динера изучали удовлетворённость жизнью граждан Германии за 17 лет.

Им удалось показать, что есть 24 % людей, чья удовлетворённость жизнью сильно отличалась, если сравнить первые и последние пять лет исследования.

Это противоречит концепции «гедонистической беговой дорожки», что, с одной стороны, вселяет надежду – кому-то удаётся существенно повысить субъективное качество своей жизни. С другой стороны, значительная часть из этой группы людей, к сожалению, слетела с этой дорожки, то есть стали ощущать себя сильно хуже.

Поэтому есть у вас шанс вырваться куда-то вперёд с вашей «гедонистической беговой дорожки» или нет – это доподлинно неизвестно. Но точно известно, что если вы вдруг решите остановиться, то ничего хорошего вас точно не ждёт. Так что надо бежать.