Сильнее смерти любовь

23 мая — день памяти героя-пограничника Евгения Родионова, не отрекшегося от Христа и не предавшего своей Родины перед лицом мучительной смерти. По какому-то таинственному Замыслу дата его рождения совпадает с датой смерти. Как будто бы от рождения ему уготован был мученический венец. В этом году, 23 мая, Жене исполнилось бы 33 года.

На его могиле в Сатино-Русском, что под Подольском, снова полно людей. Она, похоже, становится одним из самых почитаемых мест современной России. Святость его подвига, как бы пробивая глухую стену официального непризнания, обнаруживается в «упорном» почитании русского юноши-солдата простым церковным народом, в мироточении его икон и даже фотографий, в многочисленных случаях чудесной помощи, являемой мучеником Евгением.

Простые верующие сердца отвечают своей горячей любовью на его беспримерный подвиг любви ко Христу и Отечеству. Количество икон, посвященных воину-мученику Евгению, перевалило уже за сотню. Во многих храмах России стоят его образа. О нем слагают стихи и песни. О нем снимают фильмы, и не только у нас, но и в других странах. Вот и в нынешнее празднование его памяти к нему на могилу приехала съемочная группа из Голландии. Слава о Жене Родионове давно уже перешагнула за пределы нашей страны. Подвиг русского юноши-солдата обладает какой-то притягательной силой для людей различных стран и исповеданий. Как сказал один проповедник, «подвиг веры не имеет границ, и он славится сегодня по всему миру».

Нынче празднование памяти Жени Родионова совпало с Днем Святой Троицы, с Пятидесятницей.

И, наверное, поэтому на могиле его в этот день так радостно и победно светило солнце…

А в прошлом году, в этот же день, с утра до вечера, не переставая, лил дождь. Помню, когда мы возвращались с кладбища Сатино-Русское, дождь со всей силы хлестал и барабанил по стеклам нашей машины, точно небо вознамерилось тогда пролить на землю все свои слезы. Иной раз казалось, что солнышко вот-вот выглянет из-за облаков: его лучи уже докрасна раскалили тучу, которая сдерживала их нетерпеливое стремление. Но видно слез в облачных сферах накопилось так много, что даже солнцу не удавалось осушить их и утолить небесную печаль.

«Плачь же русское небо! — мысленно взывал я к небу при виде этого ливня небесных слез. — Не о молодом воине-герое плачь! Он и трое его друзей, из мрачного подвала-ада боли, пыток и кровавых слез вступившие в вечность, уже не нуждаются в твоем плаче. О нас, о унылых современниках их, плачь, русское небо! Ибо молодыми и прекрасными жизнями приходится нам расплачиваться за свое духовное бессилие и равнодушие. И если у народа, возлюбленного Господом, охладеет ответная к Богу любовь, то в качестве расплаты за такое охлаждение Господь потребует у Своего возлюбленного народа жертву «чистую и непорочную», жертву из лучших сынов его. Таков непреложный Божий закон, ибо Бог есть «Бог ревнитель» (Исх. 20, 5). И как будто бы к нам, к нынешней России, а не к древнему Израилю, обращены эти грозные слова пророка: «Враги его стали во главе, неприятели его благоденствуют, потому что Господь наслал на него горе за множество беззаконий его; дети его пошли в плен впереди врага» (Плач Иеремии 1, 5).

Русское небо плакало в день памяти пограничника Евгения Родионова и накануне Дня Пограничника (28 мая). Может быть, оно слезно умоляло своих обитателей Евгения, Андрея, Игоря и Александра — небесных стражей российских границ — помочь своим собратьям-пограничникам в их нелегкой службе.

А труд пограничника в наши дни как никогда тяжел и опасен. Крупных военных операций на Кавказе сейчас вроде бы нет, но постоянная неопределенность и непредсказуемость ситуации — когда нет ни мира, ни войны — изматывает. Затишье то и дело разрывается локальными стычками с боевиками. Каждый второй кавказец из мирного жителя легко превращается в боевика. Внезапный удар ножом из-за угла в спину всегда подкарауливает нашего воина-пограничника.

И это понятно. Развязанная против России война на самом деле ни на минуту не прекращается. «Творцы катаклизмов», форсирующие темпы построения своего мира без границ — государственных, моральных и духовных — давно уже объявили России войну. Великий печальник земли Русской, митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн, еще 15 лет назад ясно сказал: «…Против России, против русского народа ведется подлая, грязная война, хорошо оплачиваемая, тщательно спланированная, непрерывная и беспощадная. Борьба эта — не на жизнь, а на смерть, ибо по замыслу ее дьявольских вдохновителей уничтожению подлежит страна целиком, народ как таковой».

Чечня — лишь эпизод этой войны. Хорошо известно, какие силы стояли за так называемыми «чеченскими сепаратистами» и вакхабитами. «Это уже начало третьей мировой войны. А вы все строчите, что это Чеченский кризис», — самоуверенно поучал журналистов Дудаев в 1996 году. Он хорошо знал, о чем говорит, знал, что он лишь одна из фигур в той большой игре против России, которую ведут его могущественные западные покровители и спонсоры. И как пишут, «нашим воинам здесь пришлось столкнуться с невиданным в истории России зверством и террором, направленным против интересов России, русского населения, в результате которых примерно из каждых сорока человек, проживавших ранее в Чечне, в живых остался один» (М.Ф. Бугай и В.Д. Сологуб).

Русский народ строители мира без границ приговорили к уничтожению потому, что он народ — державный, то есть такой, который держит свою страну, свою государственность, держит свои границы и вековые культурные устои, выплавленные в Православии. И этим своим держанием он удерживает весь мир от падения в бездну. И когда окончательно будут уничтожены границы между добром и злом, препятствующие завершению процесса глобального всесмешения, тогда наступит конец. Сами творцы глобального хаоса это отчетливо понимают. Полную победу Запада над «империей зла», каковой для него является Россия, главный философ неолиберализма Лео Страусс осмысливает как «конец истории», «закат человечества». Этот пафос обреченности — свидетельство потустороннего характера вдохновения архитекторов хаоса. Они — люди ада. Они управляются из преисподней.

Мы видим, как враг одерживает сегодня одну победу за другой, расшатывая нашу государственность, наше сознание, наши души. Он проникает во все сферы жизни, подтачивает и разрушает несущие конструкции нашего физического и духовного бытия: социум, экономику, культуру, образование, армию. Мы несем значительные потери в этом столкновении двух, как говорят ученые, цивилизационных проектов. Специалисты оценивают наши потери цифрами, во много превосходящими цифры потерь в Великую Отечественную войну.

Так же, как в 41-м, война застала нас неподготовленными. Только в отношении к современной глобальной войне приходится говорить о нашей духовной неготовности, а не материально-технической. И вот, казалось бы, лучшие наши части уже выведены из строя… — в бой бросают необстрелянных. Но «сила Божия в немощи совершается». Я вспоминаю слова из проповеди священника, произнесенной в то дождливое 23-е мая, на могиле Жени Родионова: «Не политики, не дипломаты, не другие люди решали там, в Чечне. В Чечне решали мальчишки 18–19 лет, которые, может быть, до конца не понимали, что происходит в Первую Чеченскую, но которые встали и вынесли на своих плечах все тяготы той войны, сохранив нерушимыми границы Российской Федерации».

А это было время, когда против наших ребят разворачивалась беспрецедентная кампания растления. Режиссеры «реформ» вознамерились вытравить из их молодых душ все святое и героическое, стараясь веру, совесть, долг заменить «рыночными механизмами». Они поставили себе целью вывести породу неких зомби-россиян, эгоистичных и равнодушных к чужой боли, бесконечно потребляющих и наслаждающихся; без родины, без веры, без чести, без любви. Из всех информационных каналов на нашу молодежь хлынули потоки русофобской злобы, лжи, разврата. Для нее стали уже почти что привычными информационные штампы о том, что в жизни нет ничего такого, ради чего стоило бы умирать, но зато есть достаточно такого «приятного», ради чего стоит пожить. Наших ребят долго и назойливо учили «брать от жизни все», сбросив мешающий такому активному потреблению жизни «балласт» из устаревших понятий веры, чести, патриотизма и прочего «ненужного» и «непрактичного» «идеализма».

И вот их вырвали из цивилизационного эксперимента по подгонке русского духа под общий «нормальный» эталон, и забросили в этот «проклятый край», где опасно поворачиваться спиной даже к представителям «мирного населения», до ребенка включительно, где, казалось бы, неизвестно за что и во имя чего воюешь и умираешь…

А когда началась Чеченская война, наши Вооруженные Силы не ругал разве что ленивый. «Правозащитники» наперебой кричали, что наши солдаты «агрессоры» и «оккупанты». «Ты вырастила убийцу, он пришел убивать мирных жителей», — «вразумлял» маму Жени Родионова главный «правозащитник» Сергей Ковалев. Наши мальчишки, неподготовленные и наспех выхваченные из мирной жизни, были практически брошены в Чечне на произвол судьбы. Своими жизнями они вынуждены были расплачиваться за ошибки, халатность, продажность и предательство людей во власти и в военном командовании.

Но вопреки массированной пропаганде жизни без идеалов, принципов и чести там, на «гражданке», вопреки звериной жестокости чеченских боевиков здесь, на войне, вопреки злобной и циничной компании шельмования армии, развернутой СМИ, вопреки предательству чиновников от армии в тылу — вопреки всей запущенной информационными технологами идеологии «непопулярной войны» — они, наши русские мальчишки, выстояли и победили.

И вот что поражает. Эта страшная «неизвестная» Чеченская война вместо того, чтобы духовно добить их — а это главная цель, которую преследуют ненавистники России — для многих и многих из наших ребят, ушедших на войну, явилась очищением. Как будто бы проснулась вдруг генетическая память народа и волею Божьего Промысла наши мальчики, так долго и упорно переделываемые в «Иванов, не помнящих родства», вдруг, ввергнутые в «неизвестную» Чеченскую войну, «вспомнили» что-то удивительно родное, знакомое, главное, — такое, которое, может быть, даже и не успели еще в свое время узнать. Война стряхнула с их душ все наносное, всю ту грязь, с которой пришлось им соприкоснуться «на гражданке». Так, небрежно нанесенная на стену храма грязная штукатурка по высыхании отпадает, обнаруживая под собой дивную древнюю фреску. Промыслом Божиим поставленные на грани между жизнью и смертью, они в этих экстремальных условиях обрели подлинных себя, представителей великой России, носителей ее веры, ее высших чаяний и идеалов. Кровавыми чеченскими тропами они вышли на просторы Святой Руси, туда, где земля соприкасается с небом.

Евгений и трое его друзей отстояли свои внутренние, духовные рубежи. Пусть они не смогли отбить нападение на охраняемый ими пограничный блокпост. Они выполнили гораздо более важную стратегическую задачу. «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16, 25). И Господь прославляет сегодня Своего мужественного воина, победившего в брани, куда более жестокой и опасной, чем сражение с врагом в открытом поле.

Обычный парень, ничем особенно не выделявшийся из круга своих сверстников, Евгений Родионов не был «профессиональным верующим». Особенным благочестием он не отличался. Не рассказывают, чтобы он часто ходил в храм, усердно молился, ездил в паломничество по монастырям. Просто однажды, когда ему было 11 лет, он вернулся из церкви с крестом на шее, и ничто — ни насмешки сверстников, ни настойчивые требования матери, ни, в конечном итоге, зверские пытки боевиков, — не смогли заставить его снять его. Голову боевики сняли, а креста не сняли. Так, с усеченной головой, но с крестом на шее, он и был найден.

Но почему, спросит, быть может, кто-то, ореолом святости народная молва окружила только имя Жени Родионова? Ведь история Чеченской войны знает и многие другие имена. Принять ислам предлагали практически каждому нашему военнопленному. И большинство из наших молодых ребят, которые раньше, живя своей обычной молодой жизнью, со всеми ее увлечениями, ошибками и грехами, может быть, редко задумывались о Боге, когда перед ними встал выбор между смертью и жизнью ценой предательства родной веры и Родины, выбрали смерть. И вот одно из подтверждений этого поразительного факта: «16 апреля 2002 года в Ростове-на-Дону был закрытый суд, — вспоминает Любовь Васильевна Родионова. — Судили семнадцать российских солдат, воевавших на стороне боевиков… Среди них были двое рядовых, не выдержавших побоев, перешедших в ислам уже на третий день. Эти двое расстреляли тридцать девять наших пленных солдат, своих товарищей». Двое и тридцать девять — вот таким соотношением, а не количеством ракет, определяется мощь России.

Мне кажется, что народ почитает сегодня Евгения Родионова не потому, что он явление исключительное, а потому что он один из многих. В его лице страна и Сам Господь прославляет всех воинов, сложивших головы свои за веру и Отечество в современной войне за право оставаться русскими. Его слава — свидетельство того, что его мученический подвиг находит отклик в сердцах его современников, что идеалы Святой Руси остаются дороги для них, несмотря на все их соблазны, падения, измены и поражения в войне глобальных сил тьмы против России. Как говорил прот. Александр Шаргунов, «иногда случается так, что реально живший человек становится своего рода символом, средоточием чувств, господствующих в определенный момент в душе народа, и становится в его сознании святым». В сегодняшней удушающей атмосфере «рыночного существования» с его культом наживы, разлагающего комфорта и холодного эгоизма, многие молодые люди сгорают, как бенгальская свеча, в пламени страстей, искусственно распаляемых служителями зла.

Многие живут сегодня без идеалов, без будущего, не находя применения своим силам. Женя возвращает своим современникам и сверстникам Смысл, великий и древний, как сама Россия. Он — выразитель сокровенных чаяний, надежд и нереализованных стремлений современного молодого поколения. Поэтому он так дорог нашим современникам. Он — святой нашего смутного безвременья. Женя Родионов вместе с другими мучениками Кавказской войны является олицетворением русской национальной идеи, которую постоянно ищут и никак не могут найти российские идеологи и политики.

Очень хорошо сказал архимандрит Петр из Боголюбова: «Сатана за то ненавидит нашу землю и лютует против нее, что каждый русский — потенциальный православный, ибо сегодня еще лба не знает как перекрестить, а завтра он уже церкви строит».

Вот этого-то потенциала больше всего и боятся стратеги мировой закулисы. Они понимают, что пока сохраняется этот потенциал, русская душа останется для них непредсказуемой и в этой своей непредсказуемости страшной и опасной. Всякий раз, когда она обращалась к этому своему природному потенциалу, вступали в действие какие-то непонятные для врагов России законы, и…несметные полчища Тамерлана, некогда осадившие беззащитную Москву, вдруг поворачивали вспять; непобедимые армады Наполеона и Гитлера, покорившие полмира, находили свою погибель на просторах России, а сама она, казалось бы, окончательно уничтоженная Великой Смутой, вдруг воскресала, как феникс из пепла, на удивление всей Европы.

Каждый из нас сегодня пограничник, как Женя Родионов, как тысячи наших ребят, охраняющих окраинные пределы нашей страны. Они стоят на страже государственных границ. А мы должны стоять на страже границ, отделяющих наши души и сердца от надвигающейся на нас и на весь мир тьмы. Если мы не убережем эти внутренние границы сердца, защита внешних, государственных границ окажется бесполезной. Выстоим ли мы в этой жестокой цивилизационной войне, в войне за право быть представителями великой русской цивилизации, удерживающей мир от апокалипсиса?

Наши герои Кавказской войны выстояли. Они с честью пронесли высокое звание русского воина и русского гражданина, заставив уважать себя весь мир. Узнав о Бамутских мучениках, о героической гибели 6-ой Псковской роты, о многих других примерах святого героизма русских солдат, мир ахнул, потому что такого нигде нет, ни в одной армии мира…

Я снова и снова просматриваю кадры, посвященные последним дням жизни бамутских узников: «…Сто дней из этого подвала раздавались стоны… Пленников подвешивали на крюках, выламывая суставы. Не давали пить, пинали…» — звучит голос за кадром.

Этот зловещий сырой подвал надолго врежется в мою память, когда я впервые увижу его на фотографии. И сейчас он опять стоит перед моими глазами. Его стены хранят тайну мучительной боли и терпения, мужества и слез, срывов и надежд. Он никому никогда не поведает этой тайны, мрачный и безмолвный свидетель этих таинственных ста дней. Знаю только одно: они выстояли, несмотря ни на что, сдали свой последний экзамен на вечность.

Воображением пытаюсь проникнуть в тайну их страданий, и вот как будто слышу этот зверинозлобный чеченский акцент, сопровождающий глухие удары сапогом по лицу и по самым болевым точкам тела. И будто вижу, как выворачивают суставы и как кто-то из ребят теряет от боли сознание. Приходит в себя — и снова этот злобно-звериный не говор, а лай нелюдей в ритм с побоями. Может быть, на какое-то время они впадут в забытье, но ноющая, тупая боль разорвет их сон. Они проснутся или, вернее, очнутся, и их снова будут бить. И так день за днем, день за днем. Когда же, наконец, закончится этот кошмар, этот ад? Они уже давно не замечают, что харкают кровью. У них больше нет сил терпеть эту боль, это терзание свежих ран. Иногда им кажется, что они сходят с ума. Они уже не могут стонать от боли и ждут смерти, как избавления от мук. И вдруг в обессиленно-мерцающее от боли сознание липкой змеей проскальзывает гнусно-соблазнительный потусторонний шепот: «Скажи только "аллах акбар", и весь этот ужас закончится. Тебя перестанут бить, ты, наконец, нормально поешь, выспишься, отдохнешь, и, главное, ты будешь жить». И резкая мучительная боль от мысли, что тебе все-таки очень хочется жить, электрическим током прожжет их сердца…

«Есть люди, которые ломаются от пыток, и есть люди, которые становятся как камень», — снова звучит голос за кадром.

Тем, кому приходилось видеть видеозаписи казней наших русских солдат-военнопленных, отснятые чеченскими боевиками, знаком этот леденящий душу ужас, на какое-то время парализующий сознание и волю; когда сердце беспомощно забьется, как раненая птица, и все твое существо взбунтуется, подступившей к горлу тошнотой пытаясь отторгнуть убийственную для него зрительную информацию; когда инстинктивно закрываешь глаза, отворачиваешь голову и, наконец, судорожно переключаешь канал.

«Мы знаем, что это были долгие, страшные страдания, которые можно сравнить, наверное, только со страданиями великомучеников древних времен, когда их расчленяли, обезглавливали, подвергали самым изощренным пыткам, но они свидетельствовали перед миром, что и душа, и тело причастны Кресту Христову, победе Божией, Воскресению Его», — говорит в своей проповеди, в день памяти Евгения Родионова, о. Александр Шаргунов.

Невольно пытаюсь представить себя на их месте, «примерить» на себя их подвиг. Но чувствую, как срабатывают защитные механизмы моей души. Сознание не выдерживает этого мысленного эксперимента, бежит от него, прячется в суету повседневности, а сердце сжимается от невыразимой тоски и боли. Я вдруг отчетливо понимаю, что человеку не под силу вынести эти муки и не сдаться. И вспышкой откровения внезапно врывается в сознание хорошо знакомая, «хрестоматийная» мысль, что «невозможное человеку, возможно Богу» — мысль, которую ты давно знал, но знал как-то иначе, по-другому.

«Кто укреплял четверых узников, забрызгавших кровью подвал бамутского особняка»? — звучит с экрана невероятной важности вопрос.

Женя знал, Кто их укреплял. Он знал, что если сдастся, снимет с себя Его крест, то они проиграют этот свой самый важный и решительный бой. Вероятно, они останутся жить, но уже жизнью, которая будет им в тягость, и не только им, но, может быть, также их матерям, их братьям-солдатам и, может быть, даже всей России.

«Есть люди, которые погибают, и их жизнь становится поэмой. А есть те, которые пишут поэмы, но их жизнь — это погибель», — звучит голос с экрана. Они сделали свой выбор: они останутся верными до конца, до смерти. А Тот, Чей крест Женя пронесет, не снимая, всю свою короткую, но большую жизнь, все эти сто дней будет находиться рядом и исполнять их сердца нечеловеческой силой, превозмогающей муки и смерть, чтобы потом из этой адской тьмы бамутского подвала забрать их с Собой в область вечного света, в царство вечной любви, «идеже несть болезнь, ни печаль, но жизнь бесконечная».

«И дым мучения их будет восходить во веки веков» (Откр. 14, 11). И неумолимый рок нависнет над убийцами. [ «Летом при налете на Российскую погранзаставу убьют одного из братьев бригадного генерала Хойхороева (инициатора казни ребят). Его жизнь закончится недалеко от того места, где ребят взяли в плен… Через три года и три месяца со дня гибели пограничников, во время внутричеченской разборки, сложит буйную голову и сам полевой командир с телохранителями. Через семь лет группа боевиков попадет под спецоперацию… Во время операции будут убиты трое, один задержан, среди убитых — 19-летний сын Хойхороева. Задержанным окажется родственник. В течение 10-ти лет боевиков из близкого окружения генерала не останется почти никого. В холодной Сибири, куда их занесет из кавказского тепла, будут арестованы укрывшиеся члены его бригады» (текст из фильма «Рядовой Евгений Родионов»)]… «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых» (Откр. 13, 11).

Это самое подлинное, самое удивительное чудо во всей своей суровой явленности и пугающей сверхъестественности. Оно как чудо воскрешения Лазаря, когда он, четверодневный мертвец, внезапно оживший по слову Начальника жизни, выходит из страшно зияющей черной пасти гроба, сбрасывая с себя на ходу пропитанные трупным смрадом гробные пелены и парализуя священным ужасом и трепетом столпившийся у гроба народ.

Мы зачастую ищем чудес, которые бы удовлетворяли наше «благочестивое» любопытство. Подлинное же чудо не таково. Оно наотмашь бьет по сердцу, разбивает сковывающее его «окамененное нечувствие» и сдирает с него смрадные пелены теплохладности и самодовольства так, что вместе с апостолом Петром захочется от боли закричать: «Выйди от меня, Господи! Потому что я человек грешный». (Лк. 5, 8)

Настоящее чудо нужно заслужить, заслужить собственным мученичеством. «Возьми крест свой и иди за Мною», — призывает Господь каждого Своего последователя. Нельзя идти за Христом «налегке», без креста, без мученичества борьбы со своими страстями. Только так, своим собственным крестным путем идя за Христом на свою голгофу, можно узреть величайшее чудо победы над грехом и смертью силой крестной любви Христовой. Мученичество до крови, смерть за Христа является самой радикальной формой откровения этого чуда из чудес. Смысл всех других чудес, если, конечно, они не относятся к категории тех «знамений и чудес», от которых предостерегал нас Спаситель (Мф. 16, 4), только в напоминании об этом самом главном чуде, в указании на него.

Греческий эквивалент слова мученик — мартис. Русский перевод его не совсем точен. Мартис дословно переводится как свидетель. Это не просто мученик за Христа. Это, прежде всего, — свидетель, ибо сам факт принятия мучений за Христа является самым сильным, убедительным и верным свидетельством о Христе, потому что это свидетельство во Христе. Ведь предпочесть смерть жизни, дарованной ценой отречения от Христа, и принять крест за Христа можно только во Христе, то есть тогда, когда ты пребываешь во Христе, и Христос — в тебе.

Во все времена мученический подвиг — жертвенная смерть за Христа — считался самым достойным и великим венцом человеческой жизни. И это потому, что мученики с максимально возможной силой и убедительностью утверждали своей смертью такие жизненные сверхценности, за которые не только не страшно, но даже радостно умирать. Своей смертью, как это ни парадоксально, они вливали в души и сердца людей новые потоки энергии жизни, освобождали их от страха, малодушия и греховного оцепенения, толкающих их на любые преступления ради сохранения своей крохотной и серенькой земной жизни. Страх, малодушие и греховное самолюбие раскалывают и разрывают все существо человеческое. Разрыв проходит по линии совести, наполняя душу густым мраком нравственных терзаний и сомнений. Этот внутренний разлад и вражда зачастую вырываются наружу вспышками ненависти на все и вся и заливают землю потоками крови ослепших от своей злобы людей. Всегда требовалась жертва, которая была бы способна успокоить своим неземным миром разрушительную стихию мятущейся совести и радостным светом разогнать мрак страха смерти, словно гвоздями прибивающий человека к праху и тлену земной жизни. Мученики Христовы — самые близкие и верные ученики Христа, вслед за Ним и вместе с Ним они несут нам весть о победе над смертью и о новой жизни…

Солнце ликующе сверкало на небе. Его лучи игриво цеплялись за позолоченные кресты, надписи на могилах, стекла машин и солнечными ослепительными зайчиками отскакивали от них, прыгая по лицам людей. Этим маленьким солнечным непоседам сегодня раздолье: целый день люди будут идти к солдату.

А она стояла в этом лучезарном сиянии Дня Святой Троицы, 23 мая, окруженная плотным кольцом людей, словно раздавала всем частички этого майского солнечного света. Она стала как бы частью и продолжением Жени, живой связью с ним, земной его ипостасью. Поэтому люди приезжают сюда не только для того, чтобы поклониться ее сыну, но также для того, чтобы повидаться с матерью. Эти ежегодные майские встречи с солдатом и солдатской матерью давно уже превратились в праздник, неофициальный праздник России. Четырнадцать лет назад зажглась на нашем сегодняшнем тусклом российском небосклоне звезда Евгения Родионова и до сих пор светит, очаровывая и притягивая многих и многих людей своим непривычно ослепительным сиянием. Свет его звезды сегодня сливается со светом вечного дня Святой Троицы. Наверное, вокруг вот таких ярких огоньков будет собираться и сплачиваться замутившаяся, расколотая ныне на части и кровоточащая Россия. Кровь мучеников Христовых всегда заживляла смертельные раны Руси…

К вечеру все разъедутся, а она вернется в свою одинокую квартиру. Она снова станет перебирать оставшиеся после сына вещи, в тысячный раз перечитывать его письма, посвященные ей стихи. И сердце вновь защемит нестерпимой болью. Но нет, она не будет плакать, и никто не увидит ее слез. К тому же самое страшное уже давно позади.

Только часто ей еще будет сниться Чечня, которую она исходит вдоль и поперек в поисках своего мальчика-солдата. И сегодня она снова вспоминает, как четырнадцать лет назад бродила по этим ненавистным чеченским дорогам, ошалелая, почти что обезумевшая от горя, в каком-то тупом безразличии перешагивая через минные заграждения, не чувствуя и не замечая палок и камней, которые летели в нее, когда она проходила злыми чеченскими деревнями. Казалось, что тело ее только по инерции двигалось, но все в нем уже умерло вместе с сыном. Оставалась жить только мысль, что она должна найти, выкупить, продав квартиру, и вывезти домой драгоценные останки четырех русских мальчиков-пограничников, одним из которых был ее сын. Она отчетливо сознавала, что кроме нее этого сделать никто не сможет. И эта мысль давала ей силы продолжать жить, идти дальше и не «выключаться» от горя.

Только раз она потеряет сознание, когда среди выкопанных, в ее присутствии, четырех тел она опознает обезглавленное тело сына с крестом на шее. Правда, однажды, жестоко избитая боевиками Басаева, она без сознания, с травмой позвоночника и разбитой головой, целые сутки пролежит в каком-то сарае, рядом с трупом своего спутника. Но этот случай не в счет. И только раз она даст выход женской истерике отчаяния, когда с кулаками и криком: «Ты не воин!.. Ты подонок!.. Ты воюешь с детьми!..» — бросится на убийцу своего сына…

Нет, она не будет плакать. Ей нельзя расслабляться. Завтра уже она помчится туда, где ее ждут. Поэтому она возьмет себя в руки и опять будет веселой, бодрой, решительной, по-солдатски немножко резковатой. Бог определил ей быть сильной. Ее ждут в госпитале раненые бойцы-герои, ее дети, которых сын ей усыновил своей смертью. А у нее их столько теперь по всей России! Ведь никто так, как она, не поймет и не утешит этих покалеченных войной ребят, потому что она так же, как они, знает, что такое война. Она такой же подранок, как они. Только их раны видны, а ее — не видны, но ее сердечные раны также порой ноют от боли и кровоточат.

Нет, ей нельзя расслабляться. Постоянно приходится выискивать крупные суммы денег на очередную дорогостоящую операцию, на дорогие лекарства, на медицинское оборудование для своих дорогих мальчиков-героев. В поисках денег она обойдет все кабинеты, «достанет» самых прижимистых функционеров, что те, наконец, убедятся, что лучше дать ей деньги — «дешевле обойдется».

Но не только в госпиталях ее ждут. Ее ждут солдаты на далеких погранзаставах. Бессчетное количество поездок в расположение воинских частей совершит она за эти годы и пятьдесят четыре из них — в горячие точки Чечни. Там она станет самым желанным гостем, тем человеком, которого больше чем кого-либо другого ждут солдаты. Каждый ее приезд в боевое подразделение станет праздником для солдат, потому что, помимо многочисленных подарков для них, она каждый раз привозит с собой тепло и любовь их матерей. Каждая походная промокшая палатка, куда она зайдет, чтобы выпить с ребятами крепкого солдатского чая, превратится в частичку их сказочно далекого родного дома. Ее знают все солдаты в Чечне. Знают, что она свой человек, что она никому не будет обузой, что во время смертельной опасности она не закричит от страха. А сколько раз она чудом спасалась от смерти, как будто вместе с сыном она уже обрела бессмертие. Господь хранил ее, потому что она — солдатская мать…

Если б я мог, я подарил бы ей все цветы мая! Но я знаю, что она их все отнесла бы на могилу сына, чтобы украсить ее как царское ложе, ведь мучеников подобает чествовать по-царски.