25
Джон Бидли, майор Национальной службы безопасности, был срочно вызван к своему шефу – генералу Абрахаму Готти в связи с событиями, развернувшимися вокруг экспедиции к системе Бонакус.
Четвертый отдел, в котором служил майор Бидли, занимался внутренней безопасностью военных структур, а также защитой Сообщества и его транспортных путей от террористов и разного рода пиратских шаек. В последние годы после военных действий на Араксе Желтом и Апулее, после долгой войны с Союзом свободных фермеров появились различные группировки и политические партии, ради достижения своих целей вставшие на путь грабежа и террора.
– Вот посмотри, Джон. Из аналитического отдела нам переправили черновой материал на этих роботов. Информация свежая, передана с Бонакуса. Там большой скандал: внедренным агентом неизвестного противника убит командор Валевский, а корабли флота вообще исчезли в неизвестном направлении. Определенно, это уже не происки промышленной группы «Бах и Остерманн» и уж точно не «Браун тэнкс». Им, капиталистам, лезть к военным нет никакого смысла. Политика, финансы – другое дело, но не война. Что у тебя есть по этому вопросу?
– Я могу только сказать, что знаком с теми, кто прислал эту информацию с границы Бонакуса. Это достаточно серьезные люди. У нас есть некоторые наработки по роботам-агентам, но они носят предположительный характер. Мы обрабатываем тысячи личностных соответствий различных людей через суперкомпьютеры НСБ. Это подробные тесты, содержащие несколько тысяч позиций, поэтому работа идет не слишком быстро.
– Это по методу Шклеревского? – Генерал достал чистый лист бумаги и сложил его пополам.
– Нет, сэр, все наше собственное.
– Интересно, и что же это за тесты?
– Мы исходим из того, что сколь бы совершенны ни были роботы или кибернетические организмы, отличить их поведение от поведения обычных людей можно. Вопрос в том, чтобы достаточно быстро выйти на вражеского агента иногда среди десятков тысяч подозреваемых. К сожалению, мы можем реагировать только после того, как он себя проявит. Но даже в этом случае оперативность наших действий ограничивается количеством агентов, которых мы можем привлечь к решению этой проблемы, а также приоритетом обработки наших данных в компьютерном центре НСБ.
– В общем, Джон, твои проблемы вечны как мир – люди и финансирование. – По странной привычке Готти, разговаривая с подчиненными, мастерил бумажный кораблик.
– Да, сэр, ничего нового.
– Я хочу, чтобы ты знал, Джон. Министр пообещал мне практически все. В случае необходимости к тебе будут прикомандированы люди из Главного управления криминальной полиции и из Федерального центра расследований. Бросишь их на старые проекты, а своих агентов перебрось на новое направление. – Генерал поставил кораблик на полированную поверхность стола и тихонько дунул – кораблик перевернулся. – У меня вопросов больше нет. О любой заминке докладывай немедленно…
Джон Бидли молча кивнул и покинул апартаменты шефа.
Кабинет Джона находился на двадцать четвертом этаже трехсотметрового небоскреба, вывеска на котором гласила: «Государственная судоходная компания», хотя каждый ребенок знал, что это здание НСБ. Прямо перед ним, на уровне двадцатого этажа, находился четвертый ярус Большого Западного шоссе.
Двадцать четыре часа в сутки транспортный мост пропускал по своим двенадцати полосам десятки тысяч автомобилей, производя при этом непрекращающийся шум.
Джон сел за письменный стол из дешевого черного пластика, снял трубку телефона, щелкнул кнопкой кодирования и набрал номер. Когда на том конце ответили, он сказал: «Макс, зайди ко мне, есть дело». Через три минуты в дверь кабинета постучали, и вошел Максимилиан Фоке.
– Привет, босс. Какие проблемы?
– Макс, сколько людей у нас сейчас работает в городе? – спросил Джон.
– Примерно две с половиной сотни. Точнее могу сказать, когда посмотрю свои записи.
– Это не обязательно. Закрываем направления профсоюзов, «леваков» и промышленной группы «Бах и Остерманн». Всех людей перебрасываем на направление госпиталя военно-воздушных сил.
– Вот это да! – Фоке присвистнул.
– Не переживай, старые дела мы не консервируем, а передаем другим департаментам.
– Кому?
– Уголовке и федералам…
– Они нам наслесарят, – с сомнением покачал головой Фоке.
– Ничего, разберутся. Генерал сказал – значит, всё. Все силы на госпиталь.
– На доктора Гекльберри?
– Да, на него самого. Зайди к Марте. Пусть ее ребята перепланируют все мероприятия по слежению и разработке всего окружения доктора Гекльберри. Все планы и графики переделать срочно. Поднять из архивов всех пациентов доктора, особенно тех, кому он проводил операции на хирургических автоматах без ассистентов.
– Что нам искать, сэр? – спросил Макс.
– Искать пока нечего, кроме, быть может, связей его бывших пациентов между собой и каких-нибудь особенных штук у них в головах.
Агент Шакал работал сегодня без пары. Он уже два часа стоял в пробке на втором ярусе Южного шоссе. Через пять машин впереди него в красном новеньком каре сидел сержант военно-воздушных сил Тони Гудрун, которому восемь месяцев назад делал операцию доктор Гекльберри.
Агент Шакал снимал сержанта на видео, чтобы позже расшифровать и проанализировать поведение Тони Гудруна. Он делал это через микрообъектив.
Кое-что агент уже накопал. Вчера в портовом баре «Белинда» Шакал самолично видел, как Тони Гудрун в одиночестве пил яичный коктейль с вишенкой и не обращал внимания на сидевших возле него двух блондинок.
Девушки, агенты НСБ, должны были завязать с Тони тесное знакомство, но он игнорировал их общество, хотя характеризовался своими сослуживцами и начальством как неисправимый бабник. К тому же бармены заведений, которые обычно посещал Тони, как один утверждали, что Гудрун всегда пил только виски или пиво, но никогда – коктейль. На службе сержант стал старательно выполнять свои служебные обязанности, чего раньше за ним не замечалось.
Автомобильная пробка наконец рассосалась, и агент Шакал продолжил наблюдение за сержантом. Они оба двигались в северном направлении, через час Тони Гудрун свернул к комплексу складских модулей Управления специальных операций.
Тони вышел из машины и, не оглядываясь, пошел к лифтовой шахте. Он предъявил охраннику удостоверение и зашел в лифт. Шедший в десяти метрах за ним агент Шакал предъявил охраннику свое удостоверение, и тот кивнул, разрешив ему пройти.
Когда Шакал уже шагнул в лифтовую кабину, вслед за ним туда вошли невесть откуда взявшиеся рабочие склада.
На последнем, тридцатом этаже лифт остановился, из него вышли двое рабочих, таща на плечах тяжелый пластиковый мешок. Подойдя к люку мусоросборника, они сбросили мешок вниз. Через три часа мешок с очередной порцией мусора был сожжен в газовой печи.
Когда утром Джон пришел на службу, возле кабинета его ждал Макс. Джон понял, что тот принес плохие новости, но ни о чем не спрашивал, пока они не вошли в кабинет.
– Рассказывай, – разрешил Джон, опустившись на свой стул.
– За вчерашний день мы потеряли четырех агентов. Все они работали без пары, чтобы не бросаться в глаза. Разрабатывали сотрудников персонала Управления специальных операций. Тела, естественно, не обнаружены. Автомобили тоже.
– Слишком уж точное попадание, тебе не кажется? Если эти неизвестные враги проникли в спецотряд «Корсар», то НСБ их интересует ничуть не меньше. Следовательно, и у нас здесь завелся свой микроб, а возможно, и не один. Не исключено, что это кто-то из людей Марты.
– Будем разрабатывать своих?
– А что нам остается? Если мы потеряем лучших агентов, отдел можно будет вообще закрыть. Значит, так: без всякой регистрации, через компьютер, устраиваешь наблюдение за всеми без исключения сотрудниками планового отдела. Это во-первых. Далее… Кто у тебя самый толковый и самый неприметный парень?
– Клаус Корн… Еще есть Вилли Кантона.
– Это который толстый? Нет, пусть будет этот – Клаус Корн. Так вот, надо будет походить кругами вокруг доктора Гекльберри. Подойти совсем близко, понимаешь? Узнать, чем он дышит, что ест, пьет. Как у него с женщинами. Одним словом, проработать его так, как не сделаешь с помощью обычной «наружки».
Памела Кох работала в плановом отделе у Марты Геллер. Она занималась первичной обработкой данных наблюдений перед отправкой их на компьютеры НСБ. Сегодня было много работы, и Памела задержалась на полчаса. Именно поэтому она была вынуждена торопиться.
Сегодня ее ждали, как обычно, в половине восьмого, а опаздывать она не привыкла.
Памела спустилась на эскалаторе от здания Государственной компании на второй ярус и вышла по подвесной зеленой аллее к станции монорельса. Когда подошел вагон, она посмотрела по сторонам и юркнула внутрь. Человек, шедший за ней, прыгнул в соседнюю дверь.
Девушка вышла через три остановки на станции «Зеленый театр» и спустилась на первый ярус. Пройдя вдоль длинной череды магазинов, она неожиданно быстро зашла в какой-то подвал. Следивший за ней человек осторожно подошел к лестнице, по которой только что спустилась девушка, и, помедлив, последовал за ней. Отворив тяжелую дверь, он оказался в крошечном холле с искусственным освещением и пластиковыми стульями, стоящими вдоль стены. За следующей двухстворчатой дверью слышались какие-то шлепки и еще много непонятных звуков. Человек неуверенно подошел ближе и, приоткрыв одну из створок, решил заглянуть внутрь. Внезапно сзади кто-то дотронулся до его плеча.
– Эй, ты новенький, что ли?
Человек оглянулся и оторопел: перед ним стояла Памела, объект его наблюдения. Видя, что человек не может сказать ничего вразумительного, девушка отодвинула его в сторону и, открыв дверь, прошла в зал…
Утром Максимилиан Фоке докладывал майору Бидли о результатах первого дня наблюдения за сотрудниками планового отдела. Он рассказал о том, что Памела Кох, самая симпатичная сотрудница, двадцати трех лет от роду, оказывается, уже несколько лет увлекается восточными единоборствами и пользуется правом на бесплатное посещение тира. За меткую стрельбу каждый месяц зарабатывает продление стрелковой карточки. Она несколько раз писала рапорт с просьбой принять ее на оперативную работу, но всякий раз ее подводило здоровье – неправильное расположение сердца. И хотя все остальные показатели физического состояния у нее были в норме, комиссия не допускала Памелу к оперативной работе. Мать у девушки умерла рано, и она ее не помнила. Воспитанием дочери занимался отец, всю жизнь проработавший в криминальной полиции. Больше по Памеле Кох ничего не было.
Марта Геллер, руководитель отдела, сразу после работы направилась домой и до утра никуда не выходила. Ноэль Бугарт и Герберт Краузе после работы вместе отправились развлечься и до одиннадцати часов пили пиво в баре на Старой площади. После этого Бугарт поехал на цифровом такси домой, а Краузе «склеил» какую-то блондинку и поехал к ней на квартиру в район Балачина, где оставался до утра. Прямо оттуда он и отправился на службу.
Касси Фортунато пошел после работы в дорогой автомобильный магазин на четвертом ярусе в респектабельном районе Золотой Рог. В торговом зале Фортунато ошивался возле красного «бакасотти» стоимостью в его жалованье за пятьдесят лет. Потом он долго разговаривал с продавцом и ушел из магазина в хорошем настроении. По дороге домой купил большую коробку миндальных пирожных и бутылку вина «Абикарет» восьмилетней выдержки. Из дому до утра не выходил.
Продавец автомобильного магазина, в который заходил Фортунато, сообщил, что этот молодой человек часто заходит в магазин посмотреть на новые автомобили, но если раньше он только смотрел, то недавно стал интересоваться условиями продажи дорогих автомобилей в рассрочку. В последний раз он попросил составить на его имя контракт о покупке красного «бакасотти-1300» и обещал прийти с первым взносом через пару дней.
– Ну что же, – произнес майор Бидли, когда Макс закончил свое повествование, – это уже кое-что. Остается только выяснить, кто даст Фортунато эти деньги и, самое главное, за что.
