Расставание – дело трудное

Вот пример зависимости: люди возвращаются к прежним отношениям после того, как решили умом, что у них не получается ничего хорошего. Почему же расстаться (всерьез) так трудно? В ходе отношений, даже плохих, оба человека зажигают нервные сети, создающие нейромедиаторы и пептиды, вызывающие определенные ощущения от переживаемого совместного опыта, и эти ощущения подтверждают личность каждого из них. Они так привыкают к этим отношениям, что, даже решив расстаться, не могут порвать соединяющие их неврологические и химические связи. После расставания каждый ощущает своим телом через память об общем опыте, что его лишили привычного химического стимула. Он или она (или, лучше сказать, его или ее тело) ощущает утрату. Душевная боль при разрыве отношений может объясняться нарушением неврологических привязанностей. Учитывая химию эмоциональной зависимости, разве удивительно, что так много пар расстаются, а затем сходятся снова и снова повторяют этот цикл?

Интересно отметить, что, когда все аспекты нашей жизни, по большому счету, остаются без изменений, они начинают определять наш психоэмоциональное облик. Соответственно, большинство людей выбирают себе отношения, основываясь на том, что у них общего с другим человеком – как они оба устроены на синаптическом уровне. В «игре свиданий» главную роль играет совпадение нервных сетей. Но когда обстоятельства меняются, большинство людей, не приложив особых усилий, чтобы измениться внутренне, ищут свойственного им неврологического порядка в другом человеке, таким образом повторяя отношения того же типа снова и снова. Мы можем расстаться с партнером, но остаться химически зависимыми от ощущений, порождаемых этими отношениями. И мы приведем в вакуум, возникший из-за отсутствия прежнего партнера, нового кандидата, который, как мы знаем (на подсознательном уровне), будет вызывать желаемый нами химический прилив, к которому мы пристрастились.

Даже если мы разрушим неврологический порядок, отражаемый в наших жизненных ситуациях, такое изменение вызовет чувство потери знакомых ощущений. Потеря этих ощущений может вызывать дискомфорт, независимо от таких полярных категорий, как хорошо или плохо. Изменение нашей жизни заставляет нас обдумывать возникшую ситуацию и реагировать привычным способом, вместо того чтобы занимать активную позицию – думать и действовать таким способом, который будет создавать новую реальность. Обдумывать возникшую ситуацию и реагировать привычным способом – это не более чем зажигать старые нервные цепи, которые мы признаем как знакомые. Весь этот процесс создает те же нервные сети, которые зажигаются снова и снова, приводя к тем же мыслям и реакциям, которые мы испытываем день за днем, вне зависимости от того, видим ли мы нашу ситуацию в положительном или отрицательном свете, успешной или неудачной, счастливой или печальной.

Все эти ощущения, ассоциируемые с нашим внешним миром, определяют наше «я» в качестве «кого-то», кто испытывает определенные ощущения, которые затем побуждают нас к проявлению определенных действий, мнений, предрассудков, убеждений и даже субъективных оценок.

Наши ощущения питают наши мысли.

Тревожность и петля обратной связи

Много лет мы слышали и читали о широком распространении клинической депрессии в Америке. Нам также было известно о спорах об эффективности и потенциальной опасности многих антидепрессантов. Однако с некоторых пор возник новый тип расстройства: пять взаимосвязанных патологических состояний, которые мы можем объединить под названием тревожных расстройств. Согласно отчету Национального института психического здоровья (НИПЗ) за 2006 год, пять тревожных расстройств – общее тревожное расстройство (ОТР), паническое расстройство, навязчиво-маниакальное расстройство (НМР), посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) и фобии (социальное тревожное расстройство, агорафобия (боязнь открытого пространства) и т. п.) – беспокоят приблизительно 40 миллионов американцев от 18 лет и старше9. Это составляет 18,1 % населения. Депрессия, по-прежнему остающаяся основной причиной недееспособности среди американцев, поражает более 14,8 миллиона взрослых американцев. Тревожные расстройства распространены больше, но никакая отдельная форма тревожного расстройства по величине охвата не приближается к депрессии. НИПЗ сообщает, что у множества людей, страдающих одним из тревожных расстройств, диагностируют также и другие и что параллелизм депрессии и тревожных расстройств велик.

Что же происходит? Неужели мы просто стали лучше различать и категоризировать эти патологические состояния? Возможно, в прошлом людей, считавших себя жертвами тревожных состояний, определяли просто как «нервических натур» и не воспринимали как всерьез больных? Какими бы ни были эти цифры, мы должны исследовать тревожные расстройства и их отношение к стрессу, а также химическую зависимость тела.

Во многих отношениях тревога является здоровой реакцией на внешние стимулы. Мы должны быть в состоянии обостренной восприимчивости, когда собираемся произнести речь, сделать презентацию или перформанс или отразить потенциальную угрозу. Но когда наша тревожность переходит границы разумного и начинает усложнять повседневную жизнь, то есть делается хронической, это становится проблемой.

При тревожном расстройстве у человека без видимой причины ускоряется пульс и затрудняется дыхание, возникает сильный страх или иная негативная эмоция, потеря самоконтроля, боль в груди, повышенное потовыделение и потеря ясности мышления. Принимая во внимание уже усвоенное нами, мы можем понять, что при возникновении панической атаки симпатическая ветвь автономной нервной системы берет контроль на себя.

Приступы тревоги возникают, когда кто-то старательно приучил свой организм приходить в состояние бдительности и готовности к следующему стрессовому переживанию. Панические атаки, возникающие автоматически и постоянно у некоторых людей, развиваются в результате жесткой умственной привычки то и дело беспокоиться и тревожиться либо в результате чрезмерной подверженности одним и тем же стрессовым внешним условиям.

Я могу судить по своему опыту, что, если проследить состояние тревоги в обратном развитии, до самого возникновения, у большинства людей оно будет обусловлено какой-либо большой проблемой, вызвавшей интенсивное эмоциональное давление. После такого события память о пережитом опыте заставляет человека думать об этом происшествии снова и снова в ожидании подобного в будущем. Когда он пересматривает в уме свое прошлое, мозг начинает вырабатывать соответствующую химию, и такие мысли сигналят СНС активировать свои импульсы. Тогда такого человека охватывает тревога и страх за свое будущее. И теперь его психологическая установка (течение мыслей) вырабатывает химикалии тревоги и беспокойства. Его мысли о конкретном факторе стресса, а не о самом стрессе, вызывают реакцию на стресс.

Если каждый день мы волнуемся о том, что может случиться в следующий момент, мы запускаем серии мыслей, создающие беспокойное умонастроение. В глубинах неокортекса зажигаются конкретные закрепленные нервные сети, подкрепляя постоянные мыслительные процессы, относящиеся к различным беспокойным воспоминаниям. Когда эти мысли активируют особые паттерны синаптических связей, организм начинает вырабатывать химикалии, относящиеся к этим нервозным мыслям. И теперь, когда эти химикаты бдительности гуляют по телу, оно испытывает нервозность. Как только неокортекс оценивает самочувствие тела, мы говорим что-то вроде: «Я волнуюсь». Ожидая чего-то со страхом, мы сознаем внутреннее состояние нашего тела. И если возникает паническая атака, мы испытываем настоящую потерю самоконтроля, состояние, вызывающее сильный страх. Теперь нам точно есть о чем беспокоиться, потому что мы определенно не хотим испытать еще раз что-то подобное. Такое беспокойство и предчувствие нейрохимически притягивают ближе следующий опыт.

Как только «я» осознает, что тело испытывает тревогу, активируется нервная сеть, ассоциируемая с тревогой. Мы чувствуем себя в соответствии с нашими мыслями, а наши мысли возникают в соответствии с нашими чувствами. Для того чтобы мозг признал ощущение беспокойства, он будет использовать существующую нервную сеть. В результате мы будем прокручивать мысли, относящиеся к нашим тревогам, поскольку эта нервная сеть теперь активирована. И тогда мы будем вырабатывать больше мозговых химикалиев для усиления того, что чувствует наше тело, поскольку наша немедленная оценка тела заставляет нас чувствовать себя в соответствии с нашими мыслями. Ух ты!

Теперь наши первоначальные мысли становятся реальными. Если мы чувствуем что-то, значит, оно настоящее, так ведь? Так мы начинаем приучать тело к очередной панической атаке. И тогда наша боязнь чего-то заставляет нас беспокоиться еще сильнее, а это затем усиливает нашу тревожность, которая заставляет нас больше беспокоиться. Причина этого проста. Как только возникает состояние тревожности, мы задействуем постоянную петлю обратной связи от тела к мозгу, активируя ту же нервную сеть беспокойства, которая затем вызывает в теле еще большую тревогу, и дальше в том же направлении.

Теперь мы знаем, что, когда мы реагируем на ощущения тела, думая в соответствии с этими ощущениями, мозг вырабатывает больше тех же самых химикалиев, посылая в тело те же самые химические сигналы. Вот так мы поддерживаем «состояние бытия».

Любое повторяющееся ощущение, каким бы оно ни было, создает состояние бытия – счастливое, печальное, смущенное, одинокое, никчемное, незащищенное, радостное или даже депрессивное.

Состояние бытия означает образовавшуюся петлю обратной связи между мозгом и телом. Когда петля обратной связи набирает цикл за циклом, подкрепляя химически мозг и тело, мы пребываем в состоянии полной химической удовлетворенности.

Со временем мы будем поддерживать это нейрохимическое состояние, основанное на том, как мы постоянно активируем те же паттерны зажигания синаптических связей, исходя из наших воспоминаний. Эта химическая непрерывность, основанная на том, как мы зажигаем собственные уникальные паттерны ощущений, опираясь на нашу неповторимую личностную индивидуальность, уникальна у каждого человека. Однако принцип действия этой петли идентичен. Тревожность порождает тревожность. Представьте, что бы произошло, если бы мы вместо этого испытали радость, благодарность или умиротворение? Возможно ли, чтобы та же петля обратной связи служила нам на пользу, а не порабощала нас?