Как только рекруты первого взвода позавтракали и отнесли подносы на мойку, Эйвери повел их на ежедневный марш-бросок: десять километров в одну сторону и десять обратно вдоль шоссе Гладсхейма. За две недели физических занятий они привыкли к невыразимо скучной тропинке на ровных пшеничных полях. Но до сегодняшнего дня рекруты ни разу не отправлялись в поход в полной выкладке – с двадцатипятикилограммовым рюкзаком. И к тому времени, когда Эпсилон Инди начала немилосердно жечь с утреннего неба, марш-бросок превратился в суровое испытание.

Он был пыткой и для Эйвери, который после возвращения из дома не занимался физической подготовкой. Долгие перелеты в криосне от Эпсилон Эридана до Солнечной системы, а оттуда до Эпсилон Инди оставили «морозный ожог». Это мучительное ощущение – словно булавки и иглы вонзаются в тело – вызвано разрушением в мышцах и суставах фармацевтических средств, применяемых при криосне. И сейчас Эйвери чувствовал глубокую пронизывающую боль в коленях и плечах из-за изматывающего похода – хуже, чем когда-либо прежде.

Эйвери поморщился, сняв рюкзак. Однако скрывать от взвода ощущения не составляло труда: тридцать шесть человек, собравшиеся у флагштока, были слишком изнурены. Эйвери обливался по́том, но остальным было еще хуже: одного из них вырвало взбунтовавшимся завтраком. Это вызвало цепную реакцию, и вскоре почти половина взвода лежала на гравии и громко блевала.

Рыжеволосый Дженкинс, новобранец, согнулся пополам прямо перед Эйвери. Уперевшись тонкими руками в колени, он издал звук, похожий одновременно на кашель и крик. Ниточка слюны протянулась к плохо зашнурованным ботинкам. «Будут волдыри», – нахмурился Эйвери, глядя на болтающиеся шнурки. Но еще он знал, что Дженкинсу грозит нечто более близкое и опасное: обезвоживание.

Морпех вытащил пластиковую бутылку из рюкзака и сунул в трясущиеся руки рекрута:

– Пей понемногу.

– Есть, штаб-сержант, – тяжело дыша, проговорил Дженкинс, но не шелохнулся.

– Выполняй приказ, рекрут! – рявкнул Эйвери.

Дженкинс резко выпрямился, едва не упав на костлявую задницу из-за тяжелого рюкзака. Его впалые щеки надулись, когда он, открыв бутылку, сделал два больших глотка.

– Я сказал «понемногу», – проговорил Эйвери, сдерживая злость. – Иначе будут спазмы.

Эйвери знал, что колониальное ополчение – это не морпехи, но ему было трудно занизить ожидания от подчиненных. Приблизительно половина из них прежде служила в полиции и других аварийно-спасательных формированиях Жатвы, так что по крайней мере морально они были подготовлены к трудностям начальной боевой подготовки. Но эти люди были старше сорока лет и находились далеко не в отменной физической форме.

Не лучше обстояли дела и с молодыми вроде Дженкинса. Многие выросли на фермах, но, поскольку всю тяжелую работу на Жатве выполняли «йотуны», рекруты были физически не готовы к нелегкой солдатской службе, как и люди постарше.

– Хили! – позвал Эйвери, показывая на ботинки Дженкинса. – У меня тут пара ног в пузырях.

– Это уже третья, – отозвался медик. Он протягивал бутылки с водой двум пухлым рекрутам средних лет с обожженными солнцем лицами. – Дасс и Абель такие жирные. Мне кажется, они износили носки до дыр.

Медик специально говорил громче, чтобы слышал весь взвод, и некоторые, не исторгшие свой завтрак (а с ним и чувство юмора), тихо рассмеялись над глуповатой шуткой.

Эйвери нахмурился. Он не мог решить, что расстраивало его больше: то, что Хили продолжал паясничать, разрушая деловой настрой, который морпех пытался создать, или то, что медик уже знал всех рекрутов по именам, а Эйвери приходилось сверяться с бирками на нагрудных карманах оливковых повседневных рубашек.

– Если хватает сил говорить, то хватит и ходить! – отрезал Эйвери. – Возьмите воду. Я хочу слышать только звуки питья. Которые, чтоб вы знали, абсолютно ни на что не похожи!

И тут же тридцать шесть прозрачных пластиковых бутылок задрались донышками к небесам. Особенно Дженкинсу хотелось остаться на месте, так как болели натертые ноги, и он поглощал воду с пугающей скоростью. Огромный кадык рекрута ходил вверх-вниз, как йо-йо на очень короткой резинке. Парень даже не мог исполнить приказ должным образом.

Звук голосов на подъездной дороге возвестил о возвращении Берна со вторым взводом. Эйвери слышал, как они маршируют под строевую песню морской пехоты. Берн горланил каждую строку, а его рекруты подпевали:

Когда второй взвод добрался до вершины холма, а потом стал выходить на плац, открылась москитная дверь, ведущая в покои Пондера. Капитан, как обычно, появился без протеза; рукав рубашки был пристегнут булавкой.

– Смирно! – рявкнул Эйвери.

Пондер дал первому взводу время выпрямиться, а второму – остановиться и перевести дыхание. Потом громко, но дружелюбно спросил:

– Ну как, ребята, понравилась прогулка?

– Да, сэр! – ответили рекруты с разной степенью энтузиазма.

Пондер обратился к Берну:

– Что-то не слышно уверенности, штаб-сержант.

– Это так, – прорычал Берн.

– Может, десятка для них маловата, если они никак не могут решить…

– С радостью погоняю их снова, капитан.

– Сначала я должен убедиться. – Пондер упер кулак в бедро и прокричал: – Еще раз: вам понравилась прогулка?

Все семьдесят два рекрута гаркнули:

– Да, сэр!

– Хотите завтра еще?

– Да, сэр!

– Вот теперь я расслышал. Вольно! – Рекруты вернулись к своим болячкам, а Пондер подозвал Эйвери. – Как твои?

– Неплохо – с учетом нагрузки.

– Какие планы на сегодня?

– Я думал отвести их на стрельбище.

Пондер одобрительно кивнул:

– Пора им дырявить мишени. Но этим пусть займется Берн, а у нас встреча.

– Сэр?

– Праздник солнцестояния. В Утгарде. Губернатор этой распрекрасной планеты прислал приглашение мне и одному из моих сержантов. – Капитан кивнул в сторону Берна, который разразился ругательствами в адрес насмерть перепуганного рекрута, совершившего непростительную ошибку: он облевал ботинки штаб-сержанта. – Мероприятие официальное – дамы в вечерних платьях и всякое такое. – Пондер улыбнулся. – У меня ощущение, что ты подойдешь для этого лучше.

– Вас понял.

Меньше всего Эйвери хотелось отвечать на вопросы о Восстании кучке подвыпивших политиков, но, глядя на Берна, который приказал рекруту отжиматься прямо над запачканными ботинками, он был вынужден признать: капитан, вероятно, прав.

К тому же у Эйвери к Пондеру были вопросы, и первый в списке – почему его и Берна перевели на Жатву. После драки штаб-сержанты предпочитали не замечать друг друга, так что от Берна Эйвери ничего не узнал. Он надеялся, что по пути в Утгард капитан объяснит ему, почему ККОН сочло нужным перевести двух командиров, участвовавших в операции «Требушет», с боевых позиций на эту тихую планету.

У Эйвери были сильные подозрения, что ответы ему не понравятся.

– Прием начинается в шесть тридцать. – Капитан повернулся к своему жилищу. – Приведи себя в порядок и приходи в автопарк как можно скорее.

Эйвери поспешно отдал честь и направился к подчиненным.

– Форселл, Уик, Андерсен, Дженкинс! – зачитал он фамилии по коммуникатору. Четыре рекрута подтянулись. – Тут сказано, что никто из вас прежде не держал в руках оружия. Верно?

– Да, штаб-сержант, – с задержкой откликнулись смутившиеся солдаты.

Некоторые из полицейских постарше, констебли, привычные к ношению пистолетов, ухмыльнулись неопытности новичков.

– Будет не до смеха, когда они станут прикрывать вам спину в бою, – прорычал Эйвери.

Смех тотчас смолк.

Эйвери дал знак Дженкинсу и другим подойти.

– У нас с капитаном встреча в городе. Штаб-сержант Берн возьмет вас с собой.

Рекруты недоуменно переглянулись, сбитые с толку скороговоркой Эйвери.

– Он научит вас стрелять, – пояснил Эйвери. – Постарайтесь не ранить друг друга.

Час спустя он сидел за рулем «вепря». Вместе с капитаном Пондером, расположившимся на пассажирском сиденье, они ехали по шоссе Гладсхейма на восток. Эпсилон Инди висел прямо над головой, и Эйвери радовался упрощенной конструкции машины. В зоне боевых действий при отсутствии у «вепря» крыши и дверей такая поездка опасна. Но когда единственным врагом выступает липнущая к телу синяя форма, то открытый пассажирский салон – настоящая благодать.

Чтобы было прохладнее, морпехи сняли китель и закатали рукава рубашки до локтей. Пондер предпочел не трогать рукав на протезе, и Эйвери предположил, что титановые суставы перегреваются под прямыми солнечными лучами. Краем глаза он заметил, как капитан почесал плечо, массируя нановолокна там, где электронные микросхемы встречались с плотью.

Некоторое время они ехали молча, оглядывая пшеничные поля вокруг казарм, которые потом сменились персиковыми и яблоневыми садами. Эйвери не знал, как завязать разговор. Он не хотел просто так сказать: «Почему я здесь?» Морпех догадывался, что у капитана есть серьезные основания держать информацию в тайне, и подозревал, что понадобится больше хитрости, чтобы узнать правду. И потому начал с простого:

– Сэр, разрешите спросить, что случилось с вашей рукой?

– МП-ЭК девять, двадцать один, один, – ответил Пондер, перекрывая шум двигателя. – Знакомо?

Эйвери машинально проанализировал код: девятый экспедиционный корпус морской пехоты, двадцать первая дивизия, первый батальон. Одно из многих подразделений на Эпсилон Эридана.

– Да, сэр. Крутые парни.

– Да, славные были ребята. – Капитан двумя металлическими пальцами извлек из кармана рубашки сигару «Милый Вильям». – Я был их командиром.

Эйвери крепче сжал руль, когда мимо в противоположном направлении промчался грузовик.

– И в каких операциях вы участвовали?

Он старался говорить беспечным тоном. Но если Пондер сказал правду, то это означает, что он участвовал в важных боях ККОН против повстанцев, и его присутствие на Жатве не менее странно, чем командировка Эйвери и Берна.

– Не будем ходить вокруг да около, штаб-сержант. «Требушет». Он в твоем досье. У Берна тоже. И я вот уже две недели задаю себе тот же вопрос. – Капитан откусил кончик сигары. – Почему корпус отправил сюда двух своих самых крутых отморозков?

– Я надеялся, что вы прольете свет, сэр.

– Черт меня подери, если я знаю. – Пондер достал из кармана брюк серебряную зажигалку с откидной крышкой и раскурил сигару. – Комфлот не очень разговорчив, – сказал он между затяжками. Потом закрыл крышку. – С тех пор, как меня понизили в звании.

Что-то щелкнуло в голове у Эйвери. «Конечно, – подумал он, – командир батальона морской пехоты должен быть как минимум подполковником – на два ранга выше». Но Эйвери понятия не имел, как это связано с главным вопросом. По правде говоря, признание Пондера запутало все еще больше.

– Понизили, сэр? – осторожно спросил он.

– Я потерял руку в городе Элизиум на Эридане Два, – начал Пондер, закинув ногу в ботинке на приборную панель. – Это было в тринадцатом году. Уоттс и его банда только начинали скалить зубы.

Полковник Роберт Уоттс – или Сучий Потрох для большинства персонала ККОН – был офицером морской пехоты. Он родился и вырос в Эпсилон Эридана и в самом начале войны перешел на сторону повстанцев. Уоттс и группа перебежчиков, которыми он командовал, были одной из главных целей операции «Требушет». Пока что никому не удавалось произвести по нему прицельный выстрел, хотя однажды Эйвери был близок к этому.

– Мы надеялись захватить заместителя Уоттса, – глубоко затянувшись, продолжил Пондер. – Адмиралы из Комфлота хотели, чтобы мой батальон выступил в полном составе – с кучей бронетехники и воздушной поддержкой. Ну, чтобы местные струхнули и выдали парня без боя. Но город разделился на два лагеря. Не все перешли на сторону отверженцев, и я решил, что сдержанность поможет завоевать умы и сердца.

– Видимо, это было до меня, – хмыкнул Эйвери.

– Вначале все было иначе. Еще оставалось время для переговоров… шанс сохранить мир. – Пондер покачал головой. – Короче, этот парень – моя цель – женился на дочери местного чиновника. Я думал, что тесть испугается, увидев военную колонну у порога. Но потом получилось так, что я оказался в его доме, пил с ним чай в гостиной. – Пондер стряхнул пепел с сигары. – Несколько минут мы болтали ни о чем, чтобы расслабиться. Но когда его жена наливала мне вторую чашку, я перешел к делу: «Мы ищем такого-то, знаете ли вы, где его найти, мы не хотим причинить вреда вашей дочери и так далее». А он смотрит мне прямо в глаза… – Пондер помолчал, глядя в наклонное лобовое стекло. – Он смотрит мне в глаза и говорит: «Настанет день – и мы победим. Чего бы это ни стоило». – Капитан согнул протез, иллюстрируя воспоминания. – Потом он обнял за талию жену моей цели – свою собственную дочь – и поднял руку вот так… Я не сразу понял, что он держит гранату.

Эйвери не знал, что сказать, кроме того, что, продолжив борьбу таких людей, как Пондер, с отверженцами, он видел удивительные и одновременно трагические вещи.

– Я знал, что он не блефует. Он явно был предан их делу. Но убить всю свою семью? Нет, это немыслимо. – Пондер загасил о приборную панель окурок. – Один из моих снайперов думал иначе. Его пуля прошла сквозь стену дома и разорвала парня пополам. Но тот рефлекторно вытащил чеку. – Капитан пожал плечами. – Я упал, укрываясь от взрыва. Но потом все стало еще хуже.

Замкнутое пространство, нервничающие солдаты; Эйвери знал, что «хуже» означает большие гражданские потери, ярость многозвездных генералов и оскорбительная добавка к ранению – понижение в звании.

– Наверное, они хотели, чтобы я досрочно подал в отставку. Но я проглотил обиду, – сказал капитан. – Принял ораву вшивых новобранцев и стал делать карьеру в БПКО. Думал, что оставил Восстание позади. – Он посмотрел на Эйвери, и во взгляде было больше любопытства, чем осуждения. – А потом появились вы.

И опять Эйвери не нашел слов. Но Пондер погрузился в воспоминания о том жутком дне, и некоторое время оба молчали.

В яблоневом саду Эйвери увидел «йотуны» – два огромных сборщика яблок. Они вполне могли валить деревья с помощью механических конечностей. Морпех недавно подслушал спор Хили с одним из рекрутов о точном количестве «йотунов» на Жатве. Медик никак не мог поверить, что на каждого жителя приходится по три «йотуна» – всего почти миллион машин, – пока рекрут не объяснил, что он имеет в виду различные модели: от мелких опылителей до шестиколесных монстров вроде тех, что в саду.

– Забавно, – сказал Пондер таким тоном, что стало ясно: ничего забавного он не видит. – Но поначалу мне не хватало моих солдат, боя и всего остального. Потребовался не один год, чтобы понять, какое же это безумие. Мне сильно повезло выйти из игры. До того, как дела пошли хуже некуда. И мне не довелось совершить ошибки, из-за которых погибло бы еще больше людей.

Эйвери кивнул, хотя вполне мог добавить, что прекрасно понимает его.

Перед ними поднимался Биврест. До известнякового нагорья оставался час езды, но Эйвери, прищурившись, уже мог разглядеть на склоне темные петли дороги, которая приведет их в Утгард.

По обеим сторонам серпантина, разделенные сотнями километров, проходили две линии магнитоплана – мощные монорельсы, которые устремлялись вниз с вершины Бивреста к Иде, в глубину фруктовых садов. Длинный поезд спускался по южной ветке. Казалось, он, состоящий из огромных контейнеров, движется слишком быстро. Морпех предположил, что это порожняк, следующий в ангар, где его дожидаются сотни «йотунов» с урожаем.

– Может быть, Комфлот решил, что вам нужно отдохнуть? – предположил Пондер.

– Может быть, – сказал Эйвери.

Это объяснение было ничуть не хуже других.

– Ну, так начни сегодня. Выпей, потанцуй с девушкой.

Эйвери не сдержал улыбку:

– Это приказ, сэр?

Пондер рассмеялся и хлопнул искусственной рукой по бедру:

– Да, штаб-сержант. Приказ.

К тому времени, как морпехи выехали на дугообразную подъездную дорогу у здания парламента Жатвы, Эйвери узнал о Пондере немало. Борьба с Восстанием заставила капитана пропустить прекрасные события – свадьбу старшего сына и рождение первого внука; он сожалел об этом больше, чем о потере руки.

Морпехи вышли из машины, застегнули медные пуговицы мундиров и надели фуражки с черным козырьком. Эйвери понял, что он теперь не только доверяет командиру, но и уважает его.

В фойе парламента было тесно из-за типичных завсегдатаев: мужчины в легких светлых костюмах в полоску, женщины в плиссированных платьях с глубоким декольте – такая мода, давно забытая в салонах центральных миров, только набирала обороты в провинциальном высшем обществе Жатвы. Некоторые гости пялились на Эйвери и Пондера и шептались. Штаб-сержант с изумлением узнал, что они первые морпехи – первые солдаты, – которых увидели эти люди. Но когда морпехи поднялись по запруженной гостями гранитной лестнице в танцевальный зал, многие любопытные взгляды похолодели. «Может, мы и новшество, – поморщился Эйвери, – но не обязательно приятное». Кажется, борьба ККОН с Восстанием ничуть не популярнее на Жатве, чем в других местах.

– Нильс Тьюн! – прокричал кто-то с верхней площадки. Из красно-белой полосатой ткани высунулась толстая рука. – Вы, вероятно, капитан Пондер?

– Губернатор. – Пондер остановился на верхней ступени и козырнул, а потом протянул руку. – Для меня большая честь познакомиться с вами.

– Взаимно, конечно! – Тьюн оказался таким сильным, что чуть не затащил Пондера на площадку.

– Позвольте представить одного из моих подчиненных – штаб-сержанта Эйвери Джонсона.

Тьюн отпустил руку Пондера и протянул свою Эйвери:

– Ну, Джонсон? – Рыжая борода Тьюна разошлась в широкой улыбке. – Что скажете о нашей планете?

Рукопожатие Эйвери было сильным, но у Тьюна оно парализовало. В его руке была та мощь, что приходит с годами традиционного фермерского труда без помощи громадных машин. Эйвери правильно предположил, что губернатору, несмотря на его силу, давно перевалило за шестьдесят, – он один из первых колонистов Жатвы.

– Напоминает мне дом, сэр. – Эйвери поморщился от боли. – Я вырос на Земле, в Чикагской индустриальной зоне.

Тьюн отпустил руку Эйвери и ткнул себя в грудь пальцем:

– Миннесота! И по материнской, и по отцовской линии оттуда вся моя родня, какую помню. – С широкой улыбкой он проводил морпехов к дверям ярко освещенного танцевального зала. – Вы в хорошем обществе, штаб-сержант, почти все здесь – со Среднего Запада; бросили Землю, когда почва совсем испортилась. Конечно, никто из нас не знал, насколько лучше дела будут обстоять на Жатве!

Губернатор схватил бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и осушил одним глотком.

– Сюда! – Он боком протиснулся в бальный зал. Никто не расступался перед ним; его немалые размеры влияли на поведение людей не больше, чем его высокая должность. – И держитесь поближе ко мне. Представление вот-вот начнется, и я хочу, чтобы вы были в первых рядах!

Эйвери недоуменно посмотрел на Пондера, но капитан просто уступил под напором Тьюна. Штаб-сержант шел позади, а толпа смыкалась за ним, практически засасывая его в зал. Стараясь изо всех сил никому не наступить на ноги, морпехи следовали за Тьюном к одной из множества стеклянных дверей в восточной стене танцевального зала, которая вела на просторный балкон, откуда открывался вид на парламентские сады и на аллею Утгарда за ними.

Встав рядом с Тьюном у гранитной балюстрады высотой по пояс, Эйвери увидел, что в парке полно гуляющих. Светильники на тросах подергивались на вечернем ветерке, озаряя множество семей, сидящих на ярких одеялах для пикника. На аллее почти не осталось пустого места, и Эйвери не сомневался, что здесь собралась бóльшая часть трехсоттысячного населения планеты. Но он пока не понимал зачем.

– Рол! – Оклик Тьюна мучительно громко прозвучал в ушах Эйвери. – Иди сюда!

Губернатор помахал рукой над головой, хотя нужды в этом не было. Тьюн был самым высоким на балконе, даже выше Эйвери, и не заметить густую копну рыжих с сединой волос было невозможно. Эйвери повернул голову в сторону дверей зала как раз вовремя, чтобы увидеть, как невысокий лысоватый человек, полная противоположность губернатора, выскальзывает из густой толпы. Светло-серый льняной костюм висел на старике как на вешалке.

– Рол Педерсен, – сообщил Тьюн, – мой генеральный прокурор.

– Это всего лишь оригинальное название юриста.

Педерсен скромно улыбнулся тонкими поджатыми губами. Он не протянул руку ни Эйвери, ни Пондеру, но не из-за отсутствия вежливости; праздничная толпа хлынула из зала к балюстраде и руки прокурора оказались крепко прижаты к бокам.

– Рол у нас самый большой формалист, – объяснил Тьюн. – Перфекционист. Это он вел переговоры с администрацией об учреждении ополчения.

– Строго говоря, я формально принял требование о наличии такового. – Педерсен сверкнул глазами, изогнув седую бровь.

В это время загремели фейерверки, заполняя пространство между семью лифтами Тиары красочными сполохами. Тросы, нисходящие с неба, отливали бронзой в закатном свете Эпсилон Инди. Казалось, что они дрожат из-за вспышек вокруг них, словно кто-то ударяет по струнам гигантской арфы.

– Минуточку внимания! – проревел Тьюн, когда последние огни утонули в дымном сине-зеленом облаке. – Приготовиться!

Губернатор закрыл уши руками, как и все на балконе, кроме Эйвери и Пондера.

– Электромагнитная катапульта, – сказал Педерсен. – Мы стреляем каждое солнцестояние.

И в этот миг все башни у аллеи потемнели: электрическая сеть города была обесточена. Позади центрального четвертого подъемника Тиары возникла яркая вспышка, а мгновение спустя ударная волна сотрясла аллею, потушив светильники, подняв в воздух салфетки и сбив детей с ног. На балконе в радостном испуге завизжали женщины, прижимая к телу развевающиеся платья; мужчины почтительно разжали уши, когда звуковая волна миновала парламент.

– Ура! – прокричал Тьюн; люди на балконе и на аллее зааплодировали. – Хорошая работа, Мак!

– Вы очень добры, губернатор, – ответил ИИ с коммуникатора Тьюна, лежащего в одном из необъятных карманов его костюма. – Радовать вас – моя обязанность.

– Кстати говоря, – сказал Тьюн, отходя от перил, – насколько близко получилось?

Педерсен освободил руку и указал на Тьюна, давая понять Эйвери, что следует идти за ним. На сей раз губернатор повел морпехов в дальний конец зала, где у круглого стола, на котором, словно просы́павшись из рога изобилия, лежали фрукты и овощи, столпилась группа детей – девочек с атласными бантами на платьях и мальчиков в блестящих жилетках и туфлях. В венке из лоз с темно-фиолетовыми гроздями винограда находился серебристый голопроектор. Сверху стоял Мак.

– Промахнулся на милю, – сказал ИИ, вытирая сзади шею грязным платком. – Даже скорее на пятьдесят километров. Уверен, она что-нибудь скажет.

– Несомненно, несомненно, – хохотнул Тьюн. – Я хочу познакомить тебя с капитаном Пондером и штаб-сержантом Джонсоном. Морская пехота ККОН. Они здесь создадут ополчение.

– Мак. Сельскохозяйственные операции. – Мак прикоснулся к краю ковбойской шляпы. Потом, кивнув в сторону балкона и электромагнитной катапульты, добавил: – То же, что и большие пушки флота. Только отдача слабее.

– Знаете, – невозмутимо сказал Пондер, – мы не случайно используем эти катапульты только в космосе.

Электромагнитные катапульты были относительно простым и дешевым решением задачи по выведению объектов с поверхности планет на орбиту. Как правило, они строились на больших гибких опорах и их взаимосвязанные магнитные петли могли заряжаться, нацеливаться и стрелять почти без помощи автоматики. Для этого хватало обычного компьютера, что уж говорить об ИИ. Но у катапульты был серьезный недостаток: ограниченность выбрасываемой массы. Катапульта Жатвы хорошо справлялась в первое десятилетие после основания колонии (когда роль устройства сводилась к отправке тщательно упакованных ядерных отходов на курс столкновения с Эпсилон Инди), но, чтобы планета смогла раскрыть свой полный экспортный потенциал, катапульту потребовалось заменить мощной системой лифтов – такой, как Тиара.

Технологию широко применяют на флоте, но только в форме магнитно-рельсовой пушки. Так называемые МРП-фрегаты и крейсеры фактически представляют собой подвижные электромагнитные катапульты – корабли, построенные вокруг длинной электромагнитной катушки оружия. Эта технология сходна с винтовкой «М-99 Стэтчон». Но если легкие полужелезные пули имеют всего несколько миллиметров длины, то снаряд МРП имеет более десяти метров, весит сто шестьдесят метрических тонн и способен пробить прочнейшую броню из титана-А.

– В космосе? – пренебрежительно проворчал Тьюн. – Эти штуки могут шуметь в условиях нулевой гравитации?

– Вы когда-нибудь бывали внутри МРП-корабля в момент выстрела? – Пондер широко распростер руки над головой, изображая оглушающий грохот. – Не знаю, религиозны ли вы, губернатор. Но это похоже на звук церковного колокола, в котором вы стоите…

– Религиозен ли я? – Губернатор засиял улыбкой. – Я лютеранин по рождению и воспитанию!

Педерсен вздохнул, шутливо протестуя:

– Если бы я знал, что вы поднимете религиозный вопрос, капитан, то предложил бы менее дискуссионную тему.

– А я собирался рассказать историю… – добавил Мак достаточно громко, чтобы услышали дети.

Детвора воодушевилась, когда за Маком появилось голографическое изображение оживленной улицы одного из городов Дикого Запада. Группа преступников в масках выскочила из банка, стреляя из кольтов. Они напугали лошадей проезжающей мимо почтовой кареты. Дети ахнули. Мак вынул звезду шерифа из заднего кармана брюк и приколол к груди.

– Не желаете перенести проповедь в салун?

– Меня устраивает, – сказал Тьюн, хлопнув Пондера по плечу. – Капитан?

Пондер не шелохнулся под могучей рукой Тьюна.

– После вас. – Прежде чем последовать за губернатором в бар, он спросил Педерсена: – Я дал штаб-сержанту строгий приказ найти партнера для танцев. Знаете кого-нибудь подходящего?

Педерсен с энтузиазмом поднял палец:

– Есть кое-кто!

– Буду вам чрезвычайно благодарен, – сказал Пондер. Потом с улыбкой обратился к Эйвери: – Удачи, морпех.

Прежде чем Эйвери успел ответить, капитан повернулся кругом, а штаб-сержант почувствовал легкое прикосновение Педерсена к локтю.

– Вы слышали о происшествии с катапультой? – спросил генеральный прокурор, уводя Эйвери от первых выстрелов Мака и криков довольных детей.

– О происшествии, сэр?

– О ссоре между Сиф и Маком?

– Нет.

– Что ж…

Педерсен принялся рассказывать, как вскоре после установки Сиф на Тиаре сотрудниками ДКС произошел критический сбой в энергосетях, обеспечивающих функционирование ее центра данных. Это вынудило техников прекратить работу на лифтах, иначе неравномерность загрузки могла привести к выходу из строя всей системы. Дело было серьезное, и Мак решил выйти из затруднительной ситуации, использовав катапульту для заброски нового источника питания на орбиту.

Стараясь быть максимально полезным, он выстрелил компонентом прямо в четвертую стыковочную станцию Тиары. Это было невероятным достижением. Но когда техники восстановили подачу энергии и Сиф узнала, что сделал Мак – что он мог уничтожить ее центр данных, – ИИ не обрадовалась.

– Вот почему ее сегодня нет, – закончил Педерсен, когда они вышли из зала и направились к тихому северо-восточному углу балкона. – Вот почему она всегда придумывает вежливые отговорки, чтобы не появляться на мероприятиях, где стреляет катапульта. Жаль, конечно. Я думаю, она могла бы позволить себе немного развлечься.

– Довольно суровое обвинение, ваша честь, – прозвучал женский голос, заставивший Педерсена мгновенно остановиться.

Эйвери давно заметил женщину, чья воздушная серебристая шаль укрывала только часть обнаженной спины. Он замедлил шаг, чтобы снять фуражку и пригладить непокорные волосы.

– Мои извинения, мисс Аль-Сигни, – ответил генеральный прокурор. – Я рассказывал о Сиф. О происшествии с катапультой.

– Конечно. – Джилан отошла от перил и повернулась к собеседнику. – Если я правильно помню, мой департамент распорядился, чтобы вы отключили катапульту.

– Если не ошибаюсь, мы отклонили распоряжение на том основании, что оно является нарушением устава колониальной администрации – серьезным ограничением нашего и без того урезанного суверенитета. – Генеральный прокурор подмигнул. – Но между нами, разве мы могли пропустить такое великолепное развлечение?

Джилан рассмеялась:

– С этим я не поспорю.

– Прошу прощения, – поспешно сказал Педерсен. – Штаб-сержант Эйвери Джонсон. Представитель ДКС Джилан Аль-Сигни.

Джилан протянула руку. Эйвери помедлил.

Будь на ней повседневная форма ДКС, он бы принял руку и пожал ее. Но серебристое платье до пола смутило его. В этом платье на бретелях и с изящной талией она казалась олицетворением высокой моды центральных миров. Черные волосы, зачесанные назад и заправленные за уши, оставались совершенно неподвижными даже на свежем ветерке с аллеи, который колыхал шаль и поднимал ее с мягких коричневых плеч.

– Поцелуи для политиков, – сказала Джилан, удерживая шаль локтями. – А я уж точно не из таких.

Эйвери пожал руку. Ее хватка была не такой сильной, как у губернатора, но и не такой легкой, как можно было подумать из-за обманчивого впечатления от тонких рук.

– Прошу меня простить. – Педерсен закашлялся и постучал себя по груди. – Мне нужно спасать офицера морской пехоты от увлекательной дискуссии о стезе его бессмертной души.

Джилан улыбнулась:

– Передайте мои наилучшие пожелания губернатору.

Педерсен щелкнул каблуками и повернулся к залу. Джилан дождалась, когда он исчезнет в толпе и оставит ее наедине с Эйвери.

– Я бы посоветовала вам расслабиться. Но похоже, вы не принадлежите к такому типу людей.

Эйвери не знал, как ответить. Но он получил короткую отсрочку благодаря танцующей паре, которая врезалась ему в спину и закружилась в обратном направлении с извиняющимся хихиканьем. Струнный квартет заиграл более живую вторую часть. Гости, которые еще не ушли в зал за новыми бокалами после фейерверка, оставили праздные разговоры ради более энергичного языка танца.

Джилан сняла с запястья сумочку, напоминающую двустворчатую раковину. Она была покрыта крохотными зеркалами в форме рыбьей чешуи; их блеск ослепил Эйвери.

– 48789-20114-ЭД, – сказала Джилан, читая с экрана извлеченного из сумочки коммуникатора. – Это ваш серийный номер?

Эйвери отвел взгляд:

– Да, мэм.

Ее улыбка больше не казалась милой.

– Командир взвода, подразделение «Орион», дивизия специальных операций военно-морских сил?

– При всем уважении, мэм, это засекреченные сведения.

– Я знаю.

Эйвери почувствовал влагу под мышками.

– Чем могу помочь, мэм?

– Отверженцы нападают на грузовозы. Уничтожают грузы, убивают экипаж. Мне нужно, чтобы вы остановили их.

– Я строевой инструктор в колониальном ополчении. Найдите кого-нибудь другого.

Джилан набросила шаль на плечи.

– Вы находились в самоволке в Чикаго, – сказала она обыденным тоном. – И под следствием за вероятный грубый проступок.

Эйвери скрипнул зубами:

– Меня оправдали…

– С учетом вашего положения вам не кажется странным, что Комфлот удовлетворил ходатайство о переводе?

Эйвери прищурился, пытаясь придать лицу устрашающее выражение:

– Я скажу, что мне кажется странным. Вы имеете допуск к моему файлу и говорите со мной как командир, что не похоже на полномочия чиновника из ДКС.

Джилан повернула планшет экраном к Эйвери, чтобы он увидел ее идентификационную карточку.

Эйвери подумал, что в официальной форме Аль-Сигни не менее хороша, чем в вечернем платье. Но только как красивое оружие – чистое, с точно подогнанными деталями и готовое нанести смертельный удар. Текст под фотографией раскрывал ее настоящее звание и ведомственную принадлежность: капитан-лейтенант, Третий отдел УФР.

– С этого момента я и есть ваш командир, – сказала Джилан, выключив планшет. – Вы можете обуздать высокомерие, штаб-сержант, и выполнять приказы. Или я организую ваш немедленный перевод назад на «Требушет». – В ее голосе не слышалось злости, только спокойная решимость. – Я выразилась ясно?

Эйвери подавил затлевшую в нем ярость. По крайней мере, теперь он точно знал, почему оказался на Жатве и кто его сюда отправил.

– Да, мэм.

Аль-Сигни положила планшет в сумочку и закрыла ее.

– Ждите меня внизу. Как только я найду штаб-сержанта Берна, мы отбываем.

Подол платья всколыхнулся, когда она быстро направилась в вальсирующую толпу.