Министр Стойкости выкурил слишком много. Он редко принимал стимуляторы – мощные кальяновые табаки, предпочитаемые высшими чиновниками его министерства. Но накануне вечером заседание все никак не кончалось, и ему требовалось что-нибудь, чтобы не уснуть при обсуждении массы статистических данных. Теперь главу министерства мучила ужасная головная боль – за все приходится платить. «Больше никогда, – поклялся он, щуря глаза (не мог удержать тяжелые веки) и массируя длинную горизонтальную шею. – Хоть бы клирик поскорее закончил приготовление лекарства…»

Как и большинство технологий Ковенанта, травяной синтезатор клирика скрывался за естественным фасадом, в этот раз за полированными ониксовыми стенами кельи. Пестрый камень отсвечивал в лучах высоко висящей единственной голограммы: полога из ромбовидных листьев, шуршащих на искусственном ветерке. Цинковый стол тянулся вдоль стены и был достаточно высок, чтобы cан’шайуум – как и другие взрослые представители их вида – парили в антигравитационных креслах над полом.

– Готово, – сказал клирик, длинными, тонкими пальцами извлекая шар агатового цвета из подающей трубы синтезатора.

Он развернул каменное кресло к столу, положил шар в черную мраморную ступку и ударил пестиком. Сфера раскололась, запахло мятой, и обнажились листья и небольшие ягоды. Стойкость выпрямился в мягких алых подушках серебристого кресла и вдохнул целебный запах.

Высохшие руки старого cан’шайуум подергивались в рукавах шерстяной рубашки, растирая ингредиенты в порошок. От его усилий сотрясались редкие белые волосы, свисавшие с бледной шеи, как грива старой заезженной лошади. Светло-коричневая кожа министра, напротив, была голой; единственные волосы на его теле кудрявились от темной бородки под ящеричьими губами. Однако даже они были коротко подстрижены.

Ухоженное тело Стойкости в сочетании с ярко-красными одеждами, ниспадавшими с колен до самого шишковатого голеностопа, свидетельствовало, что министр не разделяет аскетизма клирика, этого стиля поклонения, который проповедует крайнее смирение в присутствии технологии предтеч, в данном случае синтезатора.

«И все же, – подумал министр, уже чувствуя облегчение от запаха лекарства, – когда начнется великое странствие, мы все пройдем по пути».

Эта цитата из писания Ковенанта подытоживала суть обетования веры: для тех, кто почитает предтеч и их священные творения, неминуемо наступит миг преображения, и они перешагнут границы известной вселенной, как это сделали предтечи много веков назад.

Обетованная божественность была общим посланием – всем предлагалось присоединиться к Ковенанту после признания единоличного права cан’шайуум исследовать и распределять священные реликты.

Хотя Ковенант был устремлен в будущее, входящие в него расы по-прежнему были снедаемы сиюминутной страстью к богатству, власти, славе – всему тому, что могла обеспечить правильно выбранная технология предтеч. В обязанности министерства Стойкости входило обеспечение баланса между этими противоречивыми желаниями; проще говоря, министерство определяло, кто что получает. Последний акт этих непрекращающихся усилий вызвал у главы министерства невыносимую головную боль.

Когда стук пестика начал раздражающе отдаваться в барабанных перепонках в затылке Стойкости, клирик выложил содержимое ступки на квадрат белой материи.

– Заваривайте столько времени, сколько вам удобно. Чем дольше, тем лучше, конечно. – Клирик связал узелок и подтолкнул к министру. – Благословляю ваш день, – сказал он с сочувственной улыбкой.

– Мне пора идти, – поморщился Стойкость.

«Хотя сегодня чуть осторожнее, чем обычно».

Министр положил узелок на колени и подумал, что необходимо провести анализ содержимого перед заваркой. В связи с противоречивым характером его работы убийство никогда нельзя исключать, а неусыпная осторожность – одно из требований служения.

Стойкость постучал пальцами по оранжево-голубым голографическим переключателям, встроенным в закругленные подлокотники кресла, и задал новое направление. Кресло плавно отвернулось от стола и пролетело через треугольную приемную кельи. Бегущие огоньки мигали в темном зеркальном камне; кресло сделало несколько быстрых поворотов и въехало в величественное внутреннее пространство Высшего Милосердия.

С расстояния столица Ковенанта напоминает медузу, плавающую в ночном море. Единственный большой купол венчает массивную глыбу породы со множеством ангаров и тщательно защищенных орудийных платформ. Длинные полужесткие рукава проходят за скалистым основанием, в котором размещаются бесчисленные суда, похожие на оглушенных рыб. В основном это торговые корабли, но есть и огромные крейсеры, и военные транспорты Высшего Милосердия. Несмотря на свои размеры, десятки военных кораблей свободно размещаются под куполом, который настолько просторен, что с одного конца не видно другого, особенно в ранние часы цикла, когда воздух густеет от бирюзового тумана.

Высшее Милосердие не только космопроходческая столица, но и дом для многочисленного населения, включающего все расы Ковенанта. Многие прибывают сюда, чтобы завести полезные знакомства. Такое соседство создает космополитическую атмосферу, уникальную среди прочих обиталищ Ковенанта. Пространство под куполом заполняют существа, приезжающие на работу и уезжающие с нее; дважды в день все приходит в движение, когда диск, встроенный в вершину купола, искусственное солнце города, становится ярким или тусклым.

Стойкость прищурился, глядя, как диск медленно набирает яркость, озаряя кольцо протянувшихся вокруг купола башен. Каждый из закрученных шпилей удерживается в воздухе антигравитационными устройствами, которые намного мощнее двигателя в кресле министра. Хотя некоторые башни выглядят скромнее других (например, та, в которой находится келья клирика), все они имеют одинаковую базовую структуру: выступы вулканической породы, торчащие из основания города, исчезают в металлических опорах; они покрыты пластинами декоративного сплава.

С наступлением утра легче различать отдельных существ в движущемся рое: унггоев, набившихся в громоздкие баржи, cан’шайуум в креслах, как у Стойкости, высоких мускулистых сангхейли с гладкими антигравитационными рюкзаками на спине. Эти голубокожие воины с акульими глазами являлись защитниками cан’шайуум, хотя это не всегда было так.

Сан’шайуум и сангхейли эволюционировали на планетах, богатых реликтами предтеч. Обе расы верили, что эти продукты передовых технологий заслуживают поклонения как явное свидетельство божественной власти предтеч. Но только cан’шайуум хватило смелости разобрать некоторые из реликтов и на их основе изготовить предметы собственной конструкции для собственных нужд.

Сангхейли считали такой подход богохульственным. Но cан’шайуум верили, что нет греха в поиске большей мудрости, и, паче того, были убеждены, что исследования крайне важны – они помогут понять, как пойти по стопам божеств. Фундаментальные различия в практическом применении религиозной этики разожгли долгую и кровавую войну, начавшуюся вскоре после контакта рас на планете-реликварии в системе, обжитой сангхейли.

Если говорить о количестве кораблей и солдат, то сангхейли вступили в войну, имея очевидное численное превосходство. Они были отменными воинами – более сильными, быстрыми и дисциплинированными. В рукопашном бою один сангхейли стоил десятка cан’шайуум. Однако, поскольку большинство столкновений происходило в космосе, где корабли сражались с кораблями, cан’шайуум имели явное преимущество: неповоротливый дредноут, уничтожавший флоты сангхейли молниеносными атаками с быстрым отступлением.

Очень долго сангхейли сносили удары, игнорируя очевидный факт, что победа потребует совершения греха, на который пошел их противник: осквернения реликтов и использования их для улучшения боевых кораблей, оружия и брони. Неудивительно, что миллионы сангхейли погибли, прежде чем эта гордая и консервативная раса решила, что отказ от прежних убеждений предпочтительнее гибели. С тяжелым сердцем жрецы-воины приступили к работе и в конечном счете создали флот, способный на равных сражаться с cан’шайуум и дредноутом.

Хотя это решение оскорбило многих сангхейли, мудрейшие вожди поняли, что грех будет не так велик, если они поддадутся собственному желанию понять действие предметов их поклонения. Сан’шайуум, со своей стороны, пришли к мучительной мысли: если в Галактике имеются другие существа, столь же опасные и упрямые, как сангхейли, то шансы cан’шайуум на выживание возрастут, если они заключат союз с противником. Сангхейли будут защищать их от возможных врагов, пока они будут заниматься священным делом.

Так родился Ковенант. Союз, раздираемый внутренними подозрениями, но имеющий хорошие шансы на успех благодаря четкому разделению труда, определенному в писании союза – договоре, который официально положил конец конфликту. Писание, самая большая святыня Ковенанта, начиналось так:

Договор был подкреплен выведением дредноута из боевого состава. С древнего корабля сняли все оружие (по крайней мере, известное cан’шайуум), а сам корабль увели на постоянную стоянку, под еще не законченный купол Высшего Милосердия.

Стойкость не был таким религиозным, как другие пророки. Он, конечно, верил в великое странствие, но по роду своей деятельности был в большей степени технократом, чем теологом. И все же, пролетая через воздушную зону, менее запруженную толпой, министр не мог не испытывать воодушевление при виде величественного трехногого дредноута, мерцающего в утреннем свете.

Корабль олицетворяет технологическое мастерство его создателей в большей мере, чем любая другая технология предтеч. Двигатели дредноута, например, так эффективны, что, хотя cан’шайуум удалось запустить их лишь частично, они генерируют столько энергии, что ее с избытком хватает для питания всего Высшего Милосердия. Стойкость знал, что в вычислительных магистралях, скрытых в корпусе корабля, содержится еще множество тайн. И он надеялся, что вскоре жрецы cан’шайуум, ответственные за изучение дредноута, раскроют все секреты.

Хотя Стойкость и работал с утра до ночи, управляя огромным бюрократическим аппаратом министерства, часть его мозга оставалась занятой теми же вопросами, что не давали покоя и остальным в Ковенанте: каким образом предтечи совершили свое вознесение? И как то же самое могут сделать простые смертные?

Неожиданный визг антигравитационных генераторов и последовавшие за этим пронзительные протестующие крики заставили министра задрать голову. Одна из барж унггоев не смогла уступить дорогу пассажирскому кольцу cан’шайуум, отчего кресла, составляющие элементы кольца, разлетелись в стороны.

Под куполом двигались похожие кольца, поднимались и спускались вдоль башен. Младшие cан’шайуум имели самые маломощные кресла, а потому передвигались группами по двадцать и более, прижимаясь друг к другу, чтобы усилить антигравитационное поле кольца. Старший персонал министерства обходился кольцами из семи кресел, а совершенство кресел вице-министров позволяло тем передвигаться тройками. И только полноценные министры, такие как Стойкость, имели устройства для одиночных полетов.

В какой-то момент Стойкость подумал, что ему придется свернуть, чтобы не столкнуться с падающей баржей. Но сети контроля движения на Высшем Милосердии уже скорректировали ошибку, идентифицировали ранг министра и вынудили баржу предпринять соответствующие маневры. Она опасно рыскнула в сторону, отчего пассажирам-унггоям пришлось вцепиться друг в друга, чтобы не упасть и не разбиться насмерть.

Пролетев мимо в кресле, которое даже не качнулось, Стойкость отметил переполненность баржи. Некоторые унггои были вынуждены сидеть, выставив короткие толстые ноги за низкие фальшборты, – явное превышение вместимости баржи. Когда она выровнялась и продолжила плохо управляемое снижение к туманным, насыщенным метаном кварталам на дне купола, Стойкость задумался о причинах случившегося: то ли это отдельная проблема, то ли свидетельство того, что унггои опять расплодились чрезмерно.

Перенаселение – постоянная проблема Ковенанта, поскольку на кораблях и других космических обиталищах живет слишком много представителей всех рас. Унггои особенно плодовиты, и хотя армия от этого только выигрывает, единственным способом сдерживать их численность является война. В мирное время без надлежащего контроля отсутствие репродуктивного ограничения унггоев уже не раз приводило к опасным ситуациям.

Будучи младшим сотрудником министерства Согласия (института, ответственного за разрешение межвидовых споров), Стойкость разбирал дело, напрямую связанное с этой проблемой. Он раскрыл скандал, который привел к увольнению руководства министерства и послужил важным уроком о хрупкости Ковенанта. Было просто не обращать внимания на мелкие препирательства между расами, но эта самоуспокоенность могла закончиться катастрофой.

Дело было связано с жалобой унггойского союза винокуров на плохое регулирование параметров окружающей среды на торговых кораблях киг-яров, в результате чего оказались испорчены многие партии настоек – рекреакционных препаратов, добавляемых унггоями в переносные метановые баллоны. На первый взгляд спор казался заурядным, и, несомненно, именно поэтому жалоба легла на стол Стойкости. Но когда сан’шайуум погрузился в проблему, обнаружилось, что загрязнение привело к широко распространившейся среди унггоев стерильности.

К тому времени Ковенант уже много веков жил в мире, и растущая популяция унггоев начала переполнять обиталища, которые они делили с киг-ярами. Отношения между двумя видами, напряженные и в лучшие времена, ухудшились, когда женских особей киг-яров переместили из их гнезд, что нарушило их инкубационный цикл и вызвало рост смертности среди младенцев киг-яров. Стойкость сообщил начальству, что порча настоек является дерзким самоуправством радикальных капитанов киг-яров. Они решили, что рождение унггоев вызывает смерть детенышей киг-яров, и свершили собственное правосудие.

К немалому удивлению Стойкости, министр Согласия решил не подвергать киг-яров рекомендованным строгим наказаниям. Были наложены штрафы и выплачены компенсации, но виновные капитаны избежали заключения. Министерство даже разрешило им вернуться на службу после ремонта кораблей и проверки на безопасность.

Стойкость не питал к унггоям особой любви, но сильное ощущение несправедливости заставило подать официальную апелляцию. Начальство отвергло ее, заявив, что тысяча унггоев-импотентов не стоит того, чтобы разжигать природную свирепость киг-яров. «Унггои скоро восполнят потери, – сказало в заключение начальство, – а пока любому молокососу, которому хочется сделать карьеру, лучше помалкивать в тряпочку».

Никто не знал, что инцидент с настойками, ставший известным именно под таким названием, окажется самым важным в ряду многих маленьких обид, предопределивших Восстание унггоев – гражданскую войну, что открыла тридцать девятый Век Конфликта Ковенанта и вызвала радикальную реструктуризацию вооруженных сил империи.

В короткой, но жестокой борьбе, почти полностью уничтожившей планету унггоев, эти существа показали, что при наличии мотивации они становятся отчаянными воинами. Чтя традицию приглашения лучших из побежденных врагов в свои ряды, командиры сангхейли, подавившие бунт, быстро простили оставшихся в живых унггоев. Их снабдили оружием, обучили и приняли в чисто сангхейлианские подразделения, благодаря чему дышащие метаном существа из пушечного мяса превратились в профессиональных пехотинцев.

У некоторых cан’шайуум оставались сомнения в верности унггоев. Но писание союза ясно говорит: «Вопросы безопасности – ответственность сангхейли». И если пророки чему-то научились в деле ублажения гордых защитников, так это позволению сохранять во множестве доковенантские традиции. Даже в молодости Стойкость понимал: если нечто вроде бунта унггоев может временно дестабилизировать Ковенант, то восстание сангхейли подорвет его окончательно.

Вертикальная линия треугольных голографических символов замигала над подлокотником, оторвав министра от размышлений. Символы представляли собой знаки принятого в Ковенанте письменного языка, и он тотчас узнал написанное имя.

– Что бы вы ни хотели сказать, вице-министр, – Стойкость нажал один из переключателей для принятия входящего сигнала, – постарайтесь говорить тише.

Символы рассеялись, и вместо них появилось миниатюрное изображение cан’шайуум. Даже в голографическом виде было нетрудно заметить, что вице-министр Спокойствия на много веков моложе Стойкости. Его кожа была темнее, скорее коричневая, чем каштановая, а бородки недостаточно тяжелы, чтобы свисать с подбородка. В уголках рта мотались два мясистых шарика, проколотые золотыми нитями, – щегольское манерничание, популярное среди cан’шайуум мужского пола, которые еще не были преданы одной даме сердца.

– Я не слишком рано? – Вице-министр подался вперед в кресле без подушек, сжимая пальцами подлокотники. – Я бы позвонил вчера, если бы не заседание. – Спокойствие замолчал, его большие тускловатые глаза чуть ли не вылезали из орбит. Потом, нарушая все правила приличия: – Не могли бы вы этим утром – да что говорить: немедленно – встретиться со мной, чтобы обсудить нечто чрезвычайно…

Стойкость оборвал вице-министра, нетерпеливо махнув рукой:

– Я еще не интересовался моим расписанием на сегодня, но не сомневаюсь, что оно весьма плотное.

– Поверьте, я буду краток, – настаивал Спокойствие. – Мне нужно кое-что показать.

Его пальцы забарабанили по подлокотникам, и вместо сан’шайуум появился глиф предтеч – люминация, догадался Стойкость. Опущенные плечи министра одеревенели от потрясения.

В отличие от треугольных символов, священные глифы не являлись предметом обыденных разговоров. Некоторые, в силу представляемых ими концепций, обладали такой мощью, что их использование строжайшим образом запрещалось. «А тот, который сейчас выставил на всеобщее обозрение этот кретин, – не удержался от мысленного сквернословия Стойкость, – самый священный и опасный из всех!»

– В мою приемную! Немедленно!

Стойкость хлопнул ладонью по креслу, гася глиф и заканчивая разговор. Он воспротивился желанию ускорить кресло, понимая, что лишь привлечет больше внимания. Массируя пульсирующую голову, он продолжил равномерный, с кручением против часовой стрелки подъем в башню министерства и вскоре оказался в широком вестибюле на верхнем этаже.

У Стойкости не было привычки общаться со своими сотрудниками, и теперь он уделил им еще меньше внимания, чем обычно. Однако они все равно изъявляли почтение, и Стойкости пришлось прокладывать себе путь, расталкивая маломощные кресла пресмыкающихся подчиненных и расходуя остатки терпения на элементарную вежливость.

Вестибюль переходил в большую галерею, от которой ветвились коридоры к разным министерским департаментам. Между выходами парили статуи предшественников Стойкости размером чуть больше, чем в натуральную величину. Их высекли из камня, добытого из скального основания Высшего Милосердия, и «облачили» в голографические одежды, на которых были начертаны символические истории многочисленных и примечательных достижений их носителей.

В дальнем конце галереи имелся вертикальный ствол, охраняемый двумя сангхейли в отличительных ярко-белых доспехах одного из наиболее элитных боевых подразделений, «светил Сангхелиоса», а коротко – гелиосов. Название намекало на шаровидное скопление звезд неподалеку от родной системы этого вида. Стойкость, приближаясь к стволу, слышал, как потрескивают их энергетические жезлы. Однако каждый стражник лишь дернул четырьмя клыкастыми жвалами, когда министр скользнул мимо. Темные глаза гелиосов из-под козырьков стреловидных шлемов постоянно смотрели в сторону вестибюля, откуда с наибольшей вероятностью могла последовать атака. Это не оскорбило министра. Он выбрал гелиосов не за хорошие манеры, и каменные лица его тоже не смущали. Он знал: эти существа с радостью отдадут свою жизнь, защищая его.

Конусообразный ствол несколькими уровнями выше галереи сужался так, что там едва оставалось место для кресла Стойкости. Отчасти это было дополнительной мерой безопасности, но еще и архитектурно-метафорически выражало статус Стойкости: наверху есть место только для одного.

– Пропустите вице-министра Спокойствия сразу, как прибудет! – рявкнул Стойкость голограмме одного из сотрудников. – Не важно, как это повлияет на мое остальное расписание.

Сотрудник исчез, и Стойкость резко остановил кресло в центре приемной. Сердце билось неистово, кожа под одеждой стала липкой. «Успокойся, – сказал он себе, – ни при каких обстоятельствах этот выскочка не должен узнать, что выбил тебя из колеи!»

Когда вице-министр появился из ствола, он увидел расслабленного Стойкость в кресле с дымящимся шаром лекарственного чая, который парил в силовом поле над коленями.

– Заняты и больны, – жеманно проговорил Спокойствие. – Прошу прощения за то, что усугубил ваше сегодняшнее бремя.

Стойкость подался вперед, поднес губы к полю и втянул в себя. Поле задрожало и сузилось, когда чай перелился в горло министра.

– Кому еще вы сказали?

– Святейшество, вы единственный, кто знает.

До сих пор юнец демонстрировал исключительное почтение. «Надолго ли?» – подумал Стойкость, делая еще глоток.

Вице-министр славился своей воинственностью – он был горласт и решителен. В случаях, когда ему приходилось заменять своего министра на заседаниях Верховного совета Ковенанта (управляющего органа, состоящего из министров cан’шайуум и командиров сангхейли), он не отказывался от дебатов по острым вопросам лицом к лицу с советниками на много веков старше его.

Стойкость подозревал, что такое поведение, решительно несвойственное cан’шайуум, определялось работой вице-министра. Министерство Спокойствия управляло огромным флотом, занимавшимся поисками реликтов, и вице-министр много времени проводил за пределами Высшего Милосердия, контактируя непосредственно с капитанами-сангхейли. В процессе он перенял их агрессивные манеры.

– Сколько их было? – спросил Стойкость, постукивая пальцем по подлокотнику.

Глиф появился между креслами и стал самым ярким предметом в довольно строгом кабинете министра.

Для неопытного глаза люминация представляла собой два концентрических круга; меньший низко висел в большем, подвешенном на прямой нити, закрепленной на окружающей решетке из переплетающихся кривых. Но Стойкость понимал смысл глифа. Ему было известно слово, которое изображает символ: Восстановление, или обнаружение прежде неизвестных реликтов.

– Люминарий был на корабле, находившемся на большом удалении. Передача с судна была искажена. – Спокойствие едва сдерживал торжествующую улыбку. – Но люминарий обнаружил тысячи уникальных примеров.

По спине Стойкости прошла дрожь. Если верить вице-министру, то это беспрецедентное открытие.

– Почему вы не сообщили о находке вашему министру? – спросил Стойкость. – Если он узнает о такой неблагонадежности, то увольнение будет меньшей из ваших проблем.

– Оправданный риск. – Вице-министр подался вперед и заговорщицки прошептал: – Для нас обоих.

Стойкость фыркнул от смеха в чай. Было что-то странно располагающее в дерзости молодого cан’шайуум. Но он позволил себе слишком многое, решил Стойкость и протянул палец к выключателю на кресле, чтобы вызвать гелиосов, охранявших вход.

– В Верховном совете нарастает беспокойство! – проговорил вице-министр, а затем продолжил, не переводя дыхания: – Иерархи беспомощны – вопросы, которые обеспечили их вознесение, давно решены. Век Сомнения кончился, министр, а те, у кого остался здравый смысл, знают, что ваши заслуги в этом превышают заслуги всех остальных!

Стойкость помедлил. Юноша говорил здравые вещи. В Века Сомнения вроде нынешнего ковенанты были вынуждены разгребать завалы, оставленные прежними хаотическими периодами, в данном случае тридцать девятым Веком Конфликта, когда произошел бунт унггоев и Стойкость получил чин министра. Его усилия по правильному перераспределению технологий после кризиса во многом предупредили новые недовольства. Стойкость имел иммунитет к лести, но выдержка вице-министра поразила его.

Спокойствие только что поставил заслуги Стойкости выше заслуг иерархов – трех cан’шайуум, выбранных для руководства Верховным советом. Это самые влиятельные фигуры Ковенанта, и называть их слабыми и ничего не стоящими довольно опасно. Стойкость убрал палец, неожиданно заинтересовавшись тем, что может предложить вице-министр. С учетом услышанного он уже догадывался.

– Мы оказались на заре нового Века Восстановления. – Вице-министр объехал глиф. – Вы должны вести нас по нему, а я за мою нынешнюю рассудительность и выражаемую непреходящую преданность с этого момента смиренно прошу разрешения сидеть рядом с вами. – Спокойствие остановил кресло перед министром, низко поклонился и широко развел руки. – Принять вместе с вами мантию иерарха.

«Вот оно, – подумал совершенно ошеломленный Стойкость. – Амбиции раскрыты».

Сместить иерархов будет непросто. Чтобы сохранить троны, они воспротивятся объявлению нового Века, используя все свое влияние. Стойкости придется пустить в ход политические заслуги, востребовать все обязательства, но даже тогда…

Стойкость остановил поток мыслей. Неужели он всерьез обдумывает предложение вице-министра? Он сошел с ума?

– Прежде чем что-то предпринимать, – предупредил он, хотя его язык двигался по собственному разумению, – мы должны убедиться в подлинности люминаций.

– У меня наготове стоит боевой корабль, ждет вашего одобрения, чтобы…

Стойкость откинулся назад словно ужаленный:

– Вы вовлекли в это сангхейли?!

Голова запульсировала, исполненная панической боли. «Если сангхейли захватят реликварий, кто знает, как это скажется на положении вещей!» Его палец снова потянулся к кнопке тревоги.

Но вице-министр дернулся вперед и твердо возразил:

– Нет, я привлек других свидетелей. Существ, которые зарекомендовали себя преданными и умеющими держать язык за зубами.

Стойкость хмуро посмотрел в глаза вице-министра. Он искал проблеск надежности, хоть что-то, способное помочь ему увереннее шагнуть на новый и опасный путь. Но взгляд собеседника выражал только целеустремленность и хитрость; тоже честность, но другого рода.

Министр перенес зависший в воздухе палец на другой переключатель. Силовое поле с чаем схлопнулось с серебристой вспышкой, превратив в пар находящуюся внутри жидкость.

– Что с кораблем, который зарегистрировал люминации?

– Потерян. Там был смешанный экипаж, киг-яры и унггой. – Спокойствие безразлично надул губы. – Подозреваю, что случился мятеж.

– Скажите тем, кого вы завербовали, что если на судне есть выжившие – и если они похитили что-то из реликвария, – то их нужно немедленно казнить. – Стойкость задумчиво подергал бородку. – Или хотя бы поместить под охрану. Они заслуживают небольшого вознаграждения за обнаружение реликвария.

Спокойствие приложил ладонь к груди и кивнул:

– Будет сделано.

В этот момент средство клирика наконец-то подействовало. Министр закрыл глаза, наслаждаясь быстрой победой над болью. Он облегченно улыбнулся, хотя и знал, что молодой cан’шайуум неправильно истолкует это как знак близкой и выгодной дружбы.

– Подобного реликвария не находили на протяжении наших жизней, – сказал Спокойствие. – Каждый из этих священных объектов – благодать для истинных верующих!

Стойкость глубже зарылся в алые подушки. Благодать? Он не был в этом уверен. Ему, министру, предстоят кошмарные переговоры по распределению тысяч реликтов. Но в качестве иерарха он мог бы распределить реликты с наибольшей выгодой для Ковенанта. Стойкость слизнул мятную пленку, все еще пощипывающую кожу, с губ. И никто не будет властен изменить его решение.