14 февраля – День влюблённых

Он увидел её в одиннадцатом классе, вернее, видел и раньше, но без особого внимания – девочка как девочка, симпатичная. В школе перед новогодними каникулами организовали костюмированный бал, и она пришла в костюме Мальвины. У неё было редкое имя Серафима, большие серо-голубые глаза и звонкий хрустальный смех. Иван никогда раньше этого не замечал, хотя они часто сталкивались в школьной столовке: она училась в параллельном классе, и их столы стояли как раз напротив.

Скорее всего, костюм Мальвины произвёл на него такое странно сильное впечатление, особенно голубой парик с огромными синими бантами, и эти глаза, которые выдавали в ней очень ранимую, сентиментальную девчонку. В ней была какая-то необыкновенная трогательность, даже больше – природная нежность, её обязательно хотелось жалеть и оберегать. Ваня всегда жалел всех – и бездомных собак, и подстреленных голубей, и мальчишку из соседнего подъезда в инвалидной коляске. Он давно решил, что после школы обязательно пойдёт в медицинский, хотя вид крови и всего, что с этим связано, переносил с трудом.

Он так и не заговорил с Симой, она была в окружении подружек, рядом всё время пасся один бугай из её класса и явно не собирался сдавать своих позиций. Было не совсем понятно, что связывает их. Иван немного знал этого пацана, и мнение о нём было не самым лестным – понтовщик и зазнайка из сильно богатеньких.

Был концерт, она пела что-то из репертуара Земфиры, и это окончательно добило его неокрепшую душу. Было немного смешно – наряд совсем не вязался с песней. Иван влюбился! У детей случаются влюблённости ещё с детсадовского возраста, с ним такого ещё не было – и не потому, что не нравились девочки, нравились, но как-то по-другому, спокойно.

Ночь после праздника выдалась со странностями, казалось, он заболевает: щёки пунцово горели, в голове – каша из сомнений и страхов.

Утром мама, не дождавшись, пока он выйдет из своей комнаты, тихонько приоткрыла дверь. Ваня неподвижно лежал, натянув одеяло по самые уши, и сосредоточенно изучал геометрию лепнины на потолке.

– Ты что, заболел? – она испуганно смотрела на сына, дотронулась губами до лба и с облегчением вздохнула:

– Фу! Напугал!

Нет никакой температуры. А то завтра лететь. Вот был бы сюрприз для всех! Они впервые всей семьёй улетали на Маврикий.

Младшей сестрёнке исполнилось четыре, и родители наконец-то решились двинуть куда подальше. Они не могли оставить её на няньку и таскали с собой с самого рождения. Поля была выстраданной и долгожданной. Отец хотел девочку, девочка, по всей видимости, долго не получалась. Сделали ЭКО – и на тебе, на пятой попытке появилась Полина! Мама почти все девять месяцев пролежала в больнице, и врачи до последнего боялись за исход такой сложной беременности. Ребёнок родился на два месяца раньше, крепкий и спокойный, и вес для такого срока вполне приличный.

Полечка стала центром вселенной. Больше всех ликовал отец, чем вызывал большое недоумение своей матери, Беллы Марковны, которая не понимала, чему тут радоваться; сама вырастила двух сыновей – и очень даже успешных и преданных матери. Правда, один всегда под боком, а другой вечно по миру болтается и молодых женщин меняет – сколько лет, а остепениться не может! Всё от денег шальных!

У Беллы был отвратительный характер, она всем была недовольна и лезла со своими советами по любому поводу. Женщина старой закалки, декан исторического факультета университета, имела только одну слабость – и это были не сыновья, это был её внук Иван. Она уделяла ему всё свободное время, он был её отдушиной и выходным, он был всем. Белле Марковне хотелось отдать всю себя любимому внуку, и она не терпела, когда его родители, особенно мама, влезали со своими возражениями. Иван был только её, поэтому появление Полины ничего не изменило – пусть сами крутятся и на неё не рассчитывают. Мама совсем и не рассчитывала на Беллу и, наоборот, сильно обрадовалась, что наконец-то сможет воспитывать дочку, как сама посчитает нужным, без посторонних.

Иван нехотя собирался на таинственный остров Маврикий, а ведь раньше он так мечтал побывать на океане. Ему казалось, что совсем не вовремя уезжать так далеко, когда Серафима рядом, в Питере. Это было глупо, он и сам понимал, что, скорее всего, она, как и он, с родителями отправится в какое-нибудь путешествие, но почему-то тревожила дурная мысль, что он уезжает, а она – непонятно почему – остаётся.

В аэропорт провожать приехала Белла Марковна, вцепилась в Ивана и водила его кругами, давая наставления, пока папа не позвал всех на паспортный контроль и посадку.

Индийский океан поразил, это было совсем не похоже на то, что Иван видел раньше. Удивлял цвет воды, бирюзовый до зелёнки, грохочущие вдали рифы и мелкие ракушки, разбросанные по всему золотистому берегу. Он был предоставлен сам себе и надолго уходил бродить, а родители копошились вокруг Полины. Вместе собирались только на обеде и вечером на ужине. Ивану было немного скучно: кругом полно сверстников, но иностранцев, они кучковались вместе, навязываться ему не хотелось.

Новый год в отеле справляли шумно и по-своему весело. Такого салюта он не видел никогда в жизни, даже на День Победы. Мама с отцом по очереди бегали в номер пасти спящую сестру, в итоге он провожал старый год с папой, а с мамой встречал новый, местную няню отец категорически отказался брать, не доверял никому своё сокровище. У Ивана не было и тени ревности к маленькой сестрёнке, в 17 лет уже многое понимаешь, он-то почти вырос, да и жаловаться ему было не на что. По обычаю загадывал желание, думал о Симе, а что желать, так толком и не смог придумать.

Через несколько дней после Нового года повалили русские, и отель наполнился родными словами и крепкими выражениями. Иван приглядывался к пацанам и выбирал, с кем бы он мог подружиться – со своими как-то попроще.

Надя сама подплыла в бассейне, неожиданно и запросто сказала:

– Привет!

Она приехала с мамой из Москвы и выглядела как чистый неформал – с розовыми волосами и ушами, сверху донизу усыпанными разными серёжками. Ваня вспомнил свою Мальвину и расплылся в очаровательной улыбке во все тридцать два зуба. Белла не раз отмечала, что Ванечка улыбается точь-в-точь как дедушка, и даже она не смогла когда-то устоять, хоть была строгих правил и хорошо воспитана, не то что нынешние вертихвостки, – и предупреждала внука, чтобы был предусмотрительней.

Надя была на год старше, училась на юридическом, но на фоне длинного Ивана выглядела младше своего возраста. Теперь они слонялись вдвоём вдоль пальмового берега, то и дело плюхались в тёплый океан, спасаясь от палящего солнца. Иван впервые встал на водные лыжи, и ему пришлось несколько раз потерпеть фиаско, прежде чем неуверенно заскользить по гладкой поверхности бухты. Надя радостно скакала на катере и хлопала в ладоши – сама увлекалась горными лыжами, и с водными у неё было всё на высшем уровне. Вечером пёрлись на дискотеку и тайком от родителей пили мохито с ромом. Она доставала со дна сумочки пачку тонких сигарет, гордо прикуривала и играла во взрослую и самостоятельную. Подолгу валялись на лежаках, а то и просто на мягком песке под россыпью звёзд и рассказывали друг другу всякие небылицы. И однажды она неожиданно поцеловала его, и не просто по-дружески, а прямо в губы. Иван не сопротивлялся, хотя до этого ничего подобного в его жизни не случалось. Вдруг вспомнил Серафиму – и ему стало стыдно и неловко: он впервые почувствовал что-то особенное, приятное, то, что никогда не чувствовал раньше.

– У меня есть девочка. Я в неё влюблён, – неожиданно, совсем не своим голосом ляпнул Ваня и отвернулся.

Надежда растерялась, потом вскочила, отряхивая шорты и коленки от песка.

– Да и пошёл ты! Дурак!

Он хотел догнать её, извиниться, только не мог понять за что, и так и остался сидеть на берегу океана.

На следующий день она отыскала его на завтраке. Ваня проснулся позже всех и в одиночестве восседал за дальним столиком.

– Извини меня! Я была неправа! Просто обидно стало!

Они опять сдружились, но всё стало по-другому, не так, как до его признания. Сначала уехал Иван, Надя – на следующее утро. Телефонами они обменялись, но звонить друг другу не обещали, разъехались и разъехались, мало ли таких кратковременных дружб случается.

Белла выглядывала внука на прилёте, всматриваясь в лица выходящих пассажиров. Увидела и понеслась к нему навстречу.

– Какой ты загорелый, Ванечка! – причитала Белла и не знала, с какого бока обнять здоровенного парня.

Поля тоже подбежала к бабушке и стала дёргать за подол норковой шубы, но Белла лишь сделала доброе лицо и погладила малышку по голове, сыну с невесткой учтиво кивнула. Никто особо не удивился – всё как обычно, без изменений.

Ещё на острове Ивану не давала покоя мысль, что он должен обязательно как-нибудь ярко проявиться перед Серафимой. Что проку в его влюблённости, охах и вздохах? Надо доказать, удивить, достойно – по-мужски – обратить на себя внимание. Решение пришло само, когда он услышал, как мама с лицом хитрой лисы просила у отца на День влюблённых браслет Cartier, как у Татьяны, маминой подруги, у которой их целых три, из золота разного цвета, и все не простые, а с бриллиантами. Про бриллианты она упомянула на всякий случай, чтобы знал, что, помимо простых, ещё и такие бывают, вдруг расщедрится. Решение было принято. Он подарит Симе что-нибудь значимое, дорогое, чтобы подарок сразил наповал и вызывал зависть у всех девчонок гимназии, можно и у преподавателей, так даже круче. Во время полёта, улучив момент, когда папа проспится и насюсюкается с Полечкой, Ваня повёл пространные разговоры о своих неоспоримых успехах, не забыл вспомнить олимпиаду по химии и то, что здорово подтянулся за последний год по всем предметам, особенно по математике, зная, что папа окончил физико-математическую школу и ему это будет особо приятно. Перечислив все свои заслуги, он неожиданно спросил:

– Пап, а что ты собираешься мне подарить на ДР?

– Да я как-то не думал… До июня ещё далеко! Обычно ты же сам говоришь, – заулыбался отец и с удивлением посмотрел на своё великовозрастное чадо.

– Ну вот сколько в этом году ты решил потратить на подарок? – не унимался Иван.

– Да отстань ты! Что пристал? Ещё полгода до дня рождения!

Ваня понял – отступать нельзя, второй раз завести этот разговор будет сложнее, да и папа выглядит счастливым и добрым после двух фужеров шампанского.

– Пап, я сейчас подарок хочу.

– Что значит сейчас?

– Ну в ближайшие дни. Пап, мне очень надо. Только я деньгами хочу. Ты же знаешь минимум и максимум? Вот сколько хочешь, столько и дай!

В родителе заговорил истинный бизнесмен, переживший взлёты и падения, – не задумываясь, он хотел дать по минимуму. Но, заглянув сыну в глаза, решил не скупиться и отвалить приличную сумму, тем более с такой просьбой Иван ещё никогда не обращался. Значит, очень надо! Расспрашивать – что, зачем, куда – не стал, уже большой, и плохого за ним никто не замечал ни дома, ни в школе.

Переступив порог квартиры, отец помчал к сейфу и достал целых три пачки пятитысячных, перетянутых разноцветными канцелярскими резинками, гордо протянул Ивану в ожидании реакции на такой щедрый дар.

Сумма, выделенная отцом, ошеломила, и Ване тут же припомнились все его большие и маленькие желания, но он их упорно гнал, стараясь думать только о Симе, с которой часто сталкивался в школе, отводил глаза, по всей видимости, краснел. Однажды так помчал вниз по лестнице – чуть шею не свернул, – всем своим видом показывая, что ему совсем не до неё, а если иногда и бросит взгляд, так это чистая случайность. Он был практически уверен, что многие замечают его странное поведение, особенно это касалось некоторых девчонок из его класса. Ему постоянно мерещилось, что они следят за каждым его шагом, и если перешёптываются между собой, то обязательно это связанно с ним и Серафимой: «Нужно продержаться совсем немного, а потом, после Дня влюблённых, сразу или через несколько дней открыться! Вот и закончатся муки, и можно будет спокойно, без оглядки, общаться с возлюбленной Мальвиной!» Он часто называл её именно так, при этом невольно закрывал глаза от переизбытка чувств и непонятного волнения!

Для начала Иван решил изучить вопрос, что к чему и что почём. Лучше консультанта, чем мама, не было. К бабушке приставать было бессмысленно, она всячески порицала бесполезную трату денег и все побрякушки относила к разряду мещанства и дурновкусия – скорее, от вредности и отрицания всего, что нравилось другим женщинам. А мама с огромным удовольствием показала сыну все свои сокровища, с трепетом открывая одну коробочку за другой.

– А сколько стоит этот браслет? – Ваня крутил в руках искусное переплетение белого золота и бриллиантов.

– Это BVLGARI! – мама бережно забрала браслет и примерила на руку. – Красиво? Папа подарил на рождение Полечки! Я думаю, за эти годы он изрядно подорожал.

Цена браслета повергла Ивана в ужас. «Не может быть! Это же целое состояние! Машину приличную купить можно! Может, и права бабушка…» – подумал Иван и загрустил.

– А этот сколько стоит? – его взгляд упал на тоненький золотой обруч с маленькой висюлькой на замке.

Это были другие цифры, но всё такие же страшные и недоступные. Оставалась надежда только на Беллу Марковну – без дополнительных денег не обойтись, это он понял сразу. Номер с подарком за полгода вперёд, по всей вероятности, не пройдёт. Бабушке нужна конкретика и голая правда, которую Белла неустанно вбивала внуку в голову, порой безуспешно. Иван был далеко не вруном, но при определённых обстоятельствах считал ложь уместной и даже полезной.

Дни летели один за другим, а решиться на откровенный разговор с железной леди не представлялось возможным – то живот закрутит, то бабушка не в духе! Причину таких нестыковок он понимал – это был страх, самый настоящий страх! Нет, бабушку он совсем не боялся, боялся отказа, предвидя, что ждёт его позорная унизиловка. Иван ощутил себя беспомощным и жалким недочеловеком. Как ни крути, поразить мир он решил за чужой счёт, значит, и заслуги особой в этом нет! От этого и появилась смелость идти напролом и выслушать все язвительные реплики Беллы и подумать, как жить дальше, коли такая большая тяга удивлять любимую девочку.

Последней каплей стал урок физры, когда объединили два одиннадцатых класса и устроили между ними соревнования – кто выше, дальше, быстрее. В своих спортивных способностях Ваня не сомневался – одно смущало: всё время пялился на Серафиму, и не специально, взгляд застывал именно на ней, и он на какое-то время забывался, не видя никого вокруг.

Она нравилась всем и считалась одной из самых красивых старшеклассниц. Помимо своей внешней притягательности Сима умела себя преподнести и быть в центре внимания всей гимназии. Делала она это безупречно и не вызывала ни у кого раздражения, словом, естественно и непринуждённо, и порой напоминала нежного маленького котёнка, а кошек Ваня обожал и сильно страдал, когда родители с появлением Полечки решили отдать в надёжные руки пушистую Сару сибирской породы.

Имя кошки было неслучайным. Ваня в знак признательности назвал крошечного котёнка в честь родной сестры бабушки, которая уже давно перекочевала со своей семьёй в Америку. Они не так часто виделись, но, как и в детские годы, были очень близки, созванивались и то и дело передавали с оказией друг другу подарки. Решение подарить внуку кошку отчасти было обусловлено категорическим отказом родителей, ну и огромным желанием Ванечки. Кошка Сара была на редкость ласковой, спала у Вани на груди, и стоило ему только приоткрыть глаза, как начинала тереться своей мягкой мордочкой и плавно перебирать лапками, едва касаясь его лица. От её нежности не было спасения, но это ничуть его не тяготило, а наоборот, вызывало массу ответной любви и признательности за такое исключительное отношение к своей персоне. На маму с отцом она никак не реагировала, лишь отворачивалась и шла в другую сторону, если те вдруг тянули к ней руки, желая погладить по пушистой спинке. В Серафиме точно было что-то от Сары, во всяком случае, Ване нравилось – если выпадала такая возможность – тайком наблюдать за каждым её движением.

«Вот как есть спалился!» – на этот раз он явно не ошибался. Кристина, подружка Симы, уже в самом конце урока, когда все потихоньку начали расходиться по раздевалкам, украдкой тыкала пальцем в его сторону, делала круглые глаза, словно он вдруг таинственным образом появился в спортивном зале, а не скакал весь час что есть мочи, явно желая произвести впечатление – и не заметить его было реально сложно, Иван был самый рослый в школе. Сима бросила на него короткий взгляд и сразу отвернулась. У Вани бешено заколотилось сердце, ладони стали влажными – так случалось всегда, когда он начинал сильно волноваться.

Физкультура была последним уроком, и он вышел на улицу, немного потоптался у самого выхода, оставляя большие следы на только что выпавшем белом снегу. Набрал Беллу.

– Ко мне? Так я ещё на работе, – бабушка с волнением вслушивалась в слова внука.

По всей видимости, только-только закончилась лекция, и он слышал какие-то отрывки фраз шумных студентов.

– Может, я к тебе, в универ? Ты долго ещё там будешь? – Иван решил идти до конца и не дать ей отвертеться от встречи.

– Только лекция закончилась! Мне бы кофе успеть выпить! У нас сегодня важное собрание, и я никак не смогу отсутствовать. Говори, что случилось? Закончу, сразу к вам приеду!

Если бабушка занята по работе, отвлекать нельзя – всё, что связано с профессиональным долгом, было для неё святым, тут даже не до обожаемого внука; дома вести подобные разговоры, пусть и в своей комнате, и при закрытых дверях, категорически не хотелось – заробеет и не найдёт правильных слов.

– Нет, давай я к тебе приеду! Ты позвони, когда закончишь! У меня совсем мало уроков на завтра. Договорились?

– Хорошо! Так что случилось? Надеюсь, ничего плохого?

– Да нет, не волнуйся! Просто очень нужна твоя помощь.

Помощь?! Такого ещё не было. Она всё же решила пропустить собрание, раз внуку нужна её срочная помощь, хотя к чему такая спешка, было непонятно. Иван ждал Беллу на улице у самой парадной, тяжеленный рюкзак неуклюже свисал с плеча.

– Господи, кирпичи у тебя там? Сколько помню, ещё с первого класса, ты таскал это чудовище и всё время говорил: я сам, я сам, если кто-то пытался помочь тебе дотащить его до школы!

– Так это другой! – рассмеялся Иван. – Мне чуть ли не на каждый учебный год новый рюкзак покупали. Не помнишь, что ли?

– Помню только, что они росли в размере и становились тяжелее! Неужели нельзя иметь два комплекта учебников – для дома и школы? Во многих гимназиях уже так! За что такие бешеные деньги платите?! – возмущалась бабушка.

Если не рюкзак, она придралась бы к чему-нибудь другому, это было её состоянием души. Ворчание Беллы было хорошим признаком, хуже, когда она уходила в себя и казалась равнодушной.

– Учти, у меня есть особо нечего. Я не твоя маман, которая только и знает, что щи-борщи готовить и по косметическим салонам бегать. Может, какая колбаса с сыром и завалялись… Яйца точно есть! Яичницу будешь?

– Я не голодный. В школе пообедал.

Белла открыла большим винтовым ключом двери квартиры.

– Проходи давай! Можешь не разуваться, всё равно не прибрано.

Её квартира была типичной для питерской интеллигенции не в первом поколении. В ней царил невообразимый хаос: бездна книг, фотографий и ненужного хлама, как говорила мама. Видно, она давно не убиралась, и кое-где на многочисленных старинных предметах мебели величественно возлежала пыль. Прислуги отродясь не водилось – Белла не терпела в доме посторонних и их навязчивые попытки расставить в каком-то порядке все эти дорогие сердцу мелочи, тем самым изменяя саму сущность её бытия. Всё должно было оставаться на своих местах, обрастая признаками вечности. Мама не раз выговаривала отцу, если тот разбрасывал по всей квартире свои вещи, намекая, что он – копия Беллы Марковны. На эти выпады отец строго зыркал, показывая всем видом, что о маме – только хорошо или никак. Ивана творческий беспорядок бабули ничуть не удивлял, хоть сам был аккуратист и чистюля, точь-в-точь как мама.

– Рассказывай! – бабушка налила воду в электрический чайник и полезла за чашками. – Чайку попьём с вареньем!

– Мне нужны деньги! Я могу взять их у тебя в долг. Только на сколько, не знаю. Как появятся – сразу отдам! – Иван уставился в окно, и его щёки мгновенно покрылись красным румянцем.

Он ненавидел это дурацкое свойство своего лица – менять цвет по любому поводу.

– И зачем?

– Я хочу сделать подарок одной девочке из школы. На День влюблённых.

– И сколько же надо? – бабушка переплела руки под грудью и с иронией смотрела на дорогое сердцу наивное существо.

– Я ещё не знаю сколько. Не думай, у меня уже есть приличная сумма. Но мне точно не хватит!

– Это что, нынче так валентинки, как вы их называете, возросли в цене?

Иван едва сдержался, чтобы не сказать что-нибудь резкое. Обычно этим он не страдал, был терпеливым и спокойным. Но тут дело касалось Серафимы, и держать себя в руках было сложнее не придумать.

– Как ты не понимаешь! Я хочу подарить что-то стоящее, настоящее, чтобы на всю жизнь!

– Ну если на всю жизнь, то конечно! – ей пришлось отвернуться от Ванечки, чтобы тот не заметил, как ей хочется рассмеяться на его наивное заявление. По большому счёту, ничего предосудительного в желании внука не было, не ошибся бы только с предметом своего обожания!

– И когда ты узнаешь, чтобы я имела понятие, во сколько мне выльется твоя широта?

– Завтра!

– Оперативно ты решил всё устроить! Только имей совесть и не доведи меня до инфаркта, озвучивая космическую сумму. Твоя бабуля не подпольный миллионер!

Благодарный внук, прощаясь, на радостях три раза по русскому обычаю облобызал Беллу Марковну и помчался вниз по лестнице.

– Да не несись ты так, сумасшедший!

«Всё-таки он весь в деда, и замашки такие же, не зря в честь него назвали», – Белла улыбалась. Она вспомнила своего Ивана, немного особенного, непохожего ни на кого. Оба историки, она – стремительная и властная, он – замкнутый, романтичный и очень глубокий. Казалось, он всю жизнь выстраивал свой нереальный мир, неподвластный объяснению. Ему было неуютно и суетно среди людей, он их не понимал, вернее, ничего не делал, чтобы понять. Уже в зрелом возрасте влюбился в свою аспирантку. Пришёл домой и всё как есть выложил Белле. Ей было обидно, больно, но она поняла его. Это было совсем не про измену, это было другое…

– Помоги мне, Белла! Я не знаю, что мне делать?! Как противостоять этому?

И она помогала. Скорее всего, от большой любви, когда его счастье и покой превыше всего. Она многое скрывала от всех, никто бы никогда не понял и не оценил её жертвенности и полного отсутствия гордости. Только она знала: гордость – самый большой враг настоящей любви, и где есть гордость, любви не место. Ванечка сгорел быстро. Был – и не стало. Он был её слабым местом, болевой точкой. Он был выше всего на свете – равно как внук, его точная копия.

Иван не мог дождаться, когда наконец-то закончатся уроки, в итоге не выдержал и соскочил с последнего. Он сбегал из гимназии в отличном настроении, тем более на первом этаже встретился с Серафимой и впервые посмотрел прямо ей в глаза, и даже улыбнулся, глупо промямлив: «Привет!»

«Если верить бабушке – а ей верить можно и даже необходимо, – моя невольная улыбка должна сыграть какую-никакую роль», – решил Ваня и быстрым шагом направился в сторону Невского проспекта. Ему непременно захотелось выйти на набережную, там было красиво и полностью соответствовало настроению. Февральское солнце слепило. В нём почти не было тепла, но было много света, которого так не хватало питерцам зимой. В наушниках на полной громкости на репите пел и пел Баста его любимую песню «Мастер и Маргарита».

Ювелирный Mercury располагался на первом этаже гостиницы «Европейская». Иван не раз бывал с родителями в отеле, но в ювелирном – ни разу, хотя из маминых разговоров с подружками было понятно, что он один из лучших.

В просторном помещении – ни души, если не считать секьюрити – молодого парня, на лице которого не отражалось ни одной эмоции. Ярким электрическим светом горели витрины с украшениями, бриллианты переливались крошечными разноцветными искорками, создавая удивительную атмосферу, – казалось, за окном уже поздний вечер. Ваня, затаив дыхание, ходил от одной витрины к другой, всё поражало и кричало о своей недоступности. Особенно понравилась брошь в виде лилии. Она была так искусно сделана, что, пожалуй, являлась лучшим повтором живой.

– Правда круто?!

– Даа! – Иван не заметил, как подошла управляющая, и немного растерялся.

– Чем обязаны вашим посещением? Что желаете, молодой человек?

Она была очень привлекательной в своём тёмно-синем брючном костюме и выглядела скорее элегантно, чем строго. – Марина. А вас как? – она протянула изящную руку, и он почувствовал совсем лёгкое пожатие, после которого стало просто, и он перестал смущаться.

– Иван. Я ищу подарок для своей девушки на 14 февраля. Но пока я не могу позволить что-нибудь очень дорогое. Мне надо красивое, но за умеренные деньги.

Марина с удивлением взглянула на мальчишку: в нём чувствовались достоинство и неподдельная искренность: «Интересно, сколько ему лет? Забавный! От силы восемнадцать. Вот из кого вырастают настоящие мужчины!»

С мужчинами последнее время ей явно не везло. Несколько месяцев назад познакомилась с одним типом, недолго протянула. Всё вроде ничего, но ни одного знака внимания: ни цветочка, ни конфетки! Неужели это так трудно?! Будь она на месте любого мужика, кайф бы ловила, делая широкие поступки! А этот совсем малыш, а уже не куда-нибудь, а в Mercury пришёл! Повезёт кому-то, не иначе!

– Она какая?

– Кто?

– Девушка твоя! Кто же ещё?! – засмеялась Марина.

– Она самая красивая! – улыбнулся Иван в тридцать два белоснежных зуба.

«Что надо пацан вырастет! Где мои шестнадцать лет?!» – она показывала одну вещицу за другой, Олег усердно рассматривал, но молчал. Всё, что он мог позволить на предполагаемую сумму, было милым, но не более. Сердце молчало, не ёкало. Не то!

– Я так понимаю, тебе ничего не нравится, и эти скромные украшения кажутся чем-то несерьёзным? Поверь, если бы мне кто-то такое подарил, я бы скакала от радости! Кстати, а откуда у тебя деньги?

– Родители дали.

– Вот так взяли и просто дали?!

– Не просто. На день рождения.

– И ты решил их все потратить на подарок?

– Да.

– А вы сколько лет дружите с этой девочкой?

Слово «встречаетесь» не вязалось с Иваном, совсем ребёнок.

– Она обо мне ничего не знает… Нет, она знает, но только то, что мы учимся в параллельных классах.

– Так ты ещё в школе учишься?

– Да, в одиннадцатом. В этом году заканчиваю, – с гордостью уточнил Иван.

«Ничего себе школьники пошли под метр восемьдесят пять!» – подумала Марина и почему-то вспомнила свой десятый, одиннадцатого в те времена не было, и мальчики были мелкие и плюгавые, а девчонки все как одна, кобылицы с формами, хоть под венец. Как всё поменялось, даже грустно! Вспомнила, как всегда заглядывалась на парней постарше и в основном на полное дерьмо. Нет чтобы спутника с молодых лет искать и по возрасту, и по достоинствам, может, и не маялась бы сейчас от пустоты и одиночества. Хотелось всего и сразу, а так, видно, не всегда бывает.

– Подожди, сейчас принесу одну подвеску. Она, может, и скромная, но мне очень нравится, – Марина пошла в дальний конец зала, открыла стеллаж и достала золотую цепочку с маленьким сердечком, покрытым бриллиантовой крошкой. – То, что надо, поверь! И не делай такое лицо, она точно должна оценить, иначе я ничего не понимаю в этой жизни!

Иван долго крутил в руках нежное украшение.

– Наверно, вы правы! – он посмотрел на цену. Папиных денег вполне хватало, и у бабушки брать не надо. – Я покупаю!

Марина смотрела на Ивана с нескрываемым восторгом: «И где таких делают?! Редкий случай!»

Потом опомнилась и попросила подоспевшую продавщицу упаковать как подарок.

Марина протянула Ивану небольшой пакетик с фирменными лентами Mercury.

– Удачи тебе, Иван! Надеюсь, у нас ты не последний раз. Всегда буду рада и скидку хорошую дам. Ты теперь наш клиент. Если честно, так хочется узнать, как у тебя сложится с этой девочкой, – она по-доброму улыбнулась и протянула руку на прощание.

Захотелось обнять этого совсем чужого, едва знакомого мальчика. Какое счастье иметь взрослого сына! Дура, что в своё время не решилась, всё боялась, что жизнь не устроится, а она и так не устроилась! Вечно надеешься на будущее, а настоящее бесследно проходит…

Иван ликовал. Всё, что задумано, – сделано! В наушниках всё так же пел Баста, а он, не стесняясь прохожих, подпевал ему: «Бог дал нам любовь. С ней словно крылья за спину…»

В рюкзаке свободного места не оказалось, и он засунул подарок для Симы под куртку и бережно придерживал одной рукой. К его огромной радости, никого дома не было, и он спокойно припрятал пакет в надёжное место в шкафу, на самую верхнюю полку, где были сложены летние вещи, и ни мама, ни домработница туда точно не полезут. До Дня влюблённых оставалось всего четыре дня.

В девять вечера позвонила Белла.

– Ну, и что ты не звонишь? Можно подумать, это мне нужны деньги?!

– Привет! Мне хватило! – радостно сообщил Ваня. – Я уложился на те, что папа дал.

По её молчанию он понял – бабушка расстроена, и не на шутку. Ему захотелось рассмешить её.

– Так ещё 8 марта впереди. Может, и пригодятся!

Белла Марковна шутку не оценила и хорошо поставленным голосом пожелала внуку спокойной ночи.

В комнату заглянула мама и позвала на чай. Привычку перед сном всем вместе пить чай завела именно она, так было принято у неё дома, в далёком Красноярске, куда они ездили всего один раз, когда Ивану было лет пять, и он почти ничего не запомнил. Иногда ему казалось, что про чай мама всё напридумывала. Если такая дружная семья, почему звонили только с днём рождения поздравить и на Новый год, и то через раз? Беллы Марковны на правах бабушки Ивану вполне хватало, и он особо ни о чём маму не расспрашивал, понимая, что ей не хочется поднимать эту тему. После чая она шла укладывать Полечку, а папа с газетой усаживался на кожаном диване перед телевизором.

– Странный ты какой-то сегодня. Чему всё время улыбаешься?

– Я? Когда? – Иван удивлённо посмотрел на отца. – Тебе показалось.

– Ничего мне не показалось! Влюбился, что ли? – рассмеялся отец.

– А что, все влюблённые улыбаются?

– Как правило. Во всяком случае, в первые дни.

– А потом?

– Потом как сложится…

– Так я вроде всё время улыбаюсь, – заулыбался Иван улыбкой деда.

– Нет, не так, как сегодня.

– Это как, пап?

– Не объяснить. Это когда сам себе улыбаешься. От счастья, что ли…

Опять не спалось. Ваня то и дело вставал с постели, подходил к окну и упирался лбом в холодное промёрзшее стекло, закрывал глаза, боролся с нестерпимым желанием распотрошить коробочку и ещё раз взглянуть на кулон, словно в чём-то сомневался.

– Скорей бы! Скорей бы! – твердил Иван и, обессиленный, снова брёл укладываться, по привычке накрываясь тёплым пуховым одеялом по самые уши.

Заснул под утро, уставший и без малейшего желания идти в школу: «Ещё пару дней, и я свихнусь!»

Но он справился, как-то пережил эти тягучие дни и мучивший вопрос: как именно всё должно произойти. Хотелось второго мнения. Ни одному из своих школьных дружков он не доверял – высмеют.

Белла? Сама идея была правильная, но очень не хотелось показывать ей свою нерешительность и – если называть вещи своими именами – свой страх! Для неё он был чистым воплощением деда, человека со странностями, которого бабушка прилично переоценивала, как утверждала мама. Всё равно это накладывало некую ответственность. Просить деньги, как оказалось, было значительно проще.

Первой мыслью было подкараулить Симу у школы и просто, без всяких предисловий, протянуть пакетик и сказать: «Это тебе от меня!» Он представлял её большие голубые глаза. Сначала она растеряется, потом будет улыбаться и молча развязывать ленточки, а он будет следить за каждым движением её пальцев и, скорее всего, тоже улыбаться. Главное, не покраснеть и не засопеть, такое тоже случалось – всё от того же чёртова волнения. С этим справиться будет нелегко, во всяком случае, пока ни разу не удавалось. Но он постарается! Накатывали сомнения. Почему-то внутренний голос убеждал, что в последний момент, когда она окажется совсем рядом, он не сможет сделать ни одного движения, тем более – произнести хотя бы пару слов.

Передать через Карину? Это совсем никуда не годилось! Всё должно быть только между ними, и нечего подключать посторонних. Конечно, Серафима не выдержит и – сто пудов – поделится с подружкой! Как, увы, делают все девочки без исключения. Но это уже не имело бы никакого значения – он делает ей подарок на 14 февраля, значит, практически признаётся в любви!

Ивану вдруг захотелось, чтобы всё выглядело таинственно и необычно, и пусть она немного помучается, теряясь в догадках. А уж потом, после уроков, он подойдёт и спросит: «Тебе понравилось?» И она сразу всё поймёт!

Интересно, на кого Сима в первую очередь подумает? Стало немного не по себе от одной мысли, что на кого-то другого!

Всё, решено! Он придёт гораздо раньше и перед первым уроком оставит на столе пакет с подарком, только надо заклеить как следует скотчем от особо любопытных и написать: Серафиме. Фамилии не требовалось, в школе с таким именем была только она, и ошибки не произойдёт.

С липкой лентой чертыхался долго – не хотела красиво приклеиваться, и ему несколько раз пришлось отдирать её, чтобы получилось более-менее аккуратно. Иван прилично повредил фирменный пакет, но делать было нечего, идти за новым некуда, всё уже закрыто, и к открытию никак не получится – урок начинается в девять. В школе надо быть к восьми, может, и в семь тридцать, не иначе, а то весь план рухнет – есть ранние птички, любители прийти пораньше.

В школе из учеников почти никого не было, даже тех, кто к нулевому, и вахтёрша Светлана Георгиевна удивлённо уставилась на Ивана.

– Что в такую рань пришёл? Не спится?

– Пришёл – значит, надо! Здравствуйте! С праздником вас!

– С каким? – с ещё большим удивлением, но с явной заинтересованностью спросила вахтёрша.

– День влюблённых, 14 февраля! – засмеялся Иван.

– Так это, слава богу, не мой праздник! Отвлюблялась уже! На всю жизнь хватило! – и почему-то сделала обиженное лицо.

«Странная!» – решил Ваня, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Приоткрыл дверь в чужой класс. Стояла такая пронзительная тишина, что ему стало не по себе: «Может, ерунда всё это, и зря я так заморачиваюсь? Ну отдал бы прямо в руки! Делов-то!»

Поставил пакет на учительский стол. Отошёл, оглянулся. Ему показалось, что получилось неровно, неправильно! Несколько раз перемещал его с места на место, отходил в конец класса, подходил к дверям, и всё равно не нравилось, что-то не устраивало, и при этом ужасно нервничал и сопел.

Из класса выскочил как ошпаренный, казалось, ещё секунда, и туда завалится верзила – тот рыхлый парень с дурацким именем Эдик, который вечно суетился рядом с Серафимой ещё со школьного новогоднего праздника. За время долгого наблюдения ничего подозрительного между ними он не заметил, болтается и болтается рядом, хоть и надежды, скорее всего, не теряет. Ивана даже передёрнуло от одной мысли, что она может подумать, что это именно от Эдика. По словам мамы, там и самолёты, и вертолёты, и дома по всему миру.

«Ну нет! Симочка не такая! Она и Эдик – это же полное несовпадение!»

На целый день Иван превратился в невидимку, даже в столовку не спустился. После очередного урока он нёсся в нужный класс и начинал деловито рыться в книгах, калякать в каких-то бумажках, стараясь отключиться от Симы и заодно от всего на свете. Иногда он улыбался, тихонько поглядывая, как одноклассницы хвастаются друг перед другом своими дарами на День влюблённых – кто набором косметики, кто духами и разной прочей ерундой. Его распирало от гордости и хоть как-то отвлекало от кульминации действия, когда он, наконец, признается Серафиме.

– Что улыбаешься? Сидишь довольный! Мог бы девочкам хоть по шоколадке подарить! По цветочку! – со злостью процедила одноклассница Вероника и прищурила глазки, которые и так были маленькие, потому что их вечно подпирали увесистые круглые щёки. Ей, видно, особенно было обидно, что никто из мальчиков её так и не поздравил. Иван находился в хорошем расположении духа, хоть и изрядно нервничал весь день, поэтому добивать Веронику не стал. Она же не виновата, что такой уродилась.

– Не переживай, завтра притащу тебе целую коробку шоколадных конфет! Красивую!

– Честно? – Вероника расплылась в добрейшей улыбке. Правда, от этого глаза стали ещё меньше, но это было даже по-своему симпатично, чисто панда. «Ей бы не конфеты лопать, а на крутую диету присесть».

Ещё Диана странно поглядывала на него, явно обидевшись. До него доходили сплетни, что она уверена: он тайно влюблён в неё. С чего такое пришло в голову? Ну улыбался ей, так ведь всем улыбался, не только Диане.

Никакого другого движения и разговоров в школе больше не наблюдалось, и было непонятно, что происходит в параллельном классе.

Может, кто-то присвоил его подарок, и Сима даже понятия не имеет о нём?! Ему стало дурно. А что, если она просто не пришла в школу? Может, заболела или ещё что?! И пакет отнесли в учительскую… или передали Карине, всё же она лучшая подруга… Удивительное дело, он всегда по несколько раз на день встречал и Симу, и Карину, и на лестнице, и в коридорах школы, а тут на тебе!

Одиннадцатые классы отпустили с последнего урока, но Ваня всё продумал и отпросился на пятнадцать минут пораньше, чтобы очутиться в раздевалке первым.

Слава богу или проведению, вахтёрши на месте не было, видно, отлучилась по своим делам, и он занял позицию между вешалками десятиклассников и каким-то подобием шкафа, откуда был прекрасный обзор, только его голова предательски возвышалась, и ему пришлось согнуться чуть ли не пополам! Главное, чтобы Серафима не задерживалась, а то долго он так не выдержит, ещё и навалит толпа учеников, и все его манёвры будут выглядеть на редкость комично.

Ваня устроился поудобней, присел на корточки и обхватил ноги руками. Ему хотелось рассмеяться, насколько всё выглядело реально глупо! Видел бы его отец! Да что отец?! Видела бы его Белла Марковна!

Раздался звонок! Он был такой громкий, как никогда раньше. Ваня вздрогнул и стал машинально поправлять волосы, прижавшись что было силы к шкафу, и, естественно, стал пунцовый, можно и в зеркало не смотреть: «Ну что мне в голову взбрело залезть сюда?! Можно было просто ждать у выхода!»

Но он не был уверен, кулон у неё или нет, и только отсюда он всё поймёт, если Серафима всё-таки в школе.

Раздевалка наполнялась звонкими голосами. Школьники, как тараканы, выползали отовсюду и сильно раздражали, особенно те, кто случайно замечал его и с удивлением пялился. Он отворачивался от их взглядов, всем своим видом показывая: раз он здесь и в таком положении, значит, так надо, и нечего совать нос в чужие дела. Из своего убежища он видел и своих, и из параллельного. Так всё хорошо устроилось – десятый остался на шестой урок, и за их куртками и пуховиками его совсем не видно, – а её всё нет и нет!

– Чёрт! – выругался Иван и готов был уже покинуть своё логово, тем более он мельком оглядел все вешалки, и её серебристого пуховика не было. – Может, пропустил? Не мог! Его за версту видно.

Шум потихоньку стихал. Опять зазвенел звонок на урок, но он его почти не слышал, так сильно билось сердце: «Всё! Хватит с меня! Дурак! Как есть дурак! Наворотил делов. Не мог всё по-людски, без этих колумбийских наворотов!»

Вдруг послышался чей-то смех: «Она! Точно она!»

Иван приподнялся, вытянул шею и в просвете увидел Серафиму и Карину. Сима была прекрасна, и он не мог отвести взгляда. Своего пакета не увидел, она могла положить его в сумку, не такой уж и большой!

– Ну тебе подфартило, Сима! Мне бы такие подарки! Ты хоть поняла от кого?

– Да какая разница! Хотя интересно! Не Эдик, точно. Я спросила. Этот дебил только заржал. Ты думаешь кто?

– Сим, ума не приложу! Это может быть кто угодно. Может, Иван? Ну этот, длинный, из параллельного… Он тебя пасёт последнее время. Я уже давно заметила! Мне он тоже нравится, если не нужен, мне отдай.

– Если это он, такие и мне нужны!

Ваня слышал её смех. Она была другая, совсем другая!

– Сим? А как твой?

– Всё так же! Достал со своей женой! Бесит! Туда не могу, здесь нельзя! Можно подумать, эта старуха слово против скажет и откажется от его бабок! Надоело! Дети! Ну и что?!

– А ты любишь его?

– Не знаю! Ну мне интересно с ним… А на этого длинного надо внимание обратить, перспективный… Смотри, какую куртку мне мой подарил. Вместе выбирали в «Бабочке». Денег стоит немерено!

– А твоя мама спокойно на это?!

– Конечно! Говорит – правильно! Недорого досталась – не больно жаль! Правда, она не знает, что женатый… Слушай, сама отца из семьи увела. Умная! Нашла нормального мужика и вцепилась мёртвой хваткой.

– Хрен знает! Вот мне совсем не хочется, чтобы отец с мамой так поступил! Я бы с ним ни дня больше не общалась!

– Ну и что?! Можно подумать, тебя отец оставит и денег давать не будет?!

Ивану показалось, он больше никогда не встанет на ноги, они затекли и перестали слушаться, в голове была пустота, и он вдруг разучился ощущать мир вокруг себя. Они ещё о чём-то говорили, но уже ничего было не разобрать, вернее, не хотелось, и смотреть Серафиме вслед – тем более. Ему не было больно, не было обидно, ему стало всё равно.

Иван вышел на улицу. Тротуары были по-питерски кое-как вычищены, и на газонах небольшими сугробами лежал снег. Солнце продолжало свой короткий зимний день и упорно болталось в чистом небе, без желания сдаваться. Мороз по-февральски щипал щёки и нос, и от тёплого дыхания шерстяной шарф покрывался белыми узорами инея. Захотелось красоты, и он медленно направился в сторону Невского и даже не заметил, как очутился у Эрмитажа. Перешёл улицу и остановился только на середине Дворцового моста. Он любил этот вид и именно отсюда: впереди – Ростральные колонны, чуть правее – Петропавловская крепость, на другой стороне – Зимний и шпиль Адмиралтейства. Ваня видел эту картинку много-много раз и зимой, и летом, но каждый раз по-новому. Вот и сегодня всё было особенным – и небо, и облака, и закованная льдом Нева. Захотелось раскинуть руки и издать крик невероятной силы, и не от отчаяния, просто вздохнуть поглубже и набраться энергии этого волшебного города гранитных набережных.

Было холодно, тёплые перчатки не спасали. Он стянул их и засунул руки поглубже в карманы, пытаясь размять окоченевшие пальцы. Неожиданно нащупал какие-то бумажки. Это было то, что осталось от денег, которые дал отец. Пять тысяч одной купюрой, тысяча и ещё по мелочи. 7150 рублей. Как он забыл о них?! Целое состояние! Недолго думая, набрал Кольку.

Николай приходился ему кем-то вроде троюродного брата, седьмая вода на киселе, был старше на два года и уже учился в универе на факультете прикладной математики и информатики, ещё и подрабатывал. Головастый до ужаса, и парень неплохой, компанейский. Они дружили с самого детства, особенно много времени проводили на даче, когда были совсем зелёные. Родители не то чтобы тесно общались с его семьёй, но на лето часто брали Колю к себе за город, однажды даже в Дубай, хорошо у них дружить получалось. Он был неродным сыном. Взяли Кольку из детского дома, когда тому едва три исполнилось. Все против были, только мама с отцом поддержали дальних родственников. А Колька, на зависть, таким мировым оказался! От него никогда не скрывали, что приёмный. Это же ничего не решает, зато живи без страха, что найдётся какой добрый и всю правду выложит в один прекрасный момент.

– Коль, привет! Тут дело одно к тебе есть. Срочное! Да и с праздником тебя!

– С каким?

«Что они, все спятили?» – возмутился Иван:

– Как с каким?! С Днём влюблённых.

– Так ты меня поздравляешь? – заржал Колька.

– Ну просто… Я не шарю в таких делах… В общем… Мне надо заказать цветы в Москву.

– Ого! Влюбился? – опять заржал Коля.

– Не знаю… Просто хочу сделать приятное. У меня есть семь тысяч. Хочу красивый букет!

– Если на семь, значит, влюбился!

«Знал бы он о кулоне!» – подумал Ваня и поёжился, словно наступил на слизняка. Однажды с ним такое приключилось на даче, и его рвало, то ли от отвращения, то ли от жалости к безобидному существу. А мама решила, что он отравился, и пичкала какими-то чёрными таблетками. Только Белла сразу определила: «Слишком впечатлительный он у нас! Я же говорю, весь в деда! Чувствительный, как с другой планеты».

– Подожди! Сейчас в комп залезу, – деловито пробурчал Николай и затих.

Иван терпеливо ждал: «Опять что-то придумал себе! Можно подумать, Надя его помнит! Чепуха какая-то!» Но отступать было поздно. Потом, ему всегда казалось, что он всё-таки чем-то её обидел. Пусть это будет его извинением. «Мне было хорошо с ней, спокойно как-то», – уговаривал себя Иван.

– Эй! – Колька орал в трубку. – Ну что молчишь?! Всё! Нарыл правильную компанию. Скинь номер телефона и имя, кому. Деньги с карты переведу, как раз за сайт прислали, одному пацану делал.

– Я тебе сразу отдам, Коль! Надежда её зовут.

– Куда ж ты денешься?! А что написать в открытке?

– Напиши просто: от Ивана.

– Может, навернём чего-нибудь?! – ржал Николай.

– Да нет, не надо! Так и напиши. Только без самодеятельности! Очень прошу! А то знаю я тебя! – теперь уже смеялся Иван.

Умел Колька разрядить обстановку: «Вот надо было к нему и идти за советом, когда в Мальвину втюрился и затеял удивить весь мир. Он бы точно всё по полочкам разложил».

Неожиданно небо затянуло какой-то пеленой, и солнца больше не стало. Сверху повалил клочьями колючий снег, разгоняемый ветром во все стороны. Метель! Всё внезапно стало другим, ещё более загадочным. Ивану стало весело, и он нацепил наушники и врубил на полную самый что ни на есть тяжёлый рок. Пару раз даже выдал какое-то па, поскользнулся и чуть не рухнул. «Ещё не хватает до кучи ногу сломать!» – стало совсем смешно и намного легче, всё снова приобретало смысл.

Дверь открыла мама.

– Ты что так поздно? Я тебе уже звонить собралась! Как блаженный ходишь последнее время! Есть хочешь? Белла Марковна уже полтора часа сидит, ждёт тебя. Что вы там затеяли? Сегодня бабушка – чистая милота, не понятно с каких дел, даже с Полечкой стишок выучила.

Почему Белла поджидает его с таким нетерпением, Иван догадывался, но он ничего ей не расскажет, никому не скажет ни слова – о таком не говорят.

Он уже направился на кухню поздороваться с Беллой Марковной, как мама вдруг спохватилась, видно, позабыла, и бросила вслед:

– Там тебе курьер посылку принёс. Я к тебе отнесла. Распаковала, но внутрь не залезала!

– Мне? Посылку? От кого?

Мама с недоверием осмотрела Ваню с головы до ног. Чудной!

– А я откуда знаю? Тебе виднее.

Иван влетел в комнату, ещё и локтем сильно ударился о дверной проём: «Чёрт!»

На письменном столе стояла подарочная коробка красного цвета, а внутри – смешной мягкий заяц с такими же длинными ногами, как у него. К лапке была привязана маленькая открытка с простыми словами – от Нади. Он не заметил, как в комнату тихо вошла Белла Марковна. Она стояла и едва сдерживала слёзы. Её любимый внук Ванечка улыбался своей необыкновенной улыбкой в тридцать два зуба, улыбкой деда – а значит, у него всё хорошо…