Глава 28

– Мама?

Тесс сбросила дорожную сумку на каменный пол прихожей. Она запыхалась, короткий путь от пирса до замка утомил ее сильнее, чем она хотела бы показать. В последнее время ей казалось, что ребенок у нее в животе ни минуты не сидит спокойно, словно проходя вместе с ней каждый шаг пути.

– Мама? – Тесс вслушалась в тишину замка и закрыла за собой входную дверь.

Обычно слуги замечали, что лодка плывет от материка к замковому острову, и немедленно докладывали об этом хозяевам. Тесс не могла припомнить ни единого раза, чтобы мать не встречала ее перед замком или в холле. Правда, Сильветта всегда знала, что дочь едет домой. Являться без предупреждения, как сейчас, Тесс еще не приходилось.

Тесс со вздохом прижала руку к животу и нагнулась за сумкой. Ей не хотелось попусту стоять здесь и ждать, пока кто-нибудь отнесет вещи в ее комнату. Но самой себе она не могла не признаться, что все чаще задыхается. Ее уже обследовали на предмет всевозможных болезней, но так ничего и не нашли. Тесс думала, что причина – ее беременность, но врач предположил, что она не переносит воздух большого города. Такое бывает, сказал он. Вонь от автомобилей, которых становится все больше, и толпы народу. Тесс это казалось полной чушью, но факт оставался фактом: во время последнего своего пребывания в замке она чувствовала себя намного лучше, чем в Берлине. А когда она несколько дней назад вернулась в город, ей стало плохо, как никогда. Она терпела почти неделю, надеясь, что само пройдет. Но ведь она теперь отвечает не только за себя, и раз этот дурацкий морской воздух настолько полезнее для здоровья – что ж, придется наступить себе на горло, прикинуться паинькой и остаться здесь, пока все не кончится.

Ее жених Максимилиан работал в «Берлинер цайтунг» и не мог все бросить и на несколько недель уехать на море, но они договорились, что она позвонит, когда дело дойдет до родов, и он тут же приедет. Разумеется, он – типичный горожанин – не доверял деревенскому врачу и повитухе, но Сильветта не разделяла его опасений, объясняя их снобизмом. Сама Сильветта, Аура, а потом и Джиан – все родились в замке. Зачем же следующему поколению Инститорисов искать для этого другое место?

Тесс в последний раз крикнула: «Эй, есть кто живой?» – и, пожав плечами, двинулась на второй этаж. По пути к своей комнате она никого не встретила, с усилием забросила сумку на кровать и прислонилась к стене, пережидая приступ головокружения.

Мать могла быть где угодно: в кабинете, который она оборудовала себе на первом этаже, у себя в спальне или в одной из гостиных. А может быть, отправилась проведать могилу Шарлотты на Погребальном острове. Тесс увидит ее самое позднее за ужином.

Для начала она отправилась вниз, в кухню. Через открытую дверь столовой она увидела, что стол накрыт на два прибора. В замке гость? Аура-то наверняка давно смылась.

На кухне никого не было, и Тесс заподозрила неладное. Дело шло к вечеру, меньше чем через час должны подать ужин. Она позвала кухарку по имени, заглянула в кладовую и в погреб, но и там было пусто.

Тогда она пошла в рабочий кабинет матери. Отсюда Сильветта управляла семейным имуществом, проверяя доходы от сдачи внаем и расходы на содержание различных объектов недвижимости, а также проводила мелкие финансовые операции внутри страны и за границей. На столе лежало несколько нераспечатанных писем.

Снова вверх по лестнице, на этот раз на третий этаж западного крыла, к спальне матери. Она постучала тихонько, потом громче и наконец нажала ручку и вошла. В головах широкой кровати лежали две смятые подушки, одеяло откинуто. Ванная комната была пуста, в гардеробной валялась кучка вещей. Тесс уже много лет сюда не заходила. Очевидно, мамина любовь к порядку значительно ослабела.

Тесс вышла в коридор и невольно вздрогнула, проходя мимо бывших покоев Шарлотты. «Ведьма, ведьма!» – раздались в ее памяти детские голоса. Она неохотно положила руку на ручку двери, надеясь, что замок закрыт. Потом нажала.

Дверь почти бесшумно распахнулась.

Пыль и пустота. Из обеих бабушкиных комнат были вынесены все вещи. Ни мебели, ни картин. Лишь на обоях сохранились контуры рам, комодов и шкафов – светлые прямоугольники на пожелтевшем фоне.

Шаги Тесс отдавались в пустых стенах, когда она вошла в переднюю. Много лет назад Шарлотта силой затащила ее сюда. Тесс было тогда шесть лет, но и сегодня она чувствовала на локте призрачную руку своей безумной бабки, и по телу у нее забегали мурашки.

Ребенок зашевелился и пнул ее изнутри изо всех сил. Она успокаивающе положила руку на выпуклый живот. Может быть, малыш чувствует ее отвращение к этому месту?

Трясясь, как в ознобе, она прошла через переднюю и очутилась в спальне. Запах старого тела въелся в обои и половицы. Над контуром спинки кровати виднелся силуэт креста, а рядом с дверью – полуовал на том месте, где висела чаша для святой воды в виде ракушки.

Коллекцию ракушек убрали отсюда вместе со всем остальным. Но, подойдя к окну с витражом, Тесс обнаружила перед ним одну-единственную ракушку. Ее, видимо, обронили, когда выносили вещи. Плоская белая створка с серебристыми разводами, размером с блюдце, с волнистым краем, обломанным в углу.

Тесс подняла ракушку. По телу ее пробежала дрожь, словно она прикоснулась к самой Шарлотте. Она отшатнулась и едва не упала от внезапного головокружения. В ушах у нее звенел детский крик, и на какое-то страшное мгновение ей показалось, что это кричит ее ребенок. Потом она поняла, что это воспоминание о том, как кричала тогда она сама. Ей представились костлявые пальцы, ухватившие ее из-за приоткрытой двери, лицо с безумными глазами, спутанные волосы, зловонное дыхание.

Бледные узоры на обоях зашевелились, будто их раздувало ветром, закатные лучи солнца за окном заплясали в воздухе цветными кружками. В этих бликах обрисовалась фигура, неясный контур, круживший вокруг Тесс, ожидая, чтобы она снова стала маленькой и слабой, как тогда. Никогда, никогда не следовало ей заходить в эту комнату – ни тогда, ни тем более сейчас…

Тесс почувствовала чье-то прикосновение.

Она вскрикнула, отшатнулась, взмахнула рукой – и только тут заметила, что все еще держит в руках ракушку.

Раздался крик – но уже не ее.

Тесс отступила на шаг, стукнулась о подоконник и об оконное стекло. Фигура в цветных бликах растаяла, когда Тесс своим телом заслонила проникавшее в комнату солнце.

Перед ней, согнувшись и прижимая руку к лицу, стояла Сильветта. Сквозь пальцы у нее сочилась кровь, а глаза с недоумением глядели на Тесс и на ракушку с зубчатым обломленным краем.

– О господи!

Тесс швырнула ракушку на пол и хотела броситься к матери, как вдруг за спиной Сильветты в комнату вошла еще одна женщина, посмотрела на Тесс и лишь потом заметила, что случилось.

– Сильветта? – Женщина бросилась к ней и заслонила мать от Тесс. – Что вы наделали?

Тесс оттеснила чужую женщину в сторону и мягко отняла руку Сильветты от свежей раны на щеке.

– Прости! – забормотала она. – Я не хотела! Я же не знала…

– Как ты тут оказалась? – спросила Сильветта сдавленным от боли голосом.

Рана была длинная и глубокая. Если бы край этой треклятой ракушки был острее, все, может быть, обошлось бы легче. А так наверняка останется шрам, особенно если сразу не зашить.

– Тебе надо к врачу!

Стены комнаты словно придвинулись, мир сжался, сосредоточившись на Тесс и ее матери.

И на чужой женщине с темно-рыжими волосами, длинноногой и длиннорукой – она показалась Тесс похожей на жука-богомола с пылающей головой.

– Обойдется как-нибудь, – сказала Сильветта.

– Нет, твоя дочь права! – возразила женщина с восточноевропейским акцентом – Тесс не могла определить точно, с каким именно. – Эту рану нужно зашить.

– Где Клара? – спросила Тесс. – Когда Джиан рассек бровь, она…

– Клары тут больше нет, – перебила Сильветта. Клара была горничной в замке Инститорисов, сколько Тесс себя помнила. – Я ее уволила. Как и почти всю прислугу.

– Что?

Пустые коридоры, казалось, выкачивали кислород из комнаты, как вакуумный насос. Тесс недоумевающе покачала головой и поглядела на незнакомку, готовясь обрушить на нее сотни упреков. Но не сейчас.

С лица и пальцев Сильветты капала на пол кровь. Красные бусины разбивались о паркет, превращаясь в звездочки.

– Я все сделаю, – сказала незнакомка. – Я умею зашивать раны.

Тесс хотелось оттолкнуть ее и обнять мать, но Сильветта предостерегающе подняла руку и позволила чужачке отбросить с ее лица промокшие от крови прядки.

– Кто вы такая? – вырвалось у Тесс.

– Меня зовут Аксель, – сказала женщина. – Я подруга вашей мамы.

Тесс никогда не слыхала ни о каких подругах. Зато у Сильветты всегда были очень хорошие отношения с прислугой, с кухаркой и горничными. С Кларой. Которую она уволила.

Это все какой-то страшный сон.

– Прекрасно… Аксель, – сказала Тесс ледяным тоном. – А я ее дочь, и если вы позволите…

– Нет, – сказала Сильветта. – Пусть Аксель зашьет мне рану.

Несмотря ни на что, Тесс хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть.

Аксель медленно кивнула:

– Да, так будет лучше всего.

– Я сейчас вызову маме врача, – возразила Тесс, – пока она не потеряла слишком много крови и пока рану еще можно зашить.

– Вы правы, – дружелюбно сказала Аксель. – Рану нужно зашить немедленно. А не через час, или сколько там потребуется времени, пока врач из деревни сюда доберется.

– Пойдем в мою комнату, – сказала Сильветта. Ей, надо полагать, было жутко больно. – Иголки и нитки у меня там.

– Слушай, ну это же не пуговица, черт подери! – вспылила Тесс.

– Вы беспокоитесь, я понимаю, – сказала Аксель. – Это вполне естественно. Но вы можете на меня положиться. Я ни за что не допущу, чтобы с вашей мамой что-нибудь случилось.

«А где же ты была, когда я располосовала ей лицо?» – подумала Тесс, борясь с подступающими слезами.

– Все в порядке, – с трудом выговорила Сильветта. – Тесс, все будет хорошо… Не волнуйся так, это просто царапина.

Аксель обняла ее за плечи и повела прочь из комнаты. Тесс побрела за ними, словно лунатик, чувствуя себя лишней, отвергнутой.

Наверху Сильветта показала на комод между окон.

– Там, в нижнем ящике.

Тесс нагнулась выдвинуть ящик и почувствовала, что самостоятельно ей уже не распрямиться. И все же она справилась с собой и донесла швейную шкатулку до кровати. Мать сидела на краю, прижимая к щеке носовой платок.

– Нужно что-нибудь спиртное, – сказала Аксель. – Чем крепче, тем лучше.

– На кухне.

Тесс бросилась было к двери, но рыжеволосая опередила ее и выбежала из комнаты.

– Я принесу, – бросила она на бегу. – Побудьте с Сильветтой.

– Кто это? – прошептала Тесс, садясь на кровать рядом с матерью и прислушиваясь к затихающим шагам Аксель в коридоре.

– Подруга, – пробормотала Сильветта.

Ну ладно, сейчас не до этого.

– Прости, пожалуйста! – Слезы ручьем текли у Тесс по щекам. – Ужас, что я наделала! Зачем я только зашла в эту комнату? Сама не знаю, что на меня нашло.

– Это все твоя бабка. Она кого угодно могла довести до бешенства… Или перепугать до смерти… В старости уж точно. – В голосе Сильветты звучала не обида, как всегда думала Тесс, и не страх. Это была чистая ненависть.

– Ты лучше не разговаривай, чтобы боль не усиливать.

– Мать была чудовищем. Она выжила из ума, но не так, как другие старики. Она была воплощением зла. То, что она с тобой сделала, когда ты была маленькая…

– Это так давно было… – На самом деле Тесс казалось, будто все это случилось вчера. – Мне никогда не поправить того, что я натворила! – Тесс захлебывалась слезами.

– Это не ты. Это она сделала через тебя. Твоя бабка и в могиле не хочет оставить меня в покое. И ей есть за что мстить.

– Мама, не знаю, может быть…

– Не волнуйся, мне не мерещится призрачная старуха со свечой. Но у меня было чувство, что в тех комнатах все еще остается что-то от нее. Поэтому я приказала вынести и сжечь всю мебель, а ее ракушки выбросила в море.

Тесс погладила ее по руке:

– Мы потом об этом поговорим, ладно?

Но Сильветта не дала себя перебить:

– Я больше не могу здесь оставаться, Тесс. Не могу жить на этом острове. Я уезжаю с ней, с Аксель.

Чужачка словно дожидалась, пока назовут ее имя, – в коридоре послышались ее торопливые шаги. И вот она уже появилась в дверях.

Сильветта взяла Тесс за руку и произнесла почти торжественно:

– Это Аксель Октавиан. Женщина, которую я люблю.