Шестнадцать
Доктор Уинтер

Вечером, на четвертый день после возвращения Касс Таннер домой, Эбби и Лео вновь приехали к Мартинам и устроились на кованых железных стульях на террасе. Мистер Мартин закинул ногу на ногу, откинулся назад и улыбнулся, будто на вечеринке с коктейлем с друзьями по клубу.

– Чем могу быть полезен?

Лео в ответ ему тоже улыбнулся. Это было его шоу, а актером он слыл просто замечательным, хотя на этот раз ему явно не хватало реквизита.

– Лайза Дженнингс, – сказал он.

Лицо Джонатана приняло озадаченное выражение.

– Кто, простите?

– Школьный психолог. Из Академии Саундвью.

– Ах да! Была такая, теперь припоминаю.

Улыбка Лео стала шире.

– Она тоже вас помнит. Причем очень даже хорошо.

Джонатан решил копнуть глубже:

– Почему бы вам не выложить все без обиняков?

– У вас с ней был роман, продолжавшийся и после исчезновения девочек, – спокойно произнес Лео, – вы встретились с ней, когда школа устроила день открытых дверей. Она весьма очаровательна.

– Чушь, – настойчиво заявил Джонатан.

Когда Лео приступил к изложению фактов, Эбби не сводила глаз с лица мистера Мартина. После разговора с Дженнингс они еще раз просмотрели дело, а потом запросили отчет о звонках с мобильного телефона Джонатана за два года расследования. Аналитик, занимавшийся этим отчетом после исчезновения девочек, подготовил доклад, приведя в нем номера и имена абонентов, с которыми мистер Мартин общался посредством звонков или текстовых сообщений. Контакты с Лайзой Дженнингс исчислялись дюжинами. С тех пор прошло много времени, и получить распечатку их смс-переписки теперь уже не представлялось возможным. Агенты не располагали сведениями ни об отелях, ни о совместных ужинах, ни о поездках. Консьержки в небольшом доме Эбби без лифта, которая видела бы, как они поднимались к ней, тоже найти не удалось. По сути, у них не было ровным счетом ничего. Кроме ее признания.

– Когда-то я уже говорил вам, что просто хотел помочь, – объяснял Джонатан. – Пытался выудить из нее какую-нибудь информацию.

Тогда Лео с его доводами согласился и принял на веру, что он звонил психологу исключительно ради падчериц. Лайзу Дженнингс тоже самым тщательным образом допрашивали, но сигналов опасности так и не выявили. На том этапе все усилия были сосредоточены на приезжих и чужаках, которые могли похитить девочек и причинить им вред, и до отношений между теми, кто пытался им помочь, никому не было никакого дела.

Теперь, возвращаясь к тем событиям и глядя на них через призму подозрений, казалось странным, что Джонатан вообще контактировал с кем-то из школы, где учились девочки. Теперь им было известно почему.

– Разобравшись с отчетом о ваших смс-ках и звонках, мы опять поехали к Лайзе Дженнингс, и она привела нам совсем другое объяснение. Рассказала, как вы с ней флиртовали на организованной школой вечеринке, как обольщали ее текстовыми сообщениями, а потом неоднократно проводили время у нее в квартире. Так продолжалось несколько месяцев, предшествующих исчезновению девочек. Ваших падчериц.

Лайза Дженнингс продержалась недолго. Утверждая, что историю о волосах Эммы ей поведал Оуэн Таннер, она солгала, на что ей недвусмысленно указали. Оуэн и сам ничего об этом не знал. К тому же у них были смс-ки и телефонные звонки. Она родилась во второй половине восьмидесятых и давно привыкла к несмываемым следам, всегда остающимся в социальных сетях, поэтому ее было совсем не сложно убедить, что на серверах сотового оператора вся их смс-переписка осталась в целости и сохранности.

Когда она стала рассказывать, что Джонатан ее никогда не любил, что с легкостью порвал с ней одним телефонным звонком, на глаза ей навернулись слезы. Нет, она все понимала, их роман должен был закончиться или хотя бы прекратиться на время поисков девушек. Семья, школа – к ним было приковано всеобщее внимание. Проблема заключалась лишь в том, что он к ней ровным счетом ничего не испытывал. В его душе не было ни печали, ни тоски по ней, ни даже пустоты, в то время как у нее все это присутствовало в избытке. Он заставил ее страдать: «Теперь я понимаю, что все это была ложь. Нежность в его глазах, слова, срывающиеся с его уст, – все оказалось неправдой. Лжец он был первоклассный».

– Ну хорошо, – сдался Джонатан, сидя на террасе своего дома, – она, вероятно, очень расстроилась.

Пока они с Лео танцевали этот танец, Эбби внимательно его изучала. Он отличался подтянутостью и элегантностью. Знал, что агенты никогда не докажут его связь с молодой женщиной. Однако они не собирались отдавать его под суд. Его мнимое неведение, когда они назвали имя школьного психолога, напрямую подтвердило, что между ними был роман. Ради этого Эбби с Лео сюда и пришли. Чтобы получить подтверждение. Помимо прочего, Лайза Дженнингс рассказала о его одержимости собственным сыном. Поведала, что он не раз называл его «Божьим даром», хотя сама она, увидев его, решила, что перед ней «костлявый, напыщенный козел». По ее словам, она хоть и думала, что Джонатан ее любит, но не сомневалась, что в случае угрозы он тут же ее предаст, дабы не запятнать имя семьи.

Лайза согласилась сотрудничать с агентами из Нью-Хейвена. Позволила экспертам покопаться в ее телефоне. Прошла полиграф, чтобы доказать, что она не имеет никакого отношения к пропаже девочек и если в чем и виновата, то только в любовной связи с их отчимом. Потом наняла адвоката и всеми этими вопросами занималась только в его присутствии. Но все же занималась.

Эбби и Лео казалось, что они напали на след. Джонатан Мартин многое им рассказал, пролив свет на жизнь жены, девочек и своего сына. Воспоминания в его голове могли всплывать хаотично и без всякой системы, но шанс на то, что они как-то выведут следствие на Праттов или помогут установить отца ребенка Эммы, все же существовал.

На этой задаче – определить, как Лайза Дженнингс и Джонатан Мартин могли быть связаны с Праттами, – Лео решил сосредоточить все свои усилия.

Но Эбби интересовало совсем другое – почему Касс указала им путь к этой двери? Девушка солгала, что Лайза Дженнингс консультировала Эмму. И сделала все, чтобы ей поверили. Это означало только одно – Касс знала об этом романе и хотела предать его огласке. Иначе зачем ей было сочинять, пуская их по этому следу? Она стремилась, чтобы они допросили Джонатана Мартина и потом стали задавать вопросы матери. Чтобы она, наконец, обо всем узнала. Но с какой целью? Отомстить за ужасное детство? Или с какой-то другой? Эбби не сомневалась: указывая на Лайзу Дженнингс, Касс прекрасно знала, что они обнаружат.

Лео долго хранил спокойствие, но потом обратился к мистеру Мартину с вопросом, задавать который они вообще-то не планировали:

– Вы когда-нибудь называли Эмму Таннер Лолитой?

Джонатан вдруг резко выпрямился. От этих слов ему, казалось, стало противно, однако эта реакция явно была наигранной.

– Ну хватит, – сказал он и встал.

Лайза Дженнингс рассказала им, что Джонатан Мартин любил разглагольствовать о том, что в этом мире выживают только самые приспособленные. По его словам, история неоднократно доказывала, что самым сильным всегда было племя. И победить его можно было только внедрив чужака. Он всегда мог привести многочисленные тому примеры и придерживался радикальных политических взглядов относительно того, как чего-то подобного не допустить. Как-то раз Лайза Дженнингс спросила, как это относится к непростым отношениям в его семье. Тогда он заговорил о девочках. По его словам, Касс, будучи слабой и ведомой, не несла в себе угрозы. Проблема заключалась в Эмме. Та жаждала власти, но, в отличие от матери, не могла себя правильно позиционировать. Он предположил, что старшая падчерица давно осознала свою привлекательность в глазах мужчин и стала с лихвой ею пользоваться. А потом добавила, что Джонатан называл ее Лолитой.

Эбби тоже встала, а за ней и Лео, преградив Джонатану путь к двери.

– Мне это кажется отвратительным, – сказал тот, – моя дочь где-то мучается, а вы тратите время на какую-то чепуху. Думаю, вам лучше уйти, пока своими разговорами вы не огорчили мою жену.

Лео отошел в сторону и дал ему пройти. Эбби подождала, пока он не ушел, и только после этого выдохнула, перед этим надолго задержав дыхание.

Потом взглянула на коллегу и улыбнулась.

– Что такое? У меня такое ощущение, что ты удивлена.

Она действительно была озадачена. Он задавал вопросы о семье.

– Что вы надумали, Лео? Лолита была школьница, соблазнившая мужчину в возрасте…

– Тем летом он не ездил в Париж, если это, конечно, то, что ты имеешь в виду. Как и наш сводный брат Хантер.

– Вы это проверили? А почему мне ничего не сказали?

Лео увлек ее за собой, спустился с крыльца, и они зашагали по подъездной дорожке.

– Не придавай этим фактам слишком большого значения. Я вот смотрю на этого Джонатана и понимаю, что на девочек ему ровным счетом наплевать. Он вошел в их жизнь, когда они еще были подростками одиннадцати и тринадцати лет. Их сводный брат его сына возненавидел, в то время как сами девочки Уитта боготворили. Хантер был одержим Эммой, в результате чего его отец наверняка обвинял ее, что она слишком соблазнительна для здорового молодого мужчины, в теле которого играют гормоны, – ты знаешь, насколько действенен этот аргумент. Но поверь мне на слово: когда Касс сообщила о беременности Эммы и сказала, кто отец, я долго об этом думал. Думал о Джонатане Мартине и его сыне. Если отцом малышки был кто-то из них, то страх перед тем, что случится, если она останется, вполне мог подтолкнуть ее к бегству.

– Вопрос только в том, что в тот момент, когда она забеременела, его не было во Франции, так? По словам Касс, Эмма родила в марте. Значит зачала ребенка в июне, самое позднее в июле. А вернулась из Европы домой только в середине августа.

– Все правильно. Поэтому я и убедился, что они тогда не ездили в Париж. Просто чтобы закрыть эту тему.

– И что теперь?

– Через час поговорим с Джуди Мартин, – пожал плечами Лео, – ситуация для нас идеальна: поскольку Джонатан все отрицает, у нас есть все основания ее порасспросить. Но давай все же оставим ему маленькую лазейку самому ей рассказать.

– Согласна.

Сделав еще несколько шагов по подъездной дорожке, они подошли к машине Эбби. Она вытащила ключи.

– Знаешь, а ведь я читал материалы твоих исследований.

– Когда?

– В прошлом году. А вчера вечером просмотрел опять. Лежа в постели. Сьюзен уснула. На столике у кровати у нее стоит фотография наших детей, снятая, когда они еще были маленькие. Понимаешь, из-за этого мне приходится смотреть на этот снимок по десять раз в день. В какой-то момент у меня в голове возник образ матери, варварским способом отрезающей своему ребенку волосы. Жестоко. Мстительно. Чтобы наказать другую дочь.

Лео уставился на носки своих ботинок и умолк.

– Проблема братьев и сестер, о которой ты писала. Как родитель, страдающий нарциссизмом, выбирает в любимцы одного ребенка и делает все, чтобы держать его в ежовых рукавицах. Укрепляя свое альтер эго…

– Эмма, – сказала Эбби, – именно это она и сделала с Эммой.

– А Касс, вторая дочь, которая видит в старшей сестре мать. Один ребенок воспитывает другого, хотя их родители на месте и никуда не делись. Меня от этого тошнит.

– Да, – согласилась Эбби.

Она понятия не имела, к чему может привести этот разговор, но то, что Лео понял и разглядел в этой семье то, что она увидела уже давным-давно, в этот момент было способно сыграть решающую роль.

– Мне их жаль. И жаль тебя.

Эбби не знала, что на это ответить. У нее в голове вновь зазвучали слова Касс, которые та произнесла, описывая свой конфликт, – потребность любить и быть любимой, но вместе с тем и осознание того, что «каждый, кому ты доверяешь, может в любую минуту предать». Большинство людей живут в благословенном неведении. Но мать Эбби ее этого неведения лишила. Как и Джуди Мартин – Касс. И оно к ним уже никогда не вернется. Неужели об этом надо сожалеть? А может, подобная неосведомленность их защищала?

На нее вдруг снизошло озарение. Эбби схватила Лео за обе руки.

– Что с тобой, малыш?

– В жизни каждый может тебя предать, – заявила она.

– Что ты имеешь в виду? – в замешательстве спросил он.

– Именно эту мысль Касс хотела донести до сознания матери. Вот почему она вывела нас на Лайзу Дженнингс – чтобы их роман получил огласку, чтобы мать поняла, что муж ей изменил!

– И что из этого?

– Не знаю…

– Но почему она не сказала нам напрямую? Почему дала понять, что это каким-то образом связано с Эммой?

– Потому что она единственная, кому мать может верить… не спрашивайте меня почему, потому как этого я пока тоже не знаю. Мне известно только одно – ей надо, чтобы мать прониклась доверием к ней и убедилась в вероломстве Джонатана Мартина.

– Эбби, я понятия не имею, как это может помочь нам в поисках Эммы…

Слова Лео прервал мобильный телефон, зажужжавший у него в кармане. Он вытащил его, нажал кнопку ответа и сказал:

– Да…

Потом послушал, и глаза его немного расширились.

Эбби ждала, наблюдая, как выражение удивления на его лице уступает место возбуждению. Он дал отбой, улыбнулся и произнес слова, в которые невозможно было поверить. От этих слов время будто остановилось.

– Мы нашли остров.