Глава 15
Чудесный солнечный день нехотя клонился к закату. Мирослава любовалась отцветающими клематисами и краем глаза наблюдала, как кот Дон щурится на руках Мориса и, в свою очередь, наблюдает за ней.
Миндаугас не выдержал и рассмеялся:
– Сошлись два хитрюги и решили посоревноваться, кто кого перехитрит.
– Мы не хитрюги! – возмутилась Мирослава. Дон поддержал хозяйку громким протестующим мяуканьем.
– Ладно, ладно, – проговорил Миндаугас и посадил кота на плечо Мирославы. Она тут же обняла свое сокровище и уткнулась носом в мягкую шелковистую шерсть.
Не успела троица дойти до крыльца, как сработал колокольчик, сообщающий о приезде посетителя.
– Кто бы это мог быть? – пробормотал Миндаугас.
– Ой, прости! Забыла тебе сказать – звонил Шиловский и собирался приехать.
Морис укоризненно покачал головой и распорядился:
– Тогда быстренько идите в свой кабинет, а я открою ворота и задержу его разговором минут на пять.
– Спасибо! – улыбнулась Мирослава.
Когда Миндаугас ввел Шиловского в кабинет детектива, Волгина уже сидела за своим столом.
– Приветствую, – с порога произнес клиент.
– Проходите, Эдуард Бенедиктович, садитесь, – пригласила его Мирослава.
– Мне известно, что Калитина, убившая моего сына, арестована, – проговорил он, вольготно устраиваясь в кресле, – дураку понятно, что это случилось благодаря вам.
– Полиция тоже приложила усилия, – возразила Мирослава.
– Знаю я, как они прикладывают, – усмехнулся Шиловский и тут же добавил: – Но не будем вступать в прения. Я хочу полностью оплатить вашу работу.
– Это у Мориса, – кивнула она в сторону двери, ведущей в приемную.
– Я знаю. Но я хотел лично выразить вам свою признательность.
– Считайте, что выразили, – вздохнула Мирослава.
– Я вижу, что вы чем-то недовольны. Надеюсь, не мной?
– Может, и вами… – проговорила она неопределенно.
– Что?! – изумился он.
Мирослава посмотрела на Шиловского и решилась.
– Эдуард Бенедиктович, а вам никогда не приходило в голову, что вы должны помочь вдове погибшего, его детям? – спросила она.
Шиловский насупился, побарабанил пальцами по подлокотникам кресла и ответил сухо:
– Я никому ничего не должен.
– Ну, да, конечно, – усмехнулась Мирослава, – все вам должны.
– Не понимаю, – проговорил он, глядя на нее холодным, как бы взвешивающим взглядом, – как вам удается процветать с таким характером?
– Мой профессионализм, – усмехнулась Мирослава, – заставляет клиентов и покруче вас смириться с моим характером.
– Ну, что ж, возможно, – подумав, согласился он. И добавил против своей воли: – Вон и Ксении моей вы понравились.
– А я всем хорошим людям нравлюсь, – улыбнулась Мирослава.
– Это комплимент?
– Да. Но не вам, а вашей жене.
Он усмехнулся, выдержал паузу и спросил:
– У вас курить можно? – Шиловский достал антикварный портсигар.
– Нет. Нельзя.
– Даже так… – Он убрал портсигар и, помедлив, произнес, глядя куда-то в сторону: – Не нужно думать, что я абсолютная сволочь. Да, я знал, что Константин виноват. Но он мой единственный сын! Был…
После долгой паузы он продолжил:
– Ведь парня того воскресить было невозможно. А деньги я предлагал. Вернее, его мать даже не открыла мне дверь. А с женой погибшего я имел беседу, – он горько усмехнулся, – я предложил ей деньги, а она плюнула мне в лицо, в прямом смысле плюнула. Понимаете, каково мне было?!
– Я понимаю, каково ей.
– Ну, да. А когда я уже уходил, она прокляла моего сына и пожелала ему гореть в аду.
«Ее проклятие сбылось», – невольно подумала Мирослава.
– Я был так зол тогда, что, если бы не дети…
– Вы бы отомстили строптивице?
– Не в этом дело. Вы не понимаете. Я же от всего сердца. А ей нужно было во что бы то ни стало, чтобы мой сын сидел.
– Может быть, тогда он был бы жив, – невольно вырвалось у Мирославы.
– Может быть, – неохотно согласился он. Потом добавил: – Так или иначе, моего Кости больше нет.
– Не сочувствую.
– Злая вы!
Она пожала плечами.
Он поднялся, дошел до двери и оглянулся:
– У нас с Ксенией скоро появятся дети.
– Я рада.
– За Ксению или за меня? – уточнил он.
– А разве вы не пара? – спросила детектив.
– Пара.
– Тогда делайте выводы сами.
Он кивнул и, не прощаясь, покинул ее кабинет. Какое-то время Шиловский находился в приемной. Мирослава слышала ровный голос Миндаугаса и редкие реплики Шиловского. Наконец все стихло, и только звук шагов говорил о том, что Эдуард Бенедиктович покидает их дом, как надеялась Мирослава, навсегда. Потом открылись ворота, и тяжелый джип выехал наружу.
– Фух, – совсем как кот Дон выдохнул Морис, заглянувший в ее кабинет.
Мирослава вскочила с кресла и, напевая голосом пирата из мультфильма «Айболит», стала носиться по кабинету, цитируя стихи Корнея Чуковского:
– «Как я рад! Как я рад!»
– «Что я поеду в Ленинград!» – подпел ей Морис.
Мирослава замерла на месте.
– А действительно, почему бы нам не слетать в Петербург?
– Я бы предпочел Петергоф, – сказал Морис, и добавил: – Родители возили меня туда в детстве.
– Понравилось?
– Еще бы! Такие величественные фонтаны!
* * *
На следующий день, вернее, вечер, едва Наполеонов перешагнул порог коттеджа, Мирослава бросилась ему навстречу:
– Шура, ты должен мне помочь.
– В чем?
– Я получила гонорар от Шиловского.
– Поздравляю.
– Не с чем. Я хочу отдать эти деньги вдове погибшего Артема Солодовникова.
– Так отдавай, я-то тут при чем? – пожал он плечами.
– Шура! Как ты это себе представляешь?! – воскликнула Волгина. – Я прихожу к Марине и говорю ей: «Я помогла посадить вашу золовку за то, что она отомстила за гибель вашего мужа, а деньги за свою работу, как шубу с барского плеча, хочу пожаловать вам!» Так, что ли?!
– Ничего не объясняй, просто отдай, – проворчал Наполеонов.
– Не та это женщина, чтобы брать деньги от посторонних без объяснений.
– Ты не посторонняя.
– Ага, даже хуже, чем посторонняя!
– Не преувеличивай!
– Шура!
– И что ты хочешь от меня?!
– Ты, как представитель власти, пойдешь к Марине Солодовниковой, отдашь ей деньги и скажешь, что это помощь от государства на ее детей.
– Не прокатит, – вздохнул он.
– Почему?
– Народ у нас, конечно, темный, но она же не совсем дурочка! Может у кого-то спросить, да и вообще поделиться с кем-нибудь, а ей объяснят, что такого не бывает.
– Шура прав, – вмешался молчавший до этого Морис.
– И что ты предлагаешь?!
– Я думаю, что деньги нужно отдать под видом иностранной помощи.
– Как это? – спросил Шура.
– Ну, иностранцы так часто помогают нам…
– Ага, – хмыкнул Наполеонов, – вам они, может, и помогают, а вот нам…
– Вы хотите решить вопрос или нет? – спросил Морис.
– Хотим, – за обоих ответила Мирослава.
– Тогда можно придумать, например, помощь от фонда рабочих какого-нибудь иностранного города.
– А они бывают?
– Это не важно!
– Действительно…
* * *
Через день Морис написал витиеватую бумагу на французском языке, поставил на нее несколько несуществующих печатей, и Наполеонов с Иннокентием Колосветовым, привлеченным к операции Морисом, отправились к Марине Солодовниковой.
Мирославу и самого Мориса они, по известным причинам, решили не брать.
Марина открыла им дверь сразу.
– Спрашивать надо, кто звонит, – не удержался Наполеонов.
– Извините, – смутилась Марина, – я думала соседка, она только вышла.
– Мы к вам по важному делу, – заявил Наполеонов официальным тоном, – разрешите войти?
– Да, конечно, проходите.
Они прошли в зал и сели на диван возле небольшого стола.
– Я привел к вам представителя французской ассоциации рабочих Марселя, – Наполеонов многозначительно кивнул на Иннокентия, – которая выделяет деньги семьям рабочих, погибших в результате несчастного случая, по всему миру.
Марина удивленно посмотрела на Наполеонова. Потом перевела взгляд на Колосветова.
– Я, я не понимаю…
– Чего тут не понимать, – сказал Шура, – вот бумага, правда, она на французском языке, но это не важно. Вот деньги. – Он вытащил перетянутые резинкой пачки купюр. – Пересчитайте и распишитесь.
– А… А почему представитель молчит? – почему-то шепотом спросила Марина.
– Так француз. Ни бельмеса по-русски.
– Да, я понимаю, – она облизала губы, – простите, но…
– Гражданка Солодовникова, – рявкнул Наполеонов, – вы у нас не одна такая! Нам еще несколько адресов объехать сегодня надо. Мы, между прочим, на работе.
– Простите…
– Пересчитайте деньги и вот тут распишитесь. – Он подсунул ей бумагу, вложил в руки ручку, и она послушно поставила свою подпись.
– Спасибо, – тихо произнесла она, почему-то глядя только на Колосветова.
– Пожалуйста, – невольно сорвалось с его губ.
Шура больно толкнул Иннокентия под ребра и, улыбаясь Марине, весело воскликнул:
– Понаедут тут, выучат спасибо да пожалуйста, а я таскайся с ними, паши за них. Ни бельмеса по-русски.
Шура схватил Иннокентия за рукав и потащил к выходу, приговаривая на ходу:
– А вы, гражданка Солодовникова, деньги дома не храните, в банк снесите.
– Да, конечно, я отнесу прямо сегодня.
Когда дверь закрылась, Шура вытер пот со лба:
– Фу! Пронесло.
И тут же набросился на Иннокентия:
– А тебя кто за язык тянул? Сказано же, ни бельмеса по-русски!
– Извини, я нечаянно, – улыбнулся Колосветов.
– Понаедут тут, а я расхлебывай, – проворчал Шура.
– Если ты не хочешь, чтобы я говорил по-русски, то я могу говорить по-английски, по-немецки, по-французски.
– Ой, – Шура смешно, совсем как прачка из старых фильмов, взмахнул руками, – только не надо подавлять меня интеллектом.
– Такого подавишь, – рассмеялся Иннокентий.
– Давай поскорее поедем, обрадуем Мирославу и Мориса, – сказал Шура и, посмотрев на Иннокентия, добавил: – И поедим чего-нибудь, а то я такой голодный…
– Я не помню, чтобы ты был когда-нибудь сытым, – расхохотался Колосветов.
– И ты туда же! Намекаешь, что я обжора? – насупился Шура.
– Нет, просто ты любишь покушать, – примирительно улыбнулся Иннокентий.
– Это так, – охотно согласился Наполеонов, забираясь в свою «Ладу Калину». Он вырулил со двора и покатил в сторону коттеджного поселка.
А Марина еще долго смотрела на огромные, по ее представлениям, деньги, потом вспомнила о наставлениях Наполеонова, засунула пачки в хозяйственную сумку и поспешила в ближайшее отделение банка.
По пути в банк она сама себя спросила: «Интересно, почему ассоциация рабочих Марселя привезла деньги в рублях?» И сама себе объяснила: «Они их, наверное, специально сначала поменяли, чтобы нам легче было». Эта мысль ее вполне удовлетворила и успокоила.
Адвокат Ян Белозерский между тем бился за судьбу Александры Калитиной. И биться ему приходилось не только с обвинением, но и с самой Александрой. Она не прилагала ни малейших усилий, чтобы помочь ему облегчить ее учесть. Скорее даже наоборот, упорно вредила самой себе. Она ни за что не хотела отказываться от своих слов, что отомстила Константину Шиловскому за гибель брата. Ян приводил ей доводы, но она их отталкивала от себя, как маленький ребенок отталкивает не понравившуюся ему игрушку.
В итоге, несмотря на все усилия Яна, Александре Калитиной дали десять лет колонии строгого режима.
Мирослава успокаивала расстроенного адвоката, говоря, что без его защиты девушка могла бы получить все двадцать лет, а то и пожизненное.
Белозерский вроде бы соглашался с ней, но потом говорил:
– Если бы она послушалась моих советов!
– Она не в себе, Ян!
– Так этот вариант я ей тоже предлагал! – воскликнул Белозерский. – Так она мало того что категорически отказалась, еще и меня самого обозвала сумасшедшим.
Мирослава погладила адвоката по плечу:
– Не расстраивайся ты так! И извини, что я втянула тебя в это дело.
– Ну что ты! – горячо возразил Белозерский. – Это же моя работа! И потом, – воодушевился он, – я подам апелляцию! А если не получится, но будем надеяться на досрочное.
– Будем, – согласились оба детектива и следователь.
А за окном стоял тихий летний вечер, стрекотали кузнечики, сладко пахла резеда. И, несмотря на все, что творилось время от времени в окружающем мире, так хотелось воскликнуть: «Жизнь продолжается! И она прекрасна!»
