Глава 11
Но Мирослава отправилась к Людмиле Гвоздиковой только на следующий день, разумно рассудив, что после возвращения надо дать человеку прийти в себя.
Она приехала в знакомый двор, поднялась на этаж, нажала на кнопку звонка. Ей показалось, что дверь откроет дедушка Людмилы. Но она ошиблась. Когда дверь распахнулась, на ее пороге она увидела симпатичную брюнетку с нежно-голубыми глазами. Это неожиданное сочетание черного и голубого заворожило ее, и она засмотрелась на женщину чуть дольше, чем дозволяют правила хорошего тона. Но женщина не обиделась, она весело рассмеялась.
– Это не линзы.
– Что? – невольно переспросила Мирослава.
– Я хочу сказать, что цвет глаз у меня натуральный и волосы тоже свои.
– Да, конечно, – пришла в себя Мирослава, – я детектив…
– Знаю, знаю, – перебила ее женщина, – Мирослава Волгина. Мне дедушка все рассказал, а я Людмила Гвоздикова, заходите, пожалуйста.
– Гвоздикова? – повторила Мирослава.
– Ага, Гвоздикова. Я оставила свою фамилию, лень менять кучу документов. А муж и дети Парамоновы. Так вот и живем. – Она снова рассмеялась и добавила весело: – Хорошо живем.
– Ну и отлично, – порадовалась за нее Мирослава, – а я пришла поговорить с вами об Александре Калитиной.
– А почему это вдруг Сашка заинтересовала детектива?
– Она была сестрой погибшего Артема Солодовникова.
– Ах да, – печально вздохнула Людмила.
– Вы хорошо знали Александру?
– Неплохо. Мы с ней дружили.
– А потом она неожиданно уехала…
– Ну почему же неожиданно, – потупила глаза Гвоздикова.
– Вы знаете причину?
– Не только я…
– Не только вы?
– Конечно. Хотя они, может быть, просто догадываются. Или не хотят знать! – Люда тряхнула густой гривой смоляных волос.
– Может быть, вы введете меня в курс дела? – осторожно проговорила Мирослава.
– Было бы куда вводить, – отмахнулась Гвоздикова. – Просто Сашка втюрилась в своего двоюродного брата! Ах, какой «шкандаль», – передразнила она кого-то.
– И из-за этого поссорилась с Солодовниковыми?
Людмила кивнула и добавила:
– Вернее, Артему было до лампочки, он просто не отвечал Сашке взаимностью. А мать его, Сашкина тетка, была оскорблена, так сказать, в лучших чувствах.
– Но почему?
– И я тоже не раз задавала себе этот вопрос и не находила ответа. По-моему просто ханжество какое-то! И, представляете, выставила Сашку из дому! Хотя сама до этого, извините за прямоту, продала Сашкину квартиру и прос…ла ее деньги.
– Понятно. А откуда Инна Гавриловна узнала, что племянница влюблена в ее сына?
– Так эта дурочка сама ей призналась, – хмыкнула Людмила.
– Печальная история.
– Очень, – согласилась Гвоздикова.
– Так это, значит, Инна Гавриловна уничтожила все фотографии Александры, начиная с младенческих?
– С нее станется, – буркнула Людмила.
– А у вас есть фотография Калитиной?
– Только с выпускного бала.
– Вы не могли бы дать мне ее на время?
– Я так и знала, что вы об этом спросите, – фыркнула Гвоздикова, – поэтому вчера сделала дубликат.
– Вы очень предусмотрительны, – доброжелательно улыбнулась Мирослава.
– Кстати, я ждала вас вчера. – Людмила бросила на Мирославу пытливый взгляд.
– Я не осмелилась беспокоить вас сразу в день приезда.
– Ой, скажите, какие телячьи нежности. – Людмила смешно наморщила свой небольшой носик.
– Так вы дадите мне фотографию? – улыбнулась Мирослава.
– Сейчас принесу. – И молодая женщина легко упорхнула в другую комнату, вернулась она минуты через две уже с фотографией в руках. – Вот держите!
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Теперь, как я понимаю, фото возвращать не нужно?
– Нет, – покачала головой Людмила.
– Говорят, что в Александру был влюблен друг Артема Григорий Томилин.
– И не он один, – беззаботно отозвалась Людмила.
– А кто еще?
– Да хоть Пашка Омелин! Остальных я и не припомню.
– А почему запомнили Омелина?
– Потому, что Саша с ним некоторое время встречалась.
– Встречалась?!
– А чего вы так удивляетесь?
– Но Томилин мне об этом и словом не обмолвился.
– Еще бы! – хмыкнула Гвоздикова. – Это же был удар по его самолюбию.
– Вы сказали, что влюблена Александра была в Артема, почему же она встречалась с Павлом?
– А то вы не знаете наши девчачьи заморочки, – Люся снова наморщила носик, – это же ежу понятно, Сашка хотела вызвать в Артеме ревность.
– А он?
– Вздохнул с облегчением.
– Вот как?
– Артем подумал, что у Саши с Павлом все серьезно и она оставит в покое его.
– А у них не сложилось…
– Так Сашка и не думала ничего складывать. Поматросила Пашку и бросила.
– И он остался с разбитым сердцем?
– Пашка увалень.
– Да?
– Я имею в виду не внешность, а характер. Ему всё как с гуся вода. Так что я не заметила, чтобы он особо страдал, когда Сашка упорхнула из города.
– А вы поддерживаете с ним отношения?
– Да, приходится.
– То есть?
– Мы с ним работаем в одной конторе! – расхохоталась Людмила. – Пашем как папа Карло на одного из современных Карабасов Барабасов.
– Он женат?
– Кто? – Голубые глаза Людмилы лукаво сверкнули. – Карабас Барабас?
– Нет, Павел Омелин.
– Пока нет. Но какие его годы.
– Я, наверное, пойду, – сказала Мирослава, – спасибо вам еще раз.
Людмила пожала плечами.
– И вот моя визитка, если вы что-то узнаете о Саше, не сочтите за труд, позвоните мне.
– Позвоню, – пообещала Гвоздикова и проводила детектива до дверей.
В машине Мирослава хорошо рассмотрела изображение Александры Калитиной. Можно было признать без всяких оговорок, что девушка была настоящей красавицей. Хотя красота этой девушки совсем не годилась для конкурсов красоты. Красота Калитиной была освещена каким-то внутренним благородством и аристократизмом, не так часто встречавшимся в наше время. Но больше всего Волгину поразил ее глубокий и печальный взгляд. Вздохнув, детектив спрятала фотографию.
А вечером Мирославе позвонил Шиловский-старший. Эдуард Бенедиктович хотел узнать, как идет ход расследования. Тон у него был такой, словно Мирослава находилась у него в неоплатном долгу.
Первым желанием детектива было отключить связь немедленно, вторым спеть ему песню Лолиты Милявской – «Иди ты на». Но она взяла себя в руки и нашла несколько вполне цензурных слов, которыми и сбила спесь с Шиловского-старшего, после чего скупо описала ему ход расследований и попросила не надоедать ей.
– Когда появится что-то существенное, я оповещу полицию и позвоню вам, – сказала она.
– Сначала мне! – заупрямился Шиловский.
– Квак бы не твак! – передразнила его она и отключила связь.
Эдуард Бенедиктович скрипнул зубами, но во имя того, чтобы найти убийцу единственного сына, решил дотерпеть до конца.
Мирославе же после разговора с Шиловским вдруг неодолимо сильно захотелось пообщаться с няней Константина Шиловского. Она знала, что старушка не захотела переезжать в особняк к Шиловскому-старшему и жила в полном одиночестве на квартире своего воспитанника. И у Шиловского не хватало духу прогнать ее оттуда.
На следующий день ровно в десять утра она уже вошла в подъезд, где жила няня Константина Шиловского. Но вместо консьержа ее встретил бугай охранник с бутербродом в руках, от которого нестерпимо воняло чесночной колбасой далеко не высшего качества.
– Куда это ты намылилась, дамочка? – спросил он развязно.
– Я не намылилась, а пришла к Евгении Степановне Беловой. А за твое хамство я сейчас намылю тебе шею, как говорится, не отходя от кассы.
Она сняла с плеча сумку и стала расстегивать легкую льняную курточку.
– Э, э, чего это ты задумала, – почему-то он сразу поверил ее угрозе, – я же пошутил просто! Если ты к этому божьему одуванчику, то иди, я ей даже звонить не буду.
– К какому еще божьему одуванчику? – нахмурилась Мирослава и сделала шаг в сторону охранника.
Он быстро попятился.
– Я имел в виду это, Арину Родионовну, тьфу ты, Евгению Степановну! Иди уже! Чего ты такая с утра злая?! – неожиданно жалобно проскулил он.
Вообще-то поведение охранника объяснялось просто. Только вчера их шеф устроил им взбучку за разгильдяйство и в назидание рассказал, что теперь лучшие охранники и киллеры женщины: «На вид вся из себя хрупкая и нежная, а голову свернет, как куренку, так быстро, что и опомниться не успеешь».
– Как это? – поинтересовался кто-то.
– А вот встретишься с такой и сразу узнаешь. Чик! И ты уже слышишь звон павловских ключей.
– Каких ключей?
– Апостол есть такой, Павел! Невежда! У него ключи от рая!
– Так мы в рай не попадем, – вздохнул кто-то.
– Ну, тогда услышите стук чертовой кочерги!
– А зачем черту кочерга-то?
– Чтобы угли мешать под котлом, в котором вы вариться будете.
Подчиненные заметно приуныли, и только один решился спросить:
– А где мы можем таких баб встретить?
– Да где угодно, – пожал плечами начальник и добавил: – Например, завтра на рабочем месте.
И тут приходит Мирослава и начинает угрожать. Поэтому охранник решил не рисковать и не связываться с ней, может, у нее за пазухой револьвер, а может, она обучена приемам ниндзя.
– В наше время ничему удивляться не приходится, – вздохнул охранник, дожевывая свой бутерброд.
Мирослава же не была провидицей и об опасениях охранника не догадывалась. Просто у нее было такое настроение, что она с удовольствием преподала бы ему урок вежливости. Но раз обошлось – значит, обошлось.
Дверь квартиры, где еще не так давно обитал Константин Шиловский, ей открыла статная седая женщина, назвать которую старушкой язык не поворачивался.
– Я частный детектив Мирослава Волгина. Эдуард Бенедиктович нанял наше агентство для расследования убийства его сына.
– Значит, вы ищете злодея, который убил моего Костеньку? – Женщина молитвенно сложила руки на груди.
Мирослава молча кивнула и спросила:
– Вы Евгения Степановна Белова?
– Она самая, – подтвердила женщина.
– Я хотела бы, чтобы вы подробнее рассказали мне о своем воспитаннике.
– Конечно, конечно, – закивала Белова и всплеснула руками, – чего же мы на пороге стоим, проходите, пожалуйста.
Няня Константина провела ее в большую светлую гостиную и усадила на огромный диван, застеленный шкурой ягуара.
«Вот паразит, – подумала Волгина и тут же одернула себя, – о покойных плохо говорить нельзя». Но она была непримиримой противницей истребления животных, ненавидела охоту и не понимала тех, кто носит натуральный мех, она считала это живодерством. Поэтому поежилась и пересела с дивана на мягкий стул.
– Я сейчас накрою на стол, – сказала Белова.
– Ни в коем случае! – остановила ее Мирослава. – Я пришла исключительно по делу.
– Ну, если так, – сникла женщина.
– Евгения Степановна, вы ведь знали Костю с детства? – спросила Мирослава.
– Можно сказать, что с самого рождения.
– Вот и хорошо. Значит, я пришла по правильному адресу. Расскажите мне, пожалуйста, каким был Костя.
– Был, – откликнулась эхом Белова.
И Мирослава, к своему ужасу, заметила, что глаза женщины наполнились слезами.
– Евгения Степановна, – заговорила детектив быстро, – прошу вас, успокойтесь! От вашего рассказа может зависеть ход расследования.
– Да, да, я понимаю, – женщина вытерла тыльной стороной ладони пролившиеся слезы и сказала: – Я сейчас успокоюсь и все вам расскажу. – Она отвернулась к окну и, помолчав, обронила: – Просто своих детей у меня нет. И Костик…
– Я понимаю.
– Хорошо, – сказала Белова, – я не буду вас задерживать. – И уже через минуту она начала свой рассказ. Начала с самого начала. И Мирославе пришлось выслушать, каким забавным карапузом был Костик Шиловский в раннем детстве. Ей это было совсем неинтересно, но она не перебивала и слушала. Она узнала о том, что Костя рано потерял мать, что в подростковом возрасте ему не хватало внимания отца.
– Он уже тогда стал вести себя вызывающе? – не утерпев, спросила Мирослава.
– Ну, что вы, – замахала на нее няня Кости обеими руками, – никаких особых проблем с Костей не было.
«А если и были, то все улаживалось с помощью отцовских денег», – подумала про себя Мирослава. Но внешне никак не проявила своих эмоций. А рассказ Беловой все лился и лился, и, согласно ему, Константин Шиловский был не человеком, а ангелом во плоти, которого окружающие не сумели оценить по достоинству.
– Костя чем-нибудь болел? – спросила Мирослава.
– Нет, он рос крепким ребенком, – последовал ответ.
– А последнее время?
– Что вы имеете в виду?
– Венерические заболевания, которыми он щедро награждал своих подружек!
– Что вы такое говорите?! – Голос няни задрожал от ужаса и негодования.
– Значит, вы ни о чем не догадывались, – заключила Мирослава.
– Как можно! – продолжала возмущаться Евгения Степановна. – Костя был приличным мальчиком.
– Ну, да, ну, да, – покивала Мирослава и спросила: – Вы не знаете, не получал ли Константин в последнее время каких-либо угроз?
– Ничего такого не было, – ответила Белова, – да и за что было ему угрожать.
– Действительно…
Мирослава смотрела на побледневшую женщину и думала: неужели любовь может быть настолько слепа? Ей было непонятно, как Белова могла ничего не замечать. Ведь, судя по всему, Константин частенько вваливался в квартиру пьяным.
И она спросила:
– Ваш воспитанник пил?
– Как все, – ответила, поджав скорбно губы, Белова и, видя, что Мирослава еще что-то хочет спросить, быстро добавила: – Иногда Костя хотел побыть один и отпускал меня.
– Отпускал? Что значит отпускал? Где же вы в это время жили?
– В доме его отца Эдуарда Бенедиктовича. Ксеничка была очень рада, когда я жила там несколько дней.
– Ксеничка – это вторая жена Шиловского, Ксения Витальевна?
– Да, она самая. Очень хорошая девочка.
Похвала Шиловской в устах Беловой насторожила детектива. «Неужели тоже беспутная?» – подумала она с неприязнью.
Евгения Степановна, точно угадав ее мысли, проговорила печально:
– Вы не верьте тому, что говорят о Косте. Они на него клевещут!
– Кому же это понадобилось?
– Врагам и завистникам!
– Вы только недавно мне говорили, что врагов у Кости не было.
– Так они скрывались под личиной друзей! Вот я и не разглядела их!
– То есть вы хотите сказать, что клевещут на Костю его близкие друзья?
Белова кивнула.
– Если вы имеете в виду Сапрыкина, Сизикова и Митяева, то они ничего плохого о вашем воспитаннике не сказали.
– Может, девочки…
– Девочки тоже особо не распространялись.
– Тогда я уже и не знаю кто.
– На самом деле некому, – проговорила Мирослава со скрытой иронией и стала прощаться с Беловой. У нее было ощущение напрасно потраченного времени. Но теперь она хотя бы знала, что никто из самых близких людей, ни отец, ни няня, не мешали Константину Шиловскому катиться по наклонной плоскости.
Когда она уже сидела в машине, то ей пришла в голову мысль глянуть, хотя бы ради интереса, на мачеху Константина Шиловского. Интересно все-таки узнать, что за птица Ксеничка Шиловская. Нет, в особняк Эдуарда Бенедиктовича она, конечно, не поедет. Но у нее есть телефон Ксении Шиловской, можно ей позвонить, и, авось, Ксения Витальевна не откажется встретиться с ней. Ксеничка ведь тоже женщина, и ей должно быть любопытно, что за детектив раскапывает дело об убийстве ее пасынка.
Навряд ли вторая жена Шиловского слишком уж печалится о смерти сына мужа. Но и подозревать ее в заказном убийстве не было оснований ни у полиции, ни у Мирославы. Хотя при ином раскладе в первую очередь уцепились бы именно за мачеху.
Мирослава набрала номер сотового Ксении Шиловской и представилась.
– Да, я поняла, – проговорила та.
«Ага, – подумала Мирослава, – значит, муженек находится поблизости». И мысленно похвалила Ксению: «Молодец, сообразила, умная девочка».
– Ксения, я хотела бы встретиться с вами…
– Допустим… – было ей ответом.
– В «Старой кофейне» в час дня.
– Ну, что ж, пусть будет так, – отозвалась Ксения и, не прощаясь, отключила связь.
«Интересно, как она собирается меня узнавать? – с улыбкой подумала Мирослава. – У меня-то есть ее фотография, а у нее моей нет». Благодаря Морису, который скачал из интернета и отсканировал фотографии всех действующих лиц этой трагедии, Мирослава могла опознать каждого из них.
Возвращаться домой не имело смысла, поэтому Мирослава поехала на набережную. Оставив машину на стоянке, не спеша спустилась сначала на бульвар, утопающий в зелени, а потом и вниз, где за парапетом медленно катила свои волны Волга и на золотистом песке пляжа играла в волейбол молодежь.
Она вспомнила о том, что Наполеонова трудно было оторвать от этого зрелища. Шура мог смотреть на игру любительских команд часами. Самому играть в волейбол ему мешал его рост, всего-то сто шестьдесят пять. Зато ни в чем другом рост Наполеонову не мешал.
Взглянув на часы, Мирослава направилась к лестнице. Она хотела подъехать к кофейне заранее и высматривать Шиловскую на подходе, так как в самой кофейне царил полумрак и только язычки свечей на столиках давали возможность собеседникам видеть друг друга. Да и то неясно…
Мирослава едва успела занять свой пост напротив музейной башни с часами, как на стоянку въехала белая «Ауди» и из нее грациозно вышла Ксения Шиловская. «Видно, тоже решила приехать заранее, – подумала Мирослава, – интересно, почему не перезвонила и не спросила, как сможет меня узнать».
Ксения оперлась на свою машину и замерла.
«Ага, пребывает в уверенности, что я узнаю ее первая. Ну что ж, так тому и быть».
Мирослава подошла к Шиловской и представилась:
– Я Мирослава Волгина.
Шиловская окинула ее быстрым взглядом и улыбнулась.
– Ну а мне, думаю, представляться не надо. Вы и так знаете, кто я.
– Совершенно верно, – ответила Мирослава улыбкой на улыбку, – зайдем вовнутрь. – Она кивнула в сторону кофейни.
– Да, лучше скрыться, – согласилась с ней Ксения, – а то стоим здесь как три тополя на Плющихе.
– Два, – поправила ее Мирослава.
Шиловская пожала плечами и первой направилась ко входу в кофейню. Она заняла столик подальше от входа и окон.
– Вы чего-то опасаетесь? – спросила присоединившаяся к ней Мирослава.
– Не хотелось бы встретить здесь знакомых, которые донесут мужу, что я с вами встречалась.
Волгина кивнула. Хотя в их встрече не было ничего особенного, Ксения могла поступать так, как считала нужным. Девушки заказали кофе и пирожные. После чего Шиловская внимательно, насколько это было возможно, посмотрела на Мирославу и сказала:
– Приступайте.
– К чему?
– К допросу, – вздохнула та.
– Вы шутите, – тихо рассмеялась Мирослава, – я частный детектив, и у меня нет права вас допрашивать. Я только хотела поговорить с вами, и то, если вы не возражаете.
– Я не возражаю, – тихо отозвалась Ксения.
– Скажите мне, пожалуйста, откровенно, каким, с вашей точки зрения, был Константин.
– Откровенно? – переспросила Ксения и, не дождавшись подтверждения от Мирославы, ответила: – Если откровенно, то он был отвратительным! – выпалила она. – И не только с моей точки зрения, а вообще! То есть объективно!
– Так вообще или объективно? – уточнила Мирослава.
– Понимайте, как хотите! Но Костя был таким подлецом, что второго такого и Диоген со своим фонарем не нашел бы.
– Он вроде искал настоящего человека… – невольно улыбнулась Мирослава.
– А нашел бы в лице Кости настоящего негодяя!
– А ваш муж знал, что вы думаете о его сыне?
– Скорее догадывался. Эдик не дурак. Но вслух я своих мыслей не озвучивала и не искала стычек с Константином.
– А он с вами?
– Поначалу он был не в восторге от женитьбы своего отца на мне. Разговаривал со мной через губу. Но потом Эдик, наверное, сделал ему внушение или, скорее всего, пригрозил лишить материальной помощи.
– Почему вы так думаете?
– Потому что Костик стал сама любезность.
– Понятно. Но вернемся к характеристике личности самого Константина.
– Вернемся, – без особой радости согласилась Ксения.
– Вы сказали, что с точки зрения любого человека он был негодяем. Скорее всего, так не думали его друзья.
Ксения презрительно фыркнула.
– А его няня считает Константина чистым и непорочным ангелом.
– А что вы хотите от няни? – удивилась Шиловская. – Для Евгении Степановны на Костике свет клином сошелся! – И тяжело вздохнув, она добавила: – Говорят же: «Понравится сатана, не надо ясного сокола».
– Так это о любви девушки, женщины к мужчине.
– А материнская любовь вообще слепа! – не согласилась с детективом Ксения.
– Однако Белова Константину не мать.
– По мне так больше, чем мать.
– Ну, что ж, возможно, вам виднее.
Ксения задумчиво кивнула.
– А вы знаете, – сказала Мирослава, – Евгения Степановна очень тепло о вас отзывалась.
– Вот и слава богу!
– Почему? – озадаченно спросила Мирослава.
– Потому что на самом деле Евгения Степановна чистый клад! И я очень надеюсь, что она со временем переедет к нам. – И добавила: – Она ведь не только Костю вырастила, но и Эдика. И, как видите, совсем с другим результатом!
– Вы думаете… – спросила Мирослава недоверчиво, а про себя подумала: «Яблоко от яблони недалеко падает».
Точно угадав ее мысли, Ксения бросила на детектива нерешительный взгляд и все-таки решилась сказать:
– Эдик на самом деле не такой плохой, каким он иногда кажется.
«И эта милая девушка только что недавно говорила мне о слепоте любви», – подумала Мирослава печально.
– Нет, правда, правда, – попыталась переубедить ее Шиловская.
– Зачем же тогда он хочет найти убийцу своего сына? – неожиданно резко спросила Мирослава.
– Так он же отец… – тихо обронила Ксения.
– Отец подлеца! Высокий титул.
– Не надо так, – жалобно попросила Шиловская.
– Простите. – Мирослава поняла, что переборщила.
– Я знаю, – тихо продолжила Шиловская, – вы внутренне на стороне того, кто покарал Костю. Я, может быть, и сама на его стороне, но…
– Но?
– Эдик же мой муж! – Ксения подняла глаза на детектива, и Мирослава даже при неровном свете язычков свечей заметила, что глаза эти наполнены слезами.
– Простите, – еще раз извинилась Мирослава, – я не хотела вас обидеть.
– Вы и не обидели. Просто сердцу больно. – Ксения опустила голову.
– Ваш муж сильно переживает?
Шиловская кивнула.
– По-человечески это понятно. Нелегко терять единственного сына.
– Не единственного, – еле-еле прошептали губы Ксении. Но Мирослава все-таки ее услышала.
– У Шиловского есть еще дети?
– Пока нет. Но будут…
– Вот как?
– Я беременна. УЗИ показало, что будут двойняшки, мальчик и девочка.
– Поздравляю, – искренне поздравила ее Мирослава.
– Теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы Евгения Степановна вернулась?
– Догадываюсь, – задумчиво проговорила Мирослава и спросила: – А вы уверены, что вам нужна именно такая няня?
– Уверена, – улыбнулась Ксения и добавила: – Но я вовсе не собираюсь спихивать на нее своих детей. Воспитывать их я буду сама. Просто на первых порах мне нужна ее помощь.
– А ваша мама?
– Мамы нет. Я детдомовская.
– Простите.
– Ничего. У нас был не такой плохой детдом, как последнее время показывают по телевизору. Материнской ласки, конечно, не хватало, но все воспитатели и директор были нормальными людьми и относились к нам с сочувствием и пониманием.
«Хоть в этом повезло девочке», – подумала Мирослава.
– Поэтому я хочу иметь большую, счастливую семью. Понимаете?
– Понимаю. А Эдуард Бенедиктович знает о двойняшках?
– Нет пока.
– Думаю, самое время ему об этом сказать.
– Я тоже так думаю. – И, предугадав вопрос Мирославы, зачем она так долго скрывала свою беременность, Ксения сказала: – Я все не решалась тревожить Эдика в его горе.
– Его горе станет намного меньше, если он узнает о детях.
Ксения кивнула и спросила:
– Можно я пойду?
– Конечно, – улыбнулась Мирослава, – не стоило и спрашивать.
– Ну, как же…
– До свиданья, Ксения.
– До свиданья. И спасибо вам.
Мирослава не стала спрашивать, за что она ее благодарит, просто помахала на прощание рукой. Она посидела еще примерно полчаса в полном одиночестве и невольно вспомнила, как заблуждалась в отношении Шиловской, услышав добрые слова о Ксении из уст Беловой. «Как все непредсказуемо на белом свете», – подумала она с легкой грустью.
Сама она и в людях, и в событиях искала предсказуемости, а в отношениях – закономерного развития. Она не любила сюрпризы, даже те, что обещали быть приятными. В отличие от своего героического прадеда-революционера, она предпочитала эволюцию, считая, что ее процесс всегда можно подкорректировать, не нанося вреда окружающим.
Вынырнув из своих мыслей, она позвонила Морису на сотовый.
– Я слушаю вас, – отозвался он.
– Шура не звонил?
– Нет, может, вам на сотовый…
– Нет, на сотовый не звонил. Тем более я его отключала, – оптимистично сообщила она.
– Можно посмотреть в пропущенных.
– Знаю, знаю, но мне лень. Вот приеду домой, ты и посмотришь.
Он тихо рассмеялся и сказал:
– Вот тут Дон интересуется, скоро ли вы приедете.
– Прямо-таки Дон?!
– Он, он, – быстро ответил Морис.
– Ой, как не хорошо сваливать собственное любопытство на безответного кота.
– Это он-то безответный?! – возмутился Морис.
– Ладно, надоело мне с тобой препираться. Я уже еду домой. Приеду и все расскажу.
Морис тем временем осторожно положил телефон рядом с собой и погладил дремавшего на его коленях кота.
– По-моему, ты все проспал, – сказал ему Миндаугас.
Кот потянулся, зевнул и спрыгнул на пол. Вскоре он уже выскользнул за дверь, и через пару минут Морис, выглянув в окно, увидел, что кот сидит на крыльце и не сводит глаз с ворот.
«Вот и верь после этого ученым, рассуждающим об инстинктах животных. Пожалуй, права Клавдия Ивановна Рукавишникова, говоря, что коты-то поумнее многих ученых будут».
Мирослава же вообще считала кота центром вселенной. И с ней уж точно лучше было не спорить.
