Глава 11
Мирославе нисколько не было жаль рыдающую перед ней женщину — мало того, что она вырастила монстра, она еще и покрывала все его так называемые шалости, не жалея денег на подкупы, а связей — на запугивание свидетелей. И ее сын в конце концов получил то, что он заслужил.
— Я вижу, что вы осуждаете меня, — тихо вздохнула Елена Павловна, — но я мать…
— Вы правы, матери есть у всех тварей, но орден за это не полагается.
— У вас жестокое сердце.
— Адекватное.
— Хорошо, я расскажу вам то, что никогда никому не рассказывала.
— Я думаю, что не стоит, вы можете об этом потом пожалеть, — попыталась остановить ее Мирослава.
— Я научилась разбираться в людях, — снова тяжело вздохнула Елена Павловна, — и знаю, что вы никому и никогда не раскроете моей тайны.
Мирослава повела плечами. Но Елена Павловна, словно не заметив ее движения, заговорила:
— Мне было тридцать четыре года, и я впервые поехала отдыхать за рубеж. Какая же я была счастливая! Я не буду вам называть страну, но скажу, что блондинка в стране брюнетов пользуется бешеным успехом. Я и на родине привыкла, что на меня мужчины обращают внимание, но там! Признаюсь, от внимания местных красавчиков у меня закружилась голова. И я утратила осторожность. Кончилось все это тем, что однажды вечером меня подпоили и увезли в горы. Я не помню, сколько их было. Меня насиловали почти до рассвета, а потом бросили у подножия горы, даже не сняв повязку с глаз.
Я не помню, как я добралась до гостиницы, как прожила оставшиеся дни, никуда не выходя из отеля, как села в самолет, как приземлилась в аэропорту. Очнулась я лишь дома, в своей квартире, когда встретивший меня в аэропорту и привезший домой Юрий Трофимов стал меня тормошить и спрашивать, что со мной приключилось.
Тогда меня прорвало, и я зарыдала, мои рыдания перешли в истерику. Не знаю, как Юре удалось меня успокоить. Но я ничего ему так и не рассказала…
А через девять месяцев у меня родился ребенок, мой сыночек Олеженька.
Юра позднее решил, что со мной случилась безответная любовь.
Волгина молчала.
Елена Павловна посмотрела на Мирославу:
— Вы считаете, что мне нужно было сделать аборт? Избавиться от плода насильника?
Мирослава не проронила ни звука.
Елена Павловна кивнула и продолжила:
— Но я оставила его и старалась искупить перед ним свою вину.
Детективу было неясно, в чем заключалась вина Елены Павловны перед новорожденным, но у нее не было ни малейшего желания вести дискуссию с Коршуновой, поэтому она снова промолчала.
— Я делала все, чтобы он рос, не зная лишений, старалась предвосхищать все его желания.
«И до предвосхищалась», — промелькнуло в голове Мирославы.
— Олежек рос непоседливым мальчиком, он был не таким, как все. А вот случилась эта история с Аней Полянской…
И тут Мирослава не выдержала:
— Как же вы, Елена Павловна, сама жертва насилия встали на сторону насильников?
— Вы не понимаете, я мать! — снова выкрикнула Коршунова.
— А у Ани Полянской матери не было…
— Вы жестокая!
— Ну и ну, — горько усмехнулась Мирослава, — если бы ваш сын понес тогда заслуженное наказание, сейчас он, возможно, был бы жив.
По глазам Коршуновой детектив догадалась, что подобная мысль до этого ни разу не приходила ей в голову.
Елена Павловна смотрела на Мирославу широко открытыми глазами, но взгляд ее был направлен не на детектива, а в прошлое, которое никому не дано было изменить.
— Прощайте, — сказала Мирослава и, не оглядываясь, направилась к выходу.
Она чувствовала, что больше ни минуты не может оставаться наедине с этой женщиной.
Мирослава посмотрела на часы и собралась набрать номер Виталия Ромашова. Ее беспокоила судьба этого незадачливого парня. Но телефон неожиданно зазвонил в ее руках.
Это звонил Максим Карелин.
— Это я, — сказал он, — здравствуйте!
— Здравствуйте, Максим!
— Собираетесь домой? — Ей показалось, что в его голосе промелькнула нотка грусти.
— Вроде того, — улыбнулась Мирослава.
— А у меня к вам предложение.
— Какое?! — притворно испугалась Мирослава, только не говорите, что мне отыскалось местечко в полиции Н-ска.
— Увы, увы, — рассмеялся он. — Просто хочу отметить завершение дела и устроить проводы, так сказать.
— В отделении?
— Нет, что вы! — возмутился он искренне. — Я приглашаю вас в ресторан. Вы согласны?
— Согласна, — улыбнулась Мирослава.
— Вот и здорово, — выдохнул он облегченно, — тогда я на завтра на вечер закажу столик. Хорошо?
— Хорошо.
— Ну, я тогда пошел?
— Идите…
— До свидания.
— До свидания.
Потому как он не отключался, Мирослава сама нажала на кнопку.
После чего она все-таки позвонила Ромашову и осторожно поинтересовалась, как его самочувствие и дела. Он ответил, что постарался успокоиться и собирается жить дальше.
— Вы правильно решили, Виталий, — приободрила его Мирослава, — я думаю, что судьба улыбнется вам, и вы встретите свое счастье.
— Вы правда так думаете? — спросил он ее с трогательной почти детской наивностью.
— Я уверена в этом, — ответила Волгина, постаравшись вложить в голос как можно больше уверенности.
— Спасибо, — прошептал он тихо, — и до свидания.
— До свидания, — ответила она, — хотя разумнее было бы сказать, прощайте.
— Куда это вы собрались? — осторожно спросил Трофимов.
— В ресторан.
— О!
С кем именно она идет в ресторан, Богдан не спросил. Они последнее время почти с ним не разговаривали. Он рано уходил из дома и поздно приходил.
Лиза сокрушенно вздыхала и все повторяла, что Богдан страшно потрясен и сильно переживает. Мирослава была согласна с ней и не пыталась навязать Трофимову разговор.
Обычно они сидели вдвоем с Лизой на диване и в четыре руки гладили жмурившего от удовольствия свои зеленые глаза Василия.
Мирослава дожидалась, когда следствие задаст ей все необходимые вопросы, и она сможет уехать домой. Каждый день она разговаривала по телефону с Морисом и слушала тихое печальное мяуканье Дона, когда Миндаугас и ему давал поговорить с хозяйкой.
— Я скоро приеду, — шептала она нежно и слышала, как кот в ответ тяжело вздыхает.
Когда она появилась в ресторане, Максим уже ждал ее.
— Я не опоздала? — на всякий случай спросила она.
— Нет, — улыбнулся Карелин, — прибыли минута в минуту.
Вечер прошел замечательно. Они ели вкусные блюда, танцевали, разговаривали.
А почти в самом конце их встречи он спросил нарочито небрежно:
— Мирослава, у вас есть парень?
Мирослава не была уверена в том, что у нее был парень именно в том смысле, в каком ее спрашивал Карелин. Но роман с молодым оперативником из Н-ска, несмотря на его обаяние, не входил в планы детектива, и поэтому она ответила:
— Есть…
— Жаль… И разбегаться вы с ним не собираетесь? — В его голосе прозвучала надежда.
— Нет. У нас все хорошо.
— Ну, тогда ладно, давайте выпьем за вас! — Он поднял бокал.
— Давайте, — согласилась она, — но только я, чур, пью за вас!
Он рассмеялся:
— Что ж запретить этого я вам не могу.
— А надо? — Ее губы тронула улыбка.
Он покачал головой, обволакивая ее взглядом так, словно собрался навсегда отпечатать ее образ в своей памяти.
На следующее утро Волгина столкнулась на кухне с Богданом Трофимовым. Лиза, вероятно, уже уехала на работу.
— Отец и крестная решили пожениться, — сказал он, не глядя на нее.
— Передайте им мои поздравления, — сухо отозвалась Волгина.
— Искренние? — неожиданно спросил Трофимов.
— Официальные, — не стала кривить душой Мирослава.
Он понимающе кивнул.
Наконец все дела были решены, и Волгина с чистой совестью могла ехать домой.
За Мирославой приехали Наполеонов и Морис. Накануне отъезда они втроем сидели в гостиной и пили чай.
— Шура, ты готов пойти за мной на край света? — спросила Мирослава друга детства.
— Само собой, — кивнул он, дожевывая кусок яблочного пирога и примериваясь взглядом ко второму.
— Босиком?
— Что босиком? — очнулся он.
— Пойти за мной на край света босиком ты готов?
— Ну, почему сразу босиком, — обиделся Шура, — тебе не жаль моих маленьких ножек? Я лучше обуюсь и тогда уже пойду.
Мирослава не выдержала и расхохоталась.
— Я готов пойти за вами на край света босиком, — неожиданно сказал Морис.
— О! — выдохнула Мирослава невольно.
— Рыцарь, подумай хорошенько и надень кроссовки, — сказал, подмигивая ему Наполеонов, — или, на крайний случай, мокасины.
— Рыцари носили сапоги, — сказал Морис.
— Надевай сапоги, — покладисто согласился Шура, — чего ноги зря бить по бездорожью.
— Практичный ты наш, — сказала Мирослава и чмокнула Шуру в макушку.
Наполеонов заурчал от удовольствия, точь-в-точь, как это делал Дон.
Любимый кот Мирославы остался дома под присмотром Клавдии Ивановны Рукавишниковой. Хотя, если начать разбираться, то неизвестно, кто за кем присматривал… По крайней мере Дон был уверен, что именно он хозяин дома наравне с Мирославой. И если положить лапу на сердце, то можно честно признаться — Дон не одобрял продолжительных отлучек хозяйки из дома.
А если уж и Морис куда-то подевался, то это из лап вон плохо. Фирменное безобразие. Без этих двоих никто не погладит, не приласкает, не проведет теплой ладонью по спинке, не уткнется лицом в густую шелковистую шерсть и вовсе не потому, что нет желающих. Вот девочка Ксюша с удовольствием бы с ним пообнималась, но Дон не любит чужих прикосновений, отпрыгивает в сторону и смотрит в упор янтарными глазами. А что в них, в этих глазах, непосвященный не поймет…
После дождя пронзительно пахло опавшей осенней листвой.
— Ну, вот и все, — сказала Мирослава, глядя в глаза Богдана Трофимова.
Он печально кивнул и тихонько пожал ее руку. Они не сказали друг другу ни до свидания, ни прощай.
Мирослава просто повернулась и пошла, не оглядываясь к машине, в которой ее ждали Шура и Морис. Она забралась в салон, закрыла дверцу, и автомобиль, сорвавшись с места, умчался прочь.
А Богдан стоял и смотрел ему вслед до тех пор, пока за ворота не вышла Лиза и не положила голову ему на плечо. Он машинально погладил ее и тихо спросил:
— Вот и все?
— Ну, почему ж все, — улыбнулась Лиза, наклонившись, подхватила на руки трущегося возле них Василия, — я думаю, что у нас с тобой все только начинается.
Он посмотрел на нее удивленно, как человек, только что вышедший из глубокого летаргического сна. И вдруг почти физически ощутил, как с его плеч упал тяжелый груз печальных событий недавнего времени.
— А ведь ты права, — улыбнулся Богдан, — у нас все еще только начинается. И он крепко прижал к себе невесту и вездесущего кота.
