Глава 14
Мирослава передала все добытые материалы Яну Белозерскому.
Он обещал их вывалить на голову Наполеонова на суде и разгромить наголову обвинение.
— Ян, погоди, — попросила Мирослава.
— Чего годить?
— А то, если дело не дойдет до суда, то твоя клиентка только выиграет.
— Допустим, — усмехнулся он, — и Наполеонов тоже.
— Шура тоже, — согласилась Мирослава.
— Хочешь друга уберечь от позора?
— Хочу, а ты нет?
— Я на него зол! — ответил Ян.
— Не злись, дорогой. Ну, скажи ему ласково — «пся крев», и все дела.
Белозерский расхохотался, и Мирослава поняла, что Ян отошел.
— Зато мы поможем следствию привлечь к ответственности настоящего убийцу.
— И увенчать голову следователя очередным лавровым венком, — хмыкнул Белозерский.
— Ну, и пускай, — сказала Мирослава.
— Ладно, пускай, — согласился адвокат, — только поторопись.
— Бегу, бегу, миленький, — отозвалась Мирослава голосом незабвенной Татьяны Пельтцер и отключила связь.
— Нет, хоть бы привет передала Магде и Паулине, — проворчал адвокат, но тут же увидел эсэмэску, — «Магде и Паулине привет», — и улыбнулся.
Отправил ответную: «Привет Морису и Дону».
А Мирослава уже звонила Наполеонову.
Шура приехал к ней этим же вечером хмурый и молчаливый.
— Ты чего как не родной? — спросила она.
— Будешь с вами неродным, — пробурчал он и, даже не взглянув в сторону кухни, подался в кабинет Волгиной.
Она усадила его на свое место, выложила перед ним документы:
— Ты изучай, а я тебе мешать не буду.
— Не уходи, — попросил он.
Но она покачала головой, вышла из кабинета и плотно притворила за собой дверь.
Морис, не торопясь, готовил на ужин жаркое. Мирослава предупредила его заранее, что ужинать они сегодня, наверное, будут поздно. Войдя на кухню, Волгина собралась чистить лук, но Миндаугас забрал его у нее и подсунул доску с морковкой. Мирослава послушно стала нарезать ее небольшими квадратиками. Лук он очистил и нарезал сам.
Дон свернулся клубком в плетеном кресле с мягкой подстилкой. Одной лапой он прикрыл морду и делал вид, что спит. Но его шевелящиеся, как локаторы, уши выдавали его. В самом деле, какой тут коту сон при такой напряженной тишине. Хозяева не проронили ни слова до тех пор, пока на столе не зазвонил сотовый Мориса.
— Я слушаю, — произнес Миндаугас.
— Морис, — спросил Шура, — Мирослава там, рядом с тобой?
— Да.
— Попроси ее подняться в кабинет.
— Вас Шура зовет, — сказал Морис.
Мирослава вытерла руки полотенцем и поднялась со стула.
Наполеонов терпеливо ждал ее, а когда она наконец пришла, спросил:
— И что же теперь делать?
— Как что?! Опросить свидетелей под протокол. Взять официально пробы грунта.
— Это я понимаю, — отмахнулся он.
— Тогда что тебя беспокоит?
— Я не могу в это поверить, — тяжело вздохнул он.
— В советское время была такая хорошая передача: «Очевидное — невероятное».
— Тебе бы только шутки шутить!
— Я не шучу.
— Да, — оживился он, — я там заметил расхождение в показаниях. Максименкова утверждает, что Анна звонила ей неизвестно в котором часу, Пал Палыч видел женщину около четырех, а Ксения…
— Это ерунда, Маргарита не смотрела на часы, хозяин Батона, скорее всего, тоже.
— И как же вы вообще представляете себе всю эту картину?
— Просто. У Анны закончилось терпение, и, когда муж заявил ей, что не хочет возвращаться…
— Все свидетели говорят обратное!
— Они знают это со слов Анны. И вообще не перебивай меня!
— Не буду, — нехотя согласился он.
— Значит, Анна, узнав, что муж не вернется, задумала наконец отомстить обоим — и ему, и вечной разлучнице. Она отправилась к Маргарите. И под предлогом празднования примирения напоила ее шампанским со снотворным. Когда Максименкова уснула, взяла у нее туфли, окурки, вытащила из холодильника бутылку пива и… — Мирослава задумалась, — знаешь…
— Что?
— Мне кажется, что она до последнего момента надеялась, что убивать мужа ей не придется, она хотела его уговорить, не зря бродяги видели ее коленопреклоненной…
— Но все-таки ты говоришь, что начала она это планировать заранее.
— Да, когда опоила Максименкову и взяла вещдоки…
— Я одного не пойму!
— Чего?
— Почему она не ушла из квартиры Максименковой ночью?
— Побоялась, наверное, ехать по ночным дорогам. Сейчас ночью всякие лихачи гоняют. Потом камеры…
— Что камеры?
— Одно дело — если камера засечет ее поездку днем, и совсем другое — ночью.
— Однако ее засекла не камера, а соседка.
— Но то, что она уходила от подруги после ночевки утром, не должно было бросаться в глаза…
— Но бросилось.
— Это все потому, что Анна не любила Феню.
— Кого?!
— Собачку Марьи Кирилловны. Вероятно, это сделало женщину пристрастной, и она обратила внимание на то, что Маргарита не провожала подругу.
— Но Павел Павлович не может опознать Фалалееву.
— Не может, — согласилась Мирослава, — но это и необязательно, достаточно того, что мы знаем, что женщина в одежде, похожей на одежду Анны, была в ту ночь возле бачков, где обнаружили вторую туфлю.
— Хорошо, а как я докажу, что Анна была на даче? — не унимался Наполеонов.
— По сравнению образцов почвы.
— И все?!
— Не только. Анна говорила, что никогда не была на даче мужа. Однако если она там была в ночь убийства, то не могла не оставить следов.
— По-моему, там прибралась ее свекровь…
— Свекровь, надеюсь, не мыла двери, стол и другие предметы.
— Хорошо, ты права.
— Возьми фотографию Анны и предъяви ее бродягам.
— Да, все это я сделаю.
— Но самое главное — найти одежду, в которой она была в ту ночь. Не зря она так вырядилась. Хотела, чтобы ее не узнали, если случайно увидят. Но я почти уверена, что на одежде должны остаться брызги крови. Хоть капелька. Бутылку она брала в перчатках. Снотворное подсыпала, чтобы жертва не сопротивлялась.
— Кстати, при обыске постарайся найти это снотворное. Скорее всего, она и сама его принимала.
— А записка? — спросил Наполеонов.
— Про записку не знаю, Шур, — честно призналась Мирослава.
Он вздохнул.
— И еще! На всякий случай спроси у Маргариты, приезжала к ней Анна на машине или нет. Если она приезжала на такси, то становится ясным, почему она не ушла ночью…
— Такси и ночью можно вызвать.
— Можно. Но для Анны это было нежелательным.
Наполеонов снова тяжело вздохнул.
— Ладно, пойдем ужинать, — сказала Волгина, — думаю, что уже все готово.
Она направилась к двери.
— Подожди, — окликнул он.
Она обернулась.
— Ты ведь проинформировала обо всем Белозерского?
— Естественно.
— И что?
— Мы решили, что довести следствие до конца должен ты.
— Вы решили или ты? — настаивал Наполеонов.
— Мы, — ответила Мирослава, — к тому же частные детективы все равно обязаны информировать полицию.
— Да, я понимаю, — грустно отозвался Шура.
Ужин действительно был поздним. Потом они еще немного посидели перед камином, но разговор не клеился, и все разошлись по своим спальням.
Рано утром Наполеонов уехал. И почти сразу по его прибытии на службу ему доложили, что к нему рвется задержанная Максименкова.
— Введите.
Маргарита вошла, посмотрела на следователя возбужденным взглядом и сказала:
— Я вспомнила, когда я написала эту записку. И кому…
— Кому же?
— Анне.
— Анне?!
— Да, это было пять лет назад, понимаете, у нее заболела мать, и жили они в доме за городом, который называли дачей. Аня умоляла меня приехать.
— А вы?
— Я согласилась… Но сказала, что время сообщу позже. У меня на этот день были назначены встречи с клиентами, и я не знала, когда освобожусь. Когда я это узнала, то стала названивать Ане, но ее телефон не отвечал. Тогда я заехала к ней домой и сунула записку в дверь.
— Но она же была на даче! — не выдержал Наполеонов.
— Да, поэтому в записке было написано: «Саша, сообщи, пожалуйста, Ане следующее: жди меня на даче в девять вечера. Я приеду на электричке. Если можешь, встреть. Марго».
— Фалалеев, скорее всего, тоже не дозвонился в тот день жене и не передал содержимое записки.
— Передал, — тихо возразила Марго.
— Почему вы так считаете?
— Потому что Аня пришла к электричке.
— И встретила вас?
— Нет, — помотала головой Максименкова.
— Почему?
— Я получила в тот день хорошо оплачиваемое предложение от последнего запланированного в этот день клиента и сразу же поехала осматривать с ним помещение, которое мне предстояло оформить. Освободилась я только к полуночи. Домой приехала за полночь и свалилась без задних ног. Утром увидела огромное количество неотвеченных звонков от Ани. Я перезвонила ей, и мы тогда поссорились с ней. Это был единственный раз.
— Она была огорчена?
— Да, и рассержена, обозвала меня эгоисткой и свиньей. Все это было так не похоже на Аню, что я растерялась и принялась извиняться. Но она не стала меня слушать и отключилась.
— А потом?
— Что потом?
— Вы продолжили выяснять отношения очно?
— Нет, я же вам говорю, что мы поссорились единственный раз по телефону. А потом вели себя обе так, словно ничего и не случилось.
— Она больше не звала вас на дачу?
— Нет. Думаю, что Аня не поверила в мою историю о большом денежном заказе, решила, что я просто отговорилась, чтобы не выезжать за город. Все знали, что я этого не люблю.
— А что стало с запиской?
— Не знаю, — пожала плечами Максименкова, — может, она где-то завалялась, а потом Саша случайно прихватил ее с собой на дачу.
— Валяться где-то пять лет, а потом объявиться в нужный момент? — усмехнулся следователь. — По-моему, это неправдоподобно.
— Что же вы думаете?
— Предполагаю, что Александр отдал записку Анне, когда она приехала домой, или, что более вероятно, она сама нашла ее на столе, шкафу или на столике в прихожей. Где обычно и оставляют такие вещи.
— И сохранила ее на память? — грустно улыбнулась молодая женщина.
— Сохранила по какой-то причине… — медленно проговорил следователь.
— Я не понимаю… — побледнела Маргарита.
Сева с утра был не в духе. У него все валилось из рук. В голове у него пульсировало только одно слово: «номер, номер, номер».
И вот вечером, когда он занимался сексом со своей девушкой, по ТВ начали передавать номера телефонов, выигравших призы по какой-то лотерее. Севу словно током ударило, когда прозвучали цифры, которых он не мог вспомнить. Он вскочил и голый бросился к телефону.
— Что случилось, Сева?
— Я вспомнил! Вспомнил!
— Что?
— Номер машины.
— Какой?
— Салатной «Хонды»!
— Что у тебя общего с ней?! — взвизгнула Нина.
— С кем?
— С этой «Хондой»! Или с ее хозяйкой!
— Дурочка, — отмахнулся он.
— Сева!
Но он позвонил кому-то и, ничего не объясняя, удрал.
Девушка обиделась и кричала вслед:
— Не смей возвращаться назад, сволочь!
Но Сева вернулся вечером с огромным букетом роз и маленькой коробочкой с симпатичным колечком, которое просто поразило его девушку, у нее никогда не было ничего подобного.
Но Нина все-таки спросила строго:
— Откуда у тебя деньги?
И Сева рассказал ей все. Ведь теперь уже было можно. После того как он согласился запротоколировать и подписать показания, Мирослава не поскупилась.
