Глава 6. Бенджамин Питзел
Предложение проверить тех, кто покупал в кинотеатре попкорн, оказалось неожиданно удачным. Анна и сама такого не ожидала, да она и сейчас не спешила с выводами. Просто один случай оказался настолько странным, что без труда насторожил полицию.
Молодой человек лет тридцати подошел к стойке с попкорном еще до того, как кинотеатр открыли для посетителей. Продавца там в такое время, естественно, не было, как не было и попкорна — сам аппарат не работал. Но мужчина и не нуждался в нем, он забрал с собой несколько больших картонных ведер и ушел.
В незнакомце без труда опознали Илью Закревского — сына одного из владельцев развлекательного комплекса. Так что обвинение в краже ведер для попкорна ему не грозило, если бы такое обвинение вообще когда-либо было предъявлено в истории сыска. У Ильи были ключи от развлекательного комплекса, он мог находиться где угодно, но именно в этот день его поступок казался подозрительным.
Ведро с символикой кинотеатра, по сути, было гораздо ценнее, чем попкорн. Попкорн можно приготовить где угодно, хоть в микроволновке, и никто не заметит разницы, отвлеченный мертвым телом. Предполагалось, что попкорн даже не запомнят, не посчитают, что он важен!
Именно это и выяснил Дмитрий в тот день, когда спешил к ним на встречу в кафе, это сообщил, узнав от знакомого эксперта. Они хотели понаблюдать за Ильей, опередить в этом полицию, понять, может ли он быть причастен к убийству Сергея Увашева… Но тут вмешалась Инга Шипова, и их планы рухнули как карточный домик.
Анна не могла сказать, что это задержание привело ее в ярость. Нет, скорее оно вызвало раздражение — и не более. Но оно отняло время и заставило обратиться к связям, о которых она обычно предпочитала не вспоминать, вот что важно. За любую помощь потом придется платить! Однако иначе было нельзя, и теперь она утешала себя тем, что получать информацию по расследованию будет проще: Инга стала ее должницей, хотя сама следовательница вряд ли считала это справедливым. Ну а кто ее спрашивает?
Леон и Дмитрий были поражены ее быстрым освобождением, а она почти ничего им не объяснила. О некоторых вещах лучше не знать, спать и правда будет легче. Сейчас Анна думала лишь о том, что вся эта чехарда с арестом и освобождением отняла у нее бесценное время. Когда она освободилась и вернулась к Леону, Илью Закревского уже официально вызвали на допрос. Теперь подходить к нему было бесполезно, оставалось только ждать.
— За ним и еще один грешок обнаружился, — сказал Леон. — Закревский был частым гостем в ночном клубе Артура Селиванова.
— Само по себе это ничего не значит, — указала Анна. — Селиванов держал клуб для золотой молодежи, у него многие богатые и знаменитые тусили.
— Да, но пока только имя Закревского мелькнуло в нашей истории два раза.
Они устроились в небольшом кафе неподалеку от участка. Из окна открывался отличный вид на парковку, отсюда они бы не упустили появление Ильи Закревского. Анна понимала, что этот беглый взгляд даст им не так уж много. Возможно, Закревский вообще не связан с этой историей. Возможно, связан, но как мальчик, которому позволили придержать дверь перед взрослыми. Ей казалось, что он слишком молод, чтобы организовать такие убийства. Хотя… Холмса казнили за девять дней до его тридцать пятого дня рождения, и молодость не помешала ему сделать все, что он сделал.
Так что молодость и неопытность относительны.
— Ты не будешь мстить Шиповой? — осторожно поинтересовался Леон, пока они дожидались появления Ильи.
— Нет. Месть я считаю жуткой бедой: она приводит к неконструктивному мышлению. Это зацикленность: отомстить, сделать гадость, подлатать задетую гордость. У меня нет на это времени.
— Так что же ты, мать Тереза, прощаешь всех, кто тебя обидел?
Анна невольно перевела взгляд на правую руку. Плотные повязки надежно скрывали витиеватый узор из шрамов на ее коже, но она ни на секунду не забывала, что он там.
— Нет, прощать я люблю не больше, чем мстить. Я просто делаю все, чтобы человек, навредивший мне, не сделал это снова. Любым доступным способом. Что же до Инги, то она получила свое предупреждение, и я надеюсь, что она достаточно умна, чтобы понять его. О, смотри, это, похоже, наш любитель попкорна.
Она была рада появлению Ильи, он отвлек их от этого разговора. Анна никогда не стеснялась своих мыслей и убеждений, да и сейчас не собиралась. Но ей все равно не хотелось показаться слишком жестокой и бессердечной. Как это все-таки странно — думать о мнении других людей! Хотя нет, почему «людей»? Одного человека.
Вот поэтому ей и проще было сосредоточиться на расследовании и наблюдать за подъехавшей к участку машиной. Это был массивный черный внедорожник, который даже в пасмурный день умудрялся зеркально блестеть полированными боками. Массивная машина, хищная, наверняка гоняющая по загруженным московским дорогам по своим правилам. Но вот дверца открылась, и из металлического монстра появился червячок.
Нет, Илья Закревский не был ни слишком щуплым, ни слишком низким. Он просто казался таким. Он, худой, бледный, неуклюжий, постоянно горбился, и чувствовалось, что это не страх перед полицией, а привычка. Его кожа была нездоровой, бледной, и даже миновавший тридцатилетний юбилей не спас его от крупных подростковых прыщей. При общей худобе лицо у Ильи было пухлым, одутловатым, оно напоминало Анне капризные мордашки дешевых херувимчиков, продававшихся в сувенирных магазинах.
— Это наш убийца? — поразился Леон.
— Они не все красавцы.
— Так ты думаешь, что это все-таки он?
— Поверь, я пока далека от любых выводов. Но за ним нужно наблюдать.
Анне хотелось подойти поближе, внимательнее рассмотреть выражение его лица, заглянуть ему в глаза. Тогда она, может, и поняла бы что-то! Однако ей приходилось довольствоваться тем, что есть. Из-за этого грубого вызова на допрос Илья будет насторожен, причем независимо от того, виновен он или нет. Если Инга не сумела быть сдержанной, это придется сделать им.
Илья пробыл в участке недолго, не больше получаса. Он вышел оттуда с видом победителя, римского генерала, только что собственноручно нанизавшего на копье племя варваров. Но ведь иначе и быть не могло! Если он невиновен, ему нечего скрывать. Если он виновен, человек, придумавший все эти убийства, наверняка сочинил ему правдивое оправдание.
Результаты допроса все равно были любопытны Анне. Она могла бы обратиться за ними напрямую к Инге, но пока ей не хотелось видеть следовательницу. При всем внешнем спокойствии Анна тоже не была непробиваемой, она боялась, что неприязнь помешает ей. Поэтому она позволила Дмитрию узнать обо всем через знакомого полицейского и сообщить им.
— Он выкрутился, — признал Аграновский-старший. — Уж не знаю, можно ли верить тому бреду, который он наплел, но пока оснований подозревать его нет.
— Ну и для чего ему нужно было картонное ведро? — полюбопытствовал Леон.
— Для пикникового кальяна.
— Для… чего?
— Его слова, не мои.
Анна подозревала, что версия Закревского будет невероятной независимо от того, насколько она верна, и не ошиблась. Илья заявил, что он и его друзья собирались на пикник, но им жалко было тащить с собой дорогой антикварный кальян, и они придумали собственную конструкцию из непромокаемых картонных ведерок, бутылок и пластиковых трубок.
— Он там даже примерную схему нарисовал, — указал Дмитрий. — Наши на нее уже посмотрели, сказали, что из этой хрени и правда получился бы кальян, хотя и убогий. Как бы то ни было, вот вам и причина, по которой он спер ведра, а на сеансе не остался.
— То есть следствие его больше не подозревает?
— А смысл? Оснований-то нет!
Анна только кивнула. Она пока не спешила расставаться с подозрениями, но Дмитрию не полагалось знать об этом.
Когда она ушла, Леон бросил на нее вопросительный взгляд и усмехнулся. Ему не нужно было ничего спрашивать, он и так знал, о чем она сейчас думает, и от этого Анне порой становилось не по себе. Но не настолько, чтобы испугаться — напротив, ее грело это новое, прежде незнакомое ей родство с чьей-то душой и мыслями.
Да, это не навсегда, у него жена и ребенок. Однако почему бы не насладиться моментом, если это никому не навредит?
— Я не буду спрашивать, продолжим ли мы следить за ним, — заметил Леон. — Я просто спрошу тебя как.
— Не в стиле Джеймса Бонда это точно. Закревский, насколько мне известно, — сын очень влиятельного и богатого человека, у него может быть личная охрана. Если этот мажор нас и не заметит, то профессионалы вычислят в два счета. Нам нужно найти место, где наблюдение за ним не будет казаться подозрительным.
— Ну и что это за место?
— Пока не знаю.
Однако подобрать такое место оказалось неожиданно легко. Стоило найти страницы Ильи Закревского в социальных сетях — и он мигом становился открытой книгой. Этот тип уделял интернету больше времени, чем шестнадцатилетняя школьница, он отмечал, где он был, с кем, когда, что делал. Он фотографировал все: от выбранного для встречи галстука до изящно сервированного ужина в ресторане.
Во всем этом показном богатстве сквозила поразительная неуверенность. Настоящие хозяева жизни не кричат об этом и не вешают на себя блестящую ленточку с надписью: «Я уверен в себе». Они с детства привыкают отдавать приказы и никому ничего не доказывают. У Ильи, по идее, тоже была такая жизнь, но сама природа создала его слишком робким и пугливым. Нельзя сделать из медузы акулу, сколько денег ты в это ни вложи.
Это все больше отдаляло его от убийцы, которого они искали. Анна прекрасно знала, что не все серийные убийцы уверены в себе и обаятельны, хотя некоторые из них были мастерами обольщения. Но встречались и те, кто отличался болезненной робостью в прямом общении. Вот только между ними и Ильей все равно лежала бездонная пропасть: жажда внимания. У тех, кто рано или поздно становился серийным убийцей, была нарушена эмоциональная связь с другими людьми, вряд ли кто-то из них мог испытывать такую отчаянную потребность понравиться всем, как Илья Закревский. Нет, в нем Анна видела избалованного мальчишку, которому по возрасту полагалось повзрослеть, но у него никак не получалось.
Зато этот любитель социальных сетей любезно сообщил и им, и всему миру, что вечером будет на вечеринке в ночном клубе. Это была именно та среда, в которой Анна не отказалась бы на него посмотреть.
— Мы тоже идем, — объявила она.
— Да ну, терпеть не могу такие места, — поморщился Леон.
— Тогда можешь не ходить. Это не опасная миссия, я справлюсь сама.
Она и правда хотела, чтобы он не совался в тот ночной клуб. Там, скорее всего, будет душно, накурено, причем не только сигаретным дымом. Не самое простое испытание для его легких!
Но при этом она слишком хорошо знала Леона, чтобы понять: он все равно пойдет. После того как Соня Селиванова исчезла среди бела дня, он никуда ее одну не отпустит. И для Анны это было важно.
— Даже не думай! — фыркнул он. — Я с тобой.
— Если пойдешь, постарайся хотя бы не быть так похожим на полицейского.
— Да не похож я!
— Это ты так думаешь.
Да, он давно уже ушел из полиции. Но разве это так важно? Он не мог обмануть природу точно так же, как Илья Закревский. Даже после ранения осанка Леона, гордо расправленные плечи, взгляд человека, который привык отдавать приказы, выдавали его с головой любому, кто был достаточно наблюдателен.
Анна видела только один выход из ситуации:
— Будешь охранником.
— Чего?
— Не чего, а кого. Меня. Я буду богатой наследницей, ты — суровым телохранителем, нанятым моим папочкой. По-другому не получится, если ты и сам будешь изображать веселого кутилу, тебя мгновенно раскусят.
— Невысокая оценка моих актерских способностей, — усмехнулся Леон. — Так уж и мгновенно?
— Не все, если твоему внутреннему Станиславскому от этого легче. Но настоящий убийца, если он вдруг там будет, все поймет.
— Ладно, мэм, буду вашим дворецким, что уж там… Во сколько за тобой заехать?
— В девять.
Она знала, что, если Леон будет изображать охранника, все взгляды будут прикованы к ней. Золотая молодежь не замечает телохранителей — точно так же, как официантов, уборщиков и прочую прислугу. Это даже не люди второго сорта, а безликие второстепенные персонажи, обеспечивающие им красивую жизнь.
Так считали не все, но те, кто прожигал ночи на таких вечеринках, — скорее да, чем нет.
Поэтому Анне нужно было соответствовать. Это было несложно: она давно уже усвоила, что люди охотнее доверяют тем, кто им нравится. Поэтому у нее был подготовлен образ на каждый случай, на любую встречу, она знала, как выглядеть и что говорить, чтобы не тратить время на преодоление барьеров настороженности. Она появлялась перед людьми той, с кем они наверняка уже не раз вели мысленные диалоги, она казалась им знакомой, хотя они видели ее впервые. Да и Анне это было несложно: маски снимают запреты и дарят уверенность.
Она уже и не помнила, когда была сама собой. Это случалось так редко, что она рисковала забыть, какой же из всех этих образов настоящий! Но потом появился Леон, и все стало просто.
Сегодня ей предстояло общаться не только с ним, и она готовилась. Анна отыскала в гардеробе короткое платье, расшитое пайетками. Оно переливалось всеми оттенками золота и бронзы, сидело так идеально, что издалека казалось: это и не ткань вовсе, а жидкий металл, обволакивающий ее фигуру. У платья был только один рукав, правый, но так и было задумано, чтобы относительно скромный верх уравновешивал короткий подол. Анна выбрала перчатку, расшитую стразами, и это казалось частью образа, а не попыткой скрыть травмированную руку.
Бледную от природы кожу она сделала темнее автозагаром, надела парик — длинные волосы, собранные в конский хвост до самой поясницы. Ее лицо было частично скрыто пушистой челкой, ей не хотелось, чтобы Илья запомнил ее.
Она знала, как быть своей на таких вечеринках. Ее платье и туфли были достаточно дорогими и провокационными для этого, ее украшения сияли настоящими бриллиантами, никакой бижутерии. Она была типичной богатой наследницей, которая так отчаянно подчеркивала свои красоту и сексуальность, что выдавала желание поскорее выйти замуж слишком открыто, и от нее шарахались, как от бешеной белки.
Леон перевоплощался не так часто, как она, но он тоже не подвел: Анна ведь не зря подобрала близкую ему роль. Он приехал в черном костюме и рубашке, без галстука, и он был достаточно привлекателен, чтобы именно его наняла богатая наследница. Потому что, когда она выйдет замуж, неизвестно, а внимание красивого мужчины никогда лишним не будет!
Когда Леон рассматривал ее, ей было почти неловко от пошловатой откровенности образа… Она смущалась! Не сильно, нет, но в ее случае, при ее опыте, даже это было поразительно.
Однако Леон не стал осуждать ее, он улыбнулся.
— Ты похожа на тропическую бабочку.
— Так и было задумано.
— Ты ведь понимаешь, что при виде тропической бабочки девять из десяти захотят поймать ее?
— И сделать селфи, — кивнула Анна. — Поэтому тропическая бабочка тратит годовой бюджет маленькой страны на услуги доброго скорпиона, охраняющего ее.
— Я не очень добрый.
— Тем лучше для бабочки.
Достать билеты на вечеринку было несложно: заплати в интернете — и все, вперед, а деньги не были проблемой. Добровольно она бы не пришла на эти ритуальные пляски, но для Ильи Закревского это было естественной средой обитания, и Анне хотелось понаблюдать за ним.
Отличий между элитным клубом и сельской дискотекой не так много, как кажется некоторым. Да, здесь роскошное оборудование, продуманные целым выводком дизайнеров интерьеры, настолько чистые уборные, что в них можно хоть операцию проводить. Но толпа — толпа та же. Девушки, юные и не очень, танцующие скорее бедрами, а не всем телом. Мужчины, молодые, а чаще совсем не молодые, наблюдающие за ними. Те, кому хотелось именно потанцевать, ходили на тематические вечеринки. Сюда же являлись затем, чтобы без слов передать послание — и найти того, кто его поймет. Анну это не возмущало, просто не интересовало, ей казалось, что жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее так примитивно.
Правда, глядя на нее, никто бы в это не поверил. Она прыгала и вопила чуть ли не громче всех, она сияла ярче, чем лампы у них над головами, и Леон едва успевал отталкивать от нее всех желающих приобнять блестящую красотку за талию. Но именно этим бурным весельем она сливалась с остальными. Угрюмая девица, всматривающаяся в каждое лицо, была бы куда подозрительнее.
— Ты его видишь? — спросил Леон так, чтобы его слышала только она. Для этого ему и самому пришлось приобнять Анну, но она была совсем не против.
— Да, смотри в ту сторону, где фонтаны. Он там, и, похоже, давно.
Илья Закревский вел себя именно так, как она и ожидала — как и полагалось болезненно стеснительному наследнику, который был недостаточно глуп, чтобы верить, будто у него есть привлекательные черты, кроме отцовских денег. Он топил это знание в вине и уже был достаточно пьян, чтобы считать себя мачо. У него была своя тусовка: даже золотая молодежь легко разделялась на группы.
Его друзья и интересовали Анну. Если он действительно связан с убийцей, тот наверняка знает, что сегодня Илью вызывали на допрос. Он будет рядом, постарается осторожно расспросить этого полумачо, как прошла встреча.
Но пока никого загадочного и зловещего рядом не было. Перед поездкой на вечеринку Анна специально пролистала светскую хронику и теперь без труда узнавала тех, что хохотал рядом с Ильей.
Петр Миуров — нефтяной наследник, который родился в богатую жизнь и плыл по ее мягкому течению, получая все, что ему заблагорассудится. Он, в отличие от Ильи, был уверен в себе, привлекателен и умен, и это позволяло ему смотреть на всех без исключения с презрением. Ну а что делать? Тяжело быть сверхчеловеком, приходится мириться, что вокруг полно плебеев!
Георгий Гирс, сын известного архитектора, ровным счетом ничего собой не представляющий. Его отец зарабатывал достаточно, чтобы сын и после тридцати не задумывался о карьере. Вроде бы он где-то учился и даже был приписан к какой-то фирме. Но все это было чистой воды постановкой. Гирс, вертлявый, громкий и смешливый, чувствовал себя в ночном клубе как рыба в воде, несложно было догадаться, что именно так он и проводит свою жизнь.
Татьяна Котова, ухоженная, но некрасивая дочь мясного барона, потрясающе похожая на своего папу — и в этом была ее единственная беда. Казалось, что невысокого, квадратненького братка из девяностых обрядили в парик и пышное платье и поставили на шпильки — и пожалуйста, Танечка. Да, приданое позволяло ей не беспокоиться о своем будущем. И все же Котова страдала от того же, что и Илья: она понимала свое истинное положение и то, почему ее будут любить или не любить. Горе от ума.
Матвей Рябцев, высокий, статный, удивительно красивый актер, который с такой внешностью мог играть и супергероев, спасающих мир, и величайших злодеев. Он отличался ото всех остальных лишь тем, что он не родился богатым, он забрался наверх благодаря связям и привлекательности. Но такой триумф был нестабильным, и Матвею приходилось постоянно доказывать своим забывчивым друзьям, как с ним весело. А иначе зачем он им нужен?
Оливер Браун, сын британского миллионера, который оказался настолько большой головной болью, что Туманный Альбион не был готов терпеть его ни за какие деньги. Да и отец давно сообразил, что от этого сына вряд ли будет толк. Поэтому Оливер получил в руки сумку с деньгами, под зад — пинок сапогом и полетел покорять Россию. Пока его все устраивало: он находил сиюминутные развлечения и не был настроен думать о будущем.
Группа «Шайнис» в полном составе, четыре миловидные блондинки, которые пели вообще-то не очень хорошо, но это никогда никого не беспокоило. Вот и сейчас они не пытались поразить клуб своими неведомыми хитами, а висли на Илье, Матвее и Оливере. Петра Миурова с его строгим взглядом надзирателя колонии побаивались даже они.
Все они были слишком молодыми, тщеславными и пустыми, чтобы организовать эти убийства. Ну и как это понимать? Илья Закревский — ложный след? Или они что-то упустили, он уже поговорил с кем надо и теперь развлекается?
Леон, похоже, думал о том же:
— Прекращай прыгать мячиком, пойдем отсюда. Не пойми меня неправильно, ты очаровательный мячик, но здесь мы напрасно теряем время. Этого и следовало ожидать.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Посмотри на него, он же креветка, а не человек! Я готов поверить, что он спер ведро, чтобы обкуриться.
— Давай отойдем.
В зале по-прежнему гремела музыка, а к Анне нестройными рядами тянулись желающие познакомиться. То, что рядом с ней стоял Леон, рослый, очевидно сильный, нисколько их не смущало. Он же прислуга, кто воспримет его всерьез?
Но были здесь и уголки поприятнее, где можно было отдохнуть от грохота. Клуб спроектировали с целой серией балконов, внутренних и внешних, выходящих на ночной город. Анна выбрала внешний, потому что там был свежий воздух, которого наверняка не хватало ее спутнику, хотя Леон никогда не признался бы в этом.
Да и сама она вздохнула с облегчением, когда они наконец отдалились от толпы.
— Парик придется выкидывать, — пожаловалась она. — Здешней вонью он пропитался навеки.
— Есть такое. Никогда не пойму, зачем выливать на себя по флакону духов за вечер.
— Люди — те же звери: запахом привлекают партнеров и отпугивают врагов. Они прекрасно знают, что враги тоже политы духами, поэтому стараются перекрыть их запах своим, так и доминируют.
— Не думаю, что парфюмеры бы с тобой согласились, — рассмеялся Леон.
— О, парфюмеры об этом прекрасно знают, но все уважают условности. Поэтому в рекламе они показывают не дерущихся за самку павианов, а красавиц с пустыми очами и вечно полураскрытым ртом.
— Я этого и здесь насмотрелся. Ты мне лучше скажи, почему мы не ушли, а коротаем время на балконе.
— Потому что я еще не потеряла надежду на то, что Закревский станет нужной ниточкой, — пояснила Анна.
— Сопля он, а не ниточка. Бесполезная, как все сопли.
— Не факт. Он как раз идеально подошел бы для того, чтобы помогать существу вроде вашего Гудини.
— «Вашего» — это ты преувеличила, допустим, что самую малость. Ты серьезно считаешь, что он обратился бы за помощью к такому слизняку?
— Ты не понимаешь, как это работает, как появляются такие союзы, — покачала головой она. — Серийные убийцы в абсолютном большинстве случаев — одиночки. Это нормально, природа создает их так редко, что появление двух одновременно рядом почти невозможно. Да и потом, они скорее будут пауками в банке, а не друзьями, помни о том, что они не способны к эмпатии. Поэтому, если им нужна помощь, они скорее выберут марионетку, а не полноправного партнера. Человека, на которого они смогут влиять, а не сильную личность, которая примет самое адекватное решение — и сдаст их полиции.
— Дай догадаюсь… у Холмса был такой человек?
Леон прекрасно знал, как она работает, запомнил еще с прошлого раза. Понимая, что серийные убийцы непредсказуемы, Анна сравнивала их не с обычными людьми, а друг с другом, и чаще всего это работало.
В этом случае сходство Холмса и неизвестного им убийцы поражало ее настолько, что Анна боялась отнестись ко всему предвзято. Может, она слишком рано поверила, что это второй Холмс, и ищет совпадения там, где их нет? Но лучшего варианта у нее все равно не было.
— Генри Холмс в принципе отлично манипулировал людьми, как и любой талантливый мошенник. Но у него был и свой ручной зверек — Бенджамин Питзел. Сам по себе Питзел тоже был не божьим одуванчиком, уголовником он стал еще до знакомства с Холмсом. Но это не делало его сильным или умным человеком.
Холмс в свое время быстро сообразил, что Питзел — это мягкая глина, из которой можно слепить что угодно. И он предпочел слепить себе идеального помощника. Даже те, кто не знал о чудовищных тайнах доктора Холмса, без труда замечали, как он манипулирует своим приятелем. Питзела некоторые даже за человека не считали, его воспринимали как «инструмент» Холмса, «его личное создание».
Но даже этим циникам было невдомек, чем именно занимался Питзел.
— Он помогал Холмсу в аферах со страховкой, а главное, в избавлении от тел жертв, — пояснила Анна. — Помнишь, я говорила тебе, что Холмс делал из них обучающие скелеты для медицинских школ? Это не значит, что он швырял им мешок костей и уходил. Кости обрабатывались, скреплялись проволокой, это сложная работа, и Питзел, плотник по профессии, тут пришелся весьма кстати. Холмсу был нужен именно он: полностью зависимый, манипулируемый человек, который ни за что не расскажет полиции, что в подвале отеля лежат мертвые тела.
— И ты считаешь, что Илья Закревский может оказаться таким же?
— Почему нет? Времена меняются, люди — нет. Мы те же, и даже наша цивилизованность условна.
Сравнение Ильи и Генри Холмса могло сойти разве что за неудачную шутку. Но сравнение с Питзелом — другая история. Оба мягкие, слабохарактерные, нуждающиеся в сильном покровителе… Вот поэтому Анна не готова была оставить Илью в покое.
Однако она, как и Леон, поверила, что сегодня ничего уже не случится. И тем больше было ее удивление, когда, вернувшись в зал, она не обнаружила Илью. Его друзья были там же, еще более шумные и пьяные, а вот он исчез.
— Это уже любопытно, — отметил Леон. — Блондинок я пересчитал, они на месте. Куда он мог деться?
— Вариантов немного, но они есть. Ты проверь мужской туалет, а я выгляну на парковку.
— Ты серьезно предлагаешь нам разделиться в таких условиях?!
— Нам в любом случае придется разделиться: в мужской туалет я не пойду. Встретимся здесь же через пять минут. За пять минут ничего не случится!
— Не нравится мне это…
— Мне тоже, но делать надо.
Анна не льстила себе верой в защиту толпы: Соне Селивановой это уже не помогло. Да и потом, толпа ночного клуба, пьяная, шальная, могла разве что навредить сама себе, но никак не спасти кого-то. Поэтому рассчитывать она могла только на себя, но она верила, что справится. Справлялась же как-то до встречи с Леоном!
Ей несложно было добраться до парковки незамеченной. Для этого не нужно было таиться, напротив, достаточно было идти уверенно, как одна из здешних подвыпивших гостей. И все — она становилась невидимой! Парковка — это ведь не частная собственность, туда мог пройти кто угодно, разыскивая своего водителя, которому предстояло везти бревно барского тела домой, а потом, возможно, отмывать машину от выплеснувшегося аристократизма.
Она не собиралась рисковать и бродить по парковке, она просто заглянула туда, не особо надеясь на успех, но оказалось, что не зря. Илья был там — он говорил с кем-то, скрывавшимся в машине. Закревский был напуган настолько, что даже, кажется, протрезвел. В его позе, в нервно подрагивающих пальцах, в угодливой улыбке сквозило то волнение, которого он совсем не чувствовал в отделении полиции.
Со стороны выхода Анна видела его, но не того, с кем он говорил. Она застала лишь конец разговора: стекло поднялось, и автомобиль двинулся с места, а Илья так и остался стоять посреди парковки, словно лавиной придавленный.
Это ничего не давало их расследованию. Но это доказывало, что снимать наблюдение за Ильей Закревским рано.
* * *
Это был долгий и не слишком приятный день, один из тех, когда хочется одного: вернуться домой и поскорее упасть на диван, делая вид, что мира просто не существует. И до дома Дмитрий действительно добрался, а до дивана — нет.
Потому что оказалось, что в их доме поздняя гостья.
Мила, встречавшая его в прихожей, быстро прошептала:
— Понятия не имею, зачем она здесь, уже часа два тебя ждет! Сделай что-нибудь, у нас жилплощади на эту женщину не хватит!
Она была чуть раздражена, но все же скорее позабавлена поздним визитом Лидии, чем насторожена. В этом была вся Мила: добродушная, верная ему и верящая. Ей и в голову не могло прийти, что женщина, сидящая у них на кухне, беременна его ребенком.
— Я разберусь, — заверил ее Дмитрий.
— Уж надеюсь. Не буду вам мешать!
Она заглянула на кухню и извинилась перед Лидией за то, что не сможет присоединиться к их беседе: дети требуют внимания! Дети, уже взрослые и вполне самостоятельные, вряд ли подозревали, что они чего-то требуют, однако проверять гостья не собиралась.
По большому счету Мила ее и не интересовала. Лидия устроилась вполне комфортно, словно у себя дома, и наблюдала за Дмитрием с видом истинной хозяйки положения.
— Ты что здесь забыла? — прошипел он, поспешно закрывая дверь.
— Тебя хотела увидеть. Хоть на кого-то из братиков посмотрю!
— В смысле?
— А моего мужа все еще нет дома! — заявила она. — На кого ж мне еще смотреть? Будем честны: мы оба знали, что к этому придет.
Она не первый раз клевала ему печень из-за Анны Солари. Да Дмитрий и сам не был уверен, что поступил правильно, допустив это расследование. Но он убеждал Лидию, что ей не о чем беспокоиться: ничто не может быть для Леона важнее этого ребенка.
Он был уверен, что преуспел, что она больше не потревожит его, пока не обнаружил ее на своей кухне.
Ироничным было даже не это, а то, что Анна Солари больше не бесила его так, как раньше. Она ловко раскусила Шипову! И она сдвинула расследование с мертвой точки. За это он готов был даже терпеть ее мелкие странности… или не такие уж мелкие.
— Я не знаю, где он, но уверен, что это важно, — указал Дмитрий.
— Он с ней.
— Ну и что? Я видел их вместе, Лида. Тебе не о чем беспокоиться.
— Твоя жена тоже так думает.
Глядя на нее, он не мог не признать, что влюблен. Лидии не нужно было ничего делать ради этого, не нужно было оставаться ласковой или притворяться, что он ей дорог. Она была настолько красива, что Дмитрий почти не обращал внимания на то, что она болтает.
И это была странная любовь, новая для него, совсем не похожая на то, что он чувствовал к Миле. С женой он когда-то сближался постепенно, сначала появилась дружба, основанная на уважении, а потом уже желание. Но Мила всегда была для него женщиной, с которой он хотел в первую очередь строить дом, а потом уже делить постель.
С Лидией все было наоборот. Дмитрий в очередной раз убедился в этом: любуясь ее красотой, он предпочел бы, чтобы она молчала.
— Чего ты хочешь от меня? — устало спросил он.
— Чтобы ты избавился от этой шлюхи!
— Думаю, «шлюха» — это последнее, чем она может оказаться.
— А мне плевать, что ты думаешь! — отрезала Лидия. — Убери, и все!
— Как я, по-твоему, должен это сделать?
— А я знаю? Ты ее позвал, ты и убери! Наболтай о ней что-нибудь такое, что спугнет Леона. Она же явно сумасшедшая, я ее видела! Неужели за ее спиной нет никаких тайн?
Дмитрий невольно вспомнил, как легко Анна освободилась из-под стражи. Не хотелось ему узнавать тайны, маячившие за ее спиной!
Когда расследование начиналось, он и сам думал о способах убрать Анну из жизни Леона, если придется. Так не пришлось же — они оба вели себя вполне пристойно. Зачем дергаться?
— Я не буду ничего делать, Лида.
— Тогда, может, сделаю я? — Лидия бросила выразительный взгляд на стену, за которой сейчас была Мила.
— Даже не думай об этом!
— Почему нет? Чем мне еще развлечься в своем одиночестве?
— Я серьезно. Не смей лезть в мою семью, — холодно предупредил ее Дмитрий. — Иначе Анна покажется тебе не главной проблемой.
Лидия была наглой, но не глупой, она мгновенно почувствовала, что приблизилась к опасной черте. Тогда она изменила стратегию так быстро и ловко, что Дмитрий невольно восхитился ее мастерством.
Высокомерное выражение исчезло с ее лица, сменившись растерянностью, в чудесных светлых глазах блеснули слезы.
— Прости, Дима… Я просто не знаю, что мне делать!
Женские слезы всегда мгновенно на него влияли, и он знал об этом. А уж противиться слезам любимой женщины он даже не надеялся.
— Я понимаю, — уже мягче ответил он. — Но и ты меня пойми: я не поощряю их роман, я бы никогда так с тобой не поступил. Я бы не позволил им быть вместе, если бы не был уверен в Леоне.
— Ты точно знаешь, что он мне не изменяет?
— Я ему не позволю. Лида, я тебе клянусь здесь и сейчас: если у меня возникнут хоть какие-то подозрения, я в один день сделаю так, что они и близко друг к другу не подойдут. Ты ведь мне веришь?
— Конечно, — смиренно кивнула Лидия. — Я всегда верила тебе. Мне просто важно, чтобы Леон остался моим!
— Так и будет, вот увидишь.
И оба вели себя так, будто пульт управления жизнью Леона уже был у них в кармане.
* * *
Наблюдать за ним из-за угла и дальше было бессмысленно, пришла пора поговорить.
Леон сильно сомневался, что Закревский даст им прямые ответы: похоже, того, кто им управлял, он боялся больше всех на свете. Но можно ведь о многом рассказать, даже не говоря ни слова! Леон уже не раз убеждался, насколько хорошо у Анны получается считывать выражения лиц, эмоции, смысл, затерявшийся между строк.
А он готов был поддержать ее. Вычислить, где искать Илью, оказалось несложно: снова помогла его откровенность в социальных сетях. Не нужно было обладать шпионскими навыками, чтобы по паре последних записей определить его график на неделю. Он даже из своего задержания сделал событие!
Им нужно было перехватить его одного, без поддержки свиты или друзей. Леон не считал себя тонким психологом, но и он был уверен, что, оставшись один, Илья быстро расколется. Это к встрече с Ингой он был готов, сейчас они должны были застать его врасплох.
Лучше всего для этого подходил тренажерный зал, где Закревский занимался днем — впрочем, для него, просыпавшегося не раньше полудня, это было утро. Теперь они дожидались его в машине Леона на полупустой парковке. Отсюда открывался отличный вид на дорогу, и они увидели бы машину Ильи, уже знакомую им, издалека.
— Как там госпожа Шипова, отвязалась от твоего брата? — полюбопытствовала Анна.
— Вроде того. Дима, по-моему, считает тебя своей спасительницей.
— Я припомню это ему в следующий раз, когда он захочет свернуть мне шею.
— Да ладно тебе! Он, по-моему, смирился с твоим присутствием. Ты не обижаешь Лидию — и он счастлив.
— Лидию, говоришь…
Анна бросила на него многозначительный взгляд, которого Леон не понял. А может, и нечего тут было понимать? За ними обоими не было никакой вины, при общении они большую часть времени были целомудренней, чем священник и монашка, застрявшие в лифте. Да и Лидия, как ни странно, унялась. То ли на нее материнство так подействовало, то ли они решила прислушаться к здравому смыслу. В любом случае Леон мог наслаждаться моментом, наконец-то не терзаясь муками совести.
Нет, мрачные мысли о собственном будущем никуда не исчезли. Просто сейчас они больше напоминали свинцовые тучи, зависшие на горизонте: пока они не окажутся над твоей головой, можно надеяться, что дождя не будет.
— Так как ты собираешься его разговорить? — спросил Леон, чтобы побыстрее избавиться от неловкого молчания после упоминания Лидии.
— Какой-нибудь способ я найду.
— Да уж явно не дружеский…
Он ожидал, что она попытается соблазнить Илью: на вечеринке они оба видели, что он не оставляет без внимания девушек. С точеной фигуркой Анны это было бы несложно, но она выбрала другой путь и пришла на встречу в строгом деловом костюме, а не в спортивной форме. Похоже, она не собиралась заходить в клуб — или пускать туда Илью.
— С ним бесполезно дружески, — заметила она. — У него нет друзей. Есть только рабы и господа. Женщинам, думаю, отведена роль по умолчанию, поэтому ему было несложно игнорировать Шипову.
— Но ты все равно считаешь, что у тебя что-то получится?
— Конечно. Это же я: у меня всегда получается. С ним нет смысла кокетничать, его нужно запутать, а потом — запугать, именно в таком порядке. Это первоначальный план, посмотрим, как сложится.
— Прямо сейчас и посмотрим: вот он, едет.
Массивная машина Ильи легко угадывалась в не слишком загруженном потоке. Он заметно превышал скорость, часто перестраивался, хотя причин для этого не было, мельтешил и раздражал других водителей. Леона это не удивило, он другого от такого хорька и не ожидал.
— Самоутверждается, — буркнул Леон.
— Бежит от вечного чувства собственной никчемности и одиночества.
— Как-то романтично у тебя получается!
— Ищу прекрасное в каждом дне. Давай мы…
Он так и не узнал, что она хотела предложить. Анна запнулась на полуслове, да и он перестал ее слушать. Они оба смотрели на дорогу — и были поражены тем, что там происходило.
Казалось, что реальный мир просто исчез, сменившись кадром из боевика. Со встречной полосы резко свернула машина, врезавшись прямо в бок автомобиля Ильи. Удар, наглый, агрессивный, получился такой силы, что у внедорожника не было ни шанса уйти от столкновения. Его собственная скорость сыграла с ним злую шутку: машину вышвырнуло с дороги как раз на ту парковку, где дожидались Леон и Анна, но, к счастью для них, в ту сторону, где никого не было.
Внедорожник с отчаянным визгом разрываемого на части металла несколько раз перевернулся, оставляя за собой след из битого стекла и запчастей, а потом замер. Машина, врезавшаяся в него, воспользовалась всеобщим замешательством, вывернула с места аварии и умчалась прочь.
Похоже, тот водитель подготовился к столкновению, он был пристегнут, а его машина, невзрачная на вид, — хорошо укреплена, так, как это делают с автомобилями каскадеров. Илья не мог похвастаться ни тем, ни другим. Как типичный мажор, который и за рулем будет делать селфи, он не собирался мять рубашку ремнем безопасности. Так что дорогая иномарка, над системой безопасности которой трудились десятки инженеров, просто не могла его спасти: Леон уже видел, что растрескавшееся лобовое стекло залито густой пеленой крови.
А значит, они только что потеряли главного свидетеля.
