Книга: Большой бонжур от Цецилии
Назад: Захер
Дальше: Политическая Циля

Радость деда Гриши

Удивительная штука – судьба. Она про нас знает все, а мы о ней каждый день узнаем что-нибудь новое, да и то с ее разрешения. Она играет с нами в прятки, подталкивает к необъяснимым поступкам, после чего наказывает за ошибки, дерзко смеется над нами и тут же награждает за усердие и честность. А еще судьба устраивает саму себя без нашего на то разрешения. Одним словом, эта фифа делает, что хочет!
Пока в квартире Левиных дамы в спокойной обстановке наслаждались чаепитием, во дворе произошла такая история с географией, что мама не горюй!
И на этот раз все началось с семейства Анцуповых, а точнее, когда их старший сын Володька приехал домой на побывку. Не успел солдат с дороги отдохнуть, как Колька упросил брата при полном параде выйти с ним во двор. Успех не заставил себя долго ждать. Фуражка с кокардой, грудь в значках, да и вообще!.. Всем жуть как хотелось поближе рассмотреть награды, а еще больше хотелось послушать, что он будет рассказывать о службе в армии. Поначалу Маринка робко стояла в сторонке и делала вид, что ей не очень-то интересны разговоры мальчишек, но потом не выдержала и побежала за подругой.
– Светка, пойдем на улицу, а то все интересное пропустишь. Колькин брат из заграницы приехал!
– Из какой заграницы?
– Заграничной, конечно.
– Живет он там, что ли?
– Да из армии его отпустили домой съездить. Если бы ты видела, какой Вовка красивый в военной форме! Колька с ним по двору гуляет, всем показывает. У него, знаешь, сколько значков разных на груди?
– Сколько?
– Не считала, но их там много. Захвати свою коллекцию, может, поменяешься с ним на какой-нибудь красивый.
– Скажешь тоже! Ему, наверное, за героизм дали, а героям награды с груди снимать нельзя.
К моменту возвращения подруг Колька с братом уже сидели на скамейке и терпеливо отвечали на вопросы любопытных мальчишек.
– А этот значок с теткой бегущей и цифрой IV за что получил? – поинтересовался Женька.
– Это значок ГТО четвертой ступени, – опередил Колька своего брата. – Только в армии такой дают.
– А почти такой же, но с дяденькой? – спросил Пашка.
– Это «Воин-спортсмен» первой степени, – пояснил Владимир.
– Глянь-ка, кто к нам приехал! – послышался за спиной у ребятишек скрипучий голос Григория Францевича. – А я гляжу из окна, гляжу и никак не пойму, кто это у нас во дворе в такой красивой форме появился. Решил сам выйтить посмотреть. Теперь знаю, что это Вовчик наш. Ты на побывку иль уже с окончательным возвратом?
– Так точно, на побывку, дед Гриш! – отчеканил по-военному Вовка.
– Молодец! По всем правилам отвечаешь старшему по званию и годам, – довольно произнес старый вояка. – Глянь, да ты в пограничных войсках служишь. И где, позвольте полюбопытствовать? Открой деду военную тайну.
– В Германии.
– Да ну, небойсь, еще недалеко от Потсдама?
– Так точно.
– Во дела так дела, – хлопнул себя по колену дед. – Ты, Вовк, прямича как я в молодости. Я же там нес пограничную службу после войны. Родину от врага охранял. Городок не шибко большой, по нашим меркам прям деревня, но чистенький, аккуратненький, как на картинке. Речка через него мелкая протекает. Название ее прям запамятовал, на «х» какую-то.
– Канал Хафель, – подсказал Вовчик.
– Точно, он и есть этот Хафель. Мы из него воду для хозяйственных нужд в часть возили.
– Дед Гриш, а расскажи, как ты границу от врага охранял. Пожалуйста! – стали просить ребятишки.
– Расскажет, расскажет, – послышался голос тетки Веры, Колькиной матери. – Только сначала все к нам. Я наготовила полный стол, пирогов напекла. Не каждый день сын из армии приезжает. И Григорий Францевич тоже с нами пойдет. Не откажете?
– Можно. Почему бы радость с добрыми людьми не разделить.
– Вот и хорошо. Сначала пообедаем, а потом будете молодым рассказывать, как нужно Родину от врага защищать.
Взрослые расселись за столом вперемешку с детьми.
– Ты, Вовчик, садись недалече от меня, – попросил дед. – Я еще твои награды не все рассмотрел. Вот, орден какой-то у тебя со звездой. Прям не видал я еще такого.
– Это, дед Гриш, поощрительный знак за отличную службу.
– Хорош, – крякнул одобрительно дед, поглаживая звездочку шершавым пальцем. – Нам таких не давали.
– А вы, что ли, плохо служили? – подозрительно спросил Женька.
– Почему плохо? Отлично я служил, и хвалили меня всегда, – стал оправдываться дед. – Я старшим в хозвзводе был. Меня даже грамотой наградили. В ней так и было написано «За укрепление дружеских отношений между народами».
– Что-то, дед, ты загнул! Чего это ты там мог укрепить на своем хозблоке? – засмеялся Колькин отец.
– Да, ты не ржи как жеребец раньше времени, а послушай. Я эту грамоту получил от командира пограничной части за проявленную смекалку и трудолюбие. Я же всегда мужик рукастый и практичный был, так меня и поставили в хозвзод служить. На заднем дворе у нас туалеты находились. Их солдаты чистили по мере эксплуатационной загаженности. Сами понимаете, кому охота нечистотами дышать, не к столу будет сказано. Так вот. По ту сторону канала Хафель яблочно-грушевые немецкие сады росли. Слива тоже в нем имелась. С наступлением весны или осени хозяин обильно заливал свои угодья жидким навозом. Прям дыхать нашему солдату нечем было от запаха жижи. Наносил он этой зловонией шибкий урон нашей армейской боеготовности. Я малость поразмыслил и дунул на немецкое подворье с деловым предложением. Так сказать, дипломатическую ноту протеста вручил хозяину. Ну а как только он осознал свою вину, я с другой стороны стал заход делать: мол, где навоз для урожая берете и сколько платите за потенциальную возможность богатого урожая? Немец честный был, весь расклад мне выдал. Тут я ему и двинул рациональное предложение, чтобы он у нас туалетную жижу бесплатно забирал. Немец как услыхал, что платить ничего не нужно, так прям затресся от радости, подсчитывая, насколько возрастет его годовая прибыль. Конечно, ему малось боязно было на нашу территорию ступать, но я его сразу заверил, что с начальством отношения у меня хорошие, пропуск ему будет обеспечен. Вот на этой почве и началась наша международная дружба с немецкой стороной.
Туалеты с тех пор у нас в полном ажуре были. Немец охочь оказался до нашего дерьма. Скажу больше, что он мне еще и марками приплачивал, чтобы я его чаще звал. А деньги мне в ту пору страсть как нужны были. Мечтал я себе баян купить. Я его давно уже присмотрел в музыкальном магазине. Красивый, перламутровый – «Orсhestr» называется. Стал я копить деньгу на инструмент, а тут командир части мне отпуск домой дал. Купил я добротного хрому на две пары сапог, платок своей мамке, конфет в железной баночке, рубашку отцу и поехал на Родину. По приезду в первый же день отдал я кожу сапожнику. Сработал он мне отличные сапоги. Как только я в часть возвратился, садовник Гюнтер у меня их сразу же купил, да еще и с дочкой своей познакомил на радостях. Красавица она у него была. Звали ее, как щас помню, русским именем – Мария. Любовь у нас с ней шибкая приключилась. А что? Дело-то молодое. Втюрилась она в меня, и стали мы с ней тайно в ихнем саду под развесистой яблонькой встречаться.
Через несколько месяцев часть наша пограничная прознала про любовь мою к немецкой стороне и вкатила мне наказание на всю катушку. Сильно я тогда печалился. Командир видел, как я грустил по Гюнтеровой дочке. Решил он меня отвлечь от смурных мыслей, а то, кто его знает, что там в моей голове придумается. Вдруг до самострела бы дошло, а им потом отвечай за меня. Одним словом, сердечный мужик оказался. Поехали мы с ним в магазин с аккордеонами и баянами. Говорит, мол, покажи, Григорий, на какой инструмент твой глаз лег. Не успел я рукой указать, как продавец уже тащит мой «Orсhestr». Я что заметил: у немцев память на лица сильно хорошая. Зайдешь один раз, а они тебя на всю жизнь запомнят. Так вот, берет продавец баян и начинает на нем профессиональные рулады выводить. Офицер послушал виртуоза и просит меня мастерство показать. Ну, я и жахнул немцу в ответку! Командир от гордости за меня аж покраснел. «Покупаем инструмент!» – говорит. Я от его слов прям растерялся. Стыдно сказать, что денег у меня не хватит. А он хлопнул меня по плечу, мол, успокойся, Григорий, добавлю из своих, отдашь, когда сможешь. И добавил! Во какой золотой мужик был! А ну-ка, Женька, сгоняй до моей хаты и принесь сюда этот инструментарий.
– Я мигом, – охотно согласился Женька. – Одна нога здесь, другая – там.
– Этот баян мне потом добрую службу послужил. На всех праздниках в части играл, да и дома на гулянках, когда вернулся. Начальство меня сильно уважало и про тот мой любовный случай больше никогда не упоминало.
– Знаешь, дед Гриш, а у нас по сей день приезжает немец туалеты чистить.
– Да ну! Стало быть, не может Гюнтер без русского дерьма. Фрукт у него не рóдится без нашей интернациональной поддержки, – довольно произнес дед.
– Да не Гюнтер его зовут, а Питер, и не старый он. Лет сорок ему на вид. Даже на тебя чем-то похож. Волосы волнистые у него, темные как смоль. У немцев такие редко встретишь. Подбородок с ямочкой, нос крупный. Ну-ка, повернись боком.
Вовка несколько секунд пристально разглядывал лицо деда и сделал окончательный вывод:
– Точно похож.
– Дед Гриш, – осторожно начала Колькина мать, – а ты случайно не имеешь родственников за границей?
– Вот еще чего выдумала, – буркнул смущенно дед. – Откуда они у меня там. Я же советский человек!
– Сосед, сдается мне, сын у тебя появился после встреч под раскидистой яблонькой, а ты и знать не знаешь, – поддержал супругу Колькин отец. – У тебя фотокарточка дома есть, где ты в молодости?
– Конечно, есть, как не быть, – растерянно произнес дед. – Жень, гони домой ко мне еще раз и скажи моей бабке, чтобы альбом тебе коришневый дала. Скажи, мол, я про службу в армии рассказываю. Надо мне памятью с молодежью поделиться.
Пока Женька бегал за вещественными доказательствами, дед растянул меха и запел любимую «Розамунду»:

 

«…В дорогу, в дорогу! Осталось нам немного
Носить свои петлички, погоны и лычки.
Забудем парады, походы и наряды,
Взыскания и споры со строгим старшиной…»

Во время исполнения никто не проронил ни слова. Все напряженно ждали развязки. И только Григорий Францевич был беззаботен и весел.
– Вот, – выпалил запыхавшийся Женька, – принес.
Тяжелой, натруженной рукой дед с любовью стряхнул пыль с кожаной обложки и лишь потом принялся перелистывать страницы в поисках подходящей фотографии.
– Есть одна. Ну-кась, глянь Вовчик. Похож тот немец на меня в молодости или нет?
Вовка взглянул на снимок и утвердительно покачал головой.
– Дед Гриш, даже больше похож, чем я думал.
– А что это значит? – поинтересовался Пашка у Светки.
– Что, что! Проблемы у деда Гриши с бабушкой Верой будут за то, что он сына своего за границей оставил, – с хитрецой в глазах пояснила Светка.
– Оставил, а он там и вырос без него, бедненький, – запричитала Мариночка. – Теперь все ездит и ездит в туалет воинской части и папку своего ищет.
– Неужто Мария от меня сыночка родила и скрыла столь значимый факт, – оторопел от новости Григорий. – Ничего себе, клюква получается!
– И что теперь будешь делать, дед Гриш? – поинтересовалась Колькина мать.
Григорий не на шутку задумался. Густые лохматые брови сошлись у переносицы. Как два навеса, прикрыли они и без того глубоко посаженные глаза. Толстый нос покраснел и стал похож на подвяленную грушу.
– Фотографию буду делать, – наконец-то произнес он. – Фотоаппарат у вас есть?
– Найдется, – отрапортовал Колька.
– Вот и делай, содатик, с меня портретный снимок по всем правилам, – отдал Григорий приказ Вовке. – Сыну моему карточку свезешь. Покажешь ему при следующей встрече. Пущай он знает, что есть у него папка, который любит его и помнит. Мне ведь от него ничего не надо. А ежели он мне вздумает открытку какую к Дню Победы прислать или еще чего, так я сильно рад буду сыновьему вниманию. Нам с моей Клавдией Петровной Бог ребеночка не дал, а тут такая международная новость! Делай, Вовка, красивую фотографию, да я домой торопиться начну. Большая радость нонча у меня. Сын объявился!
Назад: Захер
Дальше: Политическая Циля