Шульгин с захваченными документами поехал не на Гоголевский бульвар и не куда-нибудь еще, а в Столешников, чтобы просмотреть их в помещении, защищенном от окружающего мира абсолютно, в котором, заперев за собой тяжелую дубовую дверь, можно быть уверенным, что она тебя отделила не просто от лестничной площадки, выходящей в нестабильно-бессмысленный мир двадцатого года, а вообще изолировала от любой человеческой реальности. Точка. Ничего нет за бортом, кроме абстрактной Вселенной и тебя. В таких условиях можно, сбросив на пол в прихожей куртку и сапоги, переодевшись в нагретую на батарее в ванной фланелевую пижаму, сесть у стола в глубокое кресло, завести на магнитофоне Шестую сонату Паганини для скрипки и гитары, закурить толстую трещащую сигару и начать наконец внимательно изучать бумаги крутейших шефов ВЧК.

Часа на два этого интересного занятия ему хватило. Потом он позвонил в приемную Трилиссера и поручил дежурному офицеру передать Басманову, чтобы тот доставил ему Агранова по известному адресу. Полковник один из всего отряда знал местоположение тайного логова аггров и открывающий двери пароль.

– Яков Саулович, – сказал Шульгин чекисту, когда тот наконец появился в гостиной, с которой у него были связаны, наверное, не самые лучшие воспоминания, – здесь у меня достаточно материалов, чтобы сделать тебя начальником ГПУ, если ты захочешь, или даже председателем Совнаркома, но сейчас, пожалуйста, привези мне своего профессора. Полковник Басманов обеспечит транспорт и охрану. Договорились? Часа вам хватит?

– Лучше два, – ответил Агранов. – Ехать далеко, и старик капризный…

В благоустроенной, теплой, освещенной ярким электрическим светом квартире, так похожей на довоенные московские и петербургские, да еще и с богатейшим баром, профессор Удолин вновь почувствовал себя цивилизованным человеком.

Засаленное тряпье, изображавшее его одежду и сравнительно прилично выглядевшее в убежище, которое предоставил ему Агранов, здесь смотрелось ну если не мерзко, то некрасиво. Шульгин это понял и прежде всего проводил «гостя» в ванную, а потом предоставил ему на выбор богатый гардероб прежнего хозяина.

Распаренный, переодевшийся в светло-коричневый лавсановый костюм венгерского производства (все здешнее имущество представляло собой наилучший ассортимент сотой секции ГУМа года этак 65-го), с бокалом едва разбавленного виски, Удолин распростерся в кресле, улыбаясь слегка растерянно, не совсем понимая, что сулит ему очередная встреча с Александром Ивановичем. Предыдущая оставила у него сложные впечатления.

Шульгин, словно бы посторонний здесь человек, сидел в сторонке, рядом со стереофоническим комбайном (было когда-то такое наименование для сочетания лампового приемника, катушечного магнитофона и электрограммофона в одном полированном ящике), с задумчивой улыбочкой слушал виртуозные скрипичные пассажи кого-то из великих исполнителей, ждал, когда клиент созреет.

– Константин Васильевич… – Голос Шульгина прозвучал для профессора несколько неожиданно, он и сам увлекся прелестной музыкой, так чудесно накладывающейся на первую, самую приятную волну алкогольной эйфории. – Если вы хотите, мы завтра же можем переправить вас в Крым или любую точку цивилизованного мира по вашему выбору…

– А зачем, любезнейший? – вопросил профессор, делая следующий длинный глоток. – Зачем? Ubi bene, ibi patria… Мне здесь хорошо, ergo…

– Ну, дело хозяйское. Я думал… Ладно. Тогда перейдем непосредственно к делу. Вы прошлый раз помогли моему другу Андрею выйти в астрал и порешать там кое-какие наши проблемы. Сейчас ситуация сложилась таким образом, что в оный астрал необходимо прогуляться мне. Ненадолго, но немедленно. Можете организовать?

– Да как же, Александр Иванович? Андрей Дмитриевич был человеком настолько подготовленным, больше меня знающим… Да что я вам рассказываю… А вы? Нет, я вас тоже уважаю, но как я смогу? Философия высших уровней постижения реальности, алмазная сутра, этого же нельзя передать за минуты, да что там минуты, за дни даже… – Выглядел при этом профессор примерно так, как благовоспитанная тетушка, которой в лоб предложили продать любимую племянницу в бордель…

Шульгин выслушал его со спокойным выражением лица, немножко насмешливым, может быть. Или даже удивленным – о чем, мол, ты говоришь?

– Константин Васильевич! Я вас о чем спросил? А вопросы уровня моей образованности как бы и не входят в данную проблему. Считайте, что я подготовлен не хуже, а может, и лучше, неважно. Дайте мне формулу, по которой Андрей сумел сходить в астрал, а когда я вернусь, мы с вами найдем время и возможность поговорить на темы чистой мистики…

– Хорошо, Александр Иванович. Слушайте, только я еще раз вынужден вас предупредить…

– Не надо меня предупреждать. Чтобы вам легче было ориентироваться, скажу: я изучал практику дзен-буддизма лет пять. Овладел всеми основными канонами, коанами и сутрами. Умею входить в абсолютное самадхи. Знаю формулу: «О мусе дзю ни се го син» («Не пребывая ни в чем, дай уму действовать»). Этого достаточно? Сообщите мне мантры, которые помогли Андрею, а я уж постараюсь использовать их по назначению…

Похоже, осведомленность Шульгина произвела на профессора впечатление. Ему, очевидно, до сих пор трудно было поверить, что молодые по его меркам парни, фронтовые белогвардейские офицеры так легко и просто оперируют понятиями, к которым сам он шел годы и годы, привык относиться к достигнутой мудрости трепетно и почтительно. Ну, как бы Пири или Амундсен отнеслись к нынешним спортсменам, от нечего делать сбегавшим на лыжах к полюсу, чтобы оставить там вымпел, посвященный ХХVI съезду КПСС?

– Будь по-вашему. Не забудьте только, что не следует слишком полагаться на свои силы и возможности. Есть такая поговорка: «Умеешь считать до десяти – остановись на семи…» А то можете не успеть вернуться.

Из лихости или из более сложного побуждения Сашка перед тем, как окончательно погрузиться в благорастворение, успел еще произнести в уме историческую фразу: «Поехали…», что никак не соответствовало требованию отрешиться от всего суетного.

Может быть, именно поэтому его переход в астрал мало соответствовал тому ощущению, что они с Андреем испытали в последние минуты пребывания в Замке Антона.

Сейчас его как бы выстрелило самолетной катапультой. Сотрясший тело удар, почти потеря сознания, темнота, физическая, да и психическая перегрузка, потом вдруг охватившая его со всех сторон картина открытого глубокого космоса, увиденного будто из межгалактического пространства, когда не звезды вокруг, а спиральные галактики и туманности, в таком же количестве заполняющие черную сферу, внутри которой он парил. Но вместо запомнившегося по первому контакту с Мировым разумом ощущения включенности в Галактическую ноосферу Шульгин услышал только нечто похожее на пробивающуюся сквозь треск помех морзянку. Сигнал, который ловит радист во время трех минут молчания от тонущего на другом краю света судна. Ни координат, ни названия, только прерывистые, едва различимые три точки, три тире, три точки… И тут же понял, что контакт этот не с кем иным, как с Новиковым. Просто не было во Вселенной другого адресата, который смог бы так быстро настроиться в резонанс с его рецепторами.

Однако понять смысл передачи и запеленговать ее источник у него не получилось. Да просто не хватило времени.

Достигнув высшей точки баллистической траектории, Шульгин стремительно стал проваливаться обратно, в плотные слои атмосферы. То же чувство невесомости и стремительного падения с окружившей его короной холодного пламени. Попытка еще хоть на мгновение остаться там, где он надеялся постичь истину, успехом не увенчалась. Либо не хватило умения, либо его там не хотели «видеть».

И никакого парашюта, никакого плавного спуска. Вновь сотрясший все тело удар, хотя и не такой, после которого остается только мешок кровавой слизи, перемешанной с обломками костей.

«Прав старик, – успел подумать Сашка, – не для меня эти игры. Рожденный ползать…»

Он открыл сплющенные жесткой посадкой глаза и увидел окружившие его со всех сторон заснеженные ели, опустившие едва выдерживающие тяжесть снега лапы до верхушек рыхлых сугробов, пляшущие языки пламени таежного костра из трех кондовых бревен, закопченный медный котел над ним, расплывчатую фигуру человека по ту сторону огня.

Андрей во время своего похода в астрал оказался в собственном детстве, так он рассказывал, а Шульгина вот куда, значит, забросило. Именно эта зона памяти оказалась у него наиболее открытой для контакта.

После окончания института он работал по распределению в Хабаровском крае на станции «Скорой помощи» района, превосходящего по территории, наверное, целую Францию. И там ему приходилось не только ездить на белой «Волге» с цифрами «03» на борту, но и летать на вертолетах по затерянным в тайге стойбищам. Однажды довелось прямо в походном чуме вскрывать флегмону старому тунгусу, оказавшемуся одним из последних профессиональных шаманов. Потом у них установились своеобразные дружеские отношения на почве взаимного интереса. Шульгин пытался выведать у шамана некоторые специфические приемы воздействия на психику и первобытные рецепты бубнолечения, старику, в свою очередь, чем-то был забавен русский доктор, владевший японским языком. С японцами у него были какие-то свои счеты еще с гражданской войны.

И вот сейчас тот самый выходец из каменного века с нормальными русскими именем и фамилией – Сергей Забелин сидел напротив, курил медную китайскую трубку и смотрел на Шульгина в упор пронзительными черными щелочками на морщинистом как печеное яблоко лице. При том что редкий его соплеменник доживал до пятидесяти, шаману и тогда уже было лет под сто. Хотя нет, сейчас он выглядел вроде бы даже помоложе, чем в семьдесят третьем году.

На всякий случай, не совсем даже осознанно, Шульгин несколько раз сильно сжал пальцы, проверяя, повинуется ли тело нервным импульсам, ударил себя кулаком по колену. Нет, вроде бы он присутствует здесь в своей физической оболочке, а не в виде фантома или мыслеобраза.

– Ты вернулся, доктор Саша? – спросил тунгус тихим ласковым голосом. – А я думал, не свидимся больше… Нужда какая привела или просто соскучился?

Шаман разговаривал на хорошем русском языке, без всяких там «однако», «твоя – моя не понимай» и «олешка тундра пошла». Иногда Шульгину даже приходила в голову дикая мысль, что его приятель никакой не тунгус, а полковник японского генштаба, оставшийся здесь со времен интервенции.

– Выходит, что соскучился, – усмехнулся Сашка. А что еще ответишь? – Это сколько же мы с тобой не виделись?

– Лет двенадцать, думаю. Ты совсем взрослый стал. В Москве живешь?

– Теперь уже и не знаю, где я живу. Но вообще-то да, сюда я попал прямо из Москвы.

– Давай чаю попьем, потом рассказывать будешь… – Шаман разлил из закипевшего котла в деревянные чашки остро пахнущий китайским лимонником чай.

– Говорил я тебе, Саша, – сделав несколько шумных глотков, продолжил разговор шаман, – не нужно русскому человеку нашим колдовством интересоваться. У вас свой бог, свои духи, у нас свои. Таежным людям нельзя русскую водку пить, вам наши грибы жевать не полезно.

– Так какая здесь связь? – не понял Шульгин. – Мы вон еще когда с тобой расстались, я и не вспоминал, считай, про те камлания, что ты показывал, и занесло меня к тебе в гости по совсем другой причине, я думаю…

– Ты думаешь… Русские люди все думать любят. А я ничего не думаю, я знаю – ты у меня в чуме сидел, мои песни слушал, духи в чум приходили, тебя видели, запомнили, сейчас у тебя что-то случилось, в загробный мир пойти захотел, друга там искал, духи тебя узнали, вспомнили, сюда привели… Я правильно все угадал?

От Забелина веяло непробиваемой уверенностью в собственной правоте, и одновременно в его тихом голосе без интонаций Шульгин улавливал едва заметный намек на иронию. Будто сидел перед ним не настоящий шаман, а играющий роль шамана, некогда очень популярный артист Лев Свердлин, специализировавшийся на ролях разных восточных персонажей начиная с Ходжи Насреддина.

– Угадал-то правильно, по крайней мере больше половины. А делать что будем? Я рад тебя видеть и вправду не надеялся больше встретиться, только какое имеют отношение твои духи к тем, с которыми я сейчас воюю? Я ведь друга своего ищу, который не в вашей тайге потерялся, а там где-то… – Шульгин указал пальцем в низкое мглистое небо, в котором едва просматривался диск полной луны.

– Я и сказал: в загробном мире, где же еще? Раз ты ко мне сам пришел, помогать будем. Думаешь, я забыл, как ты меня спасал? Духи тогда тоже шибко обиделись, что ты им помешал меня к себе забрать… – И вдруг тональность слабого шелестящего голоса старого шамана неожиданно и резко изменилась. Он приобрел звучность и напористость, как у одного хорошо знакомого Шульгину человека. Даже слишком хорошо.

– Ты, что ли, это, Антон? Опять дурака валяешь?

– Как всегда, восхищен твоим самообладанием. Быстро соображаешь. Только не дурака мы здесь с тобой валяем. Говорил же я вам: оставьте свою страсть к авантюрам. Мало того, что уже случилось? Отвели вам резервацию размером в целую планету, ну и сидите там тихонько, решайте свои человеческие проблемы, зачем было опять в галактические игры ввязываться?

– А кто в них ввязывался? – удивился Сашка. – Мы себе жили-поживали, гражданские конфликты утихомиривали, а тут раз – Андрей с Сильвией исчезают, два – их уже и на Земле, оказывается, нету, три – меня сюда вот закидывает, а тут и ты сразу нарисовался… Кто же и в чем виноват? Да, кстати, ты-то от кого прячешься? Раньше вроде собственной личиной обходился, а сейчас?

– Вы же и виноваты. Совсем недавно я Андрея категорически предостерег, чтобы никаких резких движений не делал. Вы сейчас как альпинисты на снежном мосту. Неверный шаг, громкий звук – и «прощайте, скалистые горы». До скончания веков не найдут. Ловушки сознания – это же не моя выдумка, это непреложный закон природы…

– Да что ты все повторяешь – ловушки, ловушки… Вроде как Хока из детских страшилок. Объяснил бы сразу, может, мы бы к ним и близко не подошли.

– Как будто у меня была такая возможность. В результате вашей же, к слову сказать, деятельности меня отстранили от всяких контактов и связей с нынешней земной реальностью. Если угодно, я сейчас просто выполняю свой нравственный долг перед вами, преступая долг формальный…

Шульгин слушал, кивал и не верил форзейлю. Нет, в общих чертах он не врал, так оно, наверное, и было, только скрывалась за этой поверхностной правдой какая-то другая, более глубокая, если не отменяющая первую, то серьезно ее корректирующая. И не из чистого альтруизма продолжал встречаться с землянами могущественный Тайный посол, заботам которого сейчас поручена, может быть, целая Метагалактика.

– Ну а все же? В двух словах. Чтобы больше к этому не возвращаться…

Вселившийся в тело старика инопланетянин совершенно не свойственным шаману, но сразу напомнившим былого Антона жестом изобразил, что ладно, черт с ним, пропадай, мол, моя телега…

– В самом общем смысле Ловушки сознания – это циркулирующие в Гиперсети информационные структуры, предназначенные для выявления и устранения любой проникшей в нее посторонней системы мыслеобразов. Вроде как антивирусные программы в ваших компьютерах.

Эти Ловушки могут, в зависимости от ситуации и масштабов возмущения в Сети, предпринимать любые необходимые меры для их нейтрализации, в том числе материализовываться в самые разнообразные реальности и сущности – от псевдоцивилизаций типа аггрианской до красивой женщины, посланной, чтобы отвлечь нужного человека от вредной для Гиперсети деятельности…

– Ничего себе! – поразился Шульгин. – Это что ж за механика? Я еще представлял себе, когда ты, как могущественный, но все же индивидуум, вмешивался в наши человеческие делишки… Дед Мазай и зайцы, скажем. А вот вселенская Гиперсеть, которая разменивается на… – Он даже не сумел подобрать подходящего слова.

– Ты забыл, что ли? Я же уже пытался вам эту механику объяснить. Система нисходящей шкалы масштабов. От Метагалактики до планетной системы и еще ниже, до отдельного человека. Вся цепочка прозванивается в автоматическом режиме. Ваши инженеры в состоянии ведь при сбое в работе гигантского вычислительного центра добраться до сгоревшей микросхемы и даже отдельного ее элемента? Так примерно и здесь…

– Ладно, понял. Дальше что?

– Да и все практически. Как только ваши действия стали представлять опасность для функционирования Системы, она начала защищаться. Что-то вы совершили такое… непредусмотренное. Я ведь Андрея при последней встрече специально предупреждал.

– Странно. Ничего мы вроде не делали, кроме с тобой же оговоренного. Ну да бог с ними, с Ловушками. Скажи лучше, где Андрей и как нам его вытащить? Для этого я в астрал и отправился…

– Ну вот тебе один из ответов. Вам предложено было на Земле сидеть и земными проблемами заниматься. Вы же снова в Гиперсеть полезли. Причем в своей обычной манере – напролом. По ковру из розовых лепестков – в грязных кирзовых сапогах… Вот хозяева этого ковра и решили вас несколько… э-э… окоротить…

– Ты еще и поэт у нас. Прямо тебе Басе. Про Андрея я тебя спросил. Вот по делу и отвечай.

– Не знаю даже, отчего я терплю почти целый год все твои грубости? Тебе не приходило в голову, что демонстративное пренебрежение элементарными приличиями отнюдь не показатель твоего нравственного превосходства?

Увлеченный разговором, Шульгин пропустил момент, когда, незаметно меняясь, старик шаман окончательно превратился в Антона, крупного, вальяжного, но мускулистого мужчину лет 35 – 37 на вид, загорелого и светловолосого, похожего на какого-то американского актера, игравшего мужественных шерифов и римских легатов. Или на советского партийного функционера из молодых, спортивных, прогрессивно мыслящих. Немножко нарочитый облик, по мнению Шульгина. Инопланетный агент мог бы выглядеть и поскромнее. Может, за внешность Сашка его и недолюбливал с самого начала знакомства.

– Не приходило. Да и тебя, как носителя высшего разума, не должны бы волновать такие пустяки. Подумаешь, дикарь самоутверждается… Лучше скажи, к чему вот этот цирк с переодеваниями? Почему бы нам не встретиться, как раньше? Странно как-то – цивилизованный пришелец прикидывается шаманом, декорации вот эти… Иначе нельзя?

– А ты думаешь, от меня это зависит?

– От кого же еще? Я такого не придумывал…

Антон словно бы с сожалением покачал головой.

– Это тоже свойства Гиперсети. Мы ведь сейчас внутри нее находимся. В виде не знаю даже какого пакета импульсов – электромагнитных, гравитонных или нейтринных. Не знаю. В своем физическом облике я на Землю попасть возможности не имею. Ты меня сейчас, как Аладдин джинна, вызвал. Или нас обоих вызвали…

Шульгин без особого удивления еще раз ощупал свое тело. Вроде настоящее. Поднес руку поближе к огню, почувствовал сначала жар, а потом и боль. Отдернул. Антон наблюдал за его экспериментом сочувственно.

– Напрасно. Разницы все равно не заметишь. Иллюзия здесь стопроцентная. Это тоже разновидность реальности, только существующей в единственном экземпляре, лично для тебя.

– Но зачем? – Имея привычку анализировать собственные эмоции и мысли, Шульгин отметил, что реальность все же не стопроцентна. Психическая реакция в норме должна бы быть несколько иной. А сейчас он как будто наглотался транквилизатора – абсолютное спокойствие и безразличие к собственной судьбе. Рассудочная составляющая в норме и даже обострена, а эмоциональная почти стерта.

– Иначе у нас просто не получилось бы войти в контакт. Частотная и амплитудная несовместимость. А может быть, «кто-то» просто решил тебя подстраховать, чтобы не рассеялась твоя матрица в бесконечности Сети. Воздух в баллоне акваланга – это воздух, а открой под водой вентиль, во что он превратится? Хотя каждая его молекула таковой и останется, а как их обратно собрать?

– Ты прямо Перельман, великий популяризатор. Очень доходчиво объясняешь. Но хватит, может быть, ходить вокруг да около? До сути мы доберемся, нет?

– Да, тебя трудно вывести из равновесия. Еще одно подтверждение вашей с Андреем… избранности. В общем дела обстоят так: наш друг по свойственной ему неосторожности, чтобы не сказать – глупости, поддался на хорошо спланированную провокацию. Нет, Сильвия здесь ни при чем, – понял форзейль промелькнувшую у Шульгина мысль. – Она лишь инструмент. Не думал я, правда, что и в новой реальности ее сумеют достать с таорэровской базы, уверен был – барьер поставлен непроходимый, так что не считай меня лжецом и предателем. Здесь опять вмешались «высшие силы». Воплощенные, возможно, в Ловушку высшего порядка. То есть и сама Валгалла, и аггры, ее населяющие, – тоже иллюзия, которую Андрей не в состоянии отличить от реальности. Мы с ним не так давно имели краткий контакт… Я как раз и размышлял, пока ты меня не потревожил, как его выручить оттуда… Он ведь сейчас словно бы и не существует «на свете».

– А я думал, они просто ушли туда тем же путем, что мы прошлый раз…

– Если бы… Он сейчас почти в таком же положении, как тогда, в сталинском варианте…

– Но кому все это нужно? И ты ведь прошлый раз сумел их с Берестиным вытащить?

– Я думаю, дела обстоят так: условно говоря, Держатели, играющие «черными», решили пойти ва-банк. Партия зашла в тупик, и потребовались нестандартные решения. Со Сталиным, кстати, тоже был оригинальный ход. Если бы мне не приказали вмешаться, Новиков так и остался бы в той роли и в той реальности. Проблема снималась радикально. Однако…

Шульгин понял, что Антон снова начинает торговаться. По своей инициативе или выполняя очередной приказ.

– Что от нас требуется? Мы готовы договориться. Есть возможность сделать что-то, чтобы от нас отстали, хотя бы на срок нашей не слишком долгой жизни? А там мы спокойно умрем, и ваши проблемы разрешатся сами собой…

– Наверное, это возможно, – словно размышляя над предложением, ответил Антон. – Иначе вряд ли нам позволили бы встретиться.

– Позволили? Я считал, что в астрал вышел своей волей. И Андрей это делал несколько раз самостоятельно. Да ты ведь сам нам говорил…

– Я сказал: «позволили нам встретиться». Поскольку с моей стороны инициативы не было…

– Ну а раз позволили… Доложи, где следует, что мы согласны на их условия.

– Вот и хорошо. – Антон, кажется, испытал облегчение от благополучного завершения своей миссии. Если она действительно была.

– Возвращайся домой. Надеюсь, все будет хорошо. Что бы ты обо мне ни думал, я действительно считаю вас своими друзьями и готов помогать…

– Знаешь, как у нас определяют порядочного человека? Это тот, кто никогда не делает подлости по собственной инициативе. А уж если по приказу, то без удовольствия…