Глава 10
Лукин метался в своем огромном кабинете, как шакал в тесной клетке. Он был поначалу просто ошарашен – у него появилась дочь! Возникла из ниоткуда! И убила его ребенка.
Он хотел вернуть Майю, постоянно набирал номер ее сотового, но девушка на его звонки не отвечала. Андрей Петрович попробовал позвонить ее подруге Лене Малиновской, но та ответила, что Майя сейчас не в том состоянии, чтобы вести с ним разговоры, и, не прощаясь, отключилась.
Андрей Петрович поехал на квартиру Майи, но дверь открыла ее мать и, не пустив несостоявшегося зятя даже на порог, потребовала, чтобы он оставил ее дочь в покое. Грозилась вызвать полицию. Тут подоспел отец Майи и, пренебрегая своей интеллигентностью, пообещал спустить Лукина с лестницы, если увидит его здесь еще хоть раз.
И тут масла в огонь подлила его родная сестра, которую он всегда считал своим тылом и опорой. Бэлла Петровна сказала, что у него, кроме Иды, есть еще ребенок.
– Какой ребенок? – изумился Андрей Петрович.
– Лида была беременна…
– Что?!
– Что слышишь!
– И ты только сейчас мне об этом говоришь?! – взревел он.
– А разве тебя это когда-нибудь интересовало? – спросила она.
– Бэлла!
– И потом, я не была уверена, только предполагала.
– Когда же ты обрела уверенность? – затопал он ногами.
– На днях встретила свою сокурсницу, мы разговорились. Я рассказала о бедах, обрушившихся на нас.
– Ты рассказала о нас посторонним?! – не поверил своим ушам Лукин.
– Капа не совсем посторонняя, мы вместе учились. И потом я устала все держать в себе! – пожаловалась Бэлла Петровна.
– И что, твоя Капа сказала тебе, что у меня есть ребенок?
– Нет, она сказала, что тебе нужно было жениться на Лидочке, и тогда ты был бы счастлив. Но теперь, конечно, поздно. У Лиды двое взрослых детей. Я спросила, сколько лет ее детям, и она ответила. Тогда-то я и подсчитала, что сына Лида родила от тебя.
– У меня есть сын? – неожиданно для себя обрадовался Андрей Петрович.
– Только он не знает, что он твой сын.
– Так узнает теперь!
– Андрей, прошу тебя, не лезь туда! – испуганно воскликнула Бэлла Петровна. Она уже корила себя за то, что проговорилась. Ну кто тянул ее за язык!
Андрей Петрович опрометью вынесся из кабинета. Бэлла Петровна побежала за ним.
– Андрей, Андрей, – кричала она на ходу, – прошу тебя, не делай глупостей! – Но он уже не слышал ее, выскочив из здания и трогая с места свой автомобиль.
Бэлла Петровна выбежала на улицу за братом в одном костюме и туфлях. Она закрыла лицо руками и заплакала от отчаяния.
Наблюдавший это охранник вызвал своего начальника. Тот среагировал быстро – приобнял женщину за плечи и увел в помещение.
– Так нельзя, Бэлла Петровна, – приговаривал он, – вы можете простудиться. Сейчас я вас чаем напою. Выпьем с вами валерьяночки, вы успокоитесь.
* * *
Андрей Петрович приехал по старому адресу, где когда-то жила его Лидочка.
Лидочка там уже давно не жила, он это понимал, но дверь открыла ее мать, и он сразу узнал Валентину Михайловну, хотя она, конечно, постарела. Валентина Михайловна тоже узнала несостоявшегося зятя и замахала на него руками, точно увидела исчадье ада.
– Я все знаю! – выпалил он. – Дайте мне адрес Лиды!
– Что ты знаешь? – взяв себя в руки, спросила Валентина Михайловна.
– Лида родила от меня сына!
– Откуда такие сведения? – усмехнулась женщина.
– От моей сестры!
– Твоя сестра не виделась с Лидой с той самой поры, как вы расстались.
– Неважно. У них оказались общие знакомые. Так вы дадите мне адрес Лиды?
– Нет! – Валентина Михайловна изловчилась, оттолкнула Лукина и захлопнула дверь.
Андрей Петрович не ожидал такой прыти от пожилой женщины и пришел в неистовство. Он кричал, что все равно найдет своего сына.
Открылась дверь квартиры напротив, из нее показался худенький старичок в роговых очках и с… битой.
– Я профессор Измайлов, преподаватель логистики, предупреждаю вас, если вы не покинете наш подъезд, то я огрею вас вот этим предметом! – Профессор потряс битой.
– Вы сумасшедший? – спросил Лукин, отступая.
– Нет, просто я друг супругов Гладышевых – Валентины Михайловны и Григория Семеновича.
– Сумасшедший дом! – закричал Андрей Петрович и сбежал с лестницы.
Встревоженная Валентина Михайловна позвонила дочери и рассказала о визите бывшего жениха. Вернувшийся с работы Аркадий Андреевич застал жену в слезах.
– Что случилось, Лидочка? – спросил он встревоженно.
Лидия Васильевна рассказала ему, что Лукин каким-то образом узнал о Марке.
– Ведь он не может знать наверняка, что Марк его сын? – спрашивала она в отчаянии мужа.
– Успокойся, Лида, надо нам было давно рассказать все Марку.
– Нет!
– Тогда бы мы с тобой не тряслись от страха, как зайцы.
– Но я не хочу, чтобы Марк узнал.
– Лидочка, наш Марк уже большой и разумный мальчик, он все поймет и сам решит, как поступить.
Внезапно дверь распахнулась. В дверях стоял Марк. Оба родителя застыли на месте.
– Я слышал, – произнес он.
– Марк! – воскликнула Лидия Васильевна.
– Мама, не плачь, я все знал.
– Откуда?
– Добрые люди еще в школе просветили, – грустно улыбнулся он.
– И ты молчал?!
– Я не хотел тебя расстраивать и отца тоже. Ведь я очень люблю вас. И потом, мне очень помог Сергей Трофимович.
– Сергей Трофимович?
– Ну да, помнишь, наш учитель биологии. Он застал меня ревущим в мужском туалете после уроков и все объяснил про сперму, про отцовский инстинкт и сыновний долг. Я ему на всю жизнь за это останусь благодарным.
Когда домой пришла Оксана, мать, отец и брат сидели, обнявшись, и вели себя как-то странно, они то смеялись, то утирали слезы.
– Эй, что здесь происходит? – спросила девушка.
– Мой биологический папаша нарисовался и захотел выкрасть меня из гнезда, – усмехнулся Марк.
– Надеюсь, ты дал ему отпор? – тоже усмехнувшись, спросила Оксана.
– Я его еще не видел, он к бабушке нагрянул.
Заметив удивление на лицах родителей, Марк пояснил, что Оксана давно в курсе.
– Откуда? – удивился Павлов.
– Я ей сразу рассказал и мы с ней решили вас не расстраивать.
– Ах вот как! – только и вырвалось у супругов Павловых.
* * *
Майя вернулась к Эдуарду.
– Только, пожалуйста, умоляю тебя, сделай мне поскорее ребенка, – попросила она.
– Может, не стоит торопиться?
– Стоит! Я хочу заполнить пустоту в моей душе! Ты не представляешь, как я любила своего будущего малыша. Я рассказывала ему сказки, давала слушать музыку, я смотрела на все самое прекрасное! Я с детства мечтала стать мамой!
– Ты никогда не говорила мне об этом, – произнес Эдуард растерянно.
– Я боялась тебя спугнуть, – улыбнулась она.
– А испугалась сама, – мягко укорил он.
Она положила ладонь ему на губы.
– Никогда не будем говорить об этом. Я была дурочкой.
– Ты любила его?
Догадавшись, о ком он, Майя покачала головой:
– Нет.
– А как же…
– Понимаешь, я подумала, что если выйду за него замуж, то у моих детей будет все самое лучшее. Но потом я поняла, что я не права и что главное – это любовь.
Вместо ответа он приподнял ее подбородок, поцеловал сначала в глаза, потом в губы.
– Я больше никому тебя не отдам, – прошептал он тихо, но решительно.
– Спасибо, – отозвалась она так же тихо, чувствуя себя глубоко виноватой перед ним.
* * *
Андрей Петрович Лукин всеми правдами и неправдами добился встречи со своим сыном.
– Ты мой сын! Я твой отец! Понимаешь? – Он протянул к нему руки.
Парень отшатнулся.
– Я знал, что ты это заявишь, – проговорил он, – на вот.
– Что это? – удивился Лукин, увидев, что сын протягивает ему деньги.
– Столько стоит сдача спермы в лаборатории, я узнавал, – ответил Марк, – так что на! Подавись! И исчезни из моей жизни. И из жизни нашей семьи!
– Сынок!
Марк ушел, ни разу не обернувшись, а Лукин растерянно смотрел на скомканные деньги, валяющиеся у его ног.
Позднее он вспомнил, что у него осталась дочь. Да, она совершила ужасное преступление, но она все-таки его дочь. И Лукин добился свидания с Идой.
– Вот как все вышло, – растерянно пробормотал он, – но ты моя дочь. Чего уж там…
Дочь долго и упорно смотрела на него, словно силилась что-то понять, а потом плюнула на разделявшее их стекло и ушла.
* * *
Мирослава не забыла о своем обещании, данном Кате Григорьевой, позвонить ей, как только удастся поговорить с Идой.
Разговор с Идой у нее не состоялся. Но все-таки она ее нашла…
И как же теперь быть? Позвонить Кате и рассказать обо всем? Мирослава думала несколько дней, а потом пришла к выводу, что это не телефонный разговор. Надо ехать в Кутузово.
Она набрала номер сотового Кати и спросила, когда они могут с ней встретиться.
– Встретиться? – растерялась Катя, а потом быстро спросила: – Где?
– Я могу подъехать к вам, как в прошлый раз, на работу.
– С Идой что-то случилось? – тихо и печально спросила Катя.
– Да, – не стала лгать ей Мирослава.
– Тогда не могли бы вы приехать послезавтра, но только не на работу, а домой? У вас ведь есть мой адрес?
– Адрес есть. Хорошо, я приеду, скажем, в одиннадцать часов утра?
– Я буду вас ждать, – ответила девушка.
И она действительно ждала Мирославу.
Подъехав к дому Кати, Волгина увидела стоящую возле подъезда девушку. Шел снег. Снежинки падали на ее ресницы, щеки, губы и таяли, а она словно и не чувствовала этого.
Мирослава выбралась из салона автомобиля и воскликнула:
– Здравствуйте, Катя! Почему вы стоите здесь? Холодно же!
– Нет, мне не холодно. Вернее, внутри холодно. Я не вытерпела сидеть дома. Наверное, глупая, но боялась, что вы мимо проедете.
– Что вы, Катя, – ласково сказала Мирослава и спросила: – Пойдем к вам или посидим в машине? – Она кивнула на свою «Волгу».
– Ко мне, конечно, – отозвалась девушка и добавила: – Я утром пирожки испекла с капустой, с яйцами и с грибами с картошкой. Вы какие любите?
– Всякие, – улыбнулась Мирослава.
Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру, в которой было тепло и тихо. Вкусно пахло выпечкой.
Мирослава сунула ноги в смешные домашние тапочки с большими помпонами и, вымыв руки в ванной, прошла вслед за хозяйкой на кухню.
– Вы сначала поешьте, – предложила Катя, – а потом всё мне расскажете.
Мирослава бросила на нее вопрошающий взгляд, и девушка пояснила:
– Долго терпела, еще потерплю немного.
Волгина съела два пирожка, похвалила вкусно заваренный чай.
– Он с малиновым листом, по бабушкиному рецепту, – кротко улыбнулась девушка.
И Мирослава, решив больше не томить ее, рассказала ей то, что случилось в жизни Иды Болотовой за последний год.
– Бедная Зина, – вздохнула Катя, и по щеке ее серебряной улиткой покатилась крупная слеза. Докатившись до уголка губ, соленая влага впиталась в них.
Мирослава сидела молча, давая девушке возможность осознать услышанное и немного успокоиться.
– Спасибо вам, что вы приехали ко мне, – поблагодарила Григорьева.
– Это было нетрудно.
– Не скажите, – тихо отозвалась Катя и спросила: – А я могу увидеть Зину?
– Вы уверены, что хотите этого? – вопросом на вопрос ответила Мирослава.
– Конечно, уверена. – В голосе девушки прозвучала решительность.
– Я не знаю, когда вы сможете получить свидание с Зиной, поэтому давайте поступим так, я узнаю, кто адвокат Болотовой. Скорее всего, ей его назначит государство. Свяжусь с ним, а потом позвоню вам, сообщу его контактный телефон, и вы сможете задать ему напрямую все ваши вопросы. Хорошо?
Катя кивнула:
– Спасибо вам! Я, честно говоря, даже и не знаю, как вас благодарить.
– Вы уже отблагодарили меня, – ответила Мирослава.
– Когда? Чем? – удивилась Катя.
Мирослава улыбнулась девушке и кивнула на пирожки.
– А теперь мне пора, – сказала детектив.
– Ой! – растерялась Катя, а потом кинулась к духовке: – У меня в духовке еще пирожки оставлены – хотите, я дам вам с собой?
– Хочу, – улыбнулась Мирослава.
И обрадованная Катя, достав пакет, стала щедро набивать его пирожками.
– Катенька, не так много, – попросила Мирослава.
– Так свои же! – отозвалась девушка. – Как говорит моя бабушка, с пылу с жару. – И она протянула пакет Мирославе.
– Спасибо.
– Я провожу вас до машины.
– Ну что ж, проводите, – согласилась Мирослава, поняв, что отговаривать девушку бесполезно.
Серая «Волга» давно уже скрылась из виду, а Катя все стояла и смотрела ей вслед. Потом произнесла вслух тихо и печально: «Бедная Зинка», и неспеша направилась к подъезду.
Дома у Мирославы пирожки пришлись как нельзя кстати. Морис был занят делами агентства, и стоящее в духовке жаркое находилось только в самом начале приготовления. Однако его распространявшийся аромат дразнил и возбуждал и без того разыгравшийся аппетит Шуры.
– Неужели ты не мог сначала еду приготовить, а потом уже другой работой заниматься? – укорял он Миндаугаса, резавшего овощи для салата.
– Не мог, – меланхолично отреагировал тот.
Приехавшую Мирославу Наполеонов спросил, не скрывая злорадства:
– Ну что, проголодалась?
– Нет, – беззаботно отозвалась она.
– Заезжала в кафе? – подозрительно спросил Шура и покосился на Мориса, прекрасно зная, что тот не одобрял перекусы вне дома.
– Нет, не в кафе. Меня накормила одна добрая душа и даже дала с собой. – Она плюхнула на стол пакет.
Шура чуть ли не выхватил его из рук Мирославы и стал вытряхивать на стол содержимое.
– О! Пирожки! – воскликнул он радостно и, схватив первый попавшийся, сразу стал его жевать.
– Хотя бы на блюдо положили бы! – рассердился Морис и достал красивое, овальное, ослепительно белое блюдо с маленькими розочками по краям.
– Какая разница, откуда есть, – ответил ему Наполеонов с набитым ртом.
Морис, закончив резать салат, тоже попробовал пирожки и похвалил:
– Вкусные.
– А кто эта добрая душа, что так щедро снабдила тебя провизией? – спросил Шура после того, как не менее пяти пирожков удобно расположилось в его животе.
– Подруга твоей обвиняемой, – отозвалась Мирослава.
– Обвиняемой?! – Шура чуть не подавился шестым пирожком. – Какая такая подруга?! Серафима Усатова?
– Нет, как ты мог на нее подумать? – с укором проговорила Мирослава.
– Но больше у нее нет подруг! Не Эльвира же Лукина напекла все это?! – Он обвел рукой блюдо с пирожками.
– Нет, не Эльвира.
– Да кто же тогда?! Не вей из моих нервов веревки! Отвечай!
– Ишь, раскипятился, – усмехнулась Мирослава, – девушку зовут Катя. Они с Идой, хотя тогда все звали ее Зинаидой и проще Зиной, вместе учились в школе.
– А где эта Катя сейчас?
– В Кутузово.
– Ты что, опять в такую даль ездила? – спросил Наполеонов недоверчиво.
Мирослава кивнула.
– Зачем?
– В первую нашу встречу я обещала Кате, что сообщу Иде о ее желании возобновить общение с ней.
– И что?
– С Идой мне поговорить не удалось, вот я и решила поехать в Кутузово и все рассказать Кате.
– Рассказала?
– Как видишь, – Мирослава кивнула на пирожки.
– И что в итоге?
– В итоге сытый следователь, – рассмеялась Мирослава.
– Тебе бы все хихоньки да хаханьки, – обиделся Шура.
– Наполеонов! Ты чего так расстроился?
– Я не расстроился! Просто ты мне даже ничего не сказала.
– Говорю теперь.
– Теперь, – вздохнул Наполеонов и принялся доедать пирожок. После чего спросил: – И чего теперь?
– Ничего. Дай мне лучше телефон адвоката Болотовой.
– А я его знаю?
– Узнай.
– Зачем?
– Катя хочет навестить школьную подругу.
– Зачем?
– Что ты заладил, зачем да зачем! – рассердилась Мирослава. – Если Катя хочет проявить участие, то это ее право. А Болотовой поддержка сейчас не помешает.
– Значит, ты считаешь, что гражданкам, которые бьют ножом в живот беременных, нужна поддержка?
– Нужна в том случае, если ты не хочешь, чтобы Болотова совсем озлобилась и стала человеконенавистницей со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами.
– Не хочу! – буркнул Шура.
– Тогда будем считать, что мы с тобой пришли к единому мнению.
– Еще скажи к консенсусу!
– Не скажу.
– Ладно, узнаю я телефон адвоката, – сдался он и добавил: – Но не из-за пирожков.
– Конечно, нет, – легко согласилась Мирослава, – только из-за человеколюбия.
Шуре надоело с ней спорить, и он махнул рукой.
К тому же именно благодаря ее усилиям было раскрыто очередное дело.
За окном шел снег. И хлопья, кружившиеся в воздухе, были такими огромными, что казалось, будто кто-то выпустил на волю бессчетное количество белых бабочек.
После ужина всех, в том числе и Дона, потянуло на улицу. Друзья вынесли стулья и, поставив их на крыльце, уселись под козырьком. Дон запрыгнул на колени к хозяйке и стал тереться головой о ее руки, пока она не начала его гладить.
– Как красиво! – тихо выдохнул Морис.
– Да, – согласилась Мирослава, – и пахнет весной.
– Свежим вкусным огурчиком, – добавил Шура, – мне даже есть захотелось.
Морису и Мирославе стало весело, и они рассмеялись. Шура посмотрел на них строгим взглядом, но потом не выдержал и расхохотался вместе с друзьями.
До детективов дошел слух, что между Бэллой Петровной и братом отношения после всего случившегося стали натянутыми. Эльвира и вовсе сняла себе квартиру и покинула дом, где прошли ее детство и юность. И только Вадик, говорят, не отвернулся от дяди и даже пожалел его.
Так что, выходит, был прав Федор Иванович Тютчев, сказавший:
«Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется…»
