Мелочи сказочной жизни
Так волнительно, когда, зайдя в электронную почту, сразу ищешь имя дочери среди заголовков непрочитанных писем. И вдруг видишь!
И скорей его открываешь, раньше ста других писем, которые, разбухая полужирным шрифтом, требуют прочтения: минкульт, минобороны, дарители, просители, агенты, контрагенты.
«Папочка, ты где сейчас, я по тебе скучаю, когда приедешь, я пошла на ипподром, приезжай скорей».
Письма короткие, как сердечный укол, – а перечитываешь их, словно любимое стихотворение.
Столько в этом, длиной в строку, письме видишь смысла. Да что там смысла – узнаёшь, ошарашенный, огромные и удивительные итоги своей жизни: она была прекрасна, она была!
И ещё: тебя ждут. Едва ли есть вещи в жизни, которые важней этого пронзительного ощущения.
…А можно старшему сыну написать смс.
Как там твой университет, сын? Что читаешь, что слушаешь во время свободное от?
«Учёба, чтоб её. Пошли доклады да рефераты всякие, времени на “саморазвитие” уже не остаётся почти».
Читаю его смс и думаю: какой всё-таки молодец. Саморазвитие поставил в кавычки, чтоб иронично отстраниться от этого чуть пафосного и слишком серьёзного слова.
«Или, например, – пишет он дальше, – задали мне доклад по искусству Древнего Рима сделать, приходится перечитывать подручную тематическую литературу: фрагментами историю этого самого Рима и биографию Мецената. А я хочу Флобера почитать, у меня стихи Бориса Корнилова пылятся».
Музыка! Музыка, а не смс.
Значит, недаром на родах я видел, как является на свет черноволосый, сморщенный человеческий детёныш – мой первенец. Недаром просыпался ночью на его кряхтенье и докармливал его из соски, читая при этом Владимира Набокова, разложенного на коленях.
Мы были молодые и неопытные родители, почему-то не догадались, что отверстие в соске можно сделать побольше, и тогда ребёнок будет быстрее расправляться с содержимым бутылочки. Нагреть иголочку над конфоркой и проткнуть: всего-то.
В итоге бутылочку он, терпеливо причмокивая, потреблял минут по сорок, а то и больше. Так я и прочитал всего Набокова за год, русского и английского, ночами. А потом ещё и Газданова перечитал. Солдата Гражданской войны, участника французского Сопротивления, любимейшего из всех известных мне сочинителей. Иногда даже печалился, что молоко в бутылочке так быстро кончается.
Ночь, нежнейший свет лампы, сын на коленях, книжка в руке, – счастье. Сил было тогда много. Мог вообще не спать. Как, впрочем, и сейчас.
А в финале смс сын вдруг пишет: «Я хочу приехать к тебе в Донецк».
Нет, все-таки недаром я читал тогда Газданова.
А как твоя жизнь, сын, в целом? Какие прозрения снизошли на тебя, когда вышел ты один на свою дорогу?
Отвечает: «Конечно, удобнее всего было бы в качестве “новостей” начать рассказывать про удивительные открывшиеся мне нюансы самостоятельной жизни. И мама, и бабушка, и тётя обращаются ко мне именно с такой постановкой вопроса. Но мне нечего им ответить. Моё мироощущение никак не меняется. Живу обычной жизнью, просто без родственников».
Что ж, всё, как я хотел. Весь в меня.
Ещё дети, наконец, пытаются делать что-то собственными руками – в смысле подарки.
То мы им всё дарили, а теперь ответы посыпались.
Старшая дочка сплела мне сердце – бумажное, в золото выкрашенное. Я вожу его с собою. Теперь у меня два сердца. Своё, немного загнанное, прокуренное и немного пропитое, и запасное, золотое.
Младшая наклеила на бумагу невозможную абракадабру – видимо, символизирующую мою удивительную и сумбурную жизнь, – из пластилина, а рядом прилепила четыре буковки: «п», «а», «п», «а». Но так как она у нас левша и многое делает несколько наоборот, то получается у нее: апап.
Апап и амам.
Или средние, девочка с мальчиком, на ватмане нарисуют целую панораму. Наши собаки – две. Наше застолье. Наши прогулки. Воздушные шарики, конечно. Воздушные шарики всегда могут спасти экспозицию и наполнить ее смыслом. Всё нарисовано невозможно криво, вразброс. Никто из детей ни в малейшей мере не унаследовал одарённость дедушки – мой отец отлично рисовал. Ну да ладно: зато как любопытно изучать, кто в семье – согласно этим рисункам – самый большой: папа, мама или собака, кто самый маленький, кто самый весёлый, а кто самый строгий. Истинная находка для психолога! По этим рисункам идеально высвечивается то, как дети видят свою семью, своё место внутри семьи.
Нормально видят, как мне кажется.
Но жизнь, как говорится, вносит свои коррективы. Вносит коррективы, выносит мозг. Это нормально, нам никто не обещал исключительно сливки и мёд. Полынь и лебеда тоже входят в рацион.
Я вижу детей реже, чем хотелось бы. Последние годы я куда чаще вижу вокруг людей с оружием. Но с каким внутренним ликующим счастьем, возвращаясь домой, я свершаю все эти обыденные дела. Всё такой поэзией наполняется!
Отвести дочку на собачью площадку. Сидеть в машине и ждать её. Даже не курить. Ничего не делать вообще. Не думать. Ждать дочку с собачьей площадки, румяную и счастливую. Вот уже идёт.
Проговорить с младшим сыном час о футболе. О футболе, который мне известен и понятен так же примерно, как китайский язык или ландшафты Плутона. За всю жизнь я посмотрел один футбольный матч. Лет в шестнадцать. Чтоб понять, в чём тут прикол и почему миллионы людей обожают это зрелище. В сущности, мне понравилось, но с тех пор так больше не нашёл я в своей жизни и часа, чтоб на это полюбоваться.
И вот однажды я пошёл смотреть, как мой младший в составе районной команды участвует в соревнованиях. У меня взмокли ладони – что со мной последний раз случалось, когда меня вызывали к доске на ненавистной алгебре. Но когда он подал голевой пас – о! – я закричал. Закричал неистовым криком.
В тот миг я ничего не знал в мире лучше футбола.
А вечером с самой младшенькой, с самой маленькой улечься спать, и на ночь обязательно почитать. «Давай ещё сказочку?» – просит. Ну, давай ещё сказочку. Так до одиннадцати вечера и читаем. Она хохочет, мне тоже смешно; или грустно иногда.
Я не читал вовремя детских сказок: сразу начал с рассказов о детстве Ленина и «Книги будущих командиров». Теперь навёрстываю упущенное. Крайне интересные приключения у всех этих ёжиков, зайчиков и синичек. Мне кажется, это куда любопытнее Кастанеды и куда глубже Коэльо. Написано уж точно лучше.
«И последнюю, папочка. Последнюю сказочку!»
Ты сама сказочка.
Вся моя жизнь – сказочка. Спасибо тебе, Господи, за всё.
