Леонид Губанов

* * *

Я дам тебе сегодня голубей
и угощу тебя вишневым соком.
Но ты упряма, нет тебя верней —
звезде печальной и звезде далекой.

Откланиваясь бархатным плащом,
берешь ты шляпу в лебединых перьях
и тихо говоришь — что я прощен,
а я не верю, слышишь, я не верю!

Узорчатое красное окно
открыто, и два голубя сомкнулись,
и крылья их в веселое вино
моей зари невольно окунулись.

Как хорошо им в небе голубом
кружить и на лету лишь целоваться —
как две души, познавшие любовь, —
им ничего на свете не бояться.

Вот так же я, отвержен и угрюм,
глядел, как разбивали мне корону,
но все равно я прокричал — люблю! —
и сам поцеловал топор холодный.

Венец из лавра будет мне к лицу,
как красная рубаха злому кату.
Я дань несу Небесному Отцу —
свои стихи в серебряных окладах.

И рядом я не вижу никого,
кто бы принес еще хотя бы слово,
а ты — луч солнца в царстве вековом
моей души, где яблони и совы.

О, Муза! Полевые мы цветы,
кто пьет с нас, тому сладко, сладко,
сладко…
И в этот миг молитвою святых
у сердца зажигается лампадка!

* * *

И вечности изменчивый поклон,
и вежливая ложь — не пить ни грамма,
и сорок тысяч сгорбленных икон,
что в очереди по подвалам храма,
волнуясь, встали в трещинах, в пыли,
перебирая ризы, как платочек.
Ах, чтобы написать вам смысл земли,
мне не хватает лишь двенадцать точек
тех звезд блаженных, где душа моя
студит виски и с неподдельной грустью
к последней церкви шлет, боготворя,
слез неземных земное захолустье.
Цепочкою юродивых мой почерк —
в железах буквы и в крови колена,
а на губах фиалковых пророчеств —
надменно угрожающая пена.
И вечности изменчивый поклон,
и то ли крышка, то ли просто фляжка
через плечо… и колокольный звон,
что одевает в белую рубашку!..

Отправить