Наши предки вели образ жизни охотников-собирателей как минимум первые 200 000 лет своей истории. Благодаря мелким, но постоянным нововведениям они добывали пищу все более успешно и во все более разнообразных условиях, пока 10 000 лет назад, в конце последнего ледникового периода, не оказалось, что люди населяют практически весь мир. В последние 10 000 лет образ жизни человека преобразился благодаря цепочке новых технологий, вместе образующих то, что мы называем земледелием или сельским хозяйством.

Земледелие принесло колоссальные изменения, в чем-то подобно фотосинтезу и многоклеточности. Оно пустило историю человечества по новому, более динамичному пути, потому что с его помощью нашим предкам удалось освоить более крупные потоки ресурсов и энергии, которые позволили им делать что-то новое и создавать формы материального богатства. Как во времена золотой лихорадки, энергетическая жила, вскрывшись, вызвала сумасшедшие перемены. В конечном итоге она перестроила отношения между человеком и биосферой, потому что с ростом земледельческих обществ они стали вмещать гораздо более крупные популяции и у них образовалось значительно больше подвижных элементов, чем в обществах охотников-собирателей. В результате роста количества энергии, ресурсов и населения, а также взаимодействия между общинами запустились циклы положительной обратной связи, которые придали изменениям дополнительное ускорение. По всем этим причинам мы считаем сельское хозяйство седьмым порогом усложнения.

Потенциал для трансформационных нововведений присутствовал с тех пор, как возникло коллективное обучение, но теперь началась его реализация, и к этому привели три основных условия Златовласки: новые технологии (и в результате коллективного обучения – все более широкие знания об окружающей среде), рост демографического давления и потепление климата в эпоху голоцена.

Когда человеческие сообщества освоились со сбором данных об окружающей среде и управлением этой информацией, стали расти их знания и умения в собирательстве и охоте, а также влияние на окружающую растительность, животных и рельеф. «Земледелие с горящей головней» привело к преобразованию огромных площадей, потому что так человек смог получать больше полезных для себя растений и животных. Когда капитан Кук со своей командой в 1770 году шел по морю на север вдоль восточного побережья Австралии, он не видел дикой природы. Глазам моряков предстали струйки дыма вдали, там, где австралийцы жгли землю, и местность, затронутая человеческой деятельностью не меньше, чем загородные сады их родной Англии. Австралийской мегафауны уже давно не было. Огнелюбивые эвкалипты, к этому времени преобладавшие в местных пейзажах, росли здесь благодаря тысячам лет огневого земледелия.

Земледельцы, как и охотники-собиратели, использовали информацию, которая накапливалась тысячи лет. Но они использовали ее по-новому, так что человек стал обрабатывать окружающую среду на совершенно ином уровне.

Принцип, который лежит в основе земледелия, – сама простота. С помощью знаний об окружающей среде земледельцы приумножали количество тех растений и животных, которые представлялись им наиболее полезными, и снижали число тех, которые использовать не могли. Они пололи и поливали землю, чтобы способствовать росту нужных им растений, например пшеницы и риса, и помещали в загоны животных, которых считали ценными, таких как овцы и козы, но при этом удаляли сорняки и отгоняли или убивали тех животных, что им не нравились, например змей и крыс. Эта деятельность вызвала изменения на огромных участках местности, а растения и животные реагировали на новые условия тем, чем всегда отвечают на перемены в окружающей среде – генетически приспосабливались, эволюционировали. Поэтому, когда земледельцы изменили условия их обитания, стали появляться новые сорта растений и породы животных. Лучше всего чувствовали себя те виды, которые были угодны человеку, потому что люди заботились о них особенно тщательно. Появились более питательные растения, такие как окультуренная пшеница и рис, а также более полезные животные, например прирученные собаки, лошади, коровы и овцы. Домашние животные помогали охотникам, перевозили на себе людей и продукты, давали шерсть и молоко. Забивая их, можно было получить мясо, шкуры, кость и жилы.

Земледельцы обнаружили, что перестраивать среду – это тяжелая работа. Но за то, что они рубили, пахали, пололи, осушали и огораживали, окрестные почвы, реки и леса давали им гораздо больше энергии и ресурсов, потому что ценные для них виды пышно разрослись. Это позволило первым земледельцам получать больше фотосинтетической энергии, текущей сквозь биосферу. Конечно, это не значит, что общий ее поток должен был увеличиться. Возможно, он даже снизился, потому что люди удаляли высокопроизводительные растения, например деревья. Но для земледельца главным было то, что теперь он мог получить бóльшую долю оставшегося.

Земледелие дало человеку не просто пищу, древесину и волокна. Оно дало опосредованный доступ к новым потокам энергии. Например, люди не едят траву, но ею питаются лошади и быки, и таким образом земледельцы, выпасая этих животных, а затем используя их как ездовых или тягловых или забивая и поедая их, подключаются к мощному потоку энергии фотосинтеза, который идет через пастбища. Это многое меняет. Человек способен выдать мощность до 75 ватт, а лошадь или бык порой – в 10 раз больше. Всю эту дополнительную энергию можно использовать, чтобы вспахивать землю глубже, чем позволяет ручной плуг, или перевозить товары или людей. Кроме того, земледельцы были в состоянии увеличить производство не только съедобных растений и животных, а, например, льна и хлопка, из которых можно делать ткани, а также сажать деревья и строить из древесины дома, фермы, хлева и изгороди или жечь ее, чтобы готовить пищу и обогревать жилища.

Проще говоря, суть земледелия заключалась в том, что некоторое количество энергии и ресурсов захватил отдельный, очень изобретательный вид, которому становилось доступно все больше информации о способах эксплуатации окружающей среды. Магия коллективного обучения помогла человеку увеличить свою долю протекающих через биосферу энергии и ресурсов, направляя все большую часть этих потоков туда, где их могли использовать люди, точно так же как в конце концов они стали отводить потоки крупных рек на свои поля и в свои города.

С точки зрения биологии земледелие – это форма симбиоза, тесные взаимовыгодные отношения между отдельными видами. Охотники-собиратели знали и использовали сотни разных видов растений, зверей и насекомых, но земледельцы сосредоточились на небольшом количестве избранных, с которыми установили исключительно тесную связь. Интенсивные отношения симбиоза часто вызывают изменения в поведении и генетике обоих видов. Современные медовые муравьи «приручают» тлей. Они их защищают, снабжают едой и помогают размножаться. Тли к настоящему моменту настолько изменились, что не могут выжить сами по себе. Они платят за еду и защиту тем, что в ответ на ласковое поглаживание дают муравьям мед. Для нас более знакома и важна связь между растениями и пчелами. Пчелы получают нектар, а цветы успешнее размножаются, потому что насекомые переносят пыльцу с цветка на цветок. Если уничтожить слишком много пчел, под угрозой окажется урожай зерна, от которого зависит пропитание миллиардов людей.

Избранные виды, в которые земледельцы вложили столько заботы и труда (одомашненные и окультуренные), мало что приобрели в плане качества жизни. Но с точки зрения демографии – довольно много. Их численность взлетела, а количество диких животных (в которых земледельцы заинтересованы не были) резко упало. В 2000 году общая биомасса всех диких сухопутных млекопитающих составляла примерно 1/24 долю биомассы домашних.

Симбиоз влияет на все участвующие в нем виды в процессе коэволюции. Сравните современный початок кукурузы с ее невзрачным диким предком, теосинте. Или дикого барана-муфлона с его современным одомашненным родственником. Домашнее животное смотрится так, будто оно создано специально для человека. Оно послушно (злые языки могут сказать, что оно глупее своих свободных братьев), дает больше шерсти, чем ему нужно, вкус его мяса нравится людям, и оно не может выжить без защиты человека. В демографическом плане эта эволюционная стратегия оказалась неожиданно успешна. Сегодня домашних овец больше миллиарда, тогда как популяций муфлона осталось всего несколько.

Человек тоже изменился, но иначе. Он приспосабливался к новым условиям скорее культурно, чем генетически. Конечно, земледелие повлияло и на его генетику. Например, если ваши предки когда-то пасли скот и употребляли коровье или кобылье молоко, скорее всего, вы будете усваивать его и во взрослом возрасте, потому что у вас по-прежнему вырабатывается лактаза, фермент, который помогает переваривать лактозу (молочный сахар). Охотники-собиратели питались грудным молоком примерно до четырех лет и, вырастая, в выработке лактазы больше не нуждались. Но там, где молоко коров и лошадей стало важным источником пищи, люди продолжили вырабатывать этот фермент и во взрослом возрасте – произошла генетическая мутация.

Однако в основном человек приспосабливался к земледельческому симбиозу не путем генетических изменений, а через новые способы поведения: в процессе коллективного обучения накапливались технические, социальные и культурные нововведения. Люди придумали новые способы обрабатывать землю, извлекать ресурсы из лесов и рек. При этом им также пришлось научиться по-новому вместе жить и работать. Культурные изменения происходят гораздо быстрее генетических, вот почему в результате земледелия образ жизни человека преобразился всего за несколько поколений.

У человека ушло от 100 000 до 200 000 лет, чтобы приспособить технологию охоты и собирательства к всевозможным условиям в разных местах на планете Земля. Земледелие распространилось по миру меньше чем за 10 000 лет, по мере того как люди приспосабливали его методы к разным видам, почвам и климату. Сегодня за этим процессом можно проследить, как за распространением болезни из нескольких отдельных очагов инфекции.

Это происходило не равномерно и не постепенно. Земледелие быстро распространялось в одних местах, медленно в других, а где-то почти полностью отсутствовало, и данные различия оказали огромное воздействие на географию человеческой истории. К тому моменту, как люди стали возделывать землю, они рассеялись так широко, что события в одной части мира едва ли влияли на другие. Крупные изменения происходили в рамках отдельных общин, и информация о них сперва передавалась по местным каналам. Идеи постепенно распространялись на большие расстояния, но некоторые самые существенные препятствия на пути людей, идей и технологий, и на пути земледелия в том числе, удалось преодолеть лишь 500 лет назад. Уровень моря после окончания последнего ледникового периода повысился и разорвал связь между Евразией и Америкой; вряд ли имело место какое-либо сообщение между Евразией и Австралией или с архипелагами в западной части Тихого океана, часть из которых была заселена уже 30 000 лет назад. По сути, теперь люди жили на нескольких отдельных мировых островах или в отдельных мировых зонах. История человечества в этих зонах разворачивалась почти так же, как если бы их жители пребывали на разных планетах.

Самой большой и старой мировой зоной была Афроевразия. Человек возник именно здесь, а благодаря сухопутному мосту между Африкой и Евразией идеи, люди и товары могли партиями перемещаться на большие расстояния. Следующей по старшинству была Австралия, где первые поселенцы появились около 60 000 лет назад. Во время последнего ледникового периода австралийская мировая зона соединилась с Папуа – Новой Гвинеей и Тасманией, а вот связь с Евразией была здесь очень тонкой. Третью по размеру мировую зону, находящуюся в Америке, заселили не позднее чем 15 000 лет назад, но она оказалась почти полностью отрезана от Евразии, когда к концу последнего ледникового периода затопило Берингов пролив. В последние тысячелетия в Тихом океане возникла четвертая зона. Западные острова, например Соломоновы, возможно, были заселены уже 40 000 лет назад, но те, что находятся дальше к востоку и югу (в том числе Новая Зеландия, Гавайи и остров Пасхи), стали обитаемыми в результате любопытной серии миграций по морю, которые начались всего 3500 лет назад.

Благодаря разделению мира на такие зоны образовались условия для восхитительного естественного эксперимента, потому что, оглядываясь назад, можно увидеть, как история человечества разворачивалась в каждом отдельном случае. В истории всех мировых зон есть важные общие черты. Коллективное обучение везде привело к созданию новых технологий, новых социальных отношений и культурных традиций. Но это происходило с разной скоростью, а значит, по-разному развивалось земледелие, и в каждом регионе формировался свой исторический путь. Эти отличия сыграли большую роль, когда в XVI веке восстановилась связь между мировыми зонами.

Первым земледелие появилось в афроевразийской зоне, здесь же оно впоследствии быстрее всего распространилось и имело самое большое влияние. Оно также довольно рано возникло в Папуа – Новой Гвинее. В конце концов развилось оно и в Америке. В других местах, хотя многие общины и пробовали заниматься определенными формами земледелия, оно не вызвало таких масштабных преобразований.

14 000 лет назад охотники-собиратели уже проникли во все мировые зоны, а некоторые из них, особенно в Афроевразии, стали переходить к оседлости и реорганизовывать окружающий мир. Через 5000 лет можно было обнаружить земледельческие деревни в точке соприкосновения Африканского и Евразийского континентов, вдоль реки Нил и горной дуги на восточном побережье Средиземного моря, которую называют Плодородным полумесяцем. Еще через 2000 лет такие же деревни появились совсем в другом регионе, на возвышенностях Папуа – Новой Гвинеи. 4000 лет назад вы нашли бы общины земледельцев во многих частях Африки и Европы, почти по всей Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии и в американской мировой зоне. Вероятно, к тому времени большинство людей зависели от земледелия, потому что оно могло обеспечивать продуктами питания более многочисленные популяции, чем охота и собирательство. Но обширные территории, в том числе Австралию, Тихий океан и многие области Америки и Афроевразии, по-прежнему населяли редкие, разбросанные общины кочевых охотников-собирателей. Впрочем, даже здесь мы иногда видим маленькие шаги в сторону сельского хозяйства.

Земледелие или нечто похожее на него развивалось в разных частях света вполне независимо. Его не изобрели в один момент. Важное следствие: накапливая все больше технологических и экологических знаний, отдельные человеческие сообщества во всем мире рано или поздно с большой вероятностью должны были начать развивать технику земледелия на основании того, чему научились в ходе охоты и собирательства. Но скорее всего, они сделали бы это только тогда, когда им понадобились бы дополнительные ресурсы, которыми земледелие могло их обеспечить, потому что это все же тяжелая работа и общине пришлось бы полностью поменять уклад жизни.

В конце последнего ледникового периода одновременно произошло два глобальных изменения, в результате которых на небольшом количестве территорий земледелие стало выглядеть привлекательно. Во-первых, на всей планете началось потепление климата и повысилась влажность; во-вторых, теперь охотники-собиратели занимали на Земле столько места, что кое-где стало тесновато. Оба этих фактора подтолкнули людей к земледелию. Поскольку в какой-то степени они ощущались в разных областях во всех мировых зонах, этим можно объяснить тот странный факт, что в течение всего нескольких тысяч лет земледелие появилось в местах, не связанных между собой.

Климат стал неравномерно теплеть около 20 000 лет назад, а 13 000 лет назад средняя мировая температура приблизилась к нынешней. Затем, во время внезапного похолодания, которое называется «поздний дриас», как минимум на 1000 лет она резко упала, а потом снова выросла. В течение примерно 10 000 лет климат оставался исключительно стабильным. Благодаря потеплению, влажности и необычайной устойчивости климата занятие земледелием стало более осмысленным, чем было в течение по крайней мере 100 000 лет, и сложились условия Златовласки для целой аграрной эры. Графики среднемировой температуры за 60 000 лет четко показывают, насколько удивительно равномерным климат был в последние 10 000 лет, хотя за пределами тропиков наблюдался больший разброс.

Более теплый, влажный климат раннего голоцена привел к образованию нескольких районов с обильной и разнообразной растительностью, которые стали для местных охотников-собирателей богатыми «эдемскими садами». В некоторых из этих мест было столько ресурсов, что люди могли перейти к оседлому образу жизни в постоянных общинах или деревнях. Недавно на Дампировом архипелаге у берегов Западной Австралии нашли каменные дома круглой формы, возраст которых составляет 9000 лет. Подобные процессы наиболее подробно изучены в области Плодородного полумесяца, на восточном побережье Средиземного моря. Здесь группы, которые археологи называют натуфийцами, 14 000 лет назад стали жить в постоянных деревнях с населением в несколько сотен человек. Они собирали урожай диких злаков с помощью серпов из заточенного кремневого камня, вставленного в ослиную челюсть. Они держали газелей в загонах, строили дома и хоронили мертвых на кладбищах. Они еще не занимались земледелием – пыльца, найденная в этих местах, относится к диким злакам. Но они были оседлыми и жили в деревнях. Археологи называют такие общины «зажиточными охотниками-собирателями».

Возможно, оседлости натуфийцев также способствовало демографическое давление. Многочисленность их поселений позволяет предположить, что в области Плодородного полумесяца население росло быстро. Это неудивительно, ведь здесь проходили пути большой миграции между Африкой и Евразией, по которым могли прибывать новые люди.

Переход к оседлости способствовал дальнейшему росту населения несколькими разными способами. Охотники-собиратели, хорошо зная, сколь малые группы людей может кормить земля, часто старались ограничить темпы своего роста. Но в деревнях младенцев уже не нужно было носить на себе, а детей можно было привлечь к работе. В результате изменилось отношение к семье, потомству и гендерным ролям. Деревенской семье с большим количеством детей было обеспечено много рабочих рук, а ее старикам – уход и защита. Так что в большинстве оседлых общин считалось, что женщина должна рожать как можно больше, отчасти потому, что люди знали: половина детей, скорее всего, умрет. Эта позиция способствовала более отчетливому разделению гендерных ролей и предопределила жизнь женщин, которые на протяжении всей аграрной эры человеческой истории в основном занимались вынашиванием и воспитанием детей. Эти же факторы объясняют, почему через несколько поколений многие деревни зажиточных охотников-собирателей столкнулись с проблемой перенаселения.

С ростом численности натуфийцам пришлось извлекать из земли больше ресурсов. Это означало, что теперь нужно было тщательнее ухаживать за ней и в конце концов в какой-то форме заняться земледелием. Натуфийцы попались в ловушку. Свои первые деревни они, казалось, строили в экологическом раю, но всего через несколько поколений столкнулись с новым кризисом перенаселения, а поскольку соседние общины тоже быстро росли, просто расширить свою территорию они не могли. Вместо этого им пришлось использовать любые доступные средства, чтобы повысить производительность той земли, которая у них уже была. Все это вынудило их начать тяжелую жизнь земледельцев, скорее всего, против своей воли, а когда они поняли, что это такое, то забыли, как быть охотниками-собирателями. Как всегда при коллективном обучении, новое знание, накопившись, затмило собой познания и открытия древности. С ростом численности людей эти же факторы заставили общины охотников-собирателей претерпеть преобразования во многих частях света.

Среди лучших свидетельств перехода от зажиточного собирательства и охоты к земледелию – находки в Абу-Хурейре на севере современной Сирии, вблизи долины Евфрата. Поселение здесь обнаружили в начале 70-х годов XX века, раскопки велись всего два сезона, после чего участок был затоплен при постройке плотины. В самых древних слоях нашли скопление типичных для натуфийских охотников-собирателей домов круглой формы, возраст которых датировали примерно 13 000 лет. Их обитатели охотились на газелей и диких ослов и собирали множество разных видов пищи, включая орехи, фрукты и дикие злаки. Когда во время резкого похолодания в позднем дриасе климат на тысячу лет испортился, теплолюбивые фрукты исчезли, и поселенцы перешли на более устойчивые злаки, хотя собирать и перерабатывать их было сложнее. В конце концов они стали питаться одомашненными вариантами приспособленной к холоду зерновой ржи, так что по крайней мере в Абу-Хурейре, по-видимому, перейти к земледелию охотников-собирателей вынудил климат. К концу холодов поселение уже много веков как было оставлено; оно вновь оказалось заселено почти 11 000 лет назад. Теперь здесь появилась солидная деревня с сотнями прямоугольных глинобитных домов и несколькими тысячами жителей, которые разводили окультуренные злаки и охотились на диких газелей и овец. В более поздних слоях количество костей овец довольно резко вырастает, что определенно говорит об их полном одомашнивании. По человеческим останкам можно судить, какой тяжелой бывала жизнь первых земледельцев. Зубы у них всегда сильно стерты злаковой пищей, хотя с появлением керамики износ зубов уменьшается, потому что в то время злаки стали обрабатывать и готовить из них кашу. Скелеты женщин демонстрируют явные признаки износа вследствие того, что они по многу часов раскачивались на коленях, молотя зерно.

Можно вполне уверенно сказать, что люди занялись сельским хозяйством неохотно, потому что уровень жизни в первых аграрных деревнях, судя по всему, понизился. Скелеты обитателей древнейших поселений земледельцев в Плодородном полумесяце обычно короче, чем у их соседей, охотников-собирателей, из чего можно заключить, что рацион первых был менее разнообразен. Земледельцы могли производить больше пищи, но им сильнее угрожал голод, потому что, в отличие от охотников-собирателей, основу их питания составляло всего несколько культур, и, если те оказывались в дефиците, возникала серьезная проблема. Кости первых земледельцев говорят о недостатке витаминов, скорее всего вызванном регулярным голоданием между урожаями. Они также несут в себе следы больших нагрузок, вероятно связанных с тяжелым трудом: пахотой, сбором урожая, валкой деревьев, поддержкой в хорошем состоянии зданий и ограждений и молотьбой. В деревнях образовывались отходы, привлекавшие вредителей в достаточно больших количествах, чтобы стали распространяться болезни, возбудители которых не могли выжить в условиях мелких, чаще всего кочевых сообществ охотников-собирателей. Все эти признаки ухудшения здоровья говорят о том, что первые земледельцы стали вести такой сложный образ жизни с его все более тесными внутренними взаимосвязями скорее вынужденно, нежели потому, что их влекли его преимущества.

Откуда они узнали, как получить больше урожая с одной и той же земли? Откуда, собственно, они знали, как вести сельское хозяйство? Здесь чрезвычайно ярко проявляется сила коллективного обучения. На большинство других видов столкновение с подобными экологическими кризисами в плане демографии подействовало бы как удар о кирпичную стену. Эта стена определяет знаменитую кривую роста населения в форме буквы S, свойственную большинству типов организмов: численность нового вида приумножается, пока не окажется, что он потребляет всю пищу и энергию в своей нише, после чего особи начинают голодать, их способность к размножению падает, а рост популяции выравнивается. У человека был более широкий выбор благодаря большему количеству информации. Существенная ее часть раньше была не нужна. Это было потенциальное знание, которое, как потенциальная энергия, хранится в резерве и активируется, только когда понадобится. Современные охотники-собиратели обладают обширными потенциальными знаниями, которые они смогут активировать в случае кризиса, и, несомненно, похожие их формы были доступны натуфийцам. Им было известно, что растения, которые им нравятся, растут быстрее, если их поливать и выпалывать конкурентов. В Австралии в последние века общины охотников-собирателей осваивали более мощные технологии, например жатву (на севере континента – с использованием серпов из каменных лезвий с ручками, покрытыми мехом), молотьбу и разведение угрей в специально созданных системах мелких каналов. Но большую часть времени охотники-собиратели не утруждают себя этими приемами, потому что в них нет необходимости, тогда как они требуют большой дополнительной работы. В таких областях, как Плодородный полумесяц, климатические и демографические изменения раннего голоцена одновременно создали возможности для этих резервных технологий и мотивировали людей использовать их, причем более-менее постоянно. Так охотники-собиратели стали земледельцами.

Проще говоря, потепление климата создало в нескольких благоприятных регионах возможности для оседлой жизни и земледелия, демографическое давление порою делало их необходимыми, а резервное знание, которое тысячелетиями накапливали охотники-собиратели, на старте обеспечило первых земледельцев нужной технологией.

Географию раннего земледелия определяла тектоника плит в сочетании с типами растений и животных, которые возникли в определенных областях. Некоторые из них довольно легко поддавались окультуриванию. Другие – нет. Охотников-собирателей привлекали такие места, как Плодородный полумесяц, где растения и животные были готовы к приручению. Определенно испытания на одомашнивание у людей прошло множество разных видов. Среди самых привлекательных растений были те, что накапливают большие запасы питания для своих семян, например фруктовые деревья. Еще лучше были сезонные клубневые растения или масляные семена, питательные лакомства из которых помогали человеку пережить периоды засухи. Пшено и рис, если собрать их урожай на пике созревания, оказывались таким богатым источником питания, что стоили огромных усилий, связанных с тем, чтобы сажать, защищать, поливать эти культуры, собирать и хранить их урожай.

Животные тоже были неодинаково полезны. Зебры слишком упрямы, чтобы их приручать. Львы и тигры чересчур опасны и их мясо не особенно вкусное. Но стадные животные, например козы, крупный рогатый скот и лошади, легче поддаются управлению, особенно если человеку удается сыграть роль вожака стада. Травоядные животные превращали траву в мясо, молоко, волокна и силу, позволяя человеку пользоваться просторными лугами, раскинувшимися по миру. Мясо таких животных обычно вкусное и питательное. Но к тому времени, когда стало распространяться сельское хозяйство, крупные, поддающиеся приручению травоядные встречались только в Афроевразии. Как мы уже видели, бóльшая часть мегафауны (за частичным исключением южноамериканских верблюдовых, например лам) в Австралии и Америке была уничтожена, вероятно, вскоре после прихода человека. Возможно, по этой причине в Афроевразийской мировой зоне сельское хозяйство развилось раньше и распространилось шире, чем в других местах.

Возникнув в нескольких центральных зонах, земледельческие деревни стали приумножаться, поскольку земледельцы оттачивали свои умения, находили новые способы увеличить производство и переносили свое ремесло в новые места.

Крупные реки, где тысячелетиями откладывались плодородные аллювиальные почвы, например Тигр и Евфрат, Хуанхэ (Желтая река) и Янцзы в Китае, а также реки Инд и Ганг на Индийском субконтиненте, привлекали все больше земледельцев. В Плодородном полумесяце и бассейне Нила их деревни появились, наверное, 11 000 лет назад, затем в течение одного-двух тысячелетий они возникли на берегах Янцзы и Хуанхэ. 6000–7000 лет назад такие культуры, как таро, разводили в горах Папуа – Новой Гвинеи. 4000–5000 лет назад земледельческие деревни были в долине Инда и Западной Африке. Теперь земледельцы появились и в Американской мировой зоне – вдоль реки Миссисипи, в некоторых частях современной Мексики и Центральной Америки, а также в Андах: в горах можно было найти разные условия для жизни и множество разнообразных видов, чтобы их окультуривать.

Земледелие распространялось из основных районов, где впервые возникло, вовсе не автоматически. Например, с гор Папуа – Новой Гвинеи оно не проникло на прибрежные равнины, где высокогорные культуры, такие как таро и ямс, росли хуже.

Когда демографическое давление вытесняло мигрантов в места с новыми условиями обитания, им приходилось приспосабливать к этому свои приемы земледелия, а иногда ждать, пока не сформируются новые породы одомашненных ими культур. Из Плодородного полумесяца земледелие распространилось на Центральную Азию, Турцию, а затем на Балканы, Восточную и Западную Европу – это происходило от 8000 до 4000 лет назад. По мере его проникновения в более холодные, лесистые европейские регионы с другими почвами, вегетационными сезонами и насекомыми-вредителями приспосабливаться пришлось и земледельцам и культурам. В Центральной и Северной Европе люди вывели новые породы злаков. В лесистых областях они занялись подсечно-переложным или подсечно-огневым земледелием, что предполагало кочевой образ жизни. При подсечно-огневом земледелии деревья жгли и валили, а затем возделывали усыпанную золой землю между пнями. Через несколько лет, когда почва теряла плодородность, люди перемещались. В долине Инда земледелие процветало 4000 лет назад, потом пришло в упадок, затем около 3000 лет назад снова стало продвигаться вдоль рек Инд и Ганг и в другие части Индийского субконтинента. В Африке скотоводство достигло расцвета в Сахаре (где тогда было больше влаги и более плодородная местность, чем теперь) уже 5000 лет назад, а скорее всего, гораздо раньше. 3000 лет назад земледелие прочно утвердилось в Западной Африке. Отсюда оно распространилось в центральную и южную части материка. В Америке земледельцы также должны были приспособиться к новым условиям: например, в Мезоамерике и вдоль реки Миссисипи образовались разные породы маиса.

Общин земледельцев стало больше, и изменения ускорились, потому что сельское хозяйство и множество перемен, которые оно принесло, распространялись быстрее, чем охота и собирательство. Почему рост был таким быстрым, неочевидно, ведь жизнь земледельцев легкой не была. Охотники-собиратели не исчезали, часто оставаясь жить бок о бок с земледельцами на протяжении многих тысяч лет. В некоторых местах, например в Сибири и Австралии, недостатки земледелия перевесили его преимущества, и охотники-собиратели процветали там до наших дней. Тем не менее в районах, пригодных для сельского хозяйства, тех, что можно приспособить к нему, или тех, где из-за быстрого роста населения истощались доступные ресурсы, у земледельцев было множество преимуществ перед их соседями, которые занимались охотой и собирательством. Даже подсечно-огневое земледелие могло кормить 20–30 человек на квадратный километр. Это в 100 раз превышает плотность населения, характерную для охотников-собирателей в аналогичной местности. Значит, когда становилось тесно, у земледельческой общины чаще всего оказывалось больше людей и ресурсов, чем у охотников-собирателей. Земледельцы могли задавить их количеством, а если нужно, победить в бою. Поэтому, возможно, уже 5000 лет назад большинство людей жили за счет земледелия, и земледельческие общины и те, кто на них опирался, вышли в истории человечества на первый план.

Распространяясь, земледельцы перестраивали окружающий мир. Они повсюду прореживали лес, строили деревни, вспахивали землю, изгоняли насекомых-вредителей, выкапывали сорняки. Земледелие по своей природе требует активного отношения к окружающей среде. Охотники-собиратели обычно видели себя частью биосферы, земледельцы же смотрели на окружающую среду как на что-то, чем нужно управлять, что нужно возделывать, эксплуатировать, мелиорировать и даже завоевывать. И если коллективное обучение дало им знания, необходимые, чтобы производить такие манипуляции, то само земледелие принесло им пищу и энергетические потоки, которые были нужны, чтобы приумножаться в количестве и с растущей силой и ловкостью преобразовывать все большие и большие площади.

Коллективное обучение и новые энергетические потоки – вот что управляло бурной исторической динамикой в аграрной эре и дало почву для революционных изменений, каких не видели в палеолите.

В течение, вероятно, 5000 лет с конца последнего ледникового периода, в аграрную эру истории человечества, главной силой выступали земледельческие деревни. Мегаполисы своего времени, это были самые сложные, густонаселенные и мощные общины на Земле. С распространением земледелия и ростом населения число деревень приумножалось, пока большинство людей не стали жить в них. Если бы вы родились в аграрную эру, скорее всего, вы были бы земледельцем или членом их общины.

Такая плотность населения была новым явлением в человеческой истории. По современным меркам земледельческая деревня может показаться простой структурой. Но по меркам палеолита это были настоящие джаггернауты в социальном, политическом и культурном плане. Здесь нужны были не только новые технологии, но и новые социальные и этические нормы, новые представления о совместной жизни, о том, как избежать конфликтов и разделить имущество общины. Если британский антрополог и эволюционный психолог Робин Данбар прав и эволюция снабдила человека мозгом, способным адекватно обрабатывать информацию о группе до 150 человек, тогда, чтобы сохранять свою целостность, значительно более крупной общине должны были потребоваться новые социальные технологии.

В первой половине аграрной эры большинство земледельческих деревень были независимыми общинами, слабо связанными с соседями. Они оставались достаточно маленькими, чтобы их могли скреплять традиционные законы кровного родства. Обмен людьми, товарами и идеями между деревнями становился все существеннее, но все же еще не было государств, империй, городов и армий. Громадные сложные общества, преобладавшие в последние 5000 лет человеческой истории, появились только после того, как земледелие распространилось достаточно широко и быстро, чтобы образовалась критическая масса людей, ресурсов и новых технологий. Но корни аграрных цивилизаций кроются в деревенских общинах начала аграрной эры.

Мы уже видели, что у охотников-собирателей был резерв потенциального знания в разных областях, в том числе информация о том, как управлять большими группами людей. Общины охотников-собирателей и первых земледельцев уже обладали потенциалом для социального усложнения, масштабных политических, экономических и военных систем и для огромных структур, которые мы видим во всех аграрных цивилизациях.

Гёбекли-Тепе, что находится в Южной Анатолии, служит яркой иллюстрацией интеллектуального и технологического потенциала, который скрывался в первых общинах охотников-собирателей и земледельцев. Это место впервые было заселено в эру натуфийских деревень, а затем люди периодически жили здесь в промежутке между 10 000 и 7000 лет до н. э. Комплекс содержит 20 каменных кругов и около 200 каменных колонн с красивой резьбой, часть из которых превышает 5 метров в высоту и весит до 20 тонн. Странные барельефы на некоторых из них изображают птиц или животных с когтями и клювами. Здесь нет хозяйственных зданий, и, что любопытно, многие колонны были ритуально захоронены. Археологи нашли и следы пивоварения, что тоже может говорить о ритуальной деятельности (и о вакханалиях). Все это позволяет предположить, что Гёбекли-Тепе, как и Стоунхендж в Англии или каньон Чако в Нью-Мексико, служил окрестным общинам обрядовым центром, может быть, для проведения древнего аналога Олимпийских игр или заседаний Организации Объединенных Наций. Он также мог использоваться как обсерватория. Огромные усилия, потраченные на постройку каменных кругов Гёбекли-Тепе, говорят о том, как важны были дипломатические и технологические связи между различными сообществами в эру стремительного роста населения. Размер колонн, точность и красота резьбы, а также тот факт, что для украшения и перемещения огромных каменных блоков, нужно было задействовать сотни человек, свидетельствуют о новом масштабе и уровне сложности социальной организации. Это неожиданно, потому что, скорее всего, те, кто построил самые древние из этих сооружений, еще были не настоящими земледельцами, а оседлыми или зажиточными охотниками-собирателями, подобно натуфийцам.

Когда деревни и системы деревень стали крупнее, традиционных законов кровного родства оказалось недостаточно. Первые земледельческие деревни расширились, образовывая новые связи с соседями, иногда превращаясь в небольшие города, и традиционные родственные и семейные законы пришлось изменить или дополнить новыми правилами, касающимися собственности, прав, ранга и власти. Традиционные социальные блоки по 100–200 человек нужно было соединять в более крупные системы, где неизбежна была иерархия. По мере распространения земледелия мы везде начинаем видеть новые, более иерархичные структуры, которые накладываются на деревенские общины, организованные по традиционным законам кровного родства.

Чтобы отследить отношения и ранги в деревне из тысячи человек, опираясь на традиционные законы кровного родства, нужно распространить эти законы в прошлое. Это могло быть устроено, например, так: если ваши родители, деды и прадеды произошли от старших детей в каждом поколении, вы как старший ребенок и вся ваша семья можете претендовать на превосходство. Такие механизмы позволили выстраивать по старшинству целые семьи и династии. Здесь мы видим зарождение классов и каст. Но талант тоже имел значение. Поскольку люди в крупных деревнях жили тесно, нарастали споры о правах на землю или наследство, о нападениях или ущербе, нанесенном имуществу, подобно тому как нарастали столкновения протонов в сжимающихся комках материи, из которых образовались первые звезды. Но разрешить спор в большой деревне – совсем не то же самое, что уладить семейную ссору. Примирители и судьи должны были обладать деликатностью, тактом, умом и опытом. А иногда им было необходимо диктовать свою волю силой.

Современные исследования мелких деревенских обществ показывают, как подобные ситуации приводят к появлению простых форм лидерства, когда человек, известный своим великодушием или силой, особенно сведущий в традициях и законе, благочестивый или искусный в бою, получает определенную власть над другими жителями деревни. Если ему хорошо даются социальное взаимодействие и политика, он может стать «большим человеком», лидером, известным своим великодушием, умением возглавить людей и организаторскими способностями. Ранги, основанные на происхождении или способностях, стали фундаментом классового и кастового деления. Прототип имперской власти закладывался уже во время пиров и битв древних деревень.

С ростом количества людей и интенсивности обмена также увеличивались мощь и синергия механизма коллективного обучения. Многие нововведения способствовали тому, что земледелие в разных областях постепенно совершенствовалось, а некоторые из них вели к кардинальным переменам. Особенно большую роль сыграли приручение крупных животных и масштабная ирригация.

Вероятно, животные были одомашнены тогда же, когда и первые растения. Возможно, с собаками это произошло еще в общинах охотников-собирателей, где они помогали в охоте, сторожили или даже грели людей зимой. Но вначале приручать животных было неэффективно. Их держали в загонах и с порядочными затратами кормили, а затем забивали, чтобы получить мясо, шкуры, кости и сухожилия. В период от 7000 до 6000 лет назад, в первую очередь в местах, где обширные пастбища позволяли содержать крупные стада домашнего скота, земледельцы и пастухи придумали, как использовать животных, прежде чем их забить. Они стали доить коров, кобыл, коз и овец; овец и коз стригли; на лошадях ездили или запрягали их в колесницы. Археолог Эндрю Шерратт назвал эти новые технологии «революцией вторичных продуктов», потому что люди научились пользоваться как первичными продуктами одомашненных животных (теми ресурсами, которые можно получить, забив их), так и вторичными (энергией и ресурсами, которые они могли дать, оставаясь живыми). Вплоть до современной эпохи эти мощные технологии были полностью сосредоточены в Афроевразийской мировой зоне, потому что в мегафауне Америки было истреблено слишком много видов, и кандидатов на одомашнивание осталось лишь несколько. При этом в некоторых областях Афроевразии, например в Центральной Азии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, вторичные продукты оказались настолько выгодны, что целые общины полностью перешли на использование домашнего скота: они стали следовать за ним с пастбища на пастбище, жить в палатках и в итоге вернулись к кочевому образу жизни. Мы называем таких людей кочевыми скотоводами. Благодаря своей мобильности они прекрасно связывали отдельные территории и в конце концов стали переносить по так называемым Шелковым путям через всю Афроевразию идеи, технологии, товары и даже болезни.

Сопоставимые перемены вызвала масштабная ирригация. В Месопотамии демографическое давление заставляло все больше и больше земледельцев покидать хорошо орошаемые возвышенности Плодородного полумесяца и уходить в засушливые южные земли в сердце современного Ирака, где протекают две крупных реки этого региона, Тигр и Евфрат. Здесь выпадало так мало осадков, что для того, чтобы заниматься земледелием, приходилось отводить воду из рек. Сначала землепашцы пользовались простыми канавами, которые рыли сами. Но в конце концов целые общины начали совместными усилиями строить и поддерживать сложные системы каналов и дамб. Над крупнейшими из них должны были трудиться тысячи человек, здесь требовалась серьезная работа по управлению и координации. Но там, где разливы больших рек тысячелетиями обогащали почвы, это принесло колоссальный результат. Сельское хозяйство в пригодных для ирригации регионах, включая Северную Индию, Китай, Юго-Восточную Азию и, в конце концов, некоторые области Америки, развивалось не по дням, а по часам. Орошаемое земледелие могло накормить больше людей, но требовало нового уровня кооперации в обществе, так что под его действием земледельческие деревни стремились объединяться в более крупные социальные и политические системы.

По мере того как методы земледелия совершенствовались и как оно распространялось, население быстро росло. Понадобилось не менее 100 000 лет, чтобы в конце последнего ледникового периода количество людей достигло 5 млн. 5000 лет назад их численность была больше уже в четыре раза, составляя около 20 млн человек. 2000 лет назад людей было 200 млн, в 40 раз больше, чем в конце последнего ледникового периода.

Но этот процесс никогда не шел равномерно. Рост населения повсеместно прерывали катастрофы. В аграрную эру царили болезнь, голод, война и смерть, четыре всадника Апокалипсиса. Как мы уже говорили, в отличие от лагерей кочевников, в деревнях накапливались отходы, которые привлекали вредителей, так что болезни быстро распространялись. Там, где появлялись новые заболевания – инфекции, к которым у людей не было иммунитета, например оспа, – они нередко уносили половину населения. Земледельцы также были более чувствительны к голоду, чем охотники-собиратели, потому что жили всего на нескольких зерновых культурах. Когда еды начинало не хватать, люди часто питались сорняками, желудями и древесной корой, на которых можно было выжить лишь до поры до времени. Больше всех страдали и первыми умирали самые молодые и самые старые. С ростом населения между деревнями вспыхнуло соперничество за землю, воду и другие ресурсы. Его олицетворяет третий всадник, война, порою еще более разрушительная, чем болезнь и голод, и часто неотступно следующая за ними. Люди воевали всегда, но земледельческие общества были более многочисленны, а оружие стало мощнее, когда у воинов появились металлические копья, колесницы и осадные орудия. Четвертый всадник, смерть, шел за тремя остальными.

Хорошо это или плохо, но человеческая история вступила в более динамичную эру, где не было ничего более постоянного, чем перемены. Человеческие общины по мере роста в количестве, размере и сложности заложили основу аграрных цивилизаций, характерных для последних 5000 лет истории человечества.